Маленькая теплая птичка

Мерлин щелкал своим магическим делюминатором, перелистывая дни и ночи с бешеной скоростью. Далекие звезды попеременно сменялись близким Солнцем, приближая Сочельник, а все обитатели замка, казалось, находились в ожидании чуда. Неужели не поняли, что чудес не бывает? Они не говорили о том, что случилось в комнате – точнее, они не говорили вообще. Если бы Малфой и Грейнджер узнали когда-то, что получат постоянную регистрацию в сознании друг друга, рассмеялись бы. Это как неизлечимая, дурная болезнь, которой они заразились осенью от случайной встречи, и которая паразитом проникла в легкие. Ломала ребра до крошева, когда взгляд одного магнитом притягивался к лицу другого. И ломала сердце, когда они пытались вытравить это из себя, сопротивляясь неизбежному. Драко знал, почему не пошел за ней тогда. Это означало бы полную капитуляцию, а несмотря на все дерьмо в его жизни, он не привык сдаваться. Малфой просто не мог признаться себе в том, что сделай он шаг не от зеркала, а к Грейнджер, то расстояние сократилось бы до критического. Они и так были настолько близко, что можно было обжечься. Снег ласково укрывал промерзлую землю, и пейзаж становился немного спокойнее и светлее. Штормовые дни и вязкие ночи осени кончились. Осталась одна ночь до Рождества. - Эй, осторожнее! – Кто-то запустил снежком в зазевавшегося Невилла на квиддичном поле. Ученики часто приходили сюда провести время на свежем воздухе, когда не было тренировок. Долгопупс слепил ответный снежный шар и кинул наугад, попав в Томаса. Послышались притвортно-недовольные крики и началась великая битва. Ребята хохотали, и 8 курс Хогвартса, казалось, вознамерился уничтожить друг друга в этом зимнем безобразии. Гермиона поежилась на скамейке, снова поправила колючий ворот свитера и улыбнулась. Будь здесь Гарри и Рон они бы непременно образовали команду и обстреляли всех, одержав победу. В веселье эти парни были лучшими. Ну разве что кроме Фрэда и Джорджа. Ее кудри – сегодня распущенные – покрывались жемчугом снежинок, который не впитывался, а оставался хрупкой короной на макушке девушки. Темнело, и скоро должен был начаться праздничный ужин. Грейнджер огляделась: снежками бросались практически все, включая вечно чопорных Слизеринцев. Она намеренно не стала высматривать его среди изумрудно-серых, чтобы было проще подавить желание заговорить. В-ы-т-р-а-в-и-т-ь. Гермионе тоже хотелось встать со скамейки и стать частью этого мира – радостного и беззаботного – но ее остановили замороженные руки. Она вышла из замка, не планируя этого, поэтому оказалась без шапки, шарфа и теплых маминых варежек. По правде, она давно не носила последний атрибут – было слишком тяжело смотреть на то, что напоминало о ее родителях. Мудрых, теплых, любящи и живых. Таких неправдоподобных. Запыхавшиеся и румяные, ее однокурсники начали подниматься по лестнице возле скамеек, чтобы отдохнуть на самом верху. - Сосунки, предлагаю продолжить завтра после обеда. Слизерин против Гриффиндора, как в старые добрые. – Нотт улыбнулся толпе гриффиндорцев. - Между прочим, мы вас сделали. – Ответил ему Томас, и похлопал по плечу Финнигана, который шел за руку с Парвати (Гермиона отметила, что они, должно быть, помирились). Нотт уже открыл рот для возмущения, но нога Симуса предательски подвернулась, и он полетел вперед носом прямо на скамейку, где сидела Грейнджер. Девушка вздрогнула, но реакция ее была по-прежнему безупречной. Она смогла закрыть рукой острый угол скамьи, спасая лицо одногруппника от жестокого удара, но из его куртки выпал маленький флакон и разбился с почти неслышным хлопком. Сначала все замерли, но уже через секунду подлетели к испуганному Симусу, спрашивая, как он и что произошло. А Гермиона почувствовала это первой. Запах удового дерева, морской соли и пыли. Она задышала очень медленно и глубоко, сердце замедлило ритм, а руки странным образом моментально согрелись. Снег мешал рассмотреть, как ведут себя однокурсники, но судя по стихшим голосам, не она одна поняла, что дело не ладно. - Чёёёерт, моя Амортенция. – Симус зажал нос рукой и палочкой собрал зелье в восстановленный флакончик. Его осталось совсем немного – большая часть зелья безвозвратно впиталась в снег. - Нахрена ты ее с собой таскал, придурок? - Довольно грубо поинтересовалась Дафна, когда оцепенение спало, и она стала выглядеть более адекватной. Видно, разозлилась, что такой ценный подарок пропал впустую. Грейнджер подняла глаза и, наконец, столкнулась с бушующим морем. Он смотрел на нее так, будто впервые увидел. Его темно-серые радужки бродили по ее лицу, пересчитывая веснушки, и даже сквозь разделявшую их толпу однокурсников было видно, как покраснели его бледные щеки. Свет от волшебных палочек (а ведь уже успело стемнеть) подсветил его лицо, и Гермиона могла поклясться, что они снова делают это – понимают друг друга без слов. Было смешно – до колик в животе и слез в глазах – осознать, что они снова могут связать себя словом «похожи». Глаза в глаза. Это длилось не дольше пары мгновений, прежде чем он плотнее закутался в черное шерстяное пальто и пошел в замок.

