Изумрудный Пепел

Когда Тодороки Тойе восемь лет, разочарованный неспособностью своей семьи поддержать его, увидеть его, понять его, на его правом запястье появляется имя. Мидория Изуку. Если бы это имя было на его левом запястье, однажды оно стало бы его идеальной парой в любви. Тем не менее, имя его родственной души — мальчик, с именем Изуку — украшает его правое запястье. Его платоническая родственная душа. Это редкое явление, даже более редкое, чем романтические родственные души. Судьба решила, что Изуку, кто бы он ни был, будет лучшим другом Тойи. Его обречённая вторая половина, его ближайший наперсник и величайший сторонник. Он будет человеком, который будет знать Тойю лучше, чем кто-либо другой. Кто его поймёт. Его надежды и мечты. Его боль, его страдания, его стремления. Мидория Изуку узнает его, сделает усилие, чтобы понять его, и решит остаться рядом с ним. Кандзи для его имени — «глубокий изумруд», и когда Тойя смотрит на запястье сквозь блеск слёз, когда засыпает каждую ночь, то может поклясться, что имя сверкает. Несмотря на нежелание его семьи позволить ему тренироваться, их разочаровывающую решимость оттолкнуть его от мечты, которую они культивировали в нём, и их приводящие в бешенство взгляды, которые наполняют его яростью; несмотря на их способность только насрать на Шото, который будет идеальным героем; Шото с идеальной причудой; Шото, который будет всем, чем не является Тойя.… Несмотря на всё это, Тойя знает, что Мидория Изуку никогда-никогда не подведёт его. Потому что его родственная душа всегда будет выбирать Тойю, будет рядом с Тойей навсегда, как только они встретятся. И Мидория Изуку поймёт, говорит себе Тойя. Мидория Изуку поймёт его стремление, его потребность превзойти Всемогущего и быть лучшим героем, главным героем, таким, каким он хотел его видеть.

***

Когда Мидория Изуку рождается, он выходит из утробы с именем, уже украшающим его правое запястье. Огненно-голубой иероглиф невелик, но Инко и Хизаши ахают при виде его, и слёзы радости наполняют их глаза. Тодороки Тойя.

***

Когда Тойя поднимается на гору, он ждёт, что его отец последует за ним; ждёт, что кто-то придёт и найдёт его; ждёт, что кто-то, кто угодно, кому не будет насрать на него. Чтобы попытаться понять, через что он проходит. Чтобы попытаться понять эту жгучую, ноющую потребность быть героем. Попытаться понять, что значит быть отброшенным в сторону. Как и раньше. Снова и снова. Тойя ждёт. И ждёт. Никто не приходит. После ожидания, которое кажется часами, что-то внутри него просто обрывается. Резкие рыдания Тойи оставляют следы слёз, которые испаряются с его лица, его причуда выходит из-под контроля и становится дикой. После этого всё, как в тумане. Пламя разных оттенков синего, чёрного и белого, запах горелых листьев, деревьев и плоти наполняет воздух. В какой-то момент он падает и ударяется челюстью. Кровь пропитывает его руки, и всеохватывающая боль настолько подавляющая, что онемеет, но Тойя не может сдаться. Он отказывается сдаваться, потому что, хотя никто не понимает его и не заботится о том, что он хочет сейчас, однажды Тойя встретит Мидорию Изуку, и его родственная душа поймёт Тойю. Когда он то приходит в сознание, то выходит из него, покрытый ожогами и кровью и пропитанный болью, Тойя заставляет себя жить для Мидории Изуку.

***

Когда Изуку исполняется четыре года и доктор сообщает, что у него нет причуд, он не может говорить, не может дышать. Изуку не может заставить себя что-либо сказать, потому что слова застревают у него в горле, густые и тяжёлые. Как будто дым забивает его способность дышать и щиплет глаза, и он оставляет глаза наполненными слезами и задыхающимися от собственных снов. Тело Изуку, должно быть, в огне, потому что каждый нерв горит и покалывает от шока после того, как он получает пощёчину от жестоких слов доктора. Его сердце болит в ту ночь, когда его мать предлагает только тихие извинения и слёзы; шёпот, который не даёт ему никакого подобия надежды. Все попытки заснуть в эту ночь тщетны. Изуку лежит в постели, завернувшись в одеяло, чтобы приглушить рыдания и вытереть слёзы, наполняющие глаза. Когда он немного сдвигается, его затуманенное зрение обращается к поразительному синему имени на запястье. Тодороки Тойя, изящно нарисованный на его коже. Несмотря на боль, потерю, желание быть героем и то, как его беспричудность роет дыру в его груди, Изуку продолжает смотреть на синие штрихи, и он чувствует, что его дыхание выровнялось. Медленно Изуку берёт свою левую руку и проводит пальцем по метке души. Имя Тодороки Тойя приносит ему утешение. Это помогает Изуку сморгнуть слёзы и позволяет мышцам немного расслабиться. Может, у Изуку и нет причуд, но у него есть родственная душа. Кем бы ни был Тойя, его мать сказала, что однажды он станет его самым близким другом. Его родственная душа поддержит его и направит, поймёт его и будет рядом с ним, а Изуку, в свою очередь, будет рядом с Тойей. В глубине души Изуку знает, что Тойя поймёт. Он поймёт и будет знать, что ответить, когда Изуку спросит: может ли он быть героем, даже если у него нет причуд? Когда Изуку вырастает, высмеиваемый и унижаемый сверстниками за свою беспричудность, он не может не удивляться… Неужели его вторая половинка тоже лишена причуд? Не потому ли они связаны друг с другом? Или у него сильная причуда? Или слабая причуда? Но самый насущный вопрос: хочет ли он стать героем? Технически, Изуку ничего не знает о своей второй половинке, кроме того, что он старше его. Он был жив, когда Изуку родился, и его зовут Тодороки Тойя. Это всё, что он технически знает, учитывая природу родственных душ. Остальное в Тойе — настоящая тайна. Несмотря на своё любопытство, Изуку уверен в одном. Он знает, почему они связаны. Возможно, это какая-то неизвестная часть их связи, или это благодаря часам, которые Изуку провёл, исследуя родственные души в библиотеке, или, может быть, это потому, что Изуку посвятил себя анализу и способен заметить закономерности, которые он видит в историях о родственных душах, которые читает. Потому что Тойя, как и Изуку, мечтает. У него большие мечты и он тоже ранен. Как его родственная душа, Изуку берёт на себя обязательство сделать всё возможное, чтобы стать героем Тойи. Он сделает всё возможное, чтобы понять Тойю.

