Инструкция по сборке для Ли Донхёка

      Первые пару часов Донхёк плакал. Вторые пил. Дальше он потерялся во времени — помнил только, что Марк тихо матерился на английском, когда вынимал его из ванны (почему он вообще был там? и в одежде?), и вызванный, видимо, в качестве экстренной помощи Джемин причитал что-то со старушечьей интонацией на заднем плане. Он всё пытался встать, чтобы куда-то идти (куда и так понятно, но вот для чего? чтобы Ренджун его самолично выгнал?), потом блевал в заботливо подставленный тазик, пил воду из стакана усилиями Джемина, мазал соплями и слезами марков любимый плед (о, боже, Марк просто ангельски терпелив) и, наконец, заснул. Когда он проснулся в два часа дня, то чувствовал себя так хреново, что тупо лежал и пялился в потолок добрые полчаса, пока дверь не открылась, являя Джемина.       — Доброго утречка, котик, — сияя, как стоваттная лампочка, пропел он, и Донхёка всего покорежило.       Он бы сказал — в красках и экспрессивно, — что по поводу сегодняшнего утра думает, но не смог. Язык присох к нёбу, когда события вчерашнего вечера промелькнули перед глазами — даже Донхёк, со всей присущей ему самоуверенностью, не мог вот так огрызаться с человеком, который вчера носил ему водичку попить и держал тазик. Маркова голова просунулась в дверной проем, всклокоченная и в очках.       — Чувак, ты живой? — сочувственно полюбопытствовал он, и Донхёк слабо кивнул. — Я думал, ты помрёшь. Хорошо, что Джемин знал, что делать — я первый раз вижу, чтобы кто-то так напивался. Что у вас с Ренджуном случилось, что ты в таком виде пришёл?       При звуке знакомого имени желудок внутри перекрутился, словно на мясорубке, и Донхёк ощутил, как тошнота подкатила к гортани. Ренджун вчера встал и вышел. Молча. А лучше бы ударил — Донхёк ощущал себя таким мудаком, что было горько.       — Он что-то сказал? — прохрипел он, с трудом узнавая собственный голос.       Джемин пожал плечами, и, откинув край одеяла, устроился на кровати:       — Ничего особенного. Про тебя спрашивал. Сказал, что звонил, но ты не брал трубку. Что случилось между вами двумя?       Наверное, это была особенная магия Джемина — всегда внутренне стабильного, надёжного и спокойного, будто он никогда не колебался и имел какой-то план Б на крайний случай: ему хотелось довериться. Жестом фокусника он вытащил из кармана таблетки от похмелья и протянул Донхёку. И тот, запивая их водой, откинулся на подушки:       — Кажется, я люблю Ренджуна.       Со стороны двери раздался сконфуженный звук. Марк вошёл в комнату и осторожно приблизился к постели, постучал Донхёка по плечу:       — Мы знаем, Хекки. Все знают.       — Нет, не в этом смысле, — раздраженно вздохнул Донхёк, но чужой руки не скинул. После уничтоженного пледа ему всё ещё было стыдно. — Я хочу целовать его. Трогать. Заняться с ним сексом. Чёрт! Я всё испортил вчера, мы больше не сможем дружить так, как раньше.       — Вы переспали? — будничным тоном полюбопытствовал Джемин, и Донхёк поперхнулся слюной от возмущения:       — Что?! Ты с ума сошел? — вскакивая на кровати.       Джемин пожал плечами:       — Между вами искрит так, что можно пожар устроить. Все знают, что у вас давно и взаимно — видимо, кроме вас двоих. Ты в курсе, что когда Ченле первый раз увидел вас с Ренджуном вместе, он подумал, что вы встречаетесь?       