Наследники

— А тот, с топорами, грозный, как посмотрит — ух! Хоть стой, хоть падай… в объятья! — Нет, главный каков! Глаза, как Долгое озеро в грозу, так бы и бы утонула. И ведь король! — Племянник не хуже, тот, темноволосый — небось, с таким не соскучишься долгой ночкой… Досужие разговоры. Терпеть не может Бард досужих разговоров — ни толку в них, ни правды. Вот и сейчас — разве можно вести речь о Двалине, о Кили, даже о самом Торине, когда глаз не оторвать от одного — золотоволосого, сероглазого, спокойного? Бард сразу приметил его среди прочих, выцепил взглядом, дождался ответного, и больше ничего не нужно было: словно леска натянулась между ними, рыба на крючке, рыбак — на суше, водит, ждет момента, чтобы сделать подсечку. Только вот кто рыба, кто рыбак — непонятно. Играют оба, игра затягивает. Бард делает первый ход — протягивает руку, перекрывая узкий дверной проем, когда Фили идет за свежей водой для брата. — Занят? — Смотря для кого, — отвечает Фили. — Для меня, — усмехается Бард. Для кого же еще? — Не высоко ли замахнулся, рыбак? — с королевским достоинством бросает Фили. Золотые искры блестят в глубине серых глаз, как сокровища в глубине горы. Бард встает со скамьи, оказываясь на добрых две головы выше гнома. — Может, и высоко, — отвечает он, — да в постели все равны. — Я подумаю, — говорит Фили, кладя руку ему ниже пояса и чуть сжимая ладонь. — Я подумаю. — Не тяни с решением, — советует Бард. — Вас ведь двое, наследников. Фили улыбается. Его улыбка — ярче звонкого смеха брата, обманчивее солнца ранней весной, хмельнее эльфийского вина. Но Бард умеет сохранять голову трезвой. И Фили срывается. После ужина, когда все уже спят, и только они вдвоем обсуждают политические перипетии Эсгарота и Лихолесья, не заглядывая в прошлое, он притягивает Барда к себе через стол и целует так ненасытно, так жадно, будто вступает в войну, а не в любовь. И, отвечая ему, сжимая в руке золотые косицы, Бард убеждается, что не ошибся в выборе. Именно такой король нужен Эребору: чтобы не взглянуть лишний раз, как на солнце, чтобы губы сохли и перехватывало горло. Проходит еще несколько дней, звенящих, словно струна. Они соприкасаются руками за завтраком, передавая хлеб, обмениваются словами и взглядами, словно монетами и ударами мечей; они дополняют друг друга в мелочах, как лодка и озеро, как чекан и камень. Бард не думает, каково это будет в постели, он терпеливо ждет — рыбак, забросивший удочку на ранней заре; и дожидается. Подлечившегося Кили девчонки уводят «смотреть Эсгарот» — на самом деле хвастаться гостем перед горожанами. Баин занят делом — распутывает сети, он может заниматься этим дни напролет. Фили толкает привставшего было с кровати Барда назад, опрокидывая на спину, и наваливается сверху. — Я все обдумал, — говорит он. Губы сталкиваются с губами, руки с руками; они выпутываются из одежды, как из паучьего кокона. Фили под тряпками весь золотой, расцелованный солнцем, и никем больше, и Бард спешит исправить это упущение. Времени мало, но никто не хочет уступать, они борются за власть, они предугадывают слова и поступки, они знают друг друга, как знает король свои владения, и узнают друг друга заново, как узнает солнце землю по весне. Бард сдается первым — ему ли не знать знаменитое упрямство гномов, — и отдается во власть сильных пальцев, теплых ладоней, горячих губ и жаркого шепота. — Гномы неизбежно разбудят дракона, — рука Фили накрывает уже отвердевшую плоть, сжимает, с силой ведет вверх, вниз. — Дракон спалит все, до чего дотянется, — соглашается Бард, обжигающими поцелуями расцвечивая белую кожу в золотых веснушках. Снег, солнце и огонь, мелькает в голове, так тому и быть. — Будет битва, — произносит Фили, пронзая его толчками-ударами. Золотой рекой льются волосы с его плеч, Бард наматывает их на кулак, тянет Фили к себе, ближе. — Будет много смертей, — шепчет он, до крови кусая его губы. — И Эсгарот, и Эребор могут лишиться правителей… — Им найдется достойная смена, — выдыхает Фили через некоторое время, когда оказывается снизу, и его глаза мерцают, словно впитали блеск неведомого Аркенстона. Вместе поднимаются они по склонам Одинокой горы, вместе падают в жаркую, как дыхание дракона, бездну, и одним пламенем опаляет их тела и души. — И после всего люди и гномы станут добрыми соседями, — тяжело дыша, произносит Бард, вытягиваясь рядом с Фили поперек кровати. — Союз заключен, — улыбается тот, но серые глаза серьезны. На висках блестит пот серебряной пленкой, и Бард стирает его ладонью, оставляя чистое золото. Каждый не прочь повторить, но времени нет. Наследникам правителей не пристало заботиться о себе — у них есть более важные заботы. Но позднее… — Нам еще многое требуется обсудить, — бросает Фили, выходя из комнаты. — Мы проведем долгие переговоры, — преувеличенно учтиво склоняет голову Бард. Будущий союз людей и гномов, несомненно, окажется очень тесным.