***

Бродя по переулкам, Даби прислоняется к стене, делает последнюю затяжку, прежде чем раздавить сигарету сапогом. Он не может не нахмуриться, когда рекламный щит вспыхивает от какой-то глупой рекламы о новой линии одежды Лучшего Джаниста до какого-то ужасного спортивного напитка, который спонсирует… он. Старатель. Восхищение, привязанность, надежда, которые он когда-то питал к отцу, давно исчезли, сменившись отвращением, презрением и жгучей ненавистью. Тодороки Тойя ушёл. Его уже давно нет. Он был скрыт от мира и легко скрывался под ковром. В конце концов, Тойя считался мёртвым после всего, что случилось много лет назад. Его семья почти не пыталась его искать. Даби не может бороться с хмурым взглядом, когда он думает о Старателе; монстре, скрывающемся под личиной героя в обществе, пропитанном отвратительной одержимостью героями. Но хмурый взгляд быстро превращается в злобную ухмылку, когда он думает о будущем, и он позволяет маленькому голубому огоньку зажечься в его руке. То самое пламя, за которое он должен благодарить своего отца, станет причиной того, что Энджи сгорит. Странный доктор, который был одержим его пламенем много лет назад, провозгласил синий огонь лучшим способом кремации тела, и, учитывая судьбу жуткого доктора и будущее его отца, кремация, безусловно, представляет большой интерес для Даби. Вот почему всякий раз, когда кто-нибудь спрашивает его имя, он всегда отвечает: «Даби». (После всего, через что он прошёл, есть только один человек, которому когда-либо будет позволено использовать имя Тойя.)

***

Встреча со Всемогущим была, пожалуй, одним из величайших моментов в жизни Изуку. Ежедневные тренировки под его руководством и обучение у него — одна из величайших привилегий, которые Изуку мог себе представить. (Изуку хотел бы поделиться ими с кем-нибудь. Он хотел бы поговорить с кем-нибудь, кто понял бы его волнение, кому он мог бы доверить свои секреты. Сейчас Изуку один. Но он знает, что одиночество не вечно, и имя на его запястье напоминает ему об этом каждый день.) Десять месяцев обучения, вступительный экзамен и первая неделя учебы наполнены кровью, переломами костей, потом и слезами. Хотя слёзы почти всегда от радости. Как член класса 1-А, Изуку благодарен Всемогущему за поддержку. Его новым друзьям за то, что они пришли вместе с ним. Своему учителю за то, что он защитил их. Но в разгар всего этого Изуку не забывает о имени на своём запястье, которое тщательно прикрыто лентой для родственных душ. Если уж на то пошло, его мысли всё чаще возвращаются к этому имени, учитывая фамилию одного из его одноклассников. Именно после USJ Изуку наконец набирается смелости спросить Тодороки Шото об имени на своём запястье — Тодороки Тойя. Стоический ледяной принц по большей части был откровенен с попытками одноклассников подружиться с ним. Даже Изуку несколько раз пытался заговорить с ним, но получал пустой взгляд и неопределённое игнорирование. Самое большее, что он слышал от другого мальчика, было, вероятно, во время нападения на USJ. Тем не менее, Изуку не может не быть любопытным. Тодороки — не совсем обычная фамилия, и Изуку с трудом сдерживает волнение при мысли о встрече со своей судьбоносной второй половиной, своим судьбоносным наперсником. Если есть хоть малейший шанс, что его одноклассник связан с его второй половинкой… Но наверняка Тодороки сказал бы что-нибудь Изуку, если бы он был родственником Тойи, учитывая, как члены семьи обычно знают имена родственных душ друг друга? Или, может быть, он ждёт, когда Изуку придёт к нему? Или, может быть, Тодороки видел, как он беспокоится или как его контроль причуды ужасен, и не хочет, чтобы Изуку был платонической родственной душой его брата? Или может быть… — Могу я помочь тебе? — Тодороки-сан! — Изуку чуть не подпрыгивает со стула, когда Тодороки сам выводит его из оцепенения. Другой мальчик смотрит вниз, тупо уставившись на Изуку. Взгляд вокруг показывает, что их только двое. Звонок, должно быть, прозвенел уже давно, так как все их одноклассники ушли. — Прости, Тодороки-сан! Могу я тебе чем-нибудь помочь? Тодороки поднимает бровь. — Ты что-то бормотал и несколько раз произнёс моё имя. — О! Прости, Тодороки-сан! Я просто… — прежде чем он успел сказать что-то ещё, слова, которые он пытался найти, словно застряли у него в горле. Наконец-то настал этот момент! Он может расспросить Тодороки о его семье и, возможно, получить ответ… Тодороки некоторое время наблюдает за ним, а затем просто уходит. К тому времени, когда Тодороки уже находится в передней части класса, Изуку берёт себя в руки и кричит ему через всю комнату. — У тебя… у тебя есть братья и сёстры? Или кузены? На мгновение Тодороки застывает в передней части класса. Он не поворачивается лицом к Изуку, но, судя по тому, что Изуку видит мельком в профиль Тодороки, его челюсть сжата, и он почти… хмурится? — Почему ты хочешь знать о моей семье? Слова резкие, с укусом, который Изуку никогда не слышал от него раньше. В классе Тодороки всегда ведёт себя холодно, в тех редких случаях, когда он общается со своими одноклассниками. Теперь, однако, есть край, горечь, которую Изуку (пока) не понимает. — Я просто… э-эм… пытался завязать светскую беседу? И узнать тебя получше! В конце концов, мы одноклассники и будем проводить много времени вместе. А ещё мне было интересно не родственник ли ты кому-нибудь по имени… Изуку обрывает себя на полуслове, когда поднимает глаза и понимает, что комната пуста. Тодороки, должно быть, просто ушёл, оставив его в полном одиночестве, пока он бормотал свои вопросы.

