Кто боится тьмы, не ведает, на что способен свет

У Саньсин присел рядом с очередной ямой, которую, несмотря на проливной дождь и темноту, копали его люди. Четыре дня назад его семилетний племянник улизнул из палатки, где ему полагалось спать, и забрел в недавно открытую гробницу. Оставленная им записка, нацарапанная зеленым карандашом, прожигала дыру в кармане куртки У Саньсина. Он закрыл лицо руками и попытался убедить себя: мальчик жив. Да, он провел несколько дней без пищи и воды, один на один с неизвестными опасностями гробницы, но шанс, что он жив, все равно есть. У Саньсин болезненно и отчетливо осознавал, какие монстры и ловушки таятся в подобных местах. Зомби и трупные жуки — еще «цветочки», и его разум шарахался от образов маленького тела, изрешеченного стрелами или ободранного до костей зубами и когтями трупных жуков. Еще хуже были начавшие мучить его ночные кошмары: У Саньсину мерещилось, как он врывается в гробницу и натыкается на зомби ростом едва ему по пояс, который укоризненно смотрит на него. Несчастный случай, просто совпадение, что небольшое землетрясение произошло сразу после того, как У Се пробрался в плохо охраняемую гробницу. Пара толчков, от которых разве что упали вещи со столов. Но только на поверхности. А не в недавно расчищенном входе в гробницу, что и рассчитан-то был всего на пару дней — только чтобы прошли люди с вещами. Его не укрепляли от толчков, и он рухнул, а ливень от шторма, налетевший почти сразу после землетрясения, затопил проем жижей и грязью. Люди У Саньсина, обнаружив гробницу после недели поисков, были в восторге. День давно закончился, все устали от раскопок, поэтому устроили вечеринку с выпивкой и горячей едой. У Се должен был спать в палатке, поэтому никто не видел, как мальчик собрал свой крошечный рюкзак, взял любимые игрушки и сладости и отправился на разведку — совсем как его дядя Саньсин. Никто не заметил его исчезновения до землетрясения; только тогда У Саньсин пошел проверить, не напугали ли толчки его племянника, но нашел на его походной кровати лишь жалкий клочок бумаги. У Саньсин застыл, пораженный ужасными картинами в своей голове, а затем бросился ко входу в гробницу, однако обнаружил, что тот обвалился, а дождь уже превратил проход в глубокое и опасное месиво. Грязная жижа явно просачивалась в гробницу, они так и не успели войти и исследовать ее, поэтому даже не представляли, наклонен ли пол, было ли место для стока или дождь медленно затоплял каменные залы, которые и отправился исследовать не умеющий плавать семилетний ребенок. Они попытались раскопать первоначальный вход, но из-за толчков и дождей вся передняя часть отсека рухнула, слои кирпича и камня заполнили пространство, сделав его непроходимым. Камень и земля еще не осели, когда У Саньсин отправил людей расчищать ее, ища и боясь найти крошечное тельце. К счастью, они ничего не нашли, и У Саньсин никогда еще так не радовался отсутствию результата. Погода не улучшилась, но они все равно продолжали искать другую точку доступа к гробнице. Однако им не везло — они то и дело натыкались на непробиваемую скалу или уже обвалившиеся ее части, не находя места, куда можно было бы проникнуть. У Саньсин поставил людей в три смены и заставил работать круглосуточно. Объятый страхом и чувством вины, он сам работал на износ или стоял рядом, надеясь услышать тихий голосок, зовущий его, и боясь вместо этого услышать жалобные крики о помощи, ведь без входа он ничего не смог бы сделать, только отчаянно копать. На второй день он послал сообщение своему второму брату, прося еще людей. Он не осмелился известить о произошедшем отца У Се, поскольку не знал, как скажет, что потерял его сына на раскопках, где тот даже не должен был находиться. Накануне пятого дня прибыл У Эрбай с четырьмя десятками человек, тяжелым землеройным оборудованием и подземными гидролокаторами. Одно оборудование стоило небольшого состояния, не говоря уже о найме опытных землекопов и расхитителей гробниц. У Саньсин вздрогнул от взгляда брата — в нем горела холодная ярость. У Эрбай не дал ему и слова сказать, и впервые в жизни У Саньсин повиновался. Он просто опустил голову и снова взялся за лопату, отчаянно надеясь, что они найдут путь в гробницу, который не будет угрожать всему сооружению. На шестой день они уже не чаяли найти мальчика живым, и спасательная операция превратилась в операцию по извлечению тела. Его брат излучал такую беспомощную ярость, что У Саньсин не смел и рта раскрыть. Он только молча копал, все еще потрясенный и не верящий в происходящее — как он мог стать причиной смерти малыша Се? Мальчик вообще не должен был входить в гробницу, это просто был веселый поход. Он мог наблюдать за ходом раскопок со стороны, но должен был сидеть в безопасности в своей палатке, окруженный игрушками и книгами, а не оказаться съеденным заживо трупными жуками, разорванным зомби, раздавленным камнями, пойманным в одну из бесчисленных мерзких ловушек гробницы — подставьте любой другой кошмарный вариант, который преследовал У Саньсина в коротком сне между раскопками. У Саньсин не мог есть, только спать, когда буквально отключался от истощения. Остальное время — копал до кровавых мозолей. Страх и чувство вины душили его каждую секунду. На рассвете седьмого дня, с помощью привезенного У Эрбаем оборудования, они наконец вскрыли потолок одного из неповрежденных залов и закрепили лаз быстросохнущим цементом, чтобы тот не рухнул снова. У Саньсин стоял у нового входа, сердце колотилось у него в горле, пока инженеры его брата устанавливали временную металлическую конструкцию, чтобы убедиться, что вход выдержит. Впервые за долгое-долгое время У Саньсин увидел брата одетым не в костюм. У Эрбай подошел к нему с группой мужчин, явно одетых для похода в гробницу. — Прошло семь дней, — хрипло прошептал У Саньсин. — Он… — Мы вернем его домой, — отрезал У Эрбай, гнев притупился за дни тщетных поисков, а ярость превратилась в боль, которую, по мнению У Саньсина, мало кто мог заметить. Они вошли, как только проход сочли достаточно безопасным: проползли внутрь, во тьму через крошечное отверстие, воняющее едва затвердевшим цементом. Мысль, что его маленький племянник провел несколько дней, а может, и всю оставшуюся жизнь, в таком месте, вызвала желчь в горле У Саньсина. Утешало лишь, что, несмотря на кошмары, признаков короля трупных жуков не было, а значит, они вряд ли встретят крошечного зомби. Ведь иначе он очень сомневался, что не позволил бы тому, что некогда было его племянником, убить его. Меньше всего он ожидал, что пройдет по первому коридору, свернет в маленькую прихожую и увидит встающего с пола У Се — тот лежал на своем ярко-синем рюкзаке. Он смотрел на них своими огромными глазами на слишком маленьком личике, но выглядел совершенно здоровым, на нем не было ни единой царапины. Посветив фонариком, У Саньсин даже грязи на нем не нашел. — Малыш Се? — позвал У Эрбай. Брат У Саньсина всегда обладал более холодным рассудком и не позволял эмоциям брать верх. — Дядя Эрбай? — мальчик моргнул, глядя на своего второго дядю, а затем ослепительно улыбнулся. — Ты тоже пришел на раскопки? А лошадь видел? У Саньсин заметил напряжение У Эрбая, облегчение, смешанное с недоверием и изрядной долей настороженности. Прошла неделя с тех пор, как У Се застрял тут в ловушке, но выглядел он так, словно вышел из палатки всего час назад. Ни голода, ни жажды, не говоря уже об обезвоживании, и он совсем не напоминал ребенка, который целыми днями сидел один в темноте. — Я... пришел за тобой. Пора возвращаться домой, — спокойно сказал У Эрбай, и малыш тут же надулся, угрюмо пнув ногой пол. — Но дядя! — заскулил он. — Я даже гробницу еще не видел! У Саньсин бросил взгляд на брата. У Се проторчал в долбаной гробнице целую неделю. Он должен был увидеть больше, чем просто фигурки лошадей. — Малыш Се, пойдем со мной, — У Эрбай протянул руку мальчику, и тот подошел и взялся за нее, все еще с угрюмым и разочарованным видом. Он не слышал шепота людей, наблюдавших за этой сценой, и не заметил, как У Саньсин с трудом сдерживал слезы, прикасаясь к нему и молясь, чтобы это не было сном.

***

Они проверили У Се со всех сторон. Никаких признаков голода или обезвоживания. Одежда чистая, и самое главное и тревожное — он был уверен, что вошел в гробницу за несколько мгновений до того, как за ним пришли его дяди. Он не понял, отчего выход оказался с другой стороны, и поначалу решил, будто они все-таки собираются исследовать гробницу, отчего потом еще больше расстроился. Оказавшись снаружи, он был крайне потрясен, осознав, что лагерь увеличился в размерах втрое, как и при виде странного оборудования. Однако У Се, казалось, не понимал, что что-то произошло, пока его дяди не заставили его выполнять очень странные действия, вроде питья какого-то горького лекарства и прикосновения к пугающим его вещам. У Саньсину было все равно, он просто радовался, что мальчик жив и невредим, и готов был безоговорочно принять это чудо. У Эрбай больше осторожничал и пытался проверить, действительно ли мальчик — У Се, а не какое-то существо, которое убило и приняло его образ или каким-то образом овладело им. Но ни благословенная сталь, ни священный нефрит или черное ослиное копыто не подействовали на У Се, он просто все больше и больше пугался настороженности своего дяди. Они отвезли его в ближайший крупный город для полного обследования, включая МРТ и анализы крови, что вызвало у него серию нервных срывов, поскольку У Эрбай безжалостно заставил племянника пройти кучу тестов, что напугало его. В конце концов, он был всего лишь маленьким ребенком. У Саньсин попытался вмешаться, но взгляд брата сказал ему: пусть У Се жив и здоров, но это вовсе не освобождает его от вины за то, что он притащил ребенка на раскопки, а затем потерял в гробнице. Анализы показали здорового семилетнего мальчика и ничего больше. В конце концов они вернулись домой. Облегчение У Саньсина было слишком сильным, чтобы он мог смотреть на племянника с чем-то, кроме беспомощного удивления. У Эрбай задумчиво следил за мальчиком, пока тот пытался уговорить своего нынешнего опекуна — одного из самых доверенных людей У Эрбая — купить ему мороженое.

***

Вот и все. Это должно было остаться необъяснимым событием, о котором больше никогда не упоминалось. Но не тут-то было. У Саньсин сидел на ступеньках внутреннего двора резиденции У Эрбая — его брат не дал ему даже иллюзии выбора относительно того, где ребенок останется после инцидента с гробницей. Стоял разгар лета, и цветущие деревья, посаженные во дворе, осыпались белыми и розовыми лепестками, отчего казалось, будто земля покрыта снегом. У Се, конечно, сразу же захотелось побегать и поиграть в лепестках, и так легко было дать мальчику желаемое, хотя руки У Саньсина все еще дрожали при мысли о произошедшем. Он наблюдал, как У Се гонялся за падающими лепестками и пинал кучки на земле; как наклонялся, сгребал и подбрасывал их в воздух. Он не понимал, что видит, думая, будто это ветерок поднимал лепестки, пока У Се не собрал и не бросил особенно большую горсть, хихикая как ненормальный. У Се всегда было скучно одному, ему нужно было, чтобы с ним кто-то играл. Он очень злился и обижался, если его отправляли играть в одиночку. Но сейчас У Се носился почти полчаса, не глядя на дядю. И вообще не просил поиграть с ним. Затем У Саньсин увидел, как тот подбросил в воздух большую горсть лепестков, и ему показалось, будто те на мгновение замерли в воздухе, словно ударились обо что-то невидимое. Он моргнул, и все снова выглядело нормально — У Се покраснел от беготни, его волосы растрепались, он смеялся и побежал в другой конец двора, играя в игру, в которую могли играть только дети, без правил или других участников. Но присмотрись У Саньсин повнимательнее, он заметил бы легкий ветерок прямо под маленькими ножками У Се — лепестки поднимались с земли, будто что-то бежало рядом с мальчиком.

