Первая гроза: Оттепель

Сергей полуулыбнулся. Ему нравилось загадочное поведение Дмитрия. В последние годы супруг изменился: стал более нервным и менее выверенным. Примерно полгода назад Беляев, делая уборку в кабинете Демидова, случайно обнаружил оставленный им на столе листок. Исписанный нервно, неровно и непонятно, он напоминал древний папирус с иероглифами. Но, вчитавшись возле окна, Сергей смог понять, что там было написано. Даты, адреса, короткие пометки. И все они касались того, где был Беляев и какие совершал маршруты в течение дня. По спине Беляева пополз противный морозец. Он, конечно, знал, что муж контролирует его жизнь, но не думал, что когда-нибудь наткнётся на доказательства этого. И вот такое. Неприятно тронуло и то, что Демидов, кажется, начал потихоньку терять хватку. Все годы их супружества он запирал документы и записи на замки, а тут такая оплошность. Но Беляев был хорошо натренирован. Он уже прекрасно умел держать себя в руках. Поэтому, когда Демидов вечером вернулся со службы, Сергей сделал вид, что всё как обычно. И теперь ему было немало интересно, что затеял муж. Выглядел Дмитрий подтянуто и собрано, а карий взгляд словно скрывал что-то особенное, какой-то сюрприз. — Что-то случилось? — первым нарушил молчание сидящий на диване Беляев. Мягко улыбнулся. — Серёжа, я столько раз убивал… Я уже сросся со смертью. Я стал её частью. Поэтому, надеюсь, ты поймёшь меня. И простишь, — спокойно и даже немного ласково сказал Дмитрий. — Что ты имеешь в виду? — Беляев ровным счётом ничего не понимал. — Знаешь, что я сейчас вспоминаю? Май шестьдесят пятого. Мы поехали в Ялту. Ты был во всём белом. И солнце пронзало твой белоснежный образ, впитывалось в волосы, согревая их. Помнишь, как мы взяли машину напрокат? Мы ехали по ровной дороге, а по обе стороны мелькали подстриженные южные деревья. И твои волосы теребил лёгкий ветер. Ты улыбался, чуть щурясь. Знаешь, наверное, именно в тот момент я понял, что люблю тебя. Сергей был шокирован. Мало того, что Дмитрий вдруг заговорил, как лирик, так он ещё и признался ему в любви. Второй раз за столько лет. В горле у Серёжи возник ком. Пусть он научился держать все свои эмоции и желания при себе, это не значит, что их не было. «Я понял, что люблю тебя», — вторило в голове, в душе, во всей его природе. — Это была прекрасная поездка, я тоже часто вспоминаю её. Воздух пах шафраном, морем и сушёными абрикосами, которыми торговали на местных рынках, — Беляев переносился мыслями в те дни, и невольно улыбался. — Дима, почему ты вдруг вспомнил об этом?.. — Потому что я до сих пор не понял, когда именно всё решил. Тогда ли? Раньше? Позже? Не знаю, дорогой мой, — голос Дмитрия снова приобрёл стальные нотки, так ему свойственные. — Что решил? Я не понимаю… — В бокалах был яд. — Ч-что?.. — Сергей попросту не понял, что имеет в виду Демидов. — Мы только что приняли яд. Противоядия не существует. У нас осталось примерно около часа. А затем мы умрём. Беляеву показалось, что комната вдруг перевернулась. Где-то в районе солнечного сплетения засосало. Руки мелко задрожали. Он смотрел в тёмные глаза мужа и видел, что они не врут — они никогда не врали. Ощущение животного ужаса поднималось откуда-то из глубины. — Что ты такое говоришь? — хрипло прошептал Сергей, медленно вставая. — Я же обещал, что никогда не сделаю тебе больно. Ты просто уснёшь. Никакой боли, Серёжа. Поверь мне. — Ты шутишь? — Нет. Беляев вплёл пальцы в волосы и, пошатываясь от переизбытка чувств, добрёл до окна, из которого лился яркий свет. Посмотрел на бьющую ключом жизнь там, за стеклом, на то, как покачиваются ветки деревьев. Его бросило в холодный пот. — Дима, скажи, что это твоя дурная шутка! — неожиданно даже для себя взревев, Сергей бросился к Демидову, рухнул перед ним на колени и схватил за руки. — Скажи, что соврал… Скажи, что пошутил… — Не бойся, это будет не больно, — даже где-то грустно улыбнулся Дмитрий. — Я давно выбрал день, и даже обвёл его карандашом в календаре. Это день нашего с тобой ухода. — Ухода… — Беляев дрожал, глядя в спокойное лицо. — Да зачем же ты сделал это?! Дима, зачем?! — Я не могу оставить тебя здесь без себя, а сам я, как видишь, не молодею. — И что? — Сергея шире распахнул глаза, всё ещё находясь в шоке и мало воспринимая реальность. — Как это связано с тем, что ты опоил нас ядом?! — Я не хочу превращаться в развалину. Я уже чувствую, что многие мои функции изменились, — губы мужчины стали тонкой линией. Ему никогда не нравилось оценивать себя. Но это были