***

Растянувшись на диване в грязной квартире, Даби поставил бутылку на пол и, прищурившись, посмотрел на экран. Наблюдение за Спортивным Фестивалем было спонтанным решением. Даби даже толком не знал, почему включил канал. (Он знал, зачем это делает. Он хотел увидеть, как проклятый шедевр Энджи, его идеальное дитя, потерпит неудачу и тем самым унизит ублюдка.) Но когда Сущий Мик объявил Мидорию Изуку победителем первого раунда, Даби застыл с пивом на полпути к губам. Мальчик на экране, маленький, с вьющимися зелёными волосами и ярко-зелёными глазами, опередил конкурентов во время Спортивного Фестиваля только благодаря остроумию, и он победил Шото и того другого взрывного сопляка. Он был подходящего возраста. С восьмилетней разницей в возрасте он был бы сейчас первым годом ученика старшей школы, почти шестнадцать лет. А его спортивная форма была с короткими рукавами. Это означало, что он не скрывал того факта, что на его правом запястье была повязана тёмно-синяя родственная душа. Не левое запястье, как у тридцати процентов населения или, возможно, у каждого третьего ребёнка, участвующего в этом дурацком празднике. Его правое запястье. Шансы другого человека в Японии по имени Мидория Изуку, у которого тоже была платоническая родственная душа? Почти невозможно. Это был он. Это должен был быть он. Даби сидел и смотрел на кавалерийскую битву, как завороженный. Мидория был умён, судя по тому, как он руководил своей командой. Каким-то образом они вышли в следующий раунд турнира. Когда мальчик разразился слезами по поводу их маленькой победы, он не смог удержаться от улыбки и фырканья при виде этого зрелища. После перерыва в турнире и листая различные торговые каналы, Даби вернулся к освещению спортивного фестиваля и увидел, что Изуку, вероятно, придётся драться с Шото. — Сделай мне одолжение, выбей все дерьмо из Шото, ладно, Изуку? — он что-то пробормотал, надеясь, что его чувства передались через их связь, даже если это было не то, как работают нити с родственными душами. Мидория Изуку не выбивает дерьмо из Тодороки Шото. По какой-то странной причине Даби не возражает.

***

В переулке темно, но резкие отблески пламени Тодороки и потрескивающий свет Одного За Всех освещают пространство вокруг них. Изуку отказывается умирать. Ради друзей, ради мамы, ради Всемогущего. Ради своей второй половинки. Он зашёл так далеко и так вырос. Даже на прошлой неделе, учась под руководством Гран Торино, он сделал большие шаги на пути к тому, чтобы стать героем. Изуку не может умереть, пока не станет героем и не встретит свою вторую половинку. Одним прыжком Изуку и Иида бросаются на Пятно, и Убийца героев падает на землю без сознания.