***

Несмотря на то, что У Се никогда по-настоящему не интересовался лошадьми, ныне мальчик был очарован ими. Внезапно ему потребовались лошадки, хотя до сих пор он играл лишь с котятами и роботами, иногда для разнообразия — машинками. Но нет, все игрушки в одночасье впали в немилость, и первенство взяли лошади, только они и ничто другое. Однако сами животные как таковые ему не нравились, сколько бы он ни требовал их. Он жаловался на мультфильмы с лошадьми, которые У Саньсин находил для него, и его передергивало от игрушечных лошадок, которые дарил отец. Казалось, ему больше нравились волшебные лошадки с крыльями, чешуей или рогами — их он обожал, а обычных игнорировал. У Се ныл и просил показать ему «настоящих» лошадей, поскольку, видимо, мультяшные его не убедили. Поэтому пришлось ответственно подойти к этому вопросу. Старший в семье брат не любил баловать своего сына, но в итоге сдался и нашел конное ранчо, где обучали верховой езде — там согласились провести мальчику экскурсию. И У Саньсина — бесспорного мужлана семьи, — определили сопровождать его. Он надеялся на замечательный, веселый день для У Се, который унял бы гложущую вину, вскипавшую в груди У Саньсина всякий раз, когда он вспоминал ужас прошлого лета и племянника, потерянного в гробнице. Только все пошло совсем не по плану. Вообще. Когда они ехали, У Се был так возбужден грядущей встречей с лошадьми, что едва мог усидеть на месте. Однако когда они оказались на ранчо и он увидел первую лошадь, восторг как рукой сняло. Мальчик долго молча смотрел на нее, а потом завыл так, словно у него разрывалось сердце или с него живьем сдирали кожу. Своими воплями он напугал лошадей, и их с У Саньсином выгнали с ранчо, вежливо попросив больше не возвращаться. У Се безудержно рыдал. Он кричал, что «дядя обещал лошадей», и всхлипывал без остановки — У Саньсин даже боялся, как бы мальчик не задохнулся. У Саньсину чудом удалось доставить У Се обратно в резиденцию У Эрбая, не разбив машину, ведь ребенок перешел от плача к истерике. Он всегда вел себя с ним непослушно, не то что с братом. Поэтому У Саньсин надеялся, что тот успокоит его и, возможно, поймет, что же случилось. У Эрбай не слишком обрадовался, когда в его кабинет внесли орущего ребенка, и взглядом дал понять, что винит в этом У Саньсина. Но и правда — перед лицом У Эрбая и его стоического спокойствия драматичная истерика прекратилась, хотя У Се продолжал плакать и твердить, что дядя Саньсин его обманул. Ужасно несправедливо, ведь У Саньсин точно показал ему обещанных лошадей. — Малыш Се, — спросил У Эрбай, присев на корточки перед рыдающим мальчиком. — В чем дядя Саньсин тебя обманул? Разве он не отвез тебя на конное ранчо? Не показал лошадей? Этот вопрос заставил мальчика зарыдать еще громче, маленькое личико покраснело и покрылось пятнами. — Он обещал настоящих лошадей! А там были фальшивые! Как в телевизоре! Все знают, что телевизор всегда врет! Что ж. С этим У Саньсин даже поспорить не мог — на телевидении и правда сплошное вранье. Но лошади, они же... очевидны. Он беспомощно посмотрел на У Эрбая в надежде, что брат успокоит неразумного ребенка. — Малыш Се, — серьезно сказал тот тоном, не терпящим возражений, прервав рыдания. — Скажи, как выглядят настоящие лошади? — Они гладкие, — объявил тот, а затем протянул руку и указал на декоративный узор из змеиной кожи на кожаных креслах перед столом. — Вот такие! И светятся! И у них есть рога, такие большие рога. — Он потянулся к своей голове и растопырил пальцы, вероятно, желая имитировать рога, но в итоге получились маленькие веера. — И они волосатые, у них много-много волос. У Се забыл о расстройстве, стараясь описать идеальную, по его мнению, лошадь. — И они дышат огнем! — это тоже сопровождалось бурными жестами, имитирующими огонь, то есть сопли, вылетающие из его носика. — И бегают вот так. У Се топнул ногой, и У Саньсин полностью потерялся в образе, который У Се пытался изобразить — он безуспешно старался не смеяться. Зато у брата было абсолютно сосредоточенное выражение лица, словно каждое слово, сказанное У Се, было на вес золота. — И они очень крутые! Самые крутые! У Эрбай кивнул, когда племянник, казалось, исчерпал свое абсолютно бесполезное объяснение. — Мне кажется, я видел нечто подобное, — серьезно сказал он. — Подожди здесь минутку. У Эрбай встал, поправил свой темный костюм и вышел из кабинета. — Малыш Се, — начал У Саньсин, но мальчик угрюмо повернулся к нему спиной. Очевидно, он все еще был нежеланным и плохим дядей. К счастью, У Эрбай быстро вернулся, неся старую бронзовую статуэтку цилиня, топчущего каких-то монстров. Обычно та стояла в одном из приемных залов. Старая, хотя не древняя, ценная, но не такое уж и сокровище. У Саньсин никогда не понимал, почему его брату нравятся такие вещи, — а статуэтка ему нравилась, он хранил ее уже много лет. У цилиня было тело довольно мускулистого оленя и кожа, покрытая полированной чешуей. Он выглядел слишком угрожающе для зверя, который должен символизировать милость небес. С головой дракона, большими ветвистыми рогами, растущими изо лба, и гривой, покрывающей большую часть шеи, которая развевалась на невидимом ветру. Его копыта и хвост, казалось, окутывало пламя, и он скалился огромными клыками на призраков, на которых наступал. Цилинь выглядел свирепым и смертоносным, почти таким же монстром, как призрак, которого он разрывал на части зубами и топтал горящими копытами. Основание скульптуры покрывали остатки призраков и других монстров, уже разорванных в клочья. У Саньсин понимал, почему У Эрбаю нравилась эта вещица: она прекрасно демонстрировала, что станет с теми, кто перейдет ему дорогу. — Малыш Се, — сказал У Эрбай, ставя статуэтку на стол и поворачиваясь к мальчику. — Скажи, это лошадь? Лицо У Се мгновенно просветлело, он подбежал к столу, рассматривая цилиня сияющими глазами, и с энтузиазмом кивнул. — Да! — он протянул руки к статуэтке. — Это настоящая лошадь! У Эрбай обменялся взглядом с У Саньсином поверх головы мальчика. Что за чертовщина тут творилась?

***

Субботним утром У Саньсин был готов ко многому, но не ко звонку брата в девять часов с приказом приехать в Ханчжоу со всеми доверенными людьми. И как можно скорее. У Се похитили. Один из людей У Эрбая оказался предателем, работающим на человека, чей бизнес он усердно потрошил. Тот, доведенный до отчаяния, решил отплатить кровью. Ему посчастливилось найти того, кто польстился на деньги, а может, затаил на босса какую-то обиду. Главное, этому человеку в доме У Эрбая доверяли достаточно, чтобы он вывел мальчика вроде как за мороженым, а никто и внимания не обратил. Как типичный восьмилетний ребенок, У Се обожал мороженое и умолял всех подряд сводить его в магазин неподалеку от дома. Его огромные глазищи лишь усугубились недавно обретенной уверенностью в своей привлекательности. Кроме того, он был лгунишкой, который убеждал всех, что не ел мороженого, даже если уже выпросил лакомство у двух разных людей. У Эрбай был в ярости, его люди не столько обыскивали предприятия соперника, сколько попросту громили их. К моменту приезда У Саньсина весь город стоял вверх дном, на улицах бушевала настоящая война. Его брат откровенно давал понять, что никто из тех, кто напал на его семью, не доживет до рассказов об этом. Поздно вечером они наконец узнали местонахождение племянника — У Саньсин лично выбил эту информацию у человека, привезенного людьми его брата. Они приготовились к налету, собрав все силы для штурма заброшенного школьного здания, которое похитители выбрали в качестве укрытия. Они ждали сопротивления и потерь. В конце концов, это был последний бой, эти люди начали войну с У Эрбаем, а от него пощады ждать не стоило. Однако, по прибытии их никто не остановил. Ни охраны, ни часовых, ни наблюдателей. Никого. То есть, никого живого. На первом и втором этажах было совершенно пусто, тихо и темно. Их внимание привлек запах. Любой, кто хоть как-то был связан с ограблением гробниц, знал запах смерти и всех стадий разложения. Это был запах крови и человеческих экскрементов — свежий и достаточно сильный, раз доносился с нижнего этажа, как едкий туман. Внизу располагались старые раздевалки, настоящий лабиринт пустых бетонных комнат с облупившейся краской и вонью плесени, пробивающейся сквозь запах крови и смерти. Когда они добрались до центрального помещения — большого открытого пространства с несколькими коридорами, ведущими из него, и старой мебелью, выставленной у стены, — место напоминало кровавую баню. Повсюду валялись тела, человек двадцать или тридцать — сложно определить, поскольку они были не просто мертвы, а расчленены, и все, что только можно было сотворить с человеческим телом, произошло с этими людьми... останками... чем бы оно ни было. Они пробирались через бойню к старым школьным партам у стены, и от обилия крови и других жидкостей на полу хлюпали ботинки. А на старом столе, свернувшись калачиком, крепко спал маленький мальчик. Они знали, что он спит, поскольку у У Се все еще не прошла до конца инфекция носовых пазух, которую тот подхватил несколько недель назад — его ноздри во сне все еще издавали забавный свистящий звук. Тела вокруг выглядели так, словно их что-то разорвало на части. Конечности были отделены, внутренности вытащены и раздавлены, кое у кого даже оторваны головы. И все были раздавлены до едва узнаваемой формы. И дело не только в тупой травме — тела были пронзены насквозь, кровавые дыры разных размеров прорезали развороченные грудные клетки. Некоторые были даже обожжены, вонь паленой кожи и волос была невыносима. Кровь, заливающая пол, тянулась от стены к стене, но до стола, на котором спал У Се, не доходила. Вокруг него был чистый сухой круг, словно какая-то сила отвела кровь от этого места. Более того, были явные признаки стрельбы. Пустые магазины на полу, пистолеты, зажатые в руках мертвецов, пулевые отверстия в стенах и полу, но ни одного рядом со столом и спящим на нем ребенком. — Привет, малыш, — пробормотал У Саньсин, протягивая руку к мальчику и поднимая его. У Се ворчливо что-то пробормотал во сне, всегда такой недовольный, когда кто-то пытался его разбудить, но легко успокоился, когда У Саньсин прижал его лицо к своему плечу. Он понятия не имел, накачан ли мальчик наркотиками, но если тот проснется, не хотелось бы, чтобы он увидел смерть вокруг. Кто его знает, насколько подробно он видел то, что здесь произошло. — Возьмите пакеты и соберите все останки. Отвезите тела на свиноферму, предварительно пропустив головы через гидравлический пресс. Не забудьте удалить зубы. У Саньсин слышал, как У Эрбай отдает распоряжения, и повернулся, чтобы унести племянника с места побоища, пока тот не проснулся. Оказалось, с мальчиком все в порядке. Наркотиков в организме не было, синяков тоже, вообще ничего. Он проспал еще восемь часов, а потом проснулся, жалуясь на голод. У Се не помнил ничего, кроме того, что вышел с охранником и в машине очень захотел спать. А еще он очень расстроился из-за отсутствия мороженого, и это оказалось самым травмирующим воспоминанием того дня.

***

Нельзя было отрицать, что с У Се творилось что-то неладное. Странные игры в одиночку еще можно было объяснить детским воображением, да и внезапная перемена интересов была достаточно безобидна. То, что печально известный своей неуклюжестью мальчик внезапно перестал получать синяки, тоже было странным, но безвредным событием. Он по-прежнему много падал, но почему-то ни разу ни обо что не ударился. Ни ободранных коленей, ни ушибленных локтей, ни сломанных костей. Но домашние собаки больше не приближались к У Се, всегда настороженно держась на расстоянии. Когда У Се было девять лет, У Саньсин предложил позвать даоса, чтобы тот взглянул на мальчика. У Эрбай вышвырнул брата из дома. Через полгода произошел несчастный случай. Пьяный водитель не справился с управлением и выехал на тротуар, прямо на У Се и еще одного пешехода. Отец и мать У Се были всего в нескольких шагах позади, мальчик бежал впереди них. Машина сбила его и другого пешехода прямо в стену соседнего здания. Водитель погиб, прохожий был тяжело ранен, но выжил. На теле У Се не было ни царапины — машина так и не добралась до мальчика, ее смяло, будто она ударилась обо что-то огромное и неподвижное. Это вызвало переполох в городе, новость о «чудесном» спасении разнеслась по всей округе. Пришлось попотеть, чтобы подавить огласку средств массовой информации и дать их старшему брату немного покоя. У Эрбай позвонил У Саньсину и приказал найти кого-нибудь надежного. Обычно тот терпеть не мог приказов, но сейчас послушался.

***

Старый даос был лучшим, кого смог найти У Саньсин. Не богатый и знаменитый, с безупречной репутацией и отличными рекомендациями. Хотя У Саньсина не назовешь специалистом в поиске долбаных даосов, однако на кону стояла жизнь его племянника. Старшего брата в свои планы они не посвятили: обоим и так было неловко от найма проклятого даоса. Они всегда были выше любой суеверной чепухи. Но у них заканчивались идеи, и оба заметили, что... события вокруг У Се с каждым годом все больше ужесточались. А ему всего десять. Что будет через пять-десять лет? Какую цену придется заплатить за эту так называемую защиту? Да и защита ли это вообще или же ловушка: сущность, которая, как они подозревали, привязалась к У Се, притягивая к себе опасность, чтобы затем предложить «защиту»? Нужно было что-то делать. Они снова взяли ребенка к себе. У Саньсин отвлекал мальчика карточными фокусами, пока они ждали прихода даоса. В почти пустом доме он легко услышал тихие шаги брата и даоса. Был поздний вечер, и во избежания слухов большую часть персонала отправили по домам. — Сюда, пожалуйста. — У Эрбай при желании мог быть невероятно гостеприимным хозяином. — Дядя, — У Се поднял на него затуманенные глаза. — Я хочу спать, — объявил он. Затем зевнул, сложил руки на столе и положил на них голову. И уснул еще до того, как его голова коснулась рук. Обеспокоенный У Саньсин, ничего не понимая, уставился на племянника. Затем, услышав резкий выдох даоса, поднял голову и увидел морщинистое лицо и синюю мантию. Темные глаза старика сосредоточились на внезапно уснувшем мальчике. Он открыл рот, словно собирался что-то сказать, но так и не смог произнести ни слова. Внезапно все лампы и электрические розетки в доме взорвались, погрузив дом в полную темноту и забрызгав их дождем ослепительных искр, вызвав хаос и перебои с электричеством в радиусе десяти кварталов. У Се не пострадал. У Эрбай, У Саньсин и даос получили незначительные порезы и ожоги от взорвавшихся лампочек и искр. Даос сбежал, отказавшись даже заговорить с ними, а потом и вовсе рванул прочь из города.