сухие факты — волк тоже имеет свойство стареть. — Мои силы, как силы любого существа, не безграничны. Но их всегда было много, они есть и сейчас. Но всё нужно делать заранее. Я тебя учил, вспомни. — О чём ты? Какие функции? Ты просто… сошёл с ума! Ты сошёл с ума! — в отчаянии заорал Беляев, начиная передвигаться на руках назад. Уперевшись спиной в диван, он замер. На глазах выступили слёзы. Мужчина вытянул одну ногу, сходя с ума от шока. — Сергей, пойми, что я делаю то, что всё равно случилось бы рано или поздно. Я не могу и не хочу превращаться в немощную тень себя, требующую стакана воды. Не хочу. Всё могло бы закончиться только так, и сейчас заканчивается. Беляев медленно закрыл лицо руками. Он плакал так просто, как плачут дети. Плечи то поднимались вверх, то опускались, приглушённый звук рыданий доносился из-под ладоней. — Не плачь. Это совершенно не страшно, — Демидов встал и вышел из комнаты, чтобы через пару минут вернуться со стаканом холодной воды. Сев рядом с мужем на корточки, он отнял его руки от зарёванного лица и стал поить, затем вытирать его слёзы, как ребёнку. Беляев размяк. Рыдания становились всё тише. Он чувствовал такие родные руки, и успокаивался. — Мы должны уйти вместе. И мы уйдём. Я же обещал, что никогда не брошу тебя. Помнишь? — прошелестел Демидов. Положив ладони на пылающие и влажные щёки мужа, посмотрел в его глаза. В которых было всё. Но больше всего испуга. — Помню… — одними только губами ответил Беляев. — Навсегда вместе. — Навсегда. Дмитрий чуть улыбнулся и встал. Подойдя к столу, он выдвинул верхний ящик и достал оттуда сигару. Сев, начал подготавливать её к тому, чтобы раскурить. Беляев смотрел на мужа, сидя на полу. Он тяжело дышал. Рубашка липла к телу. Привычный мир вдруг разрушился, словно кто-то сбросил на город бомбу. То, что сказал Демидов, просто не укладывалось в голове, но мужчина понимал, что тот совершенно серьёзен. — Я не хочу давать судьбе шанс сыграть с нами злую шутку. Я не хочу, чтобы я стал обузой, от которой ты мечтал бы избавиться. Именно поэтому я решил, что всё закончится именно сегодня и здесь, — смачно выпустив облачко дыма, с расстановкой произнёс Дмитрий. — И если ты немного подумаешь, то поймёшь, что это единственно правильное для нас решение. Беляев с трудом перебрался на диван. Как же быстротечна жизнь! Ему вдруг показалось, что только вчера он, запуганный студент, впервые увидел статного и сурового Дмитрия. Всё, что когда-то с ними случилось, пролетало перед внутренним взором. И Сергей неожиданно поймал себя на мысли, что совершенно не готов. Ведь все эти годы ему казалось, что он не живёт, а так — черновик пишет. В глубине души сидела даже какая-то не совсем сформированная мысль о том, что и жизнь-то прошла неправильно. Как многое из того, что он хотел, пролетело мимо! И ведь теперь, стоя у черты, было ничего уже не исправить… — Зачем ты это устроил? Мы бы жили дальше, как всегда… Я же… я же стал тем, кем ты хотел — следующая за тобой сдержанная тень, которая никогда не позволяла себе закатить истерику из-за твоего холода, твоего равнодушия. Неужели ты сделал меня таким, чтобы убить? — Сергей смотрел на мужа во все глаза. Слёз больше не было, но щёки ещё жгло. — Я сделал для тебя всё, что мог сделать. Я сделал то, что должен был сделать любой любящий человек, — лицо Демидова скрывал занавес дыма. — А теперь финал. — А как же твоя служба? Как же… — Я отдал свою жизнь служению партии, её интересам, и никогда не жалел об этом, — отчеканил Дмитрий. — Дима… Как же так… Как же так… Что же ты натворил?.. — Беляев встал и медленно вышел из комнаты. Добравшись до ванной, он умылся холодной водой, потёр шею, и опустился на борт ванны. Сергей долго смотрел в одну точку на стыке стены и пола, ощущая накатившую лёгкую сонливость. Мыслей не было. Вместо этого в голове всплывали отрывки из их с Дмитрием жизни. Разные. Яркие и не очень. И не верилось, что счёт пошёл на секунды. Мир вдруг показался Сергею таким большим и сложным, неким существом, к которому он так никогда и не прикоснулся. «Дима сделал всё, чтобы я тогда остался жив. Я жив по сей день только благодаря ему», — утешал он сам себя. «А что лучше: длинная жизнь, продиктованная чужой волей, навязанная и болезненная, или короткая, но яркая, с джазом, походами, где звёзды падают на плечи заснеженных гор, с поцелуями взахлёб и песнями у костра?» Беляев судорожно выдохнул, кажется, уже заранее зная ответ. Поднявшись, он вышел из ванной, добрёл до гостиной и вошёл в неё. Предметы слегка