Это звучало, как другая реальность — и если с частью про себя Донхёк вынужден был согласиться, то в ответные чувства верилось с трудом: Ренджун всегда отбивался от него, уворачивался от поцелуев, и даже начал встречаться с Джехеном несколько лет назад. А вчера он на поцелуй не ответил, ушёл — донхёково сердце было разбито, ворочалось стеклянно в груди и кололо.       — Это какой-то бред. Я ценю вашу поддержку, правда, — он улыбнулся надтреснуто, жалко, и Джемин сочувственно нахмурился. — Но факты говорят об обратном. Ренджуну я не интересен — по крайней мере, не в том смысле. Забей. Это не смертельно. Я буду в порядке.       Донхёк был не в порядке. И если раньше ему хотелось найти инструкцию по сборке своей головы, то теперь явно нуждался в подобной для своего сердца. О, всё было хуже, чем думал даже он сам: Донхёк не спал уже вторую ночь, только всматривался в количество пропущенных вызовов со знакомого номера — заблокировать Ренджуна он был не в состоянии, но и ответить на звонок не хватало смелости.       Донхёк просто не мог. Не мог принять тот итог, к которым пришли их отношения — разорванные по его собственной глупости.       Словно зомби он собрался в университет: хотя искушение остаться дома и тупо пялиться в экран ноутбука было велико, количество хвостов по учебе приближалось к критической отметке. То, что это была, всё же, плохая идея, Донхёк понял, когда Ренджун показался в дверях. Донхёк взглянул на него — лицо бледное, взволнованно сияют глаза, искусанные, потрескавшиеся губы, — и ощутил, как сжатая пружина разжалась внутри, отдавая в коленки. Он вскочил, схватил сумку и выбежал из аудитории, и бежал, бежал, пока не начал задыхаться. Лицо горело. Внутри всё горело тоже — Донхёк упал на скамейку в парке около их учебного корпуса, от слёз не видя ничего перед собой.       Зачем надо было ему всё испортить?! Зачем он поддался на это безумное влечение, и сделал страшную ошибку, расплата за которую оказалась невыносимо огромной?       Ренджун. Он потерял Ренджуна, самого близкого человека, драгоценного друга. Донхёк застонал, жмурясь, закрыл лицо руками, как вдруг какая-то сила налетела на него, толкнула в бок:       — Ты! Идиота кусок, — зашипела она ренджуновым голосом, и больно вцепилась в плечо. — Что-то я не видел, чтобы ты так на физре бегал.       Донхёк поднял залитое слезами лицо и жалко шмыгнул носом, перехватил тонкую холодную ладошку, безжалостно терзающую его куртку.       — Что ты от меня хочешь?       Ренджун сердито фыркнул, отступил в сторону, отпуская его:       — Правды хочу.       Должен ли был Донхёк соврать, сказав, что это была его блажь и шутка, и оставить себе шанс на то, что всё может быть так, как прежде? Или должен был сказать стыдную правду о том, что ему хотелось Ренджуна не по-дружески, под собой и над собой, чувствовать его податливые губы, нежные и твёрдые руки, быть с ним рядом — ближе, чем должны быть самые близкие друзья?.. Всё внутри перекручивалось, и в глазах потемнело. Донхёк заморгал, тщетно пытаясь перестать глупо молчать и плакать, и Ренджун приязненно, раздражённо улыбнулся:       — Ты трус, Ли Донхёк, — он погладил его по спутанным волосам, и Донхёк утонул в этом ласковом прикосновении. — Хотя бы скажи: тот поцелуй… ты хотел этого?       Ренджун заслуживал правды. Именно её, а не эгоистичного желания Донхёка оставить его рядом с собой — да и как он смог бы вести себя так, как прежде, когда всё внутри замирало при виде него?..       — Я хотел. Больше, чем чего-либо на свете.       