***

По окончании трех лет без каких-либо заметных происшествий У Саньсин осторожно вздохнул с облегчением. Пускай тот даос и сбежал, но возможно, их затея все же удалась. И существо, которое, казалось, привязалось к У Се, наконец исчезло. У Се собрался в школьный поход с классом. Он был невероятно взволнован и умолял родителей и дядей отпустить его. Получив добро, тринадцатилетний подросток с большим энтузиазмом бросился в самую гущу приготовлений: болтал с друзьями из школы о том, что те планируют взять, просматривал список необходимых предметов, поставляемых школой, и, в предвкушении поездки, несколько раз собирал свою сумку. Как ни странно, У Се настаивал на покупке соленых крекеров, которые, насколько знал У Саньсин, его племянник терпеть не мог и не притронулся бы к ним, даже умирая с голоду. Странно, но, может, он хотел угостить ими своих друзей? Поездка планировалась всего на несколько дней. Обычный поход в ближайшую к городу дикую местность, подъем на одну из небольших гор. Школа, как и многие другие, постоянно водила туда учеников. Никаких проблем. Три года спокойствия заставили У Саньсина забыть, что слова «никаких проблем» и «У Се» в их случае, не складывались в одно предложение. Поздно ночью ему позвонил У Се. — Малыш Се, — сказал У Саньсин, — разве ты не должен спать?.. Он умолк, осознав фоновые звуки — детский плач, крики, взрослые голоса, пытающиеся казаться спокойными, но с явно скрываемым страхом, раскаты грома и ревущий стремительный звук — слишком знакомый по приключениям с ограблением гробниц — звук водного потока. — Дядя Саньсин, — сказал У Се странно спокойным голосом, учитывая фон, — не мог бы кто-нибудь приехать и забрать нас? — Малыш Се, — спросил У Саньсин, — что произошло? — Река разлилась, — сказал У Се с ноткой раздражения в голосе. — А ведь было так весело! — пожаловался он. — Мы только прошли долину и должны были завтра начать восхождение на гору, а теперь окружены водой и не можем выбраться, пока кто-нибудь не придет и не заберет нас. Несмотря на то, что У Саньсин чувствовал, как его сердце почти останавливается от слов племянника, он все еще слышал недовольство в голосе У Се. — Никуда не уходи, — автоматически сказал У Саньсин, абсурдность этих слов поразила его только после того, как он их произнес. — Мы позвоним в полицию, и я немедленно приеду за тобой. Конечно, он не стал звонить отцу У Се — какой смысл беспокоить старшего брата, если в сложившейся ситуации тот ничем не мог помочь. Он позвонил У Эрбаю, и тот вызвал полицию, а затем оба бросились искать У Се, следуя карте маршрута, которую школа предоставила семьям всех учеников. Когда они добрались до места, все оказалось даже хуже, чем боялся У Саньсин после телефонного звонка. Внезапное наводнение накрыло долину, и вода бушевала, унося с собой все на своем пути — листья, ветки, мелких животных — даже кусты вырвало с корнем и несло по долине. Полиция не дала им проехать, но для братьев У и их весьма опытных людей это не стало проблемой. Они бросили машины и отправились пешком по пересеченной местности. Но затем были вынуждены остановиться и просто смотреть вниз на бушующий поток — возможности и средств перейти его у них не было. — Вон они! — внезапно закричал один из их людей, указывая на точку в центре потока. У Саньсин выхватил у него бинокль, и вместе с братом, поднявшим свой, глянул в указанном направлении. Там, среди бушующего потока, виднелся клочок невероятно сухой земли. Вода просто расступилась вокруг него, словно перед невидимой стеной. У Саньсин видел, что сухой островок находился значительно ниже уровня воды, словно в каком-то колодце. На этом клочке стояли палатки школьников, в центре жались друг к другу испуганные дети и взрослые. Боялись все, кроме У Се — У Саньсин без труда опознал белую куртку племянника, хотя уже и не такую белую от грязной воды. Мальчик ходил по лагерю, похлопывал друзей по плечу и с любопытством тыкал пальцем в практически стену воды, окружающую их. У Саньсин обменялся с братом недоверчивым и более чем обеспокоенным взглядом. Видимо, что-то до сих пор продолжало курировать У Се. Над головой раздался шум — они посмотрели вверх и увидели приближавшийся к реке полицейский вертолет. Спасатели спустили к необъяснимо уцелевшему лагерю веревочные лестницы и принялись вытаскивать детей и учителей. Пара ходок — и собрали всех. У Саньсин с тревогой наблюдал, как У Се прятался за палатками и сторонился спасателей, пока на площадке не осталась всего одна учительница. У Саньсин смотрел, как У Се в белой куртке и учительницу медленно поднимают в небо на вертолет. Как только У Се благополучно оказался внутри, послышался шум и наводнение захлестнуло лагерь, сминая разноцветные палатки и сметая их с остальными обломками, которые подхватила вода.

***

Следующая пара лет прошла без каких-либо серьезных инцидентов. У Се стал выше. Он хорошо учился в школе. У него было много приятелей, но ни одного из них У Саньсин не назвал бы настоящим другом. Несчастных случаев больше не повторялось, и в конце концов события роковой школьной поездки забылись, превратившись в городскую легенду. У Саньсина немного беспокоила некоторая дистанция между У Се и его многочисленными друзьями. Он по-прежнему много играл сам по себе, казалось, он искренне наслаждался полным одиночеством. Он все еще был неуклюж, натыкался на разные предметы или падал на ровном месте, словно его конечности были слишком длинными. Но у него по прежнему при этом не проявлялось ни одного синяка. Однако он был веселым подростком, дружелюбным, стремился познакомиться с новыми людьми и узнать новые вещи. У него были хорошие оценки, он не доставлял проблем в школе, не прогуливал уроки и не проводил целые дни за видеоиграми, как другие дети. И вот в один солнечный осенний день У Саньсину позвонили из школы У Се и попросили приехать и разобраться с дисциплинарным вопросом, в который был вовлечен его племянник, поскольку родители мальчика были в отъезде, а он — следующий контакт семьи. Совершенно не понимая, что произошло, У Саньсин тут же отложил все дела и направился прямо в школу. Его проводили прямо в кабинет директора, где с одной стороны он обнаружил полдюжины перебинтованных подростков, щеголявших множеством синяков и царапин, и пятнами крови на униформе, а с другой — У Се и девушку, которую У Саньсин смутно помнил как подругу своего племянника. Она, похоже, одновременно была испугана и сердита, но в целом — невредима, а вот у У Се под глазом блистали первоклассный синяк и пара других царапин. Кроме того, в кабинете присутствовали несколько родителей — очевидно, тех мальчиков, судя по тому, что они стояли на их стороне и попеременно кричали то на директора, то на У Се. Последний был в своем репертуаре — выглядел невероятно довольным собой, несмотря на неприятности, в которые явно влип. И тут У Саньсин кое-что понял. Это был первый синяк или травма у его племянника за... много лет. Он уставился на все еще формирующийся фингал и на девушку, которая жалась к У Се, весьма четко обрисовав стороны конфликта. У Саньсин старался удержать на лице маску бесстрастности, хотя внутренне был невероятно счастлив. Первая драка его племянника, и, судя по количеству мальчишек на том конце комнаты и масштабу их ранений, У Се явно выиграл. У Саньсин ощутил гордость. Он всегда знал, что его племянник будет потрясающим! Тот показал этим выскочкам, кто здесь главный. У Саньсин внимательно разглядывал мальчиков, подсчитал их царапины, синяки и разные травмы, затем снова посмотрел на У Се и решил, что его племянник выглядит не так уж плохо. Очевидно, кровь У в нем преобладала, каким бы скучным ни был его отец. У Се смотрел на него, и что-то в выражении его глаз подсказало У Саньсину — мальчик почувствовал его состояние и понял, что неприятностей у него с дядей не будет. Его отец — совсем другое дело, и, разумеется, У Саньсину нужно выглядеть должным образом недовольным перед директором, но все же. Первый бой У Се! И он победил! У Саньсин очень хотел сделать фото, чтобы показать старшему брату, но подумал, что сейчас это будет выглядеть не очень хорошо. Позже он непременно в подробностях расскажет эту историю У Эрбаю. А теперь предстояло выяснить, что же произошло и кто научил У Се драться, поскольку учителем точно был не он. Может кто-то из телохранителей в поместье показал ему пару приемов? — Господин У, — приветствовал его директор, поднимаясь из-за стола. — Спасибо, что пришли так быстро. У Саньсин кивнул, безуспешно пытаясь вспомнить имя этого человека и жалея, что не обратил внимания на табличку на двери кабинета. На столе тоже была табличка, но ее частично заслонял один из родителей, а У Саньсин не хотел слишком очевидно пытаться ее прочитать. — Ваш сын, — сердито начал один из родителей, лысеющий мужчина с румянцем на лице, который, по мнению У Саньсина, совсем не выглядел здоровым. — Дядя Саньсин, — отчетливо произнес У Се почти одновременно. Не обращая внимания на разгневанных родителей, У Саньсин уделил племяннику все свое внимание. — Малыш Се, заправь рубашку, — сказал он, затем перевел взгляд с У Се на директора и обратно. — Что случилось? — спросил он явно обращаясь к кому-то из них. Директор прочистил горло. — Господин У, — повторил он, — ваш племянник подрался с другими учениками. У Саньсин кивнул. Очевидно. — Ваш племянник зарезал моего сына! — закричал лысеющий мужчина. У Саньсин медленно повернулся к нему, затем бросил взгляд на мальчика рядом, который, увы, уже проявлял дурную наследственность своего отца. — Он выглядит просто замечательно для того, кого ударили ножом, — прокомментировал У Саньсин, и румянец мужчины стал на несколько оттенков темнее. Вероятно, эта палитра должна была как минимум согревать его в довольно прохладной комнате. Но следующие слова отвлекли его от странной прохлады в комнате, где было холоднее, чем на улице. — Зарезал — слишком сильно сказано, — быстро произнес директор, — но у некоторых мальчиков порезы, и это наводит нас на подозрение, что ваш племянник принес в школу нож. У Се тут же открыл рот, чтобы возразить, но затем, очевидно, вспомнил, где находится, и закрыл его, не решаясь перебивать взрослых. Однако он явно был очень возмущен обвинениями. — И собака! — так же сердито добавила одна из матерей. У Саньсин видел, как директор подавил вздох. У Саньсин сунул правую руку в карман пиджака. В комнате было так холодно, что старые переломы пальцев заныли от боли. Забавно, ведь эти пальцы он когда-то сломал в школьной драке. — Некоторые дети утверждают, что во время драки на них напало какое-то животное, — сказал директор, — и оно, по их словам, находилось под контролем вашего племянника. У Саньсин покачал головой, жалея, что не оделся теплее. Куртка на нем совсем не грела. — У малыша Се нет собственной собаки, — сказал он, — и даже будь она у него, сейчас сидела бы здесь. — А нож? — спросил директор. — Малыш Се, — сказал У Саньсин, не сводя глаз с директора, — ты принес в школу нож? — Нет, дядя Саньсин, — быстро ответил мальчик. — Слышали? — сказал У Саньсин, игнорируя крики и протесты с другой стороны кабинета. — Он не принес в школу нож. — Как вы можете верить ему на слово?! — закричала одна из матерей, положив руку на плечо мальчика с забинтованной рукой и окровавленным носом. Серьезно, неужели дела в школе настолько плохи, что они не могли позволить себе отопление? У Саньсин знал, что У Эрбай регулярно жертвует школе деньги, но, похоже, ему пора более глубоко изучить ее финансы. Это было просто смешно. Когда он выходил из дома, на улице было не так уж и холодно. — А как вы можете верить тому, что сказал он? — У Саньсин указал на ее сына. — Он мой сын! И у него есть раны, доказывающие, что на него напали! У Саньсин кивнул. — У Се — мой племянник, и у него тоже есть раны, доказывающие, что на него напали. Потом он присмотрелся к девушке — ее покрасневшим от слез глазам и темнеющим синякам на правом запястье. — Кроме того, есть еще девушка, — заметил он. — Вы действительно пытаетесь доказать мне, что У Се ни с того ни с сего решил напасть на группу, которая значительно превосходила его численностью, потому что... что? Ему было скучно? — Он явно!.. — В его личном деле нет записей о драках или каких-либо других проступков в школе, — резко оборвал ее У Саньсин, давая волю своему гневу. — Можно ли сказать то же самое о каждом из этих мальчиков? — он посмотрел на директора, отчетливо выражая свое недовольство, и тот сглотнул. Он не дал ему возможность ответить и сразу повернулся к У Се. — Что случилось, малыш Се? Мальчик похлопал по руке стоявшую рядом с ним девушку, потом расправил плечи и высоко поднял голову. — Они приставали к Сяо Ян, — сказал он. — Поэтому я остановил их, — девушка рядом с ним — предположительно Сяо Ян, — кивнула в знак согласия. — Это они начали, а не брат У. Я пыталась зайти в класс, а они начали приставать ко мне, и брат У решил их остановить. И тогда они ударили его, и ему пришлось ударить их в ответ. У Саньсин старался не показывать, насколько объяснение Сяо Ян еще больше обрадовало его. У Се не просто ввязался в свою первую драку и, очевидно, выиграл ее, но сделал это по весьма веской причине. Кроме того, он наконец-то проявил интерес к девушке! У Саньсина беспокоила холодность племянника к противоположному полу, но теперь совершенно ясно — он просто ждал подходящую девушку. У Саньсин принялся про себя строить планы, придумывая предлог, чтобы пригласить ее к ним в дом. Конечно, роман с ней будет легче построить там, где не так ужасно холодно. — Мой сын никогда бы так не поступил! — снова подал голос лысеющий мужчина, и У Саньсин проигнорировал его в пользу директора. — Не припоминаю, чтобы вы ответили на мой предыдущий вопрос, — сказал он. — Личные дела учеников конфиденциальны, — начал директор с таким видом, словно обливался потом, несмотря на холодину в кабинете. Предыдущая мысль У Саньсина об отсутствии отопления была услышана — у стены зажужжал нагревательный блок, и У Саньсин задумался, а исправен ли он вообще? — То есть у них в личных делах есть дисциплинарные записи, — заметил он, — в отличие от У Се. А у Сяо Ян? — Ничего подобного, — быстро сказала та. — Итак, у нас есть два ученика, у которых никогда прежде не было проблем, и полдюжины школьников, имеющих дисциплинарные взыскания, — У Саньсин поднял бровь, глядя на директора. — Вы действительно пытаетесь доказать, что вина лежит на двух примерных учениках? — Господин У... — начал директор. — Хотите сказать, что виноваты мой племянник и его подруга? — повторил У Саньсин. — Когда я абсолютно точно знаю, что у них не было ни собаки, ни ножа? — он взглянул на остальных школьников. — Хотя я не могу говорить за этих ребят, — добавил он. — Если нож действительно был, может, лучше спросить их об этом? И еще, — добавил он, внезапно почувствовав себя счастливым от озарения, — эти парни действительно утверждают, что в их избиении участвовала девчонка? Всех сразу? Он не мог сдержать смеха при виде внезапно широко раскрытых глаз на лицах мальчиков. Как типичные подростки, они никогда не думали о своем будущем, только о настоящем. Они настолько зациклились на том, чтобы выбраться из неприятностей, что совсем не подумали, как это будет выглядеть для них позже. — Один тощий пацан и маленькая девочка преследовали их, удерживали и избивали. Скажите, это был бой один на один, или остальные прижались к стене и плакали, пока мой племянник и девчушка, которая выглядит вдвое меньше вас, дрались? Пожалуйста, объясните, потому что у меня возникли проблемы с логикой, — он нахмурился, почесал лоб и вздохнул. — О! Может, вы выстроились в очередь? Вежливо стояли и ждали свой черед отведать тумаков? Он подошел к племяннику и без предупреждения поднял его руки, глядя на костяшки пальцев. Только те, что были на правой руке, покраснели, да и то совсем чуть-чуть. У Саньсин знал, что если бы У Се отбивался кулаками от семерых мальчишек, то костяшки его пальцев были бы сбиты. — И, учитывая отсутствие отметин на его руках, мой племянник либо обладает несокрушимым телом — хотя синяк под глазом отчасти опровергает это, — либо всех взяла на себя Сяо Ян. Могу я взглянуть на твои руки? Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, гнев и страх исчезли, сменившись благоговением и весельем, когда она без колебаний протянула ему руки. У Саньсин осторожно взял их, перевернул и глянул на совершенно невредимые костяшки пальцев. Ладони слегка покраснели, словно она, возможно, сильно шлепнула кого-то, но и только. — Похоже, у нас тут два несокрушимых подростка, — объявил он, — учитывая, что они каким-то образом умудрились избить целую группу мальчиков без каких-либо отметин на руках. И все же факт наличия у них синяков показывает, что их схватили и тоже били, а значит, не так уж они несокрушимы. Он повернулся к директору и родителям остальных мальчиков. — Может, осмотрим и руки этих мальчиков? — предложил он. — Выясним, кто и кого на самом деле больше всех бил? Лысеющий мужчина теперь напоминал золотую рыбку — его рот открывался и закрывался без единого звука, а те мальчики, у которых не было перевязок на руках, прятали их за спиной. Один из отцов, который почти ничего не говорил, схватил руку сына и, осмотрев ее, тихо выругался. У Саньсин потер руки, пытаясь согреться — ей-богу, у него точно исходил пар изо рта. Ему явно не показалось, как сильно упала температура в этом кабинете, хотя он был переполнен людьми. Сяо Ян тоже потирала руки, некоторые плотнее натягивали на себя куртки и свитера. После этого ситуация изменилось. Большинство родителей отступили, а те немногие, которые все еще чувствовали себя ущемленными, сменили пластинку, сообразив, что большинство не за них. Трудновато отстаивать свою версию, когда так называемые свидетели рассыпались в прах. У Саньсин заметил, что родители Сяо Ян не появились, и девочка не выглядела так, будто ждала их прихода. Она была одета в школьную форму, но не носила никаких украшений или часов, в отличие от других мальчиков. Даже У Се, по большей части совершенно равнодушный к аксессуарам, носил часы ограниченной серии. У мальчиков тоже были часы и другие вещи, говорившие о достатке их семей. Если она из более бедной семьи, это также объясняло, почему мальчишки приставали к ней. — Дядя Саньсин, — тихо спросил У Се, когда спор утих и директор наконец решил вернуться к своим обязанностям и взял родителей под контроль. — Мы можем подвезти Сяо Ян домой? — и умоляюще захлопал своими огромными глазами — маленький говнюк всегда умел это делать. — Я не хочу, чтобы сегодня она шла домой одна, — У Се бросил взгляд на угрюмых и сильно пришибленных мальчиков, которых уводили родители. Да, У Саньсин понимал его. Никто из этих сопляков не осмелился бы пойти против У Се за пределами школы — даже приди тем в голову такая абсурдная мысль, его телохранители устроили бы им небо в алмазах, а вот Сяо Ян была хорошей мишенью для мести. — Конечно, — согласился он. — Хочешь сначала поужинать у нас? — предложил он девушке, вставая в поле ее зрения и загораживая других детей, все еще находившихся в комнате. Он также как следует поработал над своим тоном. — Любой друг У Се — желанный гость, — он улыбнулся, зная, что при желании может быть весьма очаровательным. — Я познакомлю тебя со всеми нашими собаками, чтобы они знали, что ты — наш друг. Он не мог этого видеть, зато услышал, как усилился шорох за спиной, и родители с детьми внезапно очень захотели как можно скорее покинуть кабинет. У Саньсин никогда не выводил собак из вольера, но знал, что У Эрбай любит брать с собой самых больших. Впечатляло, когда он появлялся в сопровождении восьми огромных пушистых зверей. Собаки семьи У были чрезвычайно хорошо обучены и послушны своим хозяевам, но они были служебными собаками, натасканными на существ, которые выглядели как люди. И сами люди почему-то всегда понимали, что они — не домашние животные, какими бы послушными они были в руках У Эрбая или У Се. Девушка с явным замешательством сначала посмотрела на У Се и после его кивка с явным облегчением приняла приглашение. Выйдя из здания школы, У Саньсин почувствовал желание расстегнуть пальто, застегнутое на все пуговицы. Воздух снаружи был значительно теплее, чем в кабинете директора. Странно, но он не слишком задумался об этом, ведь перед глазами были У Се и Сяо Ян и он пытался выяснить, встречаются ли они и нужны ли племяннику какие-нибудь советы о том, как вести себя с женщинами.