плыли, двоились. «Яд начал активное действие», — с ужасом подумал Сергей. Демидов сидел за столом и смотрел на какие-то бумаги ничего не выражающим взглядом. И вдруг он встал и подошёл к Беляеву. Они смотрели друг на друга несколько секунд, пока Серёжа вдруг не сорвался, не схватил мужчину, обнимая, и не начал покрывать поцелуями любимое лицо. То, что это конец, казалось чем-то немыслимым. — Я люблю тебя… Я люблю тебя… Я люблю тебя! — шептал с придыханием Сергей, тяжело дыша и срываясь на крик. Демидов обнял Серёжу и, позволяя себя целовать, поглаживал его по спине. — Ложись, ты уже теряешь координацию, — совершенно будничным тоном сказал он и подвёл мужа к дивану. Уложил. — Обещай, что будешь со мной до самого конца… — прошептал Беляев, хватая супруга за руку. Он чувствовал смутную тревогу. Жмурился, потому как очертания лица Демидова плыли. — Ты же сказал, у нас час… — Иногда яд может подействовать раньше. Не бойся. Мы уходим вместе. Я буду с тобой, — доверительно сказал сидящий на крае дивана Дмитрий. Он провёл ладонью по его волосам. — Спасибо, что был в моей жизни. Ты изумительно скрасил её. Беляев сглотнул. В его глазах стояли слёзы. — Я не хочу, чтобы всё так… Прости… Зачем… Дима… — заёрзав на диване, забормотал Сергей, глаза которого уже были покрыты поволокой. Он смотрел как бы сквозь Демидова, не видя его. — Красочных снов, любовь моя… — прошептал мужчина. Наклонившись, он поцеловал супруга в губы. Тот ёрзал, искал кого-то стеклянным взглядом, пока не остановился в углу комнаты. Прояснился. — Бабушка… — прошептал он, тяжело дыша. Дмитрий снова погладил супруга по волосам. Те были влажными. Сергей перевёл взгляд на Дмитрия. Взор его так и оставался ясным и чистым. — Будь со мной… Не оставляй… — Не оставлю. Я с тобой. Навсегда, — тихо ответил Демидов и сжал ладонь мужа. Тот повернул голову в угол, посмотрел в окно, затем снова на лицо мужа, и замер с широко раскрытыми глазами. Дмитрий нащупал пульс супруга. Его не было. Затем коснулся кончиками пальцев его щеки. — Как ты красив, — шепнул он. Потом встал. Сам Дмитрий не чувствовал сонливости — он знал, что так и будет. Знал, что на более слабого Сергея яд подействует быстрее. Он сделал то, что тоже запланировал давным-давно: прошёлся по светлым комнатам, касаясь тех или иных предметов. Последним был старый патефон. В этой квартире они с Сергеем были счастливы. Здесь всё и находило своё окончание. Когда спустя десять минут Демидов садился за стол, тюль приподнимался от сладких порывов апрельского ветра. Мужчина достал из выдвижного ящика заранее приготовленный револьвер. Прощальные слова. Последняя сигара. Оставалось только одно… Дмитрий коснулся ладонью папки, лежащей на столе. Там находилось то, что понадобится его коллегам. Демидов посмотрел на Сергея. Тот так и смотрел в никуда своими чудными глазами. Затем мужчина приставил дуло револьвера к виску и выстрелил. Пять лет назад. Лёгкий пар струился, точно тонкое кружево, закрывая яркую лампочку ялтинского солнца. Запах абрикосов смешивался с ароматом моря, которое на закате сливается с розовым небом, обещая назавтра жару. И вечер удлиняет тени, и деревья, ослепляюще зелёные, оттеняют сине-золотую красоту всего, что вокруг. — Господи, как хорошо, — улыбался Беляев. Демидов сидел за рулём открытого автомобиля двадцать девятого года выпуска. Ялта раскинулась шикарным акварельным пейзажем. Море переливалось на солнце. Мимо мелькали дома, подстриженные деревья, синева морское воды. Дмитрий с невольной, непонятно, откуда взявшейся болью в сердце, посматривал на Сергея. Тот был весь в белом, и золото солнца словно пронзало его. Никогда ещё Беляев не был так красив. Демидов, позволив себе слабость, даже не уделял должное внимание автомобилю, который мчал их вперёд, набирая скорость. — Дима, ты только посмотри, какая красота! — с восторгом говорил Беляев, положив ладонь на колено мужа. Тот устроил локоть на автомобиле, ведя одной рукой и пристально глядя то на Серёжу, то на дорогу. Он хотел запомнить его таким, неописуемо светлым. И вся его внутренняя тьма в тот момент принадлежала этому свету, тянулась к нему. Посмеиваясь, Беляев, рукава белой рубашки которого надувал ветер, надел на голову светло-бежевую шляпу. Придерживая её рукой, он смотрел то на пролетающий пейзаж, то на супруга. Дорога свернула направо, Сергей убрал руку от головы, и ветер унёс его шляпу. Мужчина со смехом обернулся, глядя, как та, перевёртывая, катится по дороге. А море всё шумело прибоем и переливалось золотом на солнце.