***

— Ты хочешь убить Изуку? — спрашивает Даби за день до того, как боевой отряд Лиги уходит. План состоял в том, чтобы поймать сопляка-Бакуго, возможно, убить нескольких детей и окунуться. Обычно Даби издевался бы и просто бежал с этим, но Мидория Изуку — среди детей, которые должны быть в тренировочном лагере. И Шигараки нанёс удар, специально для Изуку. Очевидно, их встреча в торговом центре сильно разозлила их своевольного лидера. Даби не мог отрицать, что его желудок сжался, когда он услышал, как лидер Лиги выплюнул приказ об убийстве из-под своей жуткой маски. Несмотря на то, что Мидория Изуку ничего о нём не знает, Даби не может удержаться от некоторого чувства… привязанности. Отчасти потому, что Изуку — его родственная душа. Но другая часть… ну, он видел видео. Оно было зернистым, удалённым и практически вычищенным из интернета, если только вы не знали, где искать. Пятно, спасая Мидорию Изуку, восхваляя его как истинного героя, прежде чем объявить, что Всемогущий — единственный, кто может одолеть его, и готовится к битве со Старателем. Было действительно жаль, что он потерял сознание. Все сомнения, которые у него были по поводу того, что ребёнок был его родственной душой, испарились, когда он увидел, как Пятно, Убийца Героев, его кумир, объявляет ребёнка достойным героем. (Даби знает, что это неправильно. Он ни на секунду в этом не сомневался. Он знал это с того момента, как посмотрел Спортивный Фестиваль и увидел, как парнишка пронёсся по воздуху и Сущий Мик, выкрикивая его имя с отвратительным энтузиазмом. Речь Пятна — это просто утешение.) — Конечно, я хочу… — Шигараки замолкает на полуслове и поворачивается, чтобы ухмыльнуться Даби из-под маски. — Изуку? Прежде чем ответить, Даби делает ещё один глоток. — Тога называет его так, почему я не могу? — А еще Тога — чёртова школьница, влюблённая в него после Фестиваля. Она думает, что окровавленная рука — горяча. Насколько мне известно, ты так не считаешь, — Шигараки убирает свою жуткую руку с лица, и Даби рычит на красные глаза-бусинки, пытающиеся заглянуть ему в душу. (Только один человек сможет сделать это, только один человек сможет успешно заглянуть в его душу, и эти глаза не будут красными. Они будут зелёными.) — Как скажешь, — Даби закатывает глаза, берёт свой стакан и уходит в свою комнату. Всё, что угодно, чтобы уйти от ползучего геймера. Оставшись наконец один в убогой импровизированной спальне, он бросает взгляд на своё правое запястье. Несмотря на шрамы от ожогов, он всё ещё носит браслет. В конце концов, Мидория Изуку написан на его запястье. Он всё ещё там, хотя зелёные иероглифы более тёмного оттенка, чем когда впервые появился. Имя трудно разглядеть на фоне морщинистой, грубой фиолетовой кожи, но оно есть. Он делает глубокий вдох, прежде чем позволить себе рухнуть на кровать. Лига не может узнать о Мидории Изуку.

***

Когда Мидория Изуку, весь в крови и с маленьким Коутой на руках, мчится через горящий лес, он не может не удивляться… Почему? Почему другой злодей поджёг Мускула и отвлекал его достаточно долго, чтобы дать Изуку возможность вздохнуть и выиграть их бой? Почему он превратился в кучу обгоревшего мяса, когда его причуда была основана на огне? Почему он помог Изуку? Только благодаря внезапному появлению этого злодея и отвлечению внимания Изуку не сильно избит, чем мог бы быть. Только одна его рука вышла из строя, а не обе. Но пока он отодвигает вопросы в сторону. Он должен защищать Коуту, своих одноклассников, Каччана. Но когда он видит, что злодей появляется снова, на этот раз с Каччаном, пойманным в ловушку в его руках и путешествующим через варп-ворота, насмехающимся над его лучшим другом, Изуку позволяет себе кричать. — ПОЧЕМУ?! От пронзительного взгляда, который он получил в ответ, по спине пробежал холодок. После того, как злодеи и Каччан ушли, Изуку падает на колени в оцепенении. Почему ему казалось, что злодей заглядывает ему в самую душу? Когда он падает посреди леса, у Изуку так много вопросов и нет ответов.

***

Камино был настоящей катастрофой. Честно говоря, Даби был без сознания довольно долго после того, как его вырубили в баре. Может быть, если бы он не потерял сознание на земле, он действительно мог бы быть полезен или сделать что-то стоящее. Очень жаль, правда. При всём внимании прессы, Камино мог бы стать хорошей возможностью разоблачить Старателя, но, вероятно, лучше было подождать. Однако босс Шигараки теперь сидел в тюрьме, а доктор был судейским старым ублюдком, который вместо того, чтобы помочь Лиге, отправил остальную команду на какое-то задание, чтобы сразиться с гигантом. Этот мерзавец определённо использовал Даби, чтобы продвинуть этот проект ному вперёд и подарить ему дерьмо в обмен на помощь. Это было не то, на что он подписывался. Пока он ждёт на крыше появления их нового рекрута, Даби не может не усмехнуться, когда появляется красное перо. Оно плавает вокруг него, давая ему знать, что птичий мозг скоро будет здесь. Еще один герой каким-то образом пробился в его жизнь. Сначала Старатель, потом Мидория, теперь Ястреб. Только один из них получает унцию уважения от Даби.

***

Жизнь в общежитии в UA — это новый опыт. Просыпаться, есть и тренироваться вместе с одноклассниками — это хаос, и всё же Изуку не может не любить каждую секунду этого. И теперь, когда они живут рядом друг с другом, вполне естественно, что понятие родственных душ возникает гораздо чаще. Изуку — единственный член их класса, у которого есть платоническая родственная душа, но у Цую, Коды, Шоджи и Серо есть романтические родственные души где-то в мире. Вполне естественно, что его одноклассники с самого начала проявляют любопытство. Это не значит, что Изуку наслаждается их любопытством. — О, эй-эй! Это личное, — говорит однажды Изуку, неловко потирая затылок, когда уклоняется от одной из попыток Ашидо схватить его. Ашидо и Каминари пытаются заглянуть под браслет родственной души Изуку уже около десяти минут, и беспокойство клокочет у него под кожей. — Мы должны уважать желания Мидории. Если он не хочет говорить о своей второй половинке, то и не должен, — вмешивается Тодороки, и Изуку благодарен ему за то, что он прервал их. Раздаётся хлопок, небольшой взрыв, и Изуку вздрагивает в ответ, в то время как Каминари и Ашидо замирают в своих попытках. Каччан встаёт со своего места, закатывает глаза и направляется к лифту. — Ага, будто он ещё не говорил с тобой об этом, ледяная горячка, — усмехается Каччан, вылетая из общей комнаты. — Но он этого не сделал, — отвечает Тодороки, прежде чем повернуться к Изуку. — Я ведь не видел, верно? — Нет! — визжит Изуку, уверенный, что его лицо ярко-красное. Когда он и Тодороки впервые стали друзьями, очень быстро стало ясно, что у Шото только двое старших. Фуюми и Нацуо. Если у него и были дальние родственники, то он их точно не знал. Изуку чувствовал себя очень неловко, и его попытки подавить самое раннее воспоминание о том, как он пытался спросить Тодороки об имени Тойя, всегда останавливали его. Даже если теперь они были друзьями, семья всё равно иногда была для Тодороки трудной темой. Изуку мог уважать чужую личную жизнь. И все же, в своих поисках Тодороки Тойи, Изуку не может не чувствовать, что он вернулся на круги своя.