***

Время шло своим чередом, и У Се поступил в колледж. Проявив коварство, он убедил отца, что ему следует жить в общежитии, а не заставлять водителя каждый день возить его в кампус и обратно. Мальчик знал, что дяди не обрадуются этому решению и постараются помешать, поэтому сразу отправился к отцу, зная, что те не смогут спорить с ним, не выставив себя парой суеверных дураков. У Саньсин представить не мог, откуда у этого парня столько коварства, но тут его осенило, и он вздохнул. Конечно, от него самого. Он лично культивировал в племяннике эту черту, и теперь она обернулась против них. Знал это и У Эрбай, который бросил на своего младшего брата свирепый взгляд, а затем повернулся к своим людям и приказал не спускать глаз с У Се в кампусе. Продержались они всего несколько дней, пока У Се всех не опознал. После этого телохранители время от времени теряли его из виду то на десять минут, то на час или два — сколько хотелось У Се. И все же это было лучше полного отсутствия защиты единственного наследника семьи. Оставалось надеяться, что в конце концов У Се устанет сбегать к своим секретным делам — У Саньсин подозревал, что этим «делом» была девушка, — и перестанет регулярно уходить в тень. У Се не переставал. Вместо этого ушел еще глубже. У Саньсин навещал своего брата, когда пришли отчитаться двое из приставленных к У Се людей. Братья как раз закончили играть в видеоигру, У Эрбай уселся на свое обычное место и махнул телохранителям, чтобы те начали доклад. Сначала оба молчали, поглядывая друг на друга, словно каждый пытался заставить другого заговорить первым. — Отсрочка вам не поможет, — лениво сказал У Эрбай, взяв чашку чая и сделав маленький глоток, по-видимому, не замечая, как телохранители слегка побледнели при этих словах. — Босс, — наконец сказал один, в последний раз зыркнув на своего упорное молчавшего напарника. — Э-э-э... У младшего господина появился новый друг. — У моего племянника, судя по масштабу его последнего дня рождения, сотни друзей. Что такого особенного в этом новом? — спросил У Эрбай, поднимая глаза от чашки и глядя на говорившего. Телохранители снова обменялись взглядами, и первый, выглядевший невероятно смущенным, опустил взгляд, словно изучая обувь босса. — Э-э... он... — телохранитель лихорадочно искал слова, а У Саньсин с любопытством наблюдал за происходящим, гадая, что же так напугало этих головорезов. Ничего похожего на ту попытку похищения, или автомобильную аварию, или наводнение в школьном лагере. — Он действительно странный, — наконец сказал телохранитель. — Ведет себя не так, как другие, и все время крутится вокруг младшего господина. — Он не студент, — наконец вмешался второй. — Мы уже проверили. Никто не знает, кто он, парень просто... однажды появился, и все. — И все, — вкрадчиво повторил У Эрбай, и У Саньсин увидел, как телохранители побледнели еще больше. — Он... Мы подозреваем, что именно с ним тайком встречается младший господин, — сказал второй телохранитель. Первый кивнул. — С тех пор, как он появился, младший господин по большей части перестал исчезать. — Что значит «просто появился»? Неужели так трудно отследить подростка? — спросил У Саньсин, теряя терпение. Телохранители повернулись к нему, и один из них развел руками. — Господин Саньсин, — сказал он немного беспомощно, — мы расспрашивали. И провели расследование. Никто не знает, кто этот мальчик. Раньше его никто не видел и не знают, откуда он. Мы и имя-то узнали лишь потому, что слышали, как младший господин знакомил его с некоторыми своими друзьями. И мы никогда не видели этого мальчика одного, только с младшим господином — У нас есть несколько снимков, — поспешно сказал второй телохранитель, заметив, как потемнели лица братьев У. Он сунул руку в карман пиджака и достал небольшую пачку фотографий, которую протянул У Эрбаю. Тот просмотрел их и передал У Саньсину. На всех был изображен У Се в университетском городке — на улице, в библиотеке, в кафетерии, у входа в общежитие. И везде рядом с ним был этот мальчик. Стройный и симпатичный; даже на этих не слишком четких фотографиях, сделанных на расстоянии, У Саньсин видел его почти тревожащую неземную красоту. На вид он был примерно ровесником У Се, у него были короткие темные волосы с длинной челкой, которая свисала на глаза, и одет он был полностью в черное — черные джинсы, черные ботинки, черная футболка, черная куртка с капюшоном. На половине фотографий капюшон был надвинут, отбрасывая тени на лицо. У Саньсин несколько минут изучал снимки, но мальчик казался совершенно незнакомым. Он не мог даже определить происхождение, не то что опознать его. — Вы сказали, что узнали имя? — спросил У Эрбай. Телохранители дружно кивнули. — Чжан Цилин, — произнес один. — Но младший господин всегда называет его «сяогэ»(1), только если не представляет кому-то другому. — Чжан Цилин, — повторил У Саньсин. — Фамилия довольно распространенная, и имя не особо уникальное. — Мне это не нравится, — сказал У Эрбай. — Слишком многие хотели бы заполучить нашего наследника. Узнайте, кто он. У Эрбай повернулся к брату и посмотрел на него так, что сразу стало понятно, кому адресован приказ. В принципе, логично. Если бы У Саньсин много лет назад не потащил с собой У Се на эти проклятые раскопки, никаких странностей бы не было. — Я сам все разузнаю, — послушно сказал У Саньсин, понимая абсолютную безнадежность своего положения.

***

Познакомиться с новым другом — оказалось легче сказать, чем сделать. У Се смотрел большими и самыми невинными в мире глазами, которые говорили, что он понятия не имеет, о ком говорит дядя. Но У Саньсин, глядя на этот безобидный и чистый взгляд, точно знал — мальчик врет и не краснеет. — То есть ты хочешь сказать, у тебя нет друзей по имени Чжан Цилин? Парень в черном, который не отходит от тебя ни на шаг? — Дядя Саньсин! У меня столько друзей! Ты даже не представляешь, каково жить в кампусе. Порой думаешь, что твой сосед — это вон тот тощий очкарик, а потом из якобы его комнаты выходит громила, и остается лишь тихо и без вопросов уйти, — сообщил ему У Се, и отчего-то его глаза стали еще круглее. Проклятье, паршивец был великолепен, даже У Саньсин поверил бы ему, не будь они родственниками. — Вероятно, — протянул он, наблюдая, как плечи племянника немного расслабились. — Да, точно. Готов поспорить, что в кампусе не меньше дюжины Чжан Цилинов. Если хочешь, я попробую собрать их для тебя, но вряд ли это хорошая идея — сложно будет объяснить, зачем они мне понадобились. — Для прощальной вечеринки, — предложил У Саньсин. — Что? — опешил У Се. — Значит, так, — продолжил У Саньсин, глядя на свои пальцы. — Я сегодня за обедом встречусь с твоим другом, или ты возвращаешься домой, а на учебу тебя будет возить наш доверенный водитель. Звучит неплохо, не правда ли? — Но папа... — заныл У Се в точности как тот плаксивый и избалованный ребенок, которого он знал. — Твоего отца поставят в известность о сомнительных и, возможно, опасных людях, околачивающихся вокруг тебя, и об угрозе твоим оценкам и безопасности. У Се быстро заморгал, явно пересматривая свои позиции. — Где... — У Се переминался с ноги на ногу. — Где будем обедать? — Дома, — отрезал У Саньсин, наблюдая, как племянник безуспешно пытается скрыть дрожь. — В два. У Се сглотнул, посмотрел на часы и съежился. — Увидимся через час; по-видимому, придется переодеться. — Либо так, либо пакуй вещички — выбор за тобой, малыш. Племянник напоминал пойманную в мышеловку мышь. Но У Саньсину, конечно, не было смешно.