Чужая рука, поглаживающая по волосам, замерла, и вместе с ней замерло и донхёково сердце. Но Ренджун опустился вдруг на скамейку рядом, коснулся робко щеки:       — А сейчас… хочешь?       Донхёк, не в силах отвести от него взгляда, завороженно кивнул, и тогда Ренджун склонился к нему, чтобы мягко прижаться губами.       Это был первый раз, когда Ренджун целовал его — Донхёк всегда был единственным, кто хотел быть рядом, хотел трогать его, а теперь Ренджун льнул к нему, касался осторожно и нерешительно, и донхёково сердце билось так сильно, что всё внутри вибрировало нежностью и любовью.       — Ты зачем убежал? Я звонил. Много раз, — вздохнул Ренджун, отстраняясь, и Донхёк обхватил его, ощущая, как блаженством кружится голова. Он был словно пьяным, и язык заплетался, а мысли путались. Запах Ренджуна, его гибкие руки вокруг шеи, и горячее тело под толстовкой — этого было так много, и так чудовищно мало, что невозможно было насытиться.       — Прости, — шепнул Донхёк. — Я очень испугался. Ты не ответил мне, и ушёл, и я подумал…       — Знаешь, не каждый день тебя целует лучший друг! — возмущённо вскрикнул Ренджун, розовея щеками. — У меня ведь давно никого не было, и ты постоянно шутил всякое. Я думал, что это может быть твоей очередной шуткой, и не хотел в это верить. В то, что ты можешь так поступить со мной.       Он затих, и слышно было только как стучит оглушительно громко сердце в груди. Оно резонировало с донхековым сердцем, и делалось так сладко, что дышалось с трудом.       — Я люблю тебя, — шепнул Донхёк прямо в разомкнутые губы, и на этот раз имея в виду то, что всегда мечтал сказать. — Ренджун, поцелуй меня ещё раз.       — Мы ещё не начали встречаться, а ты уже такой требовательный, — мурлыкнул Ренджун, пальцами проскальзывая под воротник, чтобы очертить выступающий позвонок, и Донхёка пробило острой дрожью. Он всхлипнул в его губы, отвечая на поцелуй отчаянно и жадно, сунул ладони под толстовку, чтобы потрогать — уже прицельнее и осмысленнее, и Ренджун выдохнул, выгибаясь навстречу.       Спокойная жизнь Донхёка кончилась, и он ни капли об этом не жалел.       Собственно, с того момента легче Донхёку ни разу не стало. И если неделю назад он мечтал о том, чтобы найти инструкцию к своей голове и сердцу, то теперь решил, что ему необходима общая инструкция по сборке Ли Донхёка целиком.       Ренджуну было достаточно просто дышать — а Донхёк дробился на кусочки. Получив моральное право на неприличные мысли в сторону теперь уже своего любимого парня (да, разрешение его так называть он тоже наныл, и ничуть не стеснялся этого), Донхёк никак не мог остановить руки, начавшие будто бы жить своей собственной жизнью. Впрочем, не то, чтобы Ренджун возражал — он простонал коротко и прикрыл глаза, когда на очередной ночевке с кино Донхёк сжал его круглую задницу, прижимая к себе ближе. Пульс шарашил под сотню. Донхёк, вылизывая нежную шею, в лихорадочном возбуждении не сразу расслышал, что Ренджун говорит ему:       — П-подожди… Эй, Хёкки. Притормози.       Зачем им надо было останавливаться, Донхёк решительно не понимал: Ренджун был твёрдым там, внизу, и дышал сбито — сладость туманила рассудок, и Донхёк жадными губами скользнул в растянутый ворот его футболки. Ещё чуть-чуть, и он смог бы дотянуться до розовых ореолов, вишенками на торте аппетитно натягивающих ткань — Донхёк потрогал один поверх футболки осторожно, и Ренджун дёрнулся. Короткий, сладкий стон покинул его губы — Ренджун заерзал, отстраняясь, и Донхёк потянулся к нему, но был остановлен ладошкой, упершейся в центр груди.       — Донхёк, — уже строже сказал Ренджун. — Я сказал, притормози.       Был он весь покрасневший, в мятой чужими усилиями одежде и с блестящей от слюны шеей. Покорно Донхёк замер, накрыл чужую руку своей:       — Если ты не хочешь, я не буду трогать, — хрипло пообещал он. — Мы можем просто посмотреть кино, как раньше.       Сказать по правде, у Донхёка стояло так сильно, что было больно даже шевелиться. Но с Ренджуном он мог думать только о том, как сделать ему хорошо, и если тот не хотел ничего делать сейчас — или вообще, — то Донхёк с радостью подчинился бы. Боже, он был так влюблен!.. Он хотел что угодно — если Ренджун хотел этого.       Ренджун помотал головой, но до того, как Донхёк успел отстраниться на безопасное расстояние, он уронил:       — Я хочу. Но пока мы не увлеклись слишком сильно, скажу: я боюсь, что мне будет больно, и я подумал… наверное, стоит растянуть меня вначале?       Это прозвучало с дробящей кости невинной откровенностью, и дух перехватило. Донхёк медленно отнял ренджунову руку от своей груди, чтобы запечатлеть поцелуй на тыльной её стороне:       — Кажется, все подходящие инструменты у тебя уже имеются.       Ренджун поднял голову, и на лице его было написано столь очаровательное изумление, что внутри у Донхёка сладко защекотало.       — Откуда…       Но Донхёк уже накрыл его рот своим, чтобы поцеловать медленно и чувственно. Острая мысль прошила его пулеметной очередью, он оторвался, чтобы ухмыльнуться:       — Как на счёт того, чтобы ты показал мне, как делаешь это? Делаешь себе хорошо.       Ренджун колебался, это было видно невооружённым глазом: Донхёк хотел, было, отозвать своё предложение, но тот вдруг встал, чтобы открыть шкаф и вытащить коробку.       — Только не смейся надо мной, — Ренджун отвёл глаза, и стянул через голову футболку.       Да кто в своем уме стал бы смеяться при виде обнаженного Ренджуна?..       Донхёк уже видел его раньше в таком беззащитном, открытом виде — всё же, не зря он считал себя лучшим другом, — но сейчас сердце сорвалось на заполошный стук. Он осознал вдруг, что вот-вот станет к Ренджуну так близко, как и не мог мечтать раньше, и во рту пересохло. Ренджун стянул с себя штаны и вернулся на кровать, неловко уселся, подбирая под себя ноги. Он открыл коробку и вынул всё необходимое — Донхёк не отказал себе в удовольствии потрогать шелковистый силикон игрушки. Почему-то одна мысль о том, что она когда-то была внутри Ренджуна, приводила его в лихорадочно сильное возбуждение — оно плавило мозги и лишало его последних остатков стыда и совести. Пожалуй, поэтому он сполз на постели ниже, чтобы щекой улечься на чужое бедро.       — Я хочу билет в первый ряд, — он прихватил губами кожу на внутренней стороне, и Ренджун вздрогнул всем телом, позволяя тихому, тонкому стону разрезать воздух.       — Прекрати болтать, слышишь? — смущение в его голосе было яростным, и на вкус оно оказалось слаще, чем самый лучший десерт.       Донхёк ухмыльнулся, сунул пальцы под резинку чужого белья, помогая снять его:       — Ох, посмотри на себя, Ренджуни, — мурлыкнул он. — Ты такой твёрдый, и так течешь.       Липкая ниточка предэякулята тянулась на ренджунов плоский живот, и Донхёк склонился, чтобы слизать её. Ренджун всхлипнул, и коленки его дёрнулись:       — Пожалуйста, перестань, — попросил он так, словно умолял продолжить, и Донхёк жадно втянул в рот поблескивающую головку его члена.       