***

Когда кадры бушующего на Фукуоке ному попадают в новости, Изуку и его одноклассники смотрят, и ужас проникает в их кости. Тем не менее, всё это время Изуку также чувствует, что что-то не так. Лига не делает этого просто так, так почему? И тут появляется злодей по имени Даби. Между просмотром прямого выпуска новостей и тем, как он изо всех сил старается позаботиться о Шото, внимание Изуку снова и снова обращается к знакомому злодею на экране, который вот-вот расправится с Ястребом и Старателем. Несмотря на всё, что сделал злодей, Изуку просто хочет понять: Почему? Почему он это сделал? Почему он спас меня?

***

Стажировка в агентстве Старателя — это очень напряжённая работа. Это тяжёлая работа и долгие часы, но Изуку чувствует, что он делает прыжки и связан с чёрным хлыстом и его увеличенным выходом Одного За Всех в полный процент. Приглашение на ужин от Фуюми поначалу кажется неожиданным и волнующим, но оно быстро растворяется в неловкой и напряжённой ситуации. Взрывной финал ужина — впервые в жизни Изуку — не вина Каччана. Но теперь, когда он ушёл в какую-то дальнюю комнату в доме, а Нацуо уже покинул их, в воздухе всё ещё висит что-то тяжёлое, чего Изуку не может понять. Случайно подслушав разговор между Шото и Фуюми, старшая сестра усаживает троих мальчиков, чтобы лучше объяснить, что происходит в семье Тодороки. Изуку чувствует, что он вмешивается, и выражает, что ему и Каччану не нужно знать, но Фуюми смотрит на него таким мягким печальным взглядом, что Изуку не может отказать ей в просьбе. За обеденным столом тихо. Посуду убрали. Пока Фуюми говорит, Изуку шатается от упоминания о другом брате. Старшем брате. — Твой… старший брат? — спрашивает Изуку, его мысли кружатся, пока он говорит. Ему приходится зажать рот, чтобы не пробормотать что-то невнятное, потому что последствия здесь… — Ты им не сказал? — Фуюми поворачивается к Шото с осторожным выражением лица, а затем кивает в сторону Мидории. — Ты ему не сказал? Шото просто поднимает бровь. — Это не совсем начало разговора. Какое-то мгновение Изуку просто наблюдает, как Фуюми косится на Шото, её рот хмурится, пока её глаза не расширяются от понимания, и она отстраняется от брата. — О, Шото. Ты не знаешь, — затем она поворачивается к Изуку. — Прошу прощения. Я думаю, никто из нас не рассказывал Шото о родственной душе Тойи, когда он стал достаточно взрослым, чтобы понять. Всегда было так душераздирающе думать, что он никогда не встретится с тобой. Когда мы с Нацуо услышали твоё имя во время Фестиваля, мы… — Фуюми быстро вытирает слезу, и глаза Шото расширяются, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Изуку. Пока Фуюми продолжает свои тщетные попытки вытереть слёзы, Мидория протягивает левую руку, чтобы нежно перехватить вторую и крепко прижимает к груди. — Чт-нет. Он не… он не может… — дыхание Изуку прерывается, и он застывает. Фуюми вздыхает, и взгляд извиняющейся печали, который она бросает на него, настолько болезненный, что потрясает Изуку до глубины души. Он ненавидит это. — Он умер очень давно. Но я уверена, что ты узнал это, когда его имя посерело. Мне очень жаль, Мидория. Изуку просто смотрит на Фуюми. Он моргает один раз. Два. И даже тогда он не может найти слов, чтобы ответить. Потому что Тодороки Тойя всё тот же сверкающий, мерцающий голубой иероглиф, как и в тот день, когда он родился. Если бы он умер, то иероглиф стал бы тёмно-серым, тенью того, что было раньше. Изуку сидит молча, пока Фуюми рассказывает об их семье и напряжении между Нацуо и их отцом, которое в значительной степени вызвано смертью Тойи. Она снова и снова выражает свои соболезнования, и Шото делает то же самое, хотя он выглядит менее виноватым и больше стыдится своего невежества, чем чего-либо другого. Кажется, он не может встретиться взглядом с Изуку. Изуку благодарен Каччану за то, что он молчит всё время объяснений Фуюми. Он знал имя на запястье Изуку с тех пор, как они были детьми. Но Каччан не видел этого имени с тех пор как им исполнилось четыре, с тех пор как Изуку поставили диагноз без причуд, так что он никак не может знать, что оно всё ещё синее. Обсуждение заканчивается мрачно, и, когда они встают, чтобы уйти, Старатель стоит в дверном проёме, готовый отвезти их обратно в общежитие. Изуку не знает, как много он слышал, но если Фуюми знала это, то этот человек определённо знал, что Изуку был родственной душой его старшего сына. Осознание того, что его наставник в некоторой степени ответственен за предполагаемую смерть его второй половинки… выворачивает кишки. Ужасает. Страшно запутанно, но в то же время вполне правдоподобно и легко понятно. Когда они уходят, в доме тихо, но прежде чем они забираются в машину, Фуюми крепко обнимает Изуку. — Даже если ты никогда не встречался с Тойей, я рада, что ты дружишь с Шото. Спасибо, что ты его друг. Помахав на прощание рукой, Старатель, шофёр и трое героев-стажёров уезжают. А потом, потому что такие вещи всегда случаются с Изуку, приходит хаос. Когда они, наконец, возвращаются в общежитие, после хаоса поимки жаждущего мести злодея и спасения Нацуо, а затем неловко желая Каччану и Тодороки спокойной ночи, мысли Изуку возвращаются к имени на его запястье. Оно не… Сама мысль о том, что Тойя исчезнет до того, как Изуку встретится с ним, вызывает слёзы на его глазах. Свернувшись калачиком в постели, Изуку снимает браслет и легонько выводит иероглифы. Тодороки Тойя. В том же ярко-синем, как всегда. — Если бы он… если бы он действительно умер тогда… тогда оно было бы серым, верно? И родственные души должны встретиться до того, как другой умрёт, вот как это работает. Если вы никогда не встретитесь, то не будете предназначены друг для друга? Должно быть, Фуюми ошибается. Тойя должен быть жив. Всё, что Изуку когда-либо читал, указывало на то, что родственные души — феномен, который существует только тогда, когда два человека гарантированно встречаются друг с другом в своей жизни, даже если она коротка. Изуку ещё не встречался с Тойей, не так ли? (Что-то в глубине его сознания зудит, оттенок синего на его запястье настолько знаком, что кажется, будто ответ на кончике языка.) После всего, что он слышал о семье Тодороки, от Шото и Фуюми, и наблюдая за взаимодействием семьи, нет ничего шокирующего в том, что, возможно, Тойя выжил. И просто не вернулся домой. Может быть, он не хочет, чтобы его нашли. — Тойя, я знаю, что ты не хочешь, чтобы тебя нашли, но я собираюсь стать героем, — шепчет Изуку своему запястью, оставшись один в своей комнате в общежитии. — А долг героя — вмешиваться в чужие дела и пытаться им помочь. Я найду тебя. Обещаю.

