bitter potion

— Ирука-сенсе-е-ей, — протянул Какаши, лежа на диване. — Микстура горькая, я не хочу ее пить. — Какаши-сан, позволь напомнить, что тебя отпустили домой только под мой контроль и только если ты будешь пить все, что тебе прописали, — Ирука даже не обернулся на сотую, наверное, жалобу за вечер, продолжая вытирать мокрые тарелки. — Пей, если не хочешь вернуться в госпиталь. — Мэ-э, — Хатаке взглянул на склянку из темно-зеленого стекла, затем на прямую спину своего непоколебимого парня, а потом опять на лекарство. — А ты меня поцелуешь? Ирука шумно вздохнул и все-таки развернулся, глядя на Какаши, закутанного в несколько одеял и выглядящего, словно он был гусеницей перед окуклением. Его ярко-красные щеки и частое, неглубокое дыхание выдавали явно высокую температуру, поэтому Умино вытер руки о висящее на плече полотенце и подошел к дивану. — Пей, Какаши, — взяв в руки мерный стаканчик и налив туда нужное количество какой-то настойки, Ирука уверенно всунул его в руки Хатаке. Тот хоть и сделал максимально недовольное лицо, но все же опрокинул микстуру в себя, сразу запивая остывшим чаем. — Ну вот. Больше отнекивался. Он наклонился и мягко чмокнул Какаши в лоб, чувствуя, что кожа и правда была очень-очень горячей. — Эй, это не считается, — мужчина на диване предпринял слабую попытку удержать Ируку возле себя, однако тот все равно отошел, будто бы даже не заметив, что Хатаке вообще его трогал. — Ты болеешь, — Умино открыл ящик и достал бумажный пакет с травами, который ему дала Сакура. — Если и я заболею тоже, мы оба будем валяться в больнице неделю, еще и под наблюдением Цунаде. Тебе так этого хочется? Какаши снова скривился и обессиленно упал на влажные от пота подушки. Ему никогда не нравилось болеть и попусту терять время, а теперь, когда рядом с ним постоянно мелькал Ирука, вынуждающий хотеть проводить любую свободную минуту с ним, он чувствовал себя еще более убитым. Все тело ломило от температуры, болела, казалось, каждая мышца в организме, а ведь Какаши был подкован в таком. Никакие пытки и увечья никогда бы не сравнились с состоянием в первые дни простуды, и это, на самом деле, отбирало последние силы. Ирука посмотрел через плечо, замечая, что Хатаке лежал в той позе, в которую и упал — из одеял торчала только голова, направленная лицом вниз. От вида беспомощного Какаши, всегда такого выносливого и крепкого, сердце учителя все же болезненно трепыхнулось в груди. Визиты в госпиталь для Хатаке были явлением нередким, особенно если учесть привычный ранг его миссий, и от этого Ирука часто волновался — хорошо, если задание ограничивалось ушибами и переломами. Использование шарингана всегда было рискованным делом для Какаши — помимо долгого восстановления ухудшалось и зрение, — а это, безусловно, влекло за собой еще больше проблем. Умино заварил чай по выданной ему инструкции и принялся убираться вокруг дивана, на котором последние два дня обитал Какаши: у него совершенно не было сил, чтобы лишний раз подниматься с места, а потому многочисленные салфетки и полотенца валялись прямо на полу. — Прости, Ирука, — послышалось из-под толщи одеял. — Хочешь, я буду готовить неделю потом? — Выздоравливай, — только и сказал Умино. — В заботе нет ничего сложного и вынужденного. — Я подсмотрел такой рецепт на миссии несколько недель назад, — Какаши отодвинул одеяло от носа и приоткрыл один глаз. — Та рыба была великолепна, я обязательно приготовлю в скором времени. — Сейчас тебе лучше выпить чаю и лечь спать. Завтра выходной, так что я смогу следить за тобой более тщательно. Взгляд Хатаке опять поник, когда он снова услышал про лечение, и Ирука все же немного смягчился, добавляя: — Если к концу воскресенья тебе станет легче, Какаши-сан, я лягу спать с тобой, — Умино широко улыбнулся и потрепал Какаши по голове, словно любимого ученика. Тот немного оживился и наконец сел прямо, подтянув под себя ноги. — С этого и надо было начинать, неси сюда свой чай. — Этот чай мне дала Сакура, — поправил Хатаке Ирука. — Сказала, что