***

У Саньсин смотрел, как У Се вылезает из такси, одетый в свой парадный кардиган «знакомство с семьей» и джинсы — только из магазина, даже складки еще видны. Мальчик, который вышел из такси вслед за ним, выглядел в точности как на фотографиях, и явно не прилагал абсолютно никаких усилий, чтобы выглядеть лучше для встречи с У Саньсином. Он был одет в чрезвычайно узкие черные джинсы и черную толстовку с капюшоном. Он наблюдал, как У Се панически проверяет, в порядке ли его кардиган «хорошего мальчика», блестят ли ботинки и уложены ли волосы. Потом повернулся к другу, схватил его за плечи, оглядел и забавно замахал руками. Он откинул темный капюшон друга и расчесал пальцами его короткие и черные как смоль волосы, хотя, похоже, те не нуждались в его вмешательстве. Он также развернул приятеля и поправил его толстовку — хлопал по плечам и спине, натягивал край пониже — вообще суетился, как наседка. Друг терпел и послушно поворачивался то туда, то сюда, позволяя У Се возиться со своей одеждой и, казалось, не произнес за это время ни слова. Он был красив, честно говоря, просто лапочка, и явно ниже статусом, чем У Се. Статный и довольно худой, он выглядел как тростинка по сравнению с более коренастым племянником. У Саньсину не нравилось, что он казался безразличным и невыразительным. Невежливо как-то. Его пригласили на ужин к семье друга, мог бы и принарядиться. В конце концов, удовлетворенный видом своего друга, У Се расправил плечи и направился к двери. У Саньсин встал со стула, готовый присоединиться к брату и встретиться с мальчиками в самой официальной из его гостиных — они не часто ею пользовались, однако решили подчеркнуть этому странному мальчику тот факт, что он ошивается вокруг наследника очень могущественной семьи, и за плохое поведение придется ответить. Прежде чем выйти из комнаты, У Саньсин глянул в окно и нахмурился. Он видел тень У Се — вытянутую под углом к солнцу, длинную и тонкую, но все же узнаваемую. Но у мальчика рядом с ним тень была странно искривлена: выпуклая и значительно больше, чем у У Се. Желая рассмотреть получше, У Саньсин подошел ближе к окну, но увидел только, как Пань Цзы приветствовал У Се, а новый друг стоял немного в стороне. У Саньсин снова нахмурился, но решил выбросить из головы странную тень и сосредоточиться на цели вселить в маленького выскочку страх перед семьей У. Все пошло не так, как он думал. Совсем. Мальчишка выглядел максимум лет на двадцать, и то с натяжкой, его детское личико было гладким, ни следа морщин или растительности. Однако ему хватало наглости совершенно не впечатлиться всем увиденным. Полки вдоль стен ломились от чрезвычайно дорогого антиквариата, а фарфоровая посуда на столе была достаточно древней, чтобы при взгляде на нее бросало в холодный пот. Увидев за столом второго дядю, У Се соответствующим образом всполошился; лицо же У Эрбая было привычно непроницаемым. — Дядя Эрбай, — выдавил У Се с натянутой улыбкой. — Не знал, что дядя Саньсин пригласил и тебя. У Саньсину с трудом удалось скрыть улыбку. Ему нравился взгляд оленя в свете фар у племянника, когда тот сталкивался с неожиданной ситуацией. — Он сказал, ты должен нас кое с кем познакомить, — У Эрбай перевел пронзительный взгляд на молчаливого мальчика, стоявшего чуть позади У Се. В отличие от большинства людей, мальчик и глазом не повел под пристальным взглядом столь печально известного человека, как У Эрбай. Зато У Се выглядел так, будто кто-то развел огонь прямо у него под ногами. Его глаза были широко раскрыты. — Дяди, это мой хороший друг Чжан Цилин, — сказал У Се, затем повернулся и умоляюще посмотрел на мальчика. Чжан Цилин долго смотрел на У Се, и его лицо — вот это подвиг! — выглядело еще более непроницаемым, чем у У Эрбая. Затем он поклонился — самый неглубокий поклон, который У Саньсин видел в своей жизни. Он почувствовал, как волосы встают дыбом; его брат был слишком сдержан, чтобы показать свое раздражение кому-либо, кроме тех, кто хорошо его знал. Глаза У Се раскрылись еще больше, он быстро заморгал, как всегда, когда нервничал или пытался добиться своего. В данном случае У Саньсин подозревал нервозность. Хотя, может, он пытался обезоружить их. В конце концов, он знал своего племянника. — Обед! — сдавленно воскликнул У Се. — Я так проголодался. Держу пари, вы тоже! — он умоляюще посмотрел на У Саньсина, потом на У Эрбая. — Давайте поедим, хорошо? У Саньсин решил сжалиться над племянником и кивнул, с удивлением отмечая, как тот немного расслабился. У Се подвел своего друга к стулу напротив У Саньсина, а сам сел напротив У Эрбая, явно оценивая своего второго дядю как большую угрозу и желая защитить друга от его внимания. Мальчишка двигался грациозно и бесшумно. У Се заерзал, его одежда слегка зашуршала, он умудрился удариться локтем о стол, что было совсем на него не похоже. Обычно даже под пристальным вниманием своих дядей он был гораздо собраннее и ловчее, поскольку привык быть объектом внимания и расспросов о своей жизни. Его друг беззвучно присел на указанное ему место, темные глаза скользнули по разложенной еде — он то ли не опознал антиквариат, то ли ему было все равно. Зато У Се узнал и вытаращился на миски и тарелки, стоившие небольшое состояние. — Чжан Цилин, — сказал У Саньсин, наблюдая за крайне неловкой картиной — его племянник взял тарелку своего друга, наполнил ее различной едой и поставил перед ним, и лишь после осторожно взял свою. — Малыш Се изучает архитектуру, ты учишься вместе с ним? — он прекрасно знал, что это не так, но хотел посмотреть, что скажет этот мальчик. Наступила тишина, затем он увидел, как У Се пошевелился, и У Саньсин был почти уверен, что тот пнул своего друга под столом. — Нет, — ответил Чжан Цилин медленным и ровным голосом, абсолютно лишенным эмоций. — Тогда скажи, на каком факультете ты учишься? — подхватил У Эрбай, снова задавая вопрос, на который оба брата уже знали ответ, ожидая, признается ли тот, что он не студент, или же окажется настолько глупым, чтобы солгать им. У Се больше не пинался, зато бросал на друга панические умоляющие взгляды, которые даже не пытался скрыть. — Нет, — ответил Чжан Цилин, беря палочки для еды и тщательно выбирая кусочек курицы из той груды, которую навалил для него У Се. — О, — произнес У Эрбай с такой нарочитой беспечностью, что У Саньсин и У Се одновременно вздрогнули. — Ты еще слишком молод, чтобы бросать колледж. Значит, нашел хорошую работу? У Се закрыл глаза, словно мученик перед пыткой, и потянулся за чаем, выпив его залпом, будто алкоголь. — Нет, — ответил мальчик, прожевав еду. В отличие от У Се, он выглядел совершенно невозмутимым. — И чем же ты занимаешься? — спросил У Саньсин. Это заставило Чжан Цилина сделать паузу. Между его бровями пролегла небольшая морщинка. — Присматриваю за У Се, — ответил он. У Эрбай поднял брови, и У Се заметно вздрогнул еще до того, как дядя заговорил. — Ты не учишься, не работаешь и не член семьи малыша Се, — сказал он, — так как же тогда заботишься о нем? У Се снова закрыл глаза: кажется, он молился. — Следую за ним, — сказал Чжан Цилин, задумчиво нахмурившись. Затем он, казалось, решил, что дал исчерпывающий ответ, и снова принялся за еду. У Се сидел на своем месте и пялился в тарелку широко раскрытыми глазами. «Следую за ним». У Саньсин посмотрел на племянника, не веря своим ушам. — И где ты живешь? — спросил У Эрбай удивительно спокойным для данной ситуации голосом. У Саньсин же лишился дара речи. Чжан Цилин некоторое время молчал, поглощенный трапезой. У Се почти не шевелился рядом с ним. — С У Се, — наконец ответил Чжан Цилин, когда У Саньсин увидел, что терпение его брата почти достигло предела. От этого ответа он едва не подавился и бросил еще один недоверчивый взгляд на У Се, который изучал свою тарелку с видом человека, присутствующего на собственной казни. Ни колледжа, ни работы, ни дома... У Се подцепил какого-то бомжа и, судя по всему, содержал его. У Саньсин посмотрел на брата, понимая, что сам наверняка изумленно таращится. — А почему ты не живешь с семьей? — немного напряженно попытался продолжить допрос У Эрбай. Чжан Цилин нахмурился, и между его бровями снова появилась едва заметная морщинка. — С ним мне больше нравится. — И как к этому относятся твои родственники? — попытался уже У Саньсин, хотя сдержать напряжение в голосе у него вышло еще хуже, чем у брата. — Не знаю, — ответил Чжан Цилин между порциями еды. Он неуклонно опустошал свою тарелку, и У Се, несмотря на ошеломленный вид и очевидное желание оказаться где угодно, только не здесь, продолжал почти автоматически добавлять еду в тарелку друга. «Итак, — подумал У Саньсин. — Бездомный, безработный, оторванный от семьи. Видимо, У Се дал ему кров и снабжал деньгами на еду и другие расходы». И все это прямо у них под носом. Он взглянул на У Эрбая. У Саньсин хорошо знал своего брата, поэтому понимал — мысли их схожи. Затем переключил внимание на У Се. Тот переводил ошеломленный взгляд с одного дяди на другого, и, похоже, пытался не вздрогнуть от явного неудовольствия на лицах обоих. — Как вы познакомились? — спросил У Эрбай с холодком, от которого все, кто его знал, тут же бросались на поиск метафорического прикрытия. Чжан Цилин снова нахмурился и посмотрел на У Се, впервые не зная, что сказать. — Он спас меня, — сказал он через некоторое время. «О боги, У Се, вероятно, подобрал его на улице». — Спас тебя, — повторил У Саньсин. — Да, — подтвердил Чжан Цилин. — Поэтому я и остался с ним. У Се прикрыл глаза рукой, стараясь казаться как можно меньше и не привлекать внимания дядюшек. — Мне это не кажется правильным образом жизни, — наконец холодно изрек У Эрбай, больше не скрывая напряжение в голосе. — Такой молодой человек, как ты, должен сам встать на ноги, а не полагаться все время на помощь друга. Казалось, Чжан Цилина совершенно не тронула эта речь, он просто упорно продолжал есть все, что лежало на тарелке. А вот У Се снова широко раскрыл глаза и уставился на него со странным выражением лица. Когда молчание стало невыносимым, терпение У Эрбая лопнуло. — Я могу найти тебе работу, — со внезапным порывом предложил он, как добрый дядя, присматривающий за другом племянника. Однако У Саньсин знал, что это всего лишь уловка. У Эрбай хотел получить рычаги влияния и заставить мальчишку работать на него — хорошее начало. У Се не выглядел довольным этим предложением. Напротив, он в панике переводил взгляд с друга на У Эрбая и обратно, и таращился так взволнованно и испуганно, что У Саньсин видел белки вокруг его зрачков. — Не нужно, — ответил Чжан Цилин так же бесстрастно, как и все остальное, сказанное до сих пор, будто лениво комментировал погоду, а не отклонял предложение о работе от одного из самых могущественных — и опасных — людей в городе. У Саньсин мог бы поклясться, что слышал, как У Се слегка поперхнулся. — Дядя Эрбай, ты слишком волнуешься, — сдавленно произнес племянник. По мнению У Саньсина, они как раз недостаточно волновались, раз подобная ситуация вообще произошла. — Сяогэ и правда много места не занимает. Не стоит беспокоиться! Интересно, но эта фраза привлекла внимание Чжан Цилина. Он уставился на У Се, и тот поерзал на стуле, решительно избегая его взгляда. — У Се, — сказал У Эрбай так холодно, что даже У Саньсину стало не по себе. — Не забывай, что деньги, которые ты тратишь, заработаны не тобой. Если ты кого-то спонсируешь, семья должна решить, дать на это согласие или нет. — Дядя Эрбай... — испуганно начал У Се и умоляюще посмотрел на него. — Это не... — Я никуда не уйду, — тихо сказал Чжан Цилин, продолжая есть. — Тебя никто не спрашивал, — сказал У Саньсин, пытаясь напомнить мальчишке, что его превосходят не только числом, но и влиянием. — Нет. Это касается меня и его. У Саньсин почувствовал, как у него отвисла челюсть. Этот сопляк, ничтожество, противостоял ему. У Эрбай и, что еще хуже, У Се, казалось, нисколько не удивились этому напору. В глазах племянника совсем не было шока. Он знал, что сделает его друг, если на него надавят, знал его позицию и то, что тот не боится противостоять. — Малыш Се... — начал У Эрбай. — Если он уйдет, я пойду с ним, — объявил У Се. Он по прежнему выглядел испуганным, но голос его был тверд. У Саньсин оглянулся на брата, потрясенный словами племянника. До сих пор У Се разве что пытался улизнуть от своих дядей, лавировал в рамках семейных правил и, по возможности, использовал положение отца как старшего, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. Но никогда, ни разу, не бросал вызов своей семье, да еще и так откровенно. У Се никогда не был непослушным ребенком, он всегда был милым и хорошо воспитанным, хотя порой и несколько избалованным. Неприятное открытие. — Давайте не будем слишком торопиться, — сказал У Саньсин, решив немного поступиться гордостью, тем более, он видел по форме губ своего брата, что тот готов вызвать охрану и проучить друга-паршивца. Очевидно, именно тот научил У Се дурному и заставил бросить вызов семье. — Кажется, сегодня все на взводе. Мой брат просто беспокоится о малыше Се. Он у нас в семье единственный ребенок, и мы все заботимся о нем, как о собственном сыне. Ты ведь понимаешь это, правда? — спросил У Саньсин, внимательно наблюдая за странным мальчиком. Краем глаза он увидел, как У Се шевельнулся, снова пнув под столом своего друга, если У Саньсин не ошибся. Пинок сработал, и Чжан Цилин кивнул. — Понимаю, — сказал он наконец, сдавая позиции. У Саньсин взглянул на брата, который за все это время даже не притронулся к еде, и с трудом подавил вздох, увидев каменное напряжение его плеч. Но У Эрбай был умен и терпелив. За время диалога У Саньсина с Чжан Цилинем он снова взял себя в руки и демонстрировал ледяной контроль. Сейчас он не станет форсировать события — подождет, когда можно будет как следует прижать проходимца, и тогда нанесет удар.