***

Через несколько дней после ужина с семьёй Тодороки Изуку отводит Шото в сторону и показывает ему своё запястье. Его друг с благоговением смотрит на синие буквы Тодороки Тойя, прежде чем с надеждой посмотреть на Изуку. — Значит, он жив? — Да. С общим обещанием держать это в секрете, пока они не смогут найти его и обеспечить его безопасность, Шото делает всё возможное, чтобы узнать всё, что он может от своих брата и сестры о Тойе; всё, что угодно, чтобы помочь им получить более глубокое понимание того, что могло случиться с Тойей. Картина, которую рисуют их краткие рассказы, полна боли. Пока Изуку продолжает узнавать всё, что может, о Тодороки Тойе, его мозг словно закручивается по спирали. Все части собираются вместе, но они не подходят друг другу гладко, и Изуку боится, что его родственная душа просто застряла где-то в коматозном состоянии, и его никогда не найдут. Только в начале февраля, когда в новостях прокручивают клип о борьбе Старателя с ному в капюшоне прошлой осенью, всё встаёт на свои места для Изуку. Синее пламя, злобный блеск в глазах злодея Даби, когда он смотрит вниз на Старателя, глубокая синева его глаз. Его родственная душа — Даби. Он должен быть им. Это просто имеет смысл. Что-то электрическое поселяется в животе Изуку, и он знает, что это правда. Он тут же поворачивается, чтобы сказать Шото, но тут Изуку вспоминает летний тренировочный лагерь. В то время как Даби спас его от Мускула, злодей всё ещё издевался над Шото с незаслуженной злобой. На данный момент Шото не нужно знать. А сейчас Изуку нужно найти Лигу Злодеев. Ему нужно найти Тойю. Он никогда ещё не был так благодарен за свои одинокие годы в качестве мальчика без причуд, разрабатывающего онлайн-персону в качестве аналитика и стратега поддержки.