***

Год назад, на Рождество, Гермиона и Гарри чуть не погибли от рук Воландеморта. Год назад она была полна стремления и ярости, была готова сражаться и умирать ради правого дела. Год назад – так ничтожно мало и так критически далеко. Девушка лениво ковыряла вилкой в праздничной курице и вспоминала войну: интересно, остался ли в ней огонь? Способна ли она еще бороться? Или с победой над Темным Лордом, расставанием с Роном и смертью родителей к ней пришла апатия, навсегда вытравившая запал из гриффиндорского сердца? А через два стола развернулось другое сражение. Оно проходило невидимо для глаз других, в голове светловолосого юноши. Драко казалось, что сегодня произошло что-то, что изменит его жизнь навсегда: не внешне, внутренне. Ведь как иначе объяснить запах цветочного луга посреди зимы? Как объяснить несколько мгновений безграничного счастья и покоя? Как объяснить яростное желание продраться сквозь толпу, схватить ее, зарыться в аромат волос (он знал, что это непременно он, пусть и ощущаемый дымкой зелья) и вдыхать его так, чтобы кислород прямо к сердцу. Да ты больной ублюдок, она никогда не простит тебя. - Вот, и потом я ему говорю: после школы я уеду в Италию, буду пить коктейли на берегу моря и женюсь не невероятной красотке... Ау, ты меня слушаешь? – Блейз нетерпеливо посмотрел на Драко, а тот улыбнулся ему в ответ. Улыбнулся – это действительно он? - Знаешь, Блейз, а ведь все так и будет. - Драко поднялся из-за стола и направился к выходу. - Сейчас мне пора, но скоро мы поговорим о твоем счастливом будущем, обещаю. - Он знал, куда ему надо идти. Дверь Большого зала даже не успела захлопнуться, как юноша почувствовал легкий ветерок рядом, и она неслышно зашагала с ним в унисон. Комната уже ждала их: дверь приоткрыта, звук музыки скрипит в старом коридоре. Вот только внутри ждал сюрприз. Гермиона ахнула, сделав шаг вперед, и обернулась на Драко. Он почти мог поклясться, что видел, как протянулась ее рука, но девушка, видимо передумала, и снова зашагала первой. Пальцы разочарованно закололо, и Малфой крепче сжал рукава серой рубашки. Ни забытого хлама, ни запаха пыли, ни зачарованного потолка. Только ночная летняя поляна, звезды и зеркало, так странно выделявшееся на этом пейзаже и отражающее лунный свет. Лето. Пахнет медом и слышны ночные птицы. Золотая рама: целехонько, родное, как ни старались. Музыка льется так тихо, что можно было бы принять ее за галлюцинацию, если бы Гермиона не подпевала знакомым словам. Ее голос сплетался с соловьиным, и мелодия, которую слышал Драко, как будто дарила ему право жить. Пройдя еще несколько шагов, они остановили рядом с ним. В отражении – ничего и никого, кроме них. - Как ты думаешь, почему у нас ничего не вышло? - Ты имеешь в виду с Зеркалом или вообще, Грейнджер? Гермиона посмотрела на него сквозь отражение, ловя серьезный взгляд. Он не шутил. Впервые за долгое время ей было так правильно и так тепло. Впервые рядом с этим человеком, ровно как и с этим проклятым предметом, ей было не страшно, не больно, не черно. - С зеркалом. - Наверное, потому что оно дало нам шанс? Ну, знаешь, увидеть в нем что-то по-настоящему важное. То, что может и сбыться, если захотеть очень-очень. Грейнджер задумчиво рассматривала парня. А он в ответ увидел это: не видение, нет, но свои мысли, которые так глубоко прятал. И он мог бы убеждать себя, что они появились недавно, а не росли в нем несколько лет, но Драко знал, что это был бы самообман. Целовать ее щиклотки и колени, гладить плечи-веточки и ловить худые руки. Знать, что она захочет посмотреть после ужина. Знать, какую книгу принести ей из библиотеки. Обнимать ее после ночных кошмаров (а они все равно непременно будут), запускать ладонь в прохладу лёгких кудрявых волос. И дышать – дышать ей целиком и без оглядки. Снова раздалось птичье пение и светлая пташка села в руку Малфоя. Теплая и маленькая, она очень напоминала ему Гермиону. - Знаешь, Грейнджер, ты как маленькая птичка - бьешься, бьешься о клетку грудью, пока не выбьешься из сил окончательно. Уже даже не поешь. Но все ещё бьешься. И все ещё веришь. Мне всегда это в тебе нравилось. Возьми ее себе, чтобы у тебя было хоть что-то живое и напоминающее обо мне. Он легонько сжал мягкие перья и раскрыл руку, направляя птицу к девушке. Она поймала ее в ладонь и посмотрела на него - своего школьного врага - но увидела лишь парня, который сделал шаг ближе. - Я не могу дать ничего взамен, Драко. - Ты уже дала больше, чем я заслужил. Я никогда не смогу простить себя, но я попытаюсь сделать так, чтобы ты простила меня. Гермиона. Она не расслышала последний слог своего имени - он утонул на ее собственных губах. Это было так же просто, как дышать: целовать его нежно и медленно, даря свое благословение на счастье. Отпуская обиды и прощая его, убеждаясь стократно, что она нужна ему как спасительный плот в шторме жизни. Дарить ему свой вкус: персиков и свежести, юности и надежды. Отвечая ему, поддаваясь в его руках, Гермиона чувствовала, что находит баланс. Что теперь ей не нужно увидеть тысячу осколков Зеркала, чтобы собрать свою жизнь воедино. Как и он не чувствовал слепую ненависть и безысходность. Только облегчение, будто он наконец выплыл из тяжелой пучины, вдохнул полную грудь кислорода и увидел солнечный свет. Главное, чтобы она оставалась в его руках, не отпуская и не смотря назад. Наступило Рождество. С ним - новая страница жизни, которую они постараются не испачкать. А черновиковая боль пусть останется в отражении.