***

У Саньсину совсем не понравилось выражение лица Пань Цзы. Старый солдат производил впечатление человека, который переминается с ноги на ногу, при этом даже не шелохнувшись. В руках он держал конверт из плотной бумаги — вернее, сжимал кончиками пальцев, словно не хотел прикасаться к содержимому больше, чем необходимо. — Господин Саньсин, — начал он одновременно со словами У Саньсина: — Что на этот раз? — Это прислал господин Лу, — сказал Пань Цзи, даже не пытаясь скрыть отвращение в голосе. — У него хватает наглости снова связаться с нами? — фыркнул У Саньсин. — Мы же только на прошлой неделе захватили все его магазины. У него больше ничего нет. Что это — мольба вернуть ему хотя бы один магазин? — Ну, не совсем, скорее, он хочет поквитаться, — Пань Цзы положил конверт на стол перед У Саньсином. — Ему попали в руки несколько фотографий младшего господина, — голос Пань Цзы, как всегда, смягчился при упоминании племянника. Честно говоря, помощник У Саньсина любил мальчика так же сильно, как и он сам. Порой казалось, что даже больше. Всякий раз рядом с У Се в Пань Цзы чувствовались родительское терпение и преданность. А ведь он совсем не был добрым или терпеливым. Он был жестоким, безжалостным и просто терял голову, если думал, будто кто-то проявляет неуважение к У Саньсину. Но с У Се он превращался в пластилин, терпеливо отвечал на вопросы, обучал и сиял от счастья, когда заботился о нем во время его визитов в дом У Саньсина. — У него хватает наглости угрожать У Се? — ошеломленно спросил У Саньсин. Парень — мелкая сошка, у него даже людей своих почти не было, в основном он занимался финансами. Посягнуть на У Се, было равносильно самоубийству. — Не совсем, — Пань Цзы снова поморщился. — Просто взгляните. У Саньсин вскрыл конверт и высыпал содержимое на стол. В глаза бросились фотографии. Пачка блестящих и ярких снимков, но он не понял, что на них, пока не взял первый. Очевидно, снимок был сделан издалека, он видел оконную раму и кусок грязно-белой стены, но его привлек вид в окне. Даже яркий свет на оконном стекле не уменьшил шока. Это была комната У Се в общежитии — грязная и тесная, потому что племянник не стал просить денег на большую комнату после фиаско с тем обедом два года назад — похоже, решил остаться в прежней. В фокусе была кровать, расположенная прямо под окном, и угол съемки указывал, что фотограф находился где-то выше. От изображения У Саньсина бросило в жар. На кровати вытянулся его раскрасневшийся племянник, без рубашки, а его так называемый друг лежал сверху. Чжан Цилин целовал, а может, кусал шею У Се — У Саньсин не слишком хотел знать подробности. Того, что он видел, и так было достаточно. Чжан Цилин тоже был без рубашки, но У Саньсин понятия не имел, что у этого тощего паренька столько мускулов. Под кожей изгибались внушительные мышцы. А еще на левой стороне его тела была огромная татуировка — она вилась по его плечу и руке, черные линии резко выделялись на бледной коже. У Саньсин положил фотографию лицевой стороной вниз и потянулся за другой: снова У Се в своей спальне, на этот раз окна открыты, занавески небрежно раздвинуты. У Се лежал на животе, цепляясь за металлическую спинку кровати, а его «друг» прижимался к его спине, очевидно, кусая его сзади за шею. К счастью, на снимке они были видны только по пояс, но У Саньсин понял, чем они занимались. Он тоже положил фотографию лицом вниз, чувствуя, что краснеет еще сильнее. Ему совсем не хотелось знать о сексуальной жизни своего племянника в таких подробностях, тем более лицезреть ее доказательства. Он быстро перебрал фотографии — все были сделаны под одним и тем же углом, через окно комнаты У Се в общежитии. Были еще фотографии обнаженного или без рубашки Чжан Цилина, и, что У Саньсин заметил и нашел чрезвычайно странным, его татуировка показывалась только на некоторых фотографиях, на других же его грудь была чистой, вообще без отметин. В пачке были фотографии, на которых они с У Се целовались, лежали, свернувшись калачиком на кровати, У Се стоял на своих проклятых коленях и... У Саньсин разорвал этот снимок на кусочки, его уши полыхали. На дюжине фотографий эти двое трахались, как долбаные кролики. Прошло больше двух лет с тех пор, как они узнали о парне, которого У Се буквально подобрал на улице. Честно говоря, У Саньсину не стоило слишком удивляться развитию событий, однако он был в шоке. У Се никогда не проявлял интереса к мальчикам. Ну, честно говоря, он и девушками не интересовался, несмотря на тот инцидент с дракой из-за Сяо Ян два года назад. Как бы внимательно У Саньсин ни наблюдал за ними, эта пара никогда не подавала признаков, что они были кем-то, кроме школьных друзей. У Саньсин объяснял отсутствие девушек застенчивостью и хорошим воспитанием У Се. И вот он завел себе любовника, альфонса, учитывая, что два года спустя тот так и не отлип от У Се и жил с ним. Теперь У Саньсин точно знал, почему. — Что нам делать? — спросил Пань Цзы. — Нельзя предать это огласке... — Чего он хочет? — Магазины. Все до единого. У Саньсин потер глаза и вздохнул, его грудь болела от того, к какой потере это приведет. — Давай пока подыграем и найдем долбаные оригиналы.

***

Несколько дней спустя У Се пришел с одним из тех полурегулярных визитов, на которых настаивали его отец и дяди. Хотя бы тут они пытались следить за ним, поскольку после того ужасного обеда он снова стал убегать от телохранителей. Как обычно, он не оповестил о своем визите заранее, и У Саньсин узнал, лишь когда один из его людей позвонил ему и сказал, что младший господин пожаловал в гости. Он тут же бросил все дела — осмотр дома этого ублюдка Лу вместе с Пань Цзы — и поспешил домой, желая увести У Се в какое-нибудь уединенное место, пока кто-нибудь случайно не ляпнул его племяннику о фотографиях или шантаже. Меньше всего У Се нужно было знать, что кто-то до такой степени вторгся в его личную жизнь. У Саньсин, возможно, и не радовался этим отношениям — и это еще мягко сказано, — но будь он проклят, если позволил бы кому-то постороннему вмешаться или расстроить его племянника. Он поболтает с У Се о том, стоит ли глупить из-за какого-то мальчишки и как важно закрывать свои чертовы шторы, едва с этой опрометчивой попыткой шантажа будет покончено. Конечно, не стоило беспокоиться о том, что кто-то случайно проговорится. Лучше бы подумал о привычке У Се рыскать вокруг его стола при каждом удобном случае. Нет, ну правда, кто вообще вырастил этого ребенка? Вернувшись домой, У Саньсин не застал У Се в гостиной, как обычно, и направился в свой кабинет. У Се стоял у его стола, листая небольшую стопку фотографий, его лицо покраснело от смущения и ярости. — Дядя Саньсин... — начал он, услышав, как вошел У Саньсин, и в его голосе отчетливо прозвучало предательство. У Саньсин подавил желание либо ущипнуть себя за переносицу, либо побиться головой о стену — а может, и то и другое сразу. Конечно, У Се должен был найти эти гребаные — в буквальном смысле — фотографии. — Малыш Се, — сказал он, закрывая дверь. — Присядь. — Присесть? — повторил У Се, повысив голос. Он поднял стопку фотографий. — Присесть?! Когда... — Я их не заказывал, — оборвал его У Саньсин, ясно видя, о чем подумал его племянник. В некоторой степени его оскорбляло то, что У Се решил, будто он зайдет так далеко, и неважно, как сильно ему не нравился этот Чжан Цилин. В конце концов, он же не старший брат. У Се явно подумал о том же. — Дядя Эрбай, — начал он и замолчал, увидев, что У Саньсин решительно покачал головой. — Нет, это не он. У Се несколько раз открыл и закрыл рот, затем обошел стол и сел, а У Саньсин занял свое место за ним и протянул руку за фотографиями. Однако племянник сжал губы и покачал головой. — Малыш Се, — как можно мягче сказал У Саньсин. — Тебе не нужно держаться за них. Отдай их мне. Я разберусь. — Откуда они взялись? — вместо этого спросил У Се. У Саньсин вздохнул. Он очень, очень не хотел, чтобы У Се узнал об этом. — Кое-кто решил использовать их для шантажа семьи У, — признался он. — Но не беспокойся. Просто... Просто не забывай закрывать шторы, ладно? Мы с твоим дядей разберемся, отыщем оригиналы и все копии и позаботимся о том, чтобы злоумышленнику больше даже в голову такое не пришло. У Се за секунду превратился из раскрасневшегося в бледного. — А дядя Эрбай... Я не хотел причинять вам неприятности, — тихо сказал он. — Я могу... Я... найду выход из этого положения. — Знаю, что не хотел. Малыш Се, все в порядке. Мы справимся. Ты наш племянник, и мы никому не позволим так с тобой обращаться. В конце концов, семья заботится о своих, — он посмотрел, как побледнел мальчик, и встал, чтобы налить им по стакану, протягивая первый У Се. — Я не хотел, чтобы ты знал, пока мы не разберемся. Ты станешь волноваться и расстраиваться. Сосредоточься на учебе, ладно? И начинай пользоваться своими долбаными шторами. У Се взял стакан и одним глотком осушил его, затем снова обратил внимание на фотографии в своей руке, внимательно изучая первую. У Саньсин протянул руку и осторожно взял у него снимки. — Не нужно больше смотреть на них и расстраиваться. Предоставь это нам, малыш, мы о тебе позаботимся. — Дядя Саньсин, — снова начал У Се, когда тот убрал фотографии в конверт. — Я... У Саньсин покачал головой и налил им еще по одной. — Я же сказал, не о чем беспокоиться. Давай, расскажи, как дела на учебе. — Мне нужно идти, — вместо этого сказал У Се и забрал фотографии, прежде чем У Саньсин успел положить их в ящик стола. — Малыш Се, — попытался остановить его У Саньсин. — Я зайду в субботу, хорошо? На ужин? Просто... Мне нужно рассказать Сяогэ о произошедшем. Он даже не стал ждать, согласия У Саньсина, просто схватил конверт с фотографиями и почти выбежал из дома.

***

У Саньсин потер лицо; перчатка царапнула щетину, которую он не успел побрить, когда Пань Цзы разбудил его в три часа ночи и сообщил, что весь дом Лу уничтожен. Первой, безжалостной мыслью У Саньсина была: его старший брат сошел с ума. Но потом он понял: если бы У Эрбай решил кого-то убить, тела вообще бы не нашли. Дом был открыт нараспашку, вокруг толпились полицейские машины. Пань Цзы махнул рукой детективу, с которым был в дружеских отношениях, и обменялся с ним несколькими словами, после чего их впустили в дом. В нос сразу ударил запах — смесь крови и экскрементов, — что указывало на расчлененку. Вокруг были разбросаны тела в разных стадиях окоченения, кишки и кровь покрывали пол, и найти неповрежденный труп было весьма сложно. На этот раз резаных ран было больше, по сравнению с прошлой бойней, когда У Се похитили в детстве. Тогда тела разорвали на части, раздавили и частично сожгли. Нынешняя резня была более чистой, но в то же время и более личной. Злее. Тела разорвали с особой безжалостностью, а животы вспороли с намеренной злобой. У Саньсин посмотрел на одну из голов и поморщился — глаза были выколоты. Он заставил себя глянуть на другие головы: независимо от нанесенных ран, у всех были выколоты глаза. Он не хотел проводить связь, не хотел давать имя своим подозрениям, но убийство произошло сразу после того, как У Се нашел фотографии, плюс явная жестокость говорила в пользу личной вендетты... Он отодвинул свои тревоги и подозрения на задний план, пока не желая обдумывать их. Он осторожно обошел комнату, держась подальше от луж крови и кишок, которые были повсюду. Пань Цзы отвлекал полицейских разговорами, поэтому У Саньсин воспользовался шансом и прошел вглубь дома, рассеянно теребя перчатки, чтобы убедиться, что они надежно надеты. Кто бы ни стоял за этой массовой резней, возможность найти и удалить все копии фотографий была слишком хорошей, чтобы упустить ее. Особенно хотелось добраться до них раньше полиции, ведь иначе их уже не вернешь и не уничтожишь. Он открыл дверь кабинета и обнаружил, что там все перевернуто вверх дном. Книги сброшены с полок, ящики открыты, а содержимое валяется на полу. Стол очищен. Половина бумаг на земле была сожжена, а единственная целая папка, которую он смог найти, была полна финансовых отчетов. Он оставил ее — полицию точно заинтересует содержание, — и продолжил осторожно копаться в беспорядке, не желая уходить, пока не получит фотографии или не будет уверен, что их здесь нет. Ничего не найдя, он попробовал заглянуть в спальни, но там была та же сцена — все опустошено, перевернуто вверх дном, бумаги сожжены, но фотографий нет. Он спустился вниз к Пань Цзы и осмотрел все, что мог, но очевидно, тот, кто устроил резню, уже опередил его. Подозрения еще сильнее укоренились в глубине его сознания. У Се сказал, что ему нужно рассказать Сяогэ о фотографиях и шантаже. Он явно пошел со своими печалями к своему так называемому другу. У Саньсин слепо смотрел на развороченный дом и думал о том, что друг его племянника, казалось, совсем не боялся ни его, ни У Эрбая. Словно был над ними. Он выглядел таким молодым, но странно лишенным нормальных человеческих реакций. Богатство его не впечатляло, подразумеваемые угрозы тоже стекали с него, как с гуся вода. Только неявная угроза У Се вызвала реакцию, от невозмутимости и отчужденности не осталось и следа; тогда он зашел так далеко, что даже угрожал им в ответ, пускай и не в открытую. И мускулы. У Саньсин немало повидал в жизни бывших солдат и опытных мастеров боевых искусств, учитывая, с какими людьми заключал сделки и грабил гробницы. Он знал разницу между телом, натренированным в спортзале для красоты, и телом, натренированным для борьбы, и как бы ни смущали его фотографии, он все же заметил — Чжан Цилин явно принадлежал ко второй категории. И ладно он списал бы эту бойню на чью-то месть — Лу мог неосторожно перейти кому-то дорогу. Он принял бы смерть и разгром и не связал их с его делом. Но не глаза. Кто бы это ни сделал, он ясно дал понять, как недоволен тем, что эти люди на что-то смотрели. Или на кого-то. Например, на У Се. Как же трудно было убедить себя, что это сделал не тот невероятно скользкий парень, с которым спал У Се. Прошло больше двух лет, но ни У Эрбай, ни У Саньсин ничего не смогли узнать о нем. Отпечатки пальцев оказались незасвеченными, фотографии не было ни в одной известной базе данных. Они не нашли никого, кто бы его знал, и проследить за ним было абсолютно невозможно. Как только они не изощрялись, он всегда ускользал от них через минуту после расставания с У Се. Это подразумевало серьезную подготовку. Похоже, Чжан Цилин был не только бездомным, безработным сопляком, которого содержал его племянник, но еще и убийцей. У Саньсин посмотрел на кучу искалеченных тел. Безжалостным, опасным и, вероятно, немного помешанным убийцей. И как только его племянник вляпался в такую историю? Кроме того, в глубине души У Саньсин задавался вопросом, а так ли молод этот мальчик, как выглядит? Был ли он связан с событиями первого похищения? Чжан Цилин казался ровесником У Се. И тогда наверняка был ребенком. Он не мог убить тех людей. И все же сходство было довольно трудно игнорировать. У Саньсин с усталым вздохом потер лицо. Нужно поговорить с У Се. Как следует нажать на него и узнать историю его знакомства с другом, и что У Се вообще о нем знал.