он должен поставить на ноги в кратчайшие сроки. Какаши вздрогнул. Он помнил те пилюли, что Сакура делала для Наруто, пока он тренировался у водопада, и, по правде говоря, они не вызывали никакого доверия. — Ее снадобья отвратительны на вкус, Ирука-а-а. Ты бы не заставлял меня пить это, если бы знал, — заканючил Хатаке и сгорбился. — Мне наверняка сможет помочь твой волшебный поцелуй, ну, — он попытался состроить щенячий взгляд, полный жалобности и раскаяния, однако Умино увидел лишь бесконечно уставшего человека с покрасневшими глазами. — Чай, Какаши, и ложись спать, — твердо ответил Ирука и отвернулся. Еще парочка таких «аргументов», и его выстроенная из ответственности перед Цунаде и состраданию к Какаши стена треснет по швам. Его любовь к Копирующему Ниндзя была очевидной слабостью, и первый, кто этим нагло пользовался, был сам Какаши, поэтому Ирука дал себе слово держаться до последнего и не поддаваться ни на какие уговоры. — В твоих интересах выполнять все предписания, — проговорил Умино, наливая горячий ароматный чай в большую чашку. — Будь хорошим мальчиком и не вынуждай меня идти к Пятой. — Удивительно, что Наруто боготворит тебя, — буркнул Хатаке. — Ты слишком жестокий. — Я просто хочу, чтобы любимый мною человек побыстрее пошел на поправку, да? — пытаясь скрыть за улыбкой раздражение, Ирука подошел к дивану. — Ты должен выпить все, Какаши.

***

— От меня отвратительно пахнет, — Какаши оттянул майку на груди и, сунув под нее нос, поморщился. — Но у меня все еще температура и слабость, и травки от Сакуры совсем не помогают. — Помогают, — упрямо ответил Ирука, повторяя одну и ту же фразу тысячный раз. — Выводят токсины, и тебе все же стало лучше. — Ты не обнимаешь меня, потому что от меня воняет, — Хатаке накрылся одеялом с головой и завалился в угол дивана. — Несправедливо. — Я не обнимаю тебя, потому что ты все еще заразный, — Умино нахмурился, что-то решив в своей голове и тут же встав со своего места. Что ж, никому не будет плохо, если он немного поможет Какаши, главное, чтобы он снова не начал строить глазки и лезть обниматься, потому что иначе Ирука и правда рискует заболеть тоже. А у него, между прочим, не только Какаши, но еще и целый класс детей, которых он не может спихивать Эбису, как только ему вздумается. Ирука не любит быть должником, а уж если какой-нибудь сенсей отведет целую неделю занятий с его, Умино, спиногрызами, то сам Ирука точно останется в долгу. Еще и Какаши переведут обратно в госпиталь, чего допускать тоже нельзя. — Идем, — Ирука поставил на низкий столик таз с теплой водой и принес пару полотенец. — Думаю, что тебе не станет хуже от обтирания. Какаши заинтересованно выглянул из одеяла и скептически поднял тонкую бровь. — Я же болею. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе, или нет? — чуть приподняв тару над столешницей и сделав вид, что хочет уйти, Умино кинул взгляд на своего парня. — Ладно-ладно, — Хатаке слез с дивана и сел на пол около столика. — Не могу отказать тебе, когда ты так мил со мной, — с явным сарказмом в голосе добавил он. Он поднял руки, чтобы снять футболку, но плечи отдались такой неприятной болью, что мужчина вымученно промычал что-то неразборчивое и положил руки обратно на колени. Ирука без лишних слов подвинулся ближе и помог Какаши аккуратно снять вещь, нежно ощупывая кожу при этом и массируя. Теплая вода все равно показалась Хатаке прохладной, и каждое прикосновение к телу казалось разрядом тока. Обширным таким, и отголоски скверных ощущений не проходили еще какое-то время после того, как Ирука остановился, поняв, что Какаши пытался отстраниться. — Холодно и больно, — тихо признался он, и Умино поджал губы. Стоило взять полотенце помягче, а воду сделать погорячее, подумал Ирука, поэтому накрыл Какаши его же футболкой и ушел в ванную. Несмотря на то, что Хатаке не любил болеть, он всегда пользовался своим положением до конца — по крайней мере с Ирукой точно. Сбежать из больницы при первой появившейся возможности, потому что никто из персонала