Holding the world in my hands

Мосян Тунсю «Магистр дьявольского культа» (Основатель тёмного пути)
Слэш
Перевод
Завершён
PG-13
Holding the world in my hