и листья на ветру

всё плывёт и кружится, кровью залито и опалено раз двадцать по кругу, приправлено кисловатым привкусом вина и пота, горчит дымом пороха и вспаханной после битвы землёй. размазывается внутри черепа сплошной болью непроглядной. впивается изнутри в мышцы раскалёнными гвоздями. тянет, давит, стонет прямо в ухо. то ухо, что не прижато к днищу повозки и ещё может расслышать хоть что-то. злобное рычание вместо нарочитого стального спокойствия. нет больше спокойствия, лишь ярость такая же опаленная и глухая, что бьётся прогорклой кровью сквозь ноздри. где-то там в небе, очень далеко, наверное, ему видится птица. большая, с широкими и сильными крыльями, а, может, это просто воробей, испуганно промелькнувший прямо над ними. сейчас Зик не уверен ни в чём. даже в том, жив ли он вообще. может, это просто ад. очередной ад, только в этот раз настоящий. тот, который рисовали гравюрами на потрёпанных страницах старых книг упорные верующие. что то там про "за деяния праведные ждёт вас жизнь вечная, за деяния греховные низвергнуты будете в пучины скорби, что жечь будут вас пиками калёными до веков скончания" в таком аду Зик уже бывал и не раз и даже не сотню. в таком аду Зик жил и живёт. жить будет вечно. такой ад реален и не из-за гравюр на пожелтевших страницах . этот ад на полях боя, на крошечном острове неподалёку от материка, посреди Либерио, в крепостях, в лесах и полях. этот ад сейчас смотрит на него смоляными провалами, горящими в кровавом закате. "до чего нелепо," скребется короткая мысль, "у него же глаза не чёрные". нелепая. короткая. откуда вообще взялась. откуда вообще Зик на такое внимание обращать начал, особенно сейчас, когда сил едва хватает просто чтобы не умереть. ад смотрит на него и взгрызается непроглядной бездной в самое нутро. всё плывет маревом, втягиваясь в ноздри и ухо, вытекает кровью из обрубков, оставшихся вместо ступней. солнце вспыхивает, выжигая всё вокруг, даже ад, что цепляется за Зика каленым железом. смоляная ненависть глухо захлёбывается в ослепительном взрыве. пальцы сжимаются по привычке, словно вокруг мяча небольшого. только мяча нет. зато есть ад, что обрушивается на него с новой силой.