***

Даби знал, что это будет странная встреча. По-видимому, онлайн-сообщение, которое Скептик передал ему, было случайным запросом о встрече от известного онлайн-аналитика, интересующегося технологиями поддержки. Блогер заинтересовался его причудой и некоторыми планами относительно потенциального вспомогательного оборудования, чтобы ограничить ущерб его телу. Тот факт, что у них было так много информации о нём, уже вызывал беспокойство. Бросив несколько злобных слов в сторону Ре-Дестро, в основном спрашивая, почему его тупоголовая компания даже не подумала предложить ему какие-либо предметы поддержки, Даби согласился на встречу. Члены Фронта, не принадлежащие к Лиге, сказали ему подлизаться к этому парню, потому что он был достаточно хорошо известен в интернете, он был хорошим способом распространить их сообщение, и в ответ Даби плюнул в ноги Скептику и сказал ему идти самому отсасывать кому-либо. Место их встречи — пустынный переулок, в каком-то странном захолустном городке у чёрта на куличках. Никаких камер в поле зрения, никаких жучков из того, что может сказать Даби, никакой полиции, разъезжающей вокруг, или героев, патрулирующих поблизости. Технически ещё рано, но Даби предпочитает приходить на такие встречи пораньше. Это позволяет ему подготовить сцену, как сказал бы Компресс, и сделать пространство своим собственным, прежде чем ему придётся иметь дело с потенциальными членами Лиги или передовыми головорезами на повестке дня. За минуту до того, как они должны встретиться, на краю переулка появляется тёмный силуэт. Открыв рот для какого-то язвительного замечания о том, что он пришёл вовремя, Даби поворачивается лицом к фигуре. Но, прежде чем он заговорит… он замирает. Потому что последний человек, которого ожидает увидеть Даби — его родственная душа. Одетый в тёмные брюки и чёрную толстовку, с ярко-жёлтым рюкзаком, перед ним безошибочно стоит Мидория Изуку. Даже с натянутой толстовкой Даби узнал бы эти глаза и эти редкие зелёные кудряшки где угодно. Его мозг немедленно приходит к выводу, что это была подстава. Что есть герои и Мидория используется, чтобы заманить в Даби. Ему нужно убраться отсюда как можно скорее. Но взгляд Изуку говорит совсем о другом. Что-то в нём цепляется за руку Даби и не даёт ему сдвинуться с места. — Чего ты хочешь? — спрашивает он, хотя это выходит более резким и жёстким, чем он, конечно, намеревался. — Мы можем просто… Пожалуйста, — Изуку слегка съёживается, но больше ничего не говорит. Он просто поднимает своё правое запястье и оттягивает рукав и традиционный браслет, открывая голую кожу. Даже с такого расстояния, так далеко в переулке, Даби видит отблеск синего. Ярко-синие кандзи, растянувшиеся на запястье Изуку, резко контрастировали с чёрным нарядом, который он носил. Тодороки Тойя. — Поговори со мной, Тойя, — взмолился Изуку. — Поговори со мной, и я выслушаю. Помоги мне понять. И если Даби — если Тойя честен с самим собой — это всё, что он когда-либо хотел, чтобы кто-то сказал ему. Он не может удержаться от смеха над абсурдностью всего этого. Потому что, конечно — конечно, боже! — Мидория Изуку, мальчик, с которым он почти не общался в летнем тренировочном лагере, узнал бы, кто он. Конечно, именно он должен был это выяснить. Ни его семья, ни Старатель, ни даже какая-то дурацкая программа распознавания лиц. Мидория Изуку. К счастью, это не такой уж отвратительный переулок. Тойя и Изуку сидят бок о бок в центре, слегка повернувшись друг к другу и прислонившись к стенам напротив друг друга. Изуку сидит крест-накрест, его рюкзак не позволяет ему полностью прислониться к стене, а его пальцы так плотно обхватывают ремни рюкзака, что костяшки пальцев побелели. Тойя позволяет одной ноге лежать прямо, в то время как другая согнута, и его руки лениво обхватывают подпертое колено. Молчание затягивается, но Тойя полон решимости не сдаваться, потому что Изуку — тот, кто искал его. Если он хочет говорить, он может говорить первым. Хотя Изуку первым нарушает молчание, на самом деле это происходит непреднамеренно. Он смотрит прямо на Тойю, слегка подергивая нижнюю губу, и его рот быстро двигается. Несколько бормотаний и слов появляются здесь и там, но Тойя просто моргает на Изуку в течение нескольких мгновений. Он понятия не имеет, о чём говорит парень, но совершенно очевидно, что он занят своими мыслями. И Тойя никогда не был невероятно тонким человеком. В конце концов, есть причина, по которой они с Компрессом ладят. Поэтому он спрашивает Изуку. — Что ты говоришь? — он чувствует, как его бровь непроизвольно поднимается, когда он наклоняет голову и продолжает смотреть на подростка. — О! Прости меня, Т-Тойя! — Не извиняйся. Единственное, что меня раздражало, так это то, что я не мог понять, о чём ты говоришь. Ну так что? Изуку просто смотрит на него, разинув рот на мгновение, прежде чем наклонить голову и задать несколько вопросов о его причуде и её ответной реакции. Однако Тойя замечает, что напряжённые руки Изуку опускаются с ремней рюкзака во время следующего хода его мыслей. Хорошо. Это начало нескольких часов тихого разговора между злодеем и героем-на-тренировке. Они не говорят о делах: школе, злодействе или мире героев, хотя эти вещи появляются на грани их разговора, особенно когда Изуку разделяет его интерес к причудам и анализу. Вместо этого, расспрашивая друг друга и делясь историями, они рисуют картину своей жизни до сих пор. Есть глупые мелочи, которые всплывают, например, неловко выпаливший вопрос Изуку: — На самом деле, это не твой естественный цвет волос, верно? Или это из-за пепла? Или сажа? Или это от травмы… О Боже, прости, что спрашиваю! — на что Тойя просто запрокинул голову и рассмеялся. Когда Тойя спрашивает о его склонности ломать кости, Изуку смущённо заикается и настаивает на том, что с тех пор, как он прошёл стажировку, то смог контролировать свою причуду и не имел дела с переломами костей. Его настойчивость замолкает, когда Тойя упоминает о драке с Мускулом. Изуку даже плачет в какой-то момент, в середине истории о каком-то ребёнке? Во время своих обильных извинений за то, что он плакса, Тойя прерывает его и просто говорит Изуку, что он не возражает против слёз и что если Изуку хочет плакать, он должен. Чёрт, он мог бы поплакать за них обоих, так как слёзные протоки Тойи не работают должным образом. Благоговейный трепет в глазах Изуку по поводу такого простого, немного шутливого комментария заставляет Тойю хотеть ударить любого, кто когда-либо заставлял Изуку чувствовать себя плохо из-за его склонности плакать. Но есть и более серьёзные разговоры. Признания в заброшенности, жестокости и непонимании под крышами, которые должны были быть созданы, чтобы защитить их. Их воспитание было ярким сравнением, и всё же через всё это они оба были одиноки. Сожжены теми, кто обещал их защитить. Неправильно понятые семьёй, которая должна была их поддержать. Шёпот Изуку о беспричудности, неадекватности и бесполезности задевает в Тойе струну, о существовании которой он даже не подозревал. Это истории, которыми, вероятно, не следует делиться со злодеем, но Тойя знает, что он унесёт их с собой в могилу, прежде чем поделиться ими с Шигараки или другими членами Лиги. Воспоминания, которые Тойя недавно вспомнил в видео свидетельствах, которое он снял несколько недель назад, возвращаются, выраженные в хриплых коротких предложениях. Но на этот раз, когда они произносятся вслух, они бьют с такой яростью, которую Тойя не может объяснить. Возможно, это потому, что его аудитория — это не его семья или не какое-то удалённое общество. Возможно, и это, безусловно, более вероятно, это потому, что Тойя делится со своей второй половинкой. Пока Тойя тихо рассказывает о своём детстве, Изуку нежно скрещивает своё правое запястье с запястьем Тойи. Это мягкое, нежное прикосновение, и младший мальчик не отшатывается от прикосновения обожжённой рубцовой ткани. Несмотря на всё это, несмотря на ожоги, с которыми оба сталкивались всю свою жизнь, эти двое разделяют то, что действительно можно описать только как жгучую потребность, что-то электрическое, что сидит глубоко в их груди, что бросает вызов рукам, которые они получили. Действовать. Следовать своим целям. Чтобы быть полезным. Тойя знает, что он не единственный, кто тоже это видит. Он может напускать на себя безразличный вид, говорить небрежным тоном, но один взгляд на Изуку — и он знает, что мальчик видит сквозь его ленивые жесты и фальшивую браваду. Ощущение, что тебя видят, пугает. И всё же это ужасно успокаивает. После разговора, который кажется днями, годами, но, вероятно, был всего лишь несколькими часами, двое впадают в лёгкое молчание, поедая несколько коробок бенто, которые Изуку принёс с собой. В тишине нет напряжения, как на базе Фронта Освобождения. Это тихо и мило, и, несмотря на разные стороны общества, на которых сидят Тойя и Изуку, это кажется правильным. Момент прерывается звонком телефона Изуку. — Ты должен его принять, — Даби кивает в сторону телефона Изуку. Он не обращает внимания на то, как в его голосе появляется лёгкая нотка разочарования. Изуку просто кивает, смотрит на свой телефон и слегка хмурится. Затем он встаёт и протягивает руку Даби. Старший злодей с радостью соглашается и встает, следуя его примеру. — Мы скоро увидимся, правда, Тойя? Тойя смотрит вниз, чтобы встретиться взглядом со своей второй половинкой, и сразу же попадает в ловушку зелёного взгляда. В его глазах появляется блеск, от которого Тойе становится не по себе. Это не жалость или отвращение, это не разочарование или огорчение, и это не восхищение или любовь. Это понимание и решимость. Сочетание, которое ставит Тойю на грань, его глаза сморщились от боли. Ему требуется всё, чтобы кивнуть и предложить тихое: — Да, Изуку. Затем размытое чёрно-зелёное пятно волнами покидает переулок. Несколько минут Тойя просто смотрит на выход из переулка и дышит. Существует. По прошествии часа, но, вероятно, всего двух или трёх минут, он смотрит на своё правое запястье. Из-за шрамов, покрывающих его кожу, зелёные буквы Мидории Изуку потеряли блеск, который они имели, когда он рос. Когда-то давно Тойя ненавидел, что буквы не мерцают. Однако теперь, зная всё, через что прошли они оба, это кажется вполне уместным. Несмотря на потерю первоначальной искры, несмотря на дороги, по которым они путешествовали, ядра Тойи и Изуку по-прежнему связаны. Несмотря на ожоги, Изуку всё ещё там. Это утешительная мысль.