Чужие бёдра дёрнулись, подаваясь навстречу, Ренджун захныкал сладко, потянул за волосы:       — Донхёк!       Он звучал так надорванно и нежно, что всё в голове перемешалось. Звук собственного имени, произнесенный ренджуновым губами, то удовольствие, что окрасило его тон — это было невыносимо. Донхёк задвигал головой, помогая себе руками, и Ренджун вцепился вдруг в его волосы сильнее, оттягивая от себя:       — Ли Донхёк, наглое ты создание, — прошипел он сквозь стоны. — Я же так кончу! Перестань сию минуту. Я не позволю тебе запороть наш первый секс.       Этот аргумент был весомым. Нехотя Донхёк отстранился, напоследок наградив головку влажным поцелуем, и подмигнул неотрывно глядящему на него Ренджуну. Зрачки у него были расширенными, и нечаянные слёзы склеили ресницы.       Ему и правда было так хорошо? Стало бы лучше, будь Донхёк внутри, двигаясь ритмично и сильно?       Судорожно сглотнув вязкую слюну, Донхёк погладил его по животу:       — Мне помочь как-нибудь? — спросил он, и Ренджун, колеблясь, шепнул:       — Можешь… потрогать меня?       С готовностью Донхёк кивнул. Трогать Ренджуна было его персональным хобби с того самого момента, как они впервые встретились — тот был маленьким, вёртким, с острыми углами коленок и ключиц, и тонкой, чувствительной кожей. Донхёк устроился немного правее, чтобы позволить чужим рукам приступить к работе, а сам добрался до намеченной давно цели. Когда его губы сомкнулись на ореоле соска, Ренджун резко втянул в себя воздух, и кожа его пошла мурашками — Донхёк разогнал их ладонью, скользнул ей ниже, чтобы подхватить чужую ногу под коленкой и отвести в сторону.       Он слишком увлёкся вкусом кожи на языке, и теми крохотными звуками, что издавал Ренджун, что не сразу понял, что вызвало острую волну дрожи. Донхёк поднял голову, чтобы прочесть удовольствие в милом лице, а потом поглядел вниз, и горло сдавило удушающе сладко: яркая, развратная игрушка ритмично скрывалась в тесноте чужого тела, и Ренджун всхлипнул, когда Донхёк сместился ниже, отводя его ногу ещё больше в сторону, раскрывая Ренджуна для себя.       — П-перестань, — задушенно пискнул он, и Донхёк, не отрывая взгляда от чужих движений, облизал губы.       — Что «перестань»? — уточнил он, в пальцах сжимая податливую мягкость бедра.       — Перестань смотреть на меня так, — Ренджун сжал в кулаке простынь до побеления костяшек, зажмурился, и Донхёк склонил голову в сторону с деланным непониманием.       — Смотреть как? Так, как будто я тебя хочу? Как будто ты очень красивый? Как будто я мечтаю съесть тебя целиком? — Ренджуна пробило острой судорогой: Донхёк прижал его к постели, впитывая каждую реакцию, мельчайшую дрожь и нежные всхлипы.       Он думал о Ренджуне всю неделю, в горячечном забытьи своей давней, внезапно открытой влюбленности. Думал о том, как Ренджун выглядит, когда ему хорошо, представлял всякое, а теперь видел наяву то, о чём мечтал.       Секс-игрушка внутри Ренджуна.       Секс-игрушка, от которой Ренджуну очень хорошо.       И если раньше Донхёку казалось, что одного вида ему будет достаточно, то теперь он определенно хотел поучаствовать. Он обхватил осторожно нежный силикон, толкнул резче и глубже, и Ренджун вскрикнул, сжимаясь и выгибаясь над постелью. Похоже, игрушка задела что-то чувствительное внутри, и Донхёк с любопытством повторил движение, и получил в награду протяжный, тонкий стон — всё внутри от него задрожало от восторга. Не в силах терпеть и дальше, Донхёк приставил палец к сжимающейся дырочке:       — Можно?       