***

У Саньсин решил ничего не предпринимать до субботы. В конце концов, до визита племянника оставалось всего три дня, и очень не хотелось сообщать явно психопатическому другу У Се, что что-то не так. Он сидел на балконе второго этажа, примыкающем к его спальне, наслаждался послеполуденным солнцем и пил ароматный чай, пытаясь придумать, как подступиться к У Се с этим вопросом. Его племянник шел с северного конца улицы. Конечно, не один, его вездесущая тень шла рядом. Чжан Цилин держал руки в карманах своей скучной черной толстовки, его лицо почти полностью скрывалось в тени капюшона. У Се деловито размахивал руками, очевидно, что-то рассказывал ему. Как бы У Саньсин ни старался, долговязая фигура племянника, его свободные джинсы, бежевая куртка и взъерошенные волосы выглядели глупо. Ему совершенно не хватало надменной элегантности отца, лоска У Эрбая или хотя бы некоего своеобразия У Саньсина. Он выглядел... обычно, незамысловато и совершенно не впечатляюще, как бы У Саньсин ни вглядывался в него. У его друга была потрясающая внешность, но от его отчужденности мурашки бежали по телу — он никогда не жестикулировал и почти не двигался без особой необходимости. Все в нем неприятно задевало У Саньсина — непроницаемый взгляд, неизвестное прошлое и очевидное отсутствие амбиций на будущее. Теперь, после увиденного в доме Лу, его подозрения вышли на совершенно другой уровень. У Се явно нравился Чжан Цилину, только поэтому такой как он столько лет следовал за У Се, но чувства — вещь непостоянная. А вдруг однажды У Се сделает что-то, что ему не понравится? Направит ли он это явно натренированное тело и холодный разум на У Се? Стоило ли верить, что он никогда не предаст его племянника? Можно ли вообще доверять человеку, способному на такое разрушение? У Саньсин сидел и смотрел, как они медленно идут к его дому. Солнце ярко светило, от этого и мир казался ярче, раскрывая детали обычно мрачной реальности. Нужно было что-то сделать, но его проклятый племянник был слишком очарован и думал своим членом, а не головой. Как заставить его понять, что лучше ему дистанцироваться от Чжан Цилина? Он посмотрел вниз, когда мальчики почти подошли к его двери, и быстро моргнул. Он вспомнил, как впервые увидел Чжан Цилина, вспомнил его искаженную, причудливую тень. Тогда У Саньсин не придал этому особого значения, решил, что какая-то другая тень накрыла его и создала странный эффект. Но теперь, глянув вниз, он снова увидел тень Чжан Цилина — она была намного больше и темнее, чем у У Се, растягивалась и росла совершенно нечеловеческим образом. И на этот раз, с высоты второго этажа, он внезапно увидел то, что с первого нельзя было разглядеть. Тень Чжан Цилина не была искажена. Она была большой, поскольку имела нечеловеческую форму. Это был цилинь. У Саньсин видел четыре ноги, большое, похожее на оленя тело, которое двигалось так, словно медленно шло по улице; голова в форме дракона склонилась вниз и встречала гораздо меньшую и почему-то невероятно уязвимую форму тени У Се. Рога цилиня выглядели большими и ужасно острыми даже у тени. У Саньсин посмотрел на одетого в темное мальчика рядом с У Се и наконец сообразил. Жалобы маленького племянника, что лошади не настоящие; его неуязвимость даже под ударами тяжелых предметов; похитители, разорванные на части. Драка в школе с семью избитыми мальчиками, без каких-либо признаков того, что У Се нанес больше пары ударов. Заслоняющая лагерь от наводнения невидимая стена, пока У Се не эвакуировался. Резня в доме Лу. У Саньсин все понял и пришел в ужас. Цилинь должен быть символом милости небес, благословением, олицетворением защиты, нежным созданием. У Саньсин вспомнил выколотые глаза и расчлененные тела и решил, что его знания явно ошибочны: в этом конкретном цилине не было ничего нежного — если это вообще был цилинь. Он прикрыл лицо ладонью и попытаться убедить себя, что не спит и его придурковатый племянничек действительно трахался с проклятым мифическим существом в человеческом обличье. Затем в голову пришла непрошеная мысль о том, почему упомянутое существо приняло человеческий облик. Он застонал и потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя воспоминания об увиденном на тех трижды проклятых фотографиях. Хватит с него потрясений, не стоит тратить время на размышления о том, как это вообще называется. Подумать только, он еще беспокоился о том, что его племянник гей. Ну почему, почему он не мог быть просто геем? Да любая ориентация в отношении человека подойдет! Сейчас У Саньсин был согласен на все. О боги, если бы только его нынешние проблемы ограничивались сексом. Крайне сомнительная деятельность У Се в спальне бледнела перед лицом того, на что он себя обрек и какой опасности подвергался каждую секунду. Стоит только его «другу» на что-нибудь обидеться, и ничто на планете не спасет У Се. Неудивительно, что этот проклятый даос сбежал так быстро. Пока У Саньсин справлялся с потрясением, У Се уже позвонил в дверь. У Саньсин проглотил истерический смех и столь же истерическое беспокойство и встал. Нужно остаться с У Се наедине и поговорить. Следовало выяснить, в курсе ли его племянник, что он делает и с кем. И если окажется, что знает, У Саньсин, вероятно, прибьет его, но это уже второй вопрос. Абсолютный сюрреализм: открыть дверь своему племяннику в светлых джинсах и легкой куртке, и Чжан Цилину, стоящему чуть позади него, в черной толстовке с капюшоном, из-за которой тот казался худым и не таким уж мускулистым. Еще более странно было смотреть на молодое красивое лицо, лишенное всякого выражения, и знать — оно вовсе не человеческое, принадлежит зверю, мифическому существу, всего лишь маскирующемуся под человека. У Саньсин намеревался вести себя нормально, притвориться, что все как обычно, но один взгляд в бесхитростные, широко раскрытые и доверчивые глаза его любимого — и единственного — племянника, ребенка, которого он растил даже больше, чем его отец, решило все. — Мне нужно поговорить с тобой, — сказал У Саньсин почти нормальным голосом. Однако, видимо, все же недостаточно нормальным, поскольку Чжан Цилин, который, как обычно, смотрел куда-то вдаль, внезапно перевел на него взгляд своих черных и недосягаемых глаз. — Хм, — У Се моргнул, явно удивленный. — Что, даже не покушаем? — он посмотрел на своего друга, а затем снова на дядю. — Мы пришли голодные. — Сначала мне нужно поговорить с тобой, — ответил ему У Саньсин. Это было грубо, но, черт возьми, после такого ужасного открытия, самым главным казалось поговорить об этом с племянником, пока не случилось что-нибудь еще. Ему ужасно хотелось схватить У Се за руку и затащить внутрь, но тот моргнул своими слишком большими глазами и, похоже, что-то прочитал на его лице, поэтому просто вздохнул и кивнул. — Хорошо. У Саньсин придержал для него дверь и посмотрел через плечо племянника на существо, притворяющееся человеком. — Мы ненадолго, — сказал он и закрыл дверь, пока до Чжан Цилина все еще доходило, что У Саньсин его не приглашал. — Дядя Саньсин!.. — запротестовал У Се, когда тот закрылся на замок. — Этот разговор только между нами, — отрезал У Саньсин и указал ему на одно из кресел в гостиной. — Садись. У Се бросил на него растерянный взгляд, но подошел к ближайшему креслу и сел на краешек. Затем вытянул шею, озабоченно глядя на дверь. — Это надолго? Мне не нравится бросать Сяогэ одного. — Почему? — спросил У Саньсин, стараясь, чтобы его голос звучал нормально. — Чего ты боишься? Что, по-твоему, может случиться? У Се сделал очень странное лицо, но ничего не сказал. У Саньсин подошел и сел напротив него. Мальчик продолжал вытягивать шею и пялиться на запертую дверь, затем повернулся в другую сторону и попытался выглянуть в окно. — Малыш Се, — сказал У Саньсин, — почему ты так беспокоишься о том, что оставил его ждать, пока говоришь со мной? — Просто... — У Се заерзал в кресле. — Это кажется грубым, — наконец неубедительно выкрутился он. — Переживет, — отрезал У Саньсин. Он не отличался мягкостью или хорошими манерами, и, технически, Чжан Цилин был просто пацаном, гораздо моложе него, поэтому определенная доля пренебрежения с его стороны была вполне ожидаема. У Саньсину хотелось посмотреть, что сделает племянник, столкнувшись с отсутствием уважения к своему другу, ведь, как бы сильно ему ни хотелось, трудно было представить, что У Се ничего не подозревал. Глаза У Се на секунду расширились, а потом он нервно рассмеялся. — Конечно, конечно, — сказал он умиротворяюще, хотя нервная нотка все еще присутствовала в его голосе. — Похоже, ты сегодня не в духе. Это... из-за фотографий? — подавленно спросил У Се, заливаясь краской. — Малыш Се, — резко сказал У Саньсин, но затем заколебался. На самом деле он не злился на мальчика, просто волновался. И очень хотел узнать, как много тот знал о своем возлюбленном. — Ты слышал о том, что произошло? — спросил он вместо этого, меняя тактику. — С... фотографиями? — с искренним недоумением спросил племянник. — С человеком, который пытался шантажировать нас ими. На самом деле, со всей его семьей. С каждым, кто работал на него. — И что же случилось? — спросил У Се. Внешне он все еще казался озадаченным и любопытным, но У Саньсин знал своего племянника всю его жизнь и сейчас с особым вниманием следил за его реакцией. Под деланным спокойствием скрывалась некоторая тревога, словно он беспокоился об ответе, но в то же время, казалось, ждал, что тот ему не понравится. — Они мертвы, — прямо сказал У Саньсин, наблюдая за реакцией У Се. — Кто-то вломился в дом господина Лу и зверски убил его и всех, кто был внутри, еще и глаза им выколол. Пока неизвестно, до или после их смерти. У Се побледнел, его рот открывался и закрывался, но слова не выходили. У Саньсин потрясенно откинулся назад, потому что, когда У Се осознал его слова, он увидел — того удивила новость, но не насилие. Он знал. Знал о жестокой реакции на шантаж и почти ожидал насилия. Он еще не был достаточно хорошим лжецом, чтобы скрыть чувство вины, промелькнувшее в его глазах, прежде чем он опустил их. — Ты знал, что это произойдет, — спокойно сказал У Саньсин, наблюдая за тем, как У Се заерзал, пытаясь глубже вжаться в кресло. — Ты ушел, сказав, что тебе нужно поговорить с Чжан Цилином. А теперь совсем не удивляешься новости, — У Саньсин прижал руку к губам. — Ты выглядишь виноватым, а не шокированным. — Дядя Саньсин... Дядя, я... — Это сделал твой друг, — констатировал тот. — И ты это знал. Сам ему приказал? — почти лениво спросил У Саньсин. У Эрбай, отдавший такой приказ, нисколько не удивил бы его, но вот У Се... Значит, он не так уж хорошо знал своего племянника. Тогда он вообще его не знал. Глаза У Се потрясенно распахнулись. — Я бы не стал! — громко запротестовал он, и это прозвучало честно. — Я бы в жизни этого не сделал! — Но ты не удивлен, — настаивал У Саньсин. У Се опустил голову и запустил руки в волосы. — Я не мог допустить, чтобы моя неосторожность причинила вам вред, — вздохнул он. — Ты действительно думал, что такая мелкая сошка, как Лу, может нам навредить? — спросил его У Саньсин. — Неужели думал, что мы с твоим дядей не справимся? Он был пустым местом. Мы сталкивались и с более серьезными проблемами. Посягнув на тебя, он зашел слишком далеко, и мы с твоим дядей раздавили бы его за это, — он откинулся назад, внимательно глядя на У Се. — А вот твоего вмешательства в наши дела мы точно не хотели. Твой отец очень конкретно высказался на эту тему. — Я... Это не совсем мой выбор, — признался У Се, оседая на стуле и глядя на У Саньсина. — Дело было не в деньгах и не в бизнесе, ничего подобного. Кто-то нацелился на меня и... Черт, я думал, он просто вернет фотографии. — И давно ты знаешь, что твой друг убьет ради тебя? — спросил У Саньсин, стараясь говорить спокойно. Смерть для него не была в новинку, как собственная, так и убийства по приказу. Но знать, что его малыш ощущал ту же тяжесть вины на своих плечах, как и он сам, было странно больно. У Се отвернулся и пожал плечами — идеальный подростковый ответ. — Малыш Се. Посмотри на меня. Мальчик не сразу пошевелился и посмотрел ему в лицо. Его глаза все еще были широко раскрыты, темные и немного влажные. — Всегда, — прошептал