допрыгался...

— А ничего так сны мне иногда снятся, правда? – нарочито бодро спросил я. — Да, довольно занятные, – хладнокровно согласился мой друг. И добавил, уже гораздо более сердечно: – Однажды ты все-таки допрыгаешься. Я тебя… честное слово, просто поколочу

*** — Честное слово, — сказал сэр Шурф, бесстрастно, как в былые времена, — я тебя всё-таки поколочу. И исчез. То есть, конечно, ушёл Тёмным Путём, оставив меня одного на крыше Мохнатого Дома недоумевать, бессильно злиться и придумывать ответ. Который тотчас же ляжет в дальние закрома моей памяти, чтобы забыться навек, а то и просто вылетит в открытую форточку, которых в моей голове больше, чем каких-то там гипотетических умных мыслей. *** — Ты знаешь, на какие ухищрения я шёл, чтобы ты смог попробовать это вино? — спросил сэр Шурф, сверкая очами то ли гневно, то ли вдохновенно, — хотя бы попробуй, иначе, — он едва заметно улыбнулся, — поколочу. Я вздохнул. — Ты злодей, шер ами, — почему-то вспомнилась фразочка на французском, хотя этот язык я никогда не учил, — спаиваешь меня, а ещё считается, что ты мой лучший друг. Улыбается. — Макс, это ты у нас злодей, каких поискать. Смеюсь. — Неужто хуже Лойсо? — Кто знает, — говорит мой друг совершенно серьезно, — может и хуже. И конечно я пью вино. И оно, разумеется, восхитительно. Я аж голову теряю. *** «Макс, — говорит мне Шурф, — ты уже третий день со мной не ужинаешь, срочно приходи ко мне. Если не придёшь, — тут он выдерживает торжественную паузу, — я тебя поколочу.» — О, ты, безумец, — взвываю я уже в кабинете нашего Великого Магистра Благостного и Единственного ордена, — из тех, что считают домашнее насилие средством, омолаживающим кожу и разглаживающим морщины, и до меня ты уже, негодяй, добрался! Шурф улыбнулся, чего я, собственно, и добивался, и я продолжил: — Или у вас тут тоже считается, что бьёт значит любит? Шурф поднял бровь. — Это фразеологизм с твоей родины? Всегда знал, как завоевать его сердце. Хоть пособие для послушников и Младших Магистров пиши. *** — ...поколочу, — в очередной раз грозится Шурф. И улыбается. Хмурюсь. Хотя не получается — не могу хмурится, стоя на крыше Иафаха и глядя на прекрасный закат. Говорю: — Ты уже сорок тыщ раз обещал меня поколотить, и что? До сих пор живой, даже не покалеченный. — Ну, — смотрит на меня серьёзно, а в глазах черти пляшут, — вот покалечишься и умрёшь, тогда вылечу, оживлю и поколочу. Чтобы не повадно было умирать. Смеюсь. Смеёмся. Все — и я, и Шурф, и небо, и солнце, и цветы в саду леди Сотофы, и Иафах, и Ехо. И весь Мир. Ради такого, и правда, стоит не умирать. *** Этот злодей, то есть мой самый замечательный друг, уже полдюжины дней таскает меня по притонам Куманского Халифата. Достойное занятие для достойных людей, но мне не то что бы нравится: кружится голова, тело становится вялым и сонным, а я такое состояние терпеть не могу. Но ради Шурфа приходится терпеть. Ему такое времяпровождение нравится, а больше поводов у него выбраться, видимо, нет, вот и хватается за любую возможность. Сижу, слабый, как вяленая селёдка, даже думать нормально не получается, не то чтобы сидеть, не падая на гипотетические подушки. Держусь, как утопающий за соломинку, за шурфов локоть. Ворчу: — Мёдом тебе здесь, что ли, намазано? Молчит. А мне скучно. И противно. Не могу больше находиться в этой ароматной, душной, сладкой мгле. Шепчу: — Вот ты всё обещаешь: поколочу да поколочу. А где разнообразие? Почему не грозишься, например, откусить голову? Вижу — не вижу, конечно, чувствую, — как Шурф ко мне повернулся. Широченно улыбаясь, подняв бровь. Говорит: — Голову откусить? Да хоть сейчас. — Давай, — истерично смеюсь и всё-таки умудряюсь упасть, даже вцепившись в Шурфа. Чувствую на шее чужое дыхание. А на следующий день с удивлением обнаружил на шее голову. И не чью-нибудь. Свою. *** Снова обещает меня поколотить. Вот садист! Так ему и говорю. Смеётся. — Когда это тебе Хельна рассказала? Пытаюсь построить мордашку а-ля "как ты меня, зловредный злодей, раскусил?!", но не могу. Смеюсь. И достаю Шурфу лучший чай, который только могу вообразить. *** Совещание идёт, как обычно: Джуффин набивает трубку, Мелифаро и Нумминорих ежесекундно ржут над очередной шуткой, а я только и успеваю, что по уши вляпываюсь в смертельно опасные задания. Шурф, наверное, тоже здесь: иначе как он после каждого гипотетически смертельного для меня дела появляется на подлокотнике моего кресла и обещает поколотить, оторвать голову и впридачу запереть меня в чулане? И, скажите пожалуйста, как иначе он смог бы постоянно, словно забывшись, держать руку на моих плечах? То-то и оно. Хотя кто их, угуландских колдунов, знает. *** — Макс, — говорит Шурф сурово и даже зло, — всё-таки, я тебя поколочу. И действительно колотит. То есть, просто отвешивает мне символический подзатыльник, но рука у Шурфа тяжёлая — закачаешься. Чем я и занимаюсь — шатаюсь, чуть ли не падая, корчу жуткие, по замыслу, рожи. Вцепляюсь в ворот его лоохи и, наконец, падаю. На крышу Мохнатого Дома. Шурф, ну куда он денется, падает со мной, а я шепчу: — Не поколотишь, не поколотишь, даже не думай! Целует. И я его. Ладно, пусть колотит, но только.... Ах!.. Да кто я, собственно, такой, чтобы ставить условия Великому Магистру? *** — Макс, я тебя... «... поколочу» Ага. *** Просыпаюсь среди ночи. Шурф стонет сквозь сон: — Поколочу.... — И я тебя люблю, — отвечаю. Проснулся. — Люблю тебя, — говорит. А кто ж меня не любит. Меня не любить — это уже должностное преступление. Улыбаюсь.