Ренджун кивнул, и он осторожно вошёл во влажную, гладкую тесноту, присоединяясь к игрушке. Внутри было обжигающе горячо — Донхёк представил вдруг, каково это: ощущать пульсацию шелковистых стеночек вокруг себя, и в глазах потемнело от возбуждения. Дрожащей рукой он расстегнул ширинку, чтобы дать немного свободы ноющему члену, но Ренджун воспринял его жест иначе. Он вытащил игрушку и уронил её рядом на постель, а потом развел в стороны ноги.       — Только будь осторожным, — это прозвучало как вопрос, и Донхёк, как бы сильно ни желал сейчас оказаться так близко к Ренджуну, как только возможно, неуверенно пробормотал:       — Ты уверен? Может, ещё немного? Я могу сделать это пальцами.       — Поразвлекаешься с моей задницей в другой раз, — нервно облизнул губы Ренджун. — А теперь давай, Хёкки. Не заставляй меня ждать.       Отказать Ренджуну было невозможно. Поспешно натянув презерватив, Донхёк медленно толкнулся внутрь, и обжигающий жар удовольствия охватил его лесным пожаром — он проскулил, одной лишь силой воли заставляя себя не начать двигаться сейчас же. Вместо этого склонился над Ренджуном, чтобы ткнуться губами в тонкую полоску его губ, и ощутил, как чужие руки обхватили его, притягивая ближе. Ренджун дрожал, и Донхёк отчаянно понадеялся на то, что в дрожи этой есть хоть капля удовольствия, ведь самому ему было так хорошо, что в глазах темнело:       — Ренджун, Ренджун!.. Я люблю тебя!       Его собственный голос был сдавленным, надорванным, и Донхёк покрыл чужое лицо поцелуями, и когда ренджуновы руки дрогнули, расслабляясь, и сам он вздохнул, подаваясь навстречу, мелко толкнулся. Они только начали, но он уже был чертовски близко: Ренджун сжимал его так тесно, что всё внутри перекручивалось почти болезненным блаженством, и он задвигался медленно, силясь отвлечься. Проговорив мысленно всю таблицу умножения, Донхёк ощутил, как потихоньку возвращает себе потерянный контроль. Он пошевелился, устраиваясь удобнее, и ускорился, и Ренджун вдруг простонал особенно громко. Его лодыжки требовательно надавили на поясницу, и короткие ноготки впились отрезвляюще в плечи:       — Ещё!.. Ещё, Хёкки! — он сорвался на крик, когда Донхёк уперся коленями в матрас, отстранился, чтобы войти под немного другим углом.       Глаза его закатились, блеснули сладко, и Донхёк крепко ухватил его за бёдра, чтобы продолжить — ещё плотнее и чаще, и Ренджун сжался вдруг, напрягаясь всем телом, его розовый рот приоткрылся в отчаянном, сдавленном стоне. Он полоснул по сердцу откровенностью и блаженством, и Донхёк всхлипнул, наблюдая, как жемчужные капли семени пачкают чужой вжимающийся живот, и сам не удержался на краю. Он подался до упора, и уши заложило от невыносимой силы наслаждения, прострелившего его навылет. Это казалось бесконечным. Донхёк осел на кровать, чтобы ткнуться губами в изгиб ренджуновой шеи, вслушался в его успокаивающееся дыхание.       — Что ты там говорил про развлечения с твоей задницей? — шепнул он, и Ренджун уронил короткий смешок.       — Вот иногда я смотрю на тебя, и думаю: каких-то винтиков у тебя в голове не хватает. Ты ещё даже не вышел из меня, а уже говоришь такие вещи, — хмыкнул он, запуская дрожащие пальцы в чужие спутанные, влажные волосы.       — Не знаю, — отозвался Донхёк, и сердце его забилось спокойно и сладко — так, как билось только рядом с Ренджуном. — Думаю, я их потерял, когда изучал инструкцию по сборке.