он. У Саньсин медленно выдохнул и откинулся на спинку стула, пытаясь перестроить линию допроса. — Ты так никогда и не рассказывал нам как познакомился с Чжан Цилином? Он сказал, ты его спас. Не поделишься подробностями? — Мы познакомились в кампусе, — тут же сказал У Се. — Он попал в беду, и я ему помог. Он изо всех сил старался выглядеть безобидным и невинным, его глаза были круглыми и милыми. Паршивец безбожно лгал. — Славная история, но попробуй еще раз, — ответил У Саньсин, и глаза У Се стали еще шире. — Дядя, — начал он, совершенно потрясенный и обиженный недоверием. У Саньсин только приподнял бровь. — Я знаю, как ты выглядишь, когда лжешь, малыш. Итак? — Дядя Саньсин... — Мы же не просто так ничего не смогли найти о нем, да? И отчего никто из наших людей не мог проследить за ним. И почему мы можем найти его только, когда он с тобой, — У Саньсин наклонился к У Се. — Есть причина, почему он не оставляет следов, как обычные люди, не так ли, малыш Се? — он решил пойти ва-банк, устав от этой лживой игры и ужасно беспокоясь о неприятностях, в которые вляпался племянник прямо у них под носом. У Се заерзал на стуле, бросив еще один обеспокоенный взгляд на дверь. — Он просто... очень хорошо умеет скрываться? — совершенно неубедительно пробормотал он. И, очевидно, понял, как это прозвучало, потому что тут же поморщился. У Саньсин посмотрел на него долгим взглядом и решил продолжить избавляться от этой лжи и полуправды. — Думаю, его тень все объясняет, не так ли? — спросил он, не сводя глаз с У Се. — Его тень? — слабо повторил У Се. — В первую нашу встречу я заметил ее, и она показалась мне странной, — сказал У Саньсин. — А сегодня, когда вы шли к двери, я как следует разглядел ее, сидя на балконе. Плечи У Се поникли, и он закрыл лицо руками. — Ты знал, — припечатал У Саньсин, когда молчание затянулось, и У Се замер, не говоря ни слова. — Ты знал, кто он. У Саньсин встал, подошел к полкам, где стоял его самый дорогой алкоголь, открыл первую попавшуюся бутылку и налил себе полный стакан. Осушил его, чувствуя, как обожгло внутренности, затем налил еще два. — Итак, малыш Се, — сказал он, протягивая стакан племяннику. — Потрудись ответить еще раз, как ты познакомился со своим другом? У Се взял стакан, все еще глядя на него широко раскрытыми глазами, затем что-то пробормотал и осушил. У Саньсин поднял бутылку и снова наполнил стакан, прежде чем сесть, держа бутылку под рукой. У него было чувство, что алкоголь ему очень понадобится, чтобы закончить этот разговор. — Так что? — спросил он. У Се откашлялся и сделал еще один глоток из вновь наполненного стакана. — ...В гробнице, — пробормотал он чуть слышно. У Саньсин нахмурился. У Се не был ни в каких гробницах, они взяли за правило не связывать его с какими-либо не слишком законными делами семьи. И тут он замер. У Се побывал в гробнице. Однажды. В той самой, где попал в ловушку, когда ему было семь лет. В той, где должен был умереть, но каким-то образом выжил, не получив ни царапины. — Малыш Се, — медленно произнес У Саньсин. — Что именно произошло в той гробнице? Мне всегда казалось, что ты ничего не помнишь, ты никогда не говорил об этом. — Это он велел мне молчать, — пробормотал У Се и сделал еще один большой глоток, после чего резко закашлялся. — Он велел тебе, — медленно повторил У Саньсин. У Се поставил стакан на колено. — Я всегда помнил, просто не всегда понимал, — он пожал плечами. — Расскажешь мне, что там произошло? — мягко спросил У Саньсин. У Се облизнул губы. — Я помню, что вы раскапывали эту гробницу, потому что ходили слухи, что в ней есть сокровища, «драгоценнее, чем у любого императора», не так ли? У Саньсин кивнул. — Вот уж не думал, что ты так много помнишь из того времени. — Позже я провел исследования, — признался У Се. — И знаешь, это было правдой. В ней действительно было сокровище, — он посмотрел на стакан. — Я увидел его почти сразу, как вошел. Вряд ли вы понимали, насколько близко к главному залу был ваш первый вход. — Он был в главном зале? Что он там делал? — У Саньсин наклонился вперед, чтобы лучше расслышать рассказ, поскольку У Се все еще говорил тихо. Он снова наполнил стакан, в который смотрел его племянник. У Се даже не поднял глаз, просто уставился на плещущуюся жидкость, будто смотрел сквозь нее на что-то другое. — Его заточил там владелец гробницы, хотя в то время я этого не понимал. Я увидел его, связанного красной веревкой. Он запутался в ней, пока столько веков пытался выбраться. Когда я вошел, он посмотрел на меня, и я понял, что ему больно, поэтому освободил. У Саньсин издал сдавленный звук, застрявший в горле. — Ты просто снял веревку? И не подумал, что он может навредить тебе?! У Се пожал плечами. — Мне было всего семь лет, дядя, — напомнил он. — Я просто увидел страдающее живое существо и убрал то, что причиняло ему боль. У Саньсин допил остатки своего напитка, налил еще и снова выпил. — А что было потом? — О, он был зол, — признался У Се. — Но я этого не понимал. Я назвал его лошадью, и это, казалось, застало его врасплох. Лошадь. У Саньсин все еще помнил одержимость У Се лошадьми после того инцидента с гробницей, вплоть до того момента, когда они наконец поняли, что У Се не думал, что настоящие лошади были настоящими, а вместо этого решил, что они — это цилинь. — Ему потребовалось немного времени, чтобы заговорить со мной на современном языке, — губы У Се скривились. — После небольшой истерики. Но, — продолжал У Се, словно пытаясь заставить У Саньсина забыть о приступе гнева, — потом он заботился обо мне. Мы поговорили, и он покатал меня по гробнице, чтобы развлечь. Думаю, он усыпил меня, чтобы я не понял, что оказался в ловушке и испугался. Время там текло как-то странно. А потом пришли вы с дядей, нашли меня и забрали, и он... Решил последовать за мной и присмотреть. — И с тех пор он с тобой? — спросил У Саньсин несколько слабым голосом. Цилинь. Связанный цилинь в гробнице. Неудивительно, что обычно свободный от землетрясений регион внезапно испытал подземные толчки, а дождь лил как из ведра. У Саньсин готов был поспорить, что это — последствия «небольшой истерики», как очаровательно выразился его племянник. У Саньсин осушил свой стакан и вернулся к бутылке. В мире не хватит алкоголя, чтобы услышанное стало менее невозможным или странным, но ему нужно было хоть что-то, черт возьми. — Да, — У Се снова пожал плечами. — Сначала я не понял, что это ненормально. Ну, то есть у вас были собаки, а у меня — невидимая лошадь. В то время это казалось нормальным. При упоминании о лошадях У Саньсин сделал еще один глоток. Малыш Се злился на него из-за «фальшивых» лошадей добрых полгода. — Он защищал тебя, — сказал У Саньсин через мгновение. — После той гробницы ты ни разу не пострадал. Даже когда тебя похитили. — Меня похищали? — удивленно спросил У Се. Они никогда не рассказывали ему. Он тогда все проспал и помнил только, что не получил обещанного мороженого. — Да, тебя похитили, и мы нашли тебя спящим, все похитители были мертвы и расчленены, а тела валялись вокруг тебя. Твой друг, похоже, в тот день очень расстроился. — Он охраняет меня, — сказал У Се с ужасно одурманенным выражением на лице. У Саньсин снова выпил, его чуть не стошнило. Боже, он надеялся, что никогда не будет выглядеть так слащаво. — А что будет, когда он потеряет интерес? — спросил У Саньсин. — Что тогда? Вдруг он разозлится, заскучает или еще что-нибудь? — А, — сказал У Се с ужасно хитрым выражением лица. — Почему мне не нравится, как ты это сказал? У Се, что ты сделал? — Я... Возможно, отдал ему свою душу? — осторожно спросил У Се. У Саньсин подхватил стакан, едва успев его спасти, прежде чем тот окончательно выпал из рук. — Ты что?! — взревел У Саньсин, и У Се вздрогнул, тут же оглянувшись на дверь. «В комнате похолодало», — лениво подумал У Саньсин, в голове все еще звенело от неожиданного признания. — Он сам предложил, — произнес У Се до неприличия спокойно. — Сказал, что останется со мной на всю жизнь, а когда она закончится, возьмет с собой, — голос У Се был мягким, а глаза еще мягче. — Я сказал «да». — У Се! — Это произошло, когда он впервые решил попробовать человеческую форму, — продолжал У Се, словно не замечая, что У Саньсин на грани сердечного приступа. Мало того, что его племянник отчетливо осознавал свою связь с цилинем, он еще и женился на этом существе и, по-видимому, уговорил его принять человеческий облик. Затем У Саньсин вспомнил фотографии и тот факт, что Чжан Цилин появился в разгар юности У Се. Пришлось выпить еще немного, смывая мысль о том, зачем вдруг понадобился человеческий облик, когда до этого они прекрасно обходились без него столько лет. Его племянник лишил невинности небесное создание. У Саньсин не знал, гордиться ему, ужасаться или искать ближайший храм, чтобы помолиться. Наверное, все сразу. Пальцы снова заныли, и он взглянул на них — они окоченели от холода, несмотря на весь выпитый алкоголь. Он перевел взгляд на У Се — дыхание его племянника туманилось. У Се заметил, куда он смотрит, нахмурился и закатил глаза. — О, да ради... — он вытянул шею, снова взглянул на дверь и глубоко вздохнул. — Сяогэ! — рявкнул он. — Прекрати истерить! Я в порядке! — У Се фыркнул и снова сел, дыхание больше не туманилось, температура в комнате мгновенно нормализовалась. — Он как наседка, честное слово, — пожаловался У Се так, как другие обычно сетуют на раздражающие привычки своих партнеров. У Саньсин уставился на него, понимая, что даже целая жизнь, проведенная за раскопками гробниц и встречей со множеством необъяснимых вещей, о существовании которых большинство и не подозревало, не подготовила его к безумию его обычного, немного неуклюжего и глуповатого племянника. — А если он не послушается? — спросил У Саньсин, не совсем понимая, что думать или чувствовать по этому поводу. У Се пожал плечами. — Я просто вышвырну его из постели на день или два. Как правило, это доступно объясняет мою позицию. Точно. У Саньсин снова схватил бутылку и вылил остатки в стакан. Лучше бы он не слышал последние слова племянника. — Итак, — потрясающе оптимистично произнес У Се, с учетом всего сказанного. — Теперь мы можем поесть? Мне правда не нравится держать его на улице в таком состоянии. Сяогэ не собака, — он хмуро посмотрел на У Саньсина, словно это тот был виноват. — И ты обещал еду. «Да хрен ли там», — в отчаянии подумал У Саньсин. С таким же успехом он может кормить цилиня, на котором, по-видимому, женат его племянник. А потом он позвонит своему старшему брату и попытается объяснить ситуацию, после чего ему, вероятно, придется ненадолго уехать из страны, поскольку он почти уверен — У Эрбай во всем обвинит его. — Да, — прохрипел он, чувствуя себя слишком трезвым, хотя голова у него шла кругом. — Давай поедим. Он наблюдал, как У Се рванул к двери, открыл ее и приволок в дом самого настоящего цилиня в человеческом обличье. Рука У Се собственнически схватила руку... парня? существа? и почти затащила его в комнату. У Се заметил капюшон на его голове, стянул вниз и пальцем пригладил короткие пряди, ругая Чжан Цилина, ведь «сколько можно говорить, чтобы ты снимал капюшон, когда входишь в дом?» Это было невозможно, но все же происходило. У Саньсин смотрел, как его племянник тащит своего возлюбленного в столовую, спокойный и счастливый в присутствии столь нечеловеческого существа, и удивлялся, каким нормальным это казалось, каким обычным. Он понятия не имел, что их ждет в будущем, какие опасности подстерегают У Се впереди, но, по крайней мере, в одном был уверен. Не существовало ничего опаснее человека, позволяющего У Се суетиться над ним с, казалось бы, бесконечным терпением. Он подумал о тотальном разрушении, которое могло устроить это обманчиво худое тело, и пожелал удачи любому, кто решит угрожать У Се в будущем. Он наблюдал, как У Се сиял от счастья, и понял, как сильно мальчику хотелось поделиться своим секретом и открыть чувства к своему возлюбленному. У Се был счастлив, жив и здоров, чего еще мог желать У Саньсин? Ну, У Эрбай хотел наследников, вот пускай и сражается в этой битве. А сам У Саньсин не станет слишком зацикливаться на мысли, что у него дома сидит настоящий цилинь и ест его еду.