***

Даби — Тодороки Тойя — родственная душа Изуку. Он злодей. И Изуку, ну… Изуку — герой. Но он герой, который понимает горе, гнев и разочарование в сердце Тойи. Изуку не может не чувствовать, что смотреть на Тойю — всё равно что смотреть на своё отражение, но в разбитом зеркале. Если бы всё было по-другому, его собственные мечты о том, чтобы быть главным героем, внушались и подавлялись из него, его средства к существованию постоянно искажались и манипулировались из-за его беспричудного статуса… Истинным отражением Изуку был бы кто-то очень похожий на Даби. Несмотря на постоянные отказы, они оба стремились к своей цели. Единственная разница в том, что Изуку нашёл поддержку. Он добрался до другой стороны. Тойя — нет. И поэтому его цели изменились, и его боль, его боль, его гнев — это повлияло на новое будущее, которого хотел Тойя. Их жизни настолько различны, их переживания резко контрастируют друг с другом, и всё же Изуку прислонился к стене переулка рядом со злодеем и чувствовал себя принятым. Понятным. Его понимали так, как никогда не смогли бы понять ни сверстники, ни наставники, ни учителя, ни мать. Этот взгляд глубокого понимания, когда Изуку шептал об ужасах взросления без причуд, не был наполнен жалостью, отвращением или смущением. Вместо этого Изуку просто чувствовал себя как дома. Тодороки Тойя — родственная душа Изуку, обречённая вторая половина его души. Но даже если бы это было не так, Изуку всё равно сделал бы всё возможное, чтобы спасти его. Чтобы понять его. Может быть, именно это и делает их такой идеальной парой.