не желал слушать его многочисленные хотелки, и трепать Ируке нервы — вот от чего Какаши становилось легче. Безусловно, он не был абсолютным поганцем, но иногда Умино казалось, что с ним Хатаке позволял себе чересчур много. И не в плохом смысле, а в самом хорошем — именно рядом с Ирукой в Какаши просыпался его обиженный участью и обделенный вниманием ребенок, который требовал столько, сколько только мог. И Ирука не мог ему отказать. — Так лучше? — Умино провел по чужой спине своей старой футболкой, в которой любил спать, ожидая вердикта своего капризного парня. Кожа Какаши покрылась крупными мурашками — от горячей воды, наверное, — и мужчина вздрогнул всем телом. — Разве это не твоя любимая? — Хатаке еле-еле посмотрел через плечо и отвернулся. Эти касания были в стократ приятней, чем от полотенца, поэтому все, что ему оставалось, это нежиться от заботы и пускать слюни на потрясающего Ируку. — Мне не жаль, если тебе от этого легче, — Ирука со всей присущей ему учительской дотошностью вытирал все большие участки кожи, время от времени смачивая ткань. — Если бы болезнь всегда сопровождалась подобными манипуляциями, я бы мог, наверное, полюбить болеть, — Какаши облокотился головой на сиденье дивана, чувствуя, как чуть накопившиеся силы снова покидали его. — Да тебе только волю дай, — поменяв полотенце на сухое, Умино обтер чистую кожу и накинул на спину свежую майку, сразу обходя Какаши и переходя к груди. — Я не виноват, что люблю проводить время с тобой, — Хатаке схватился за пальцы Ируки, держащие мокрую футболку, и слабо сжал. — Так я хотя бы могу это делать, — еле слышно договорил он, и Умино все же поднял на него взгляд. Темный глаз смотрел на него выжидающе, словно от Ируки зависело все в этом мире, и Умино соврал бы, если бы сказал, что чувствовал себя комфортно, когда Какаши глядел на него вот так. Предоставляя свободу и давая выбор, но при этом жаждя услышать один-единственный ответ. — Я не хочу, чтобы ты болел только для того, чтобы проводить со мной больше времени, — спустя долгие секунды молчания выдал Ирука. — Хотя это и звучит очень привлекательно, я не люблю видеть тебя таким. — Это потому что я становлюсь невыносимым? — спросил Какаши, и его глаза сощурились от теплой улыбки, появившейся на усталом лице. — Потому что сердце кровью обливается, когда у тебя температура шарашит, — Ирука фыркнул и ткнул пальцем в нос Хатаке. — Или переломы твои бесчисленные. Что бы ты чувствовал, если каждый раз, приходя из академии, я светил очередным сломанным пальцем? Какаши отвел взгляд и чуть приподнял подбородок, задумываясь. — Наверное, я бы провел пояснительную беседу с тем, кто нанес тебе этот перелом, — Какаши усмехнулся, глядя, как у Ируки начал дергаться один глаз. — Это же дети! — воскликнул Умино, вдруг брызгая в Хатаке водой. — Тоже мне сенсей нашелся. — Вообще-то, я забочусь о тебе, и ни один ребенок в мире не сможет добраться до тебя, пока ты со мной, — Какаши стер с лица капли воды и опять улыбнулся. — Хочешь, я буду брать меньше миссий? Я попрошу Цунаде, она не откажет мне. — Я не в праве просить о таком, и ты это прекрасно знаешь, Какаши-сан, — серьезно сказал Ирука, глядя прямо в лицо Хатаке. — Я буду рад любой проведенной с тобой минуте, и неважно, буду ли я перевязывать тебе порезы от кунаев или жарить яичницу на завтрак. — Или я могу принять пост Хокаге, и тогда мне вообще не придется никуда уходить, — Какаши приблизился к вмиг порозовевшему Умино. — Как тебе, Ирука-сенсей? — Спрашиваешь, как я отношусь к тому, чтобы ты занял главенствующее положение и почти не выходил из деревни, но продолжал являться основной целью для каких-либо воздействий? — голос Ируки задрожал. — Даже не знаю. — Мое имя и без поста Хокаге числится где только можно и нельзя, так что это не сильно испортит положение вещей. — Почему мы говорим об этом сейчас? — Умино вытер лоб Какаши, а затем перешел на щеки и шею. — Слишком серьезный разговор для болезни. Какаши ничего не ответил, лишь повел головой вслед за чужой рукой, прижимаясь