Сигареты

После недельной разлуки, Саша, который, как оказалось, не сидел дома, а очень весело проводил свой больничный, весь день смешил соседа по парте, и если большинство учителей этого не замечали, то на уроке алгебры, преподавательница вышла из себя. - Балунов, я, конечно, понимаю, что вы давно не виделись, и хочется поговорить с другом, но давай ты не будешь мешать заниматься ни себе, ни Горшенёву? Отсядь-ка куда поближе, - учительница говорила спокойно, но это и внушало внутренний страх. - Я бы с радостью, Елена Юрьевна, но у меня эта... дальнозоркость, мне вдалеке сидеть надо! - хохотнул Саша, довольный придуманному оправданию. Казалось, что проблема решена, и парни могут спокойно продолжать обмен новостями, но преподаватель алгебры явно не собиралась сдаваться, прекрасно понимая, что вести урок дальше станет невозможным. - Ну, раз у Александра проблемы со зрением, в чем я, конечно, сомневаюсь, - она кинула многозначительный взгляд на парня, - Горшенёв, пересаживайся ты на третью парту, хорошее место, давай живее. Миша хотел было возразить, что из-за роста ему нельзя сидеть на третьей парте, ведь никому не будет видно доску, но с сожалением обнаружил, что девочка сидящая перед ним куда-то пропала. Нехотя взяв сумку, и подняв с парты пару тетрадей, он направился в указанное место, попутно отвесив другу подзатыльник за такую подставу. Конечно, ни о какой дальнозоркости Балунова и речи не шло, и Мишка прекрасно об этом знал. - За-е-би-сь. - буркнул парень себе под нос. Елена Юрьевна продолжила повествования о синусах и косинусах, а темноволосый парень плюхнулся на стул, развалившись на нем, и всем своим видом показывая, что никакая алгебра ему не нужна. Князев, будто бы не замечая нового соседа, продолжал в очередной раз что-то выводить в своей тетради, погрузившись в свои мысли, и чему-то улыбаясь, думая о своём. Горшенёв попытался заглянуть через плечо Андрея в тетрадь, и, наверное, только тогда, Князев заметил новую личность в своём окружении. Посмотрев на него, тот скривил удивленную гримасу, но быстро вернулся к своему занятию. По всей видимости, ему было все равно на происходящее вокруг. - Что рисуешь? - вдруг неожиданно, в том числе для самого себя, поинтересовался Миша, посмотрев на руки Андрея, которые тщательно что-то выводили, и отметил их красоту. Парень не слышал его. Или только делал вид, что не слышит. Горшенёв точно не знал ответа на вопрос о том, почему Князев игнорирует его. Но сдаваться он не собирался, не в его это духе, видите ли. - Эй, - он легонько ткнул соседа по парте кулаком в плечо, чтобы тот взглянул на него, - чего маляешь говорю? В этот раз светловолосый всё-таки удостоил Горшенёва ответом на поставленный перед ним вопрос, но перед этим внимательно окинул второго пронзительным взглядом, как бы думая, стоит ли ему доверять. - Тебе зачем это? - парень вскинул одну бровь, и устремил мои яркие голубые глаза прямиком в темные и поглощающие карие глаза Миши. - Э-э-э, в смысле зачем? - сообразительностью темноволосый парнишка не отличался, - интересно стало, вот зачем. - А-а, интересно... - Андрей все ещё изучающе поглощал собеседника глазами, как будто пытался прочитать его мысли. - Слушай, не хочешь отвечать - не отвечай. Мне это не принципиально важно, и прожить без этой информации я смогу. И вообще... - тут Миша осёкся и замолчал, поняв, что сболтнул что-то лишнее, ведь Князев отвернулся и продолжил чиркать в своей тетради. Вроде как нужно извиниться? А вроде и нет, он ведь не сказал что-то очень оскорбительное, правильно? Сам не хочет говорить, ну и пускай молчит. Темноволосый хоть попытался беседу завести, через принципы переступил, а этот сидит тут, гордость свою показывает. Ну и пускай. Остаток урока прошёл незаметно. Может потому что оставалось очень мало времени, а может потому, что Миша успел вздремнуть. В любом случае, окончание алгебры означало то, что до конца дня остаётся два урока - биология и ещё одна алгебра, ведь учительница химии благополучно заболела и взяла больничный. Удачно просидев всю биологию с Балуновым, и проболтав добрых 40 минут, парень забыл о том, что на алгебре, ему теперь положено сидеть в другом месте. Поэтому, когда учительница благодушно напомнила ему об этом, он, застонав, вновь перебрался на третью парту. В этот раз сам Андрей Князев удостоил Мишку своим коротким взглядом. Наверняка, подумал о том, что опять тут приперся какой-то, и нарушает личные границы. Ну и что? Какое Горшенёву до этого дело? В один момент парень понял, что вот-вот сползёт по стулу на пол, поэтому, спохватившись, оперся рукой на парту. Череда действий, развернувшихся после этого события, проскользнули в памяти Миши быстрой молнией. Когда темноволосый попытался ухватиться за парту, совершенно случайно, он задел пальцами руку Князева. Тот тут же одернул ее, тем самым открыв Горшенёву вид на свою тетрадь. В ней, на странице, Миша увидел рисунок мужчины с ружьем на плече. Несмотря на то что это был всего лишь карандашный набросок, парень не смог не отметить, что это было необычайно красиво. Андрей, проследивший за взглядом соседа по парте, тут же захлопнул тетрадь, и сердито засопел, отвернувшись в сторону доски, и мгновенно сделал вид, что ему очень интересно, как найти тот самый х. - Неужели я такой противный? - тихо, но достаточно, чтобы Князев смог услышать, сказал Миша, ухмыляясь, и внимательно следя за реакцией. Ответа не последовало. Наверняка, художник обиделся на Горшенёва за то, что тот вторгся во что-то личное, ценное, но с другой стороны, разве это было сделано специально? Как будто ему было так важно увидеть эти его зарисовки. Назвать творчество Андрея «каракулями» у Миши не повернулся язык.