щекой к мягкой ладони. Его единственно открытый глаз был прищурен, однако Ирука все равно мог видеть, что Хатаке следил за каждым его движением, а потому пытался игнорировать этот пронизывающий до самых костей взгляд. За этим он совсем не заметил, как Какаши подвинулся ближе, настойчиво сокращая между ними расстояние. — Никаких поцелуев, Какаши, — Ирука положил ему майку на рот, когда тот наклонился, и твердо посмотрел на него. Хатаке окончательно приуныл и понурил голову, прекращая тереться о ладонь. Умино еще какое-то время разбирался с животом, который Какаши упрямо не хотел подставлять, и всеми силами старался не задумываться о мышцах, которые видел перед собой учитель, и сотнях разнообразных шрамов. Часть из них залечил сам Ирука, но в большинстве своем Какаши копил их всю свою жизнь, и почему-то в голову Умино вдруг явился маленький Хатаке — худой и одинокий, пытающийся обработать свежую рану самостоятельно под светом тусклой лампы. Ирука неосознанно прочертил пальцем по какой-то особенно безобразной отметине и чуть надавил самым кончиком. — Хочешь, я почитаю тебе? — спросил Ирука, прежде чем успел подумать, и посмотрел на Какаши. Тот обиженно сопел и только мотнул головой, уже надевая майку. Умино тяжело вздохнул, глядя в спину уходящему в комнату Какаши, и потер глаза подушечками пальцев. Он и правда был сварливым иногда. Еще примерно полчаса Ирука, полностью погруженный в собственные мысли, доделывал дела на кухне. Ему совершенно не нравилось отказывать Какаши в близости как минимум потому, что сам этого хотел, но в подобных ситуациях, когда стоило всего лишь потерпеть несколько дней, Умино был беспрекословен. Лучше подождать сейчас, чем потом ждать еще дольше, такое было у него правило, хотя Какаши, конечно, плевал на всякие подобные правила с Монумента Хокаге и не жаловался. — Ты спишь? — первым делом спросил Ирука, когда зашел в спальню, но Хатаке снова не ответил ему. Поерзал под одеялом и, казалось, перевернулся на другой бок. — Так что насчет чтения перед сном? Какаши лежал неподвижно, игнорируя попытки Ируки разговорить его, и не собирался поддаваться на его жалкие провокации. Пусть сам жалеет о своих «никаких поцелуев». — Как думаешь, Ича-Ича в моем исполнении все еще будет хороша? — Умино взял с прикроватной тумбы потертую книжку и открыл на закладке, на самом деле даже боясь представить, что он может там прочитать. — Перестань дуться и идем обниматься, пока я не передумал. Хатаке обернулся, приподнявшись на локте, и с интересом посмотрел на открытую страницу. Показалось Ируке или нет, но его побледневшие после обтирания скулы немного покрылись румянцем, что только подтвердило догадки Умино о содержании книжонки в его руках. — Идем-идем, я копил любовь все это время, — Ирука похлопал себе по коленкам, словно приглашая Какаши лечь головой, и улыбнулся. Хатаке без лишних вопросов повернулся до конца и сразу обнял Ируку за ноги, пристраиваясь и подкладывая одеяло под голову. Умино обхватил голову Какаши руками и лег на нее животом, обнимая и прижимаясь крепче. Объятиями это назвать было сложно, но на самом деле так контакт был минимален, а впечатления от вечера все же немного улучшались. — Ты же не заставишь меня и правда читать это вслух? — спросил Ирука, чуть погодя, и отодвинулся. — Ну уж нет, Ирука-сенсей. Читай. С паузами и интонацией, — поучительно сказал Какаши хриплым от молчания голосом. Умино почувствовал, как по коже пробежал морозец от легкой хрипотцы, и зажмурился. Надо срочно представить что-нибудь мерзкое, чтобы неуместное желание по-тихому смылось и никого не тревожило, хотя при прочтении эротических романов вряд ли удастся сохранить самообладание. — Может, я просто обниму тебя? — Ирука еще раз обнял Какаши, замирая в ожидании. — Читай. — Поцелуй? — предпринял Умино последнюю попытку и прикоснулся губами к виску Какаши, а после и к щеке для пущей убедительности. — Никаких поцелуев, сенсей, — словно пропел Хатаке, и по его голосу стало очевидно, что он улыбался. — А теперь читай.