***

Андрей был в не себя. Нет, он не был зол, или как-то агрессивно настроен на Горшенёва, но тот факт, что кареглазый увидел ту вещь, которую Князев всячески скрывал от окружающих, как-то покоробил его. Попытавшись вникнуть в суть урока, светловолосый парень понял, что делать это бесполезно. Хотелось продолжать рисовать... Из мыслей его вывел уже знакомый голос: - Кстати, ты... это... клёво рисуешь... мне прям зашло, классно получается... - быстро, глотая слова, проговорил Горшенёв, заметно смутившись собственным словам. Что? Андрей не мог поверить услышанному. Первый раз в жизни кто-то похвалил его рисунок. И не просто похвалил, а явно впечатлился... Широко распахнув свои глаза цвета летнего небосклона, он повернутся к Мише. Заикаясь, пролепетал: - С-спасибо. - сорвалось с его губ, после чего, Горшенёв вскинул брови. - Э, с тобой все в поряде? - не ожидавший такой реакции, брюнет вопрошающе протянул руку, как бы предлагая Князеву своеобразное «перемирие». Андрей с опаской глянул на руку, но, поняв, что пауза затянулась и пора предпринимать хоть что-то, медленно пожал ее. Рука Горшенёва оказалось крепкой, довольно тёплой, и на удивление приятной. После случая, когда друг детства оскорбил Князева и его творчество, тот стал с опаской относиться к людям вокруг, никого не впуская в своё личное пространство, никому не доверяя. Никто и не шёл на контакт с парнем, поэтому тот постоянно шугался от лишних прикосновений, нарушающих личное пространство. Но Горшенёв нарушил. Сделал это быстро, не вдаваясь в детали. А Андрей согласился. Сам не ожидая такого. Почему? Что сподвигло его на это? Слова одноклассника о его рисунках? Глубокие глаза, в которых можно было тонуть? Непослушные волосы, которые так и хотелось пригладить? Ответа он так и не нашёл. Пару раз, после рукопожатия, Миша пытался заговорить с Князевым, но тот всячески отлынивал от разговора, делая вид, что погружен в процесс решения бинарных уравнений, которые «обязательно будут в экзамене». Наконец и Горшенёв бросил попытки одолеть «немого» соседа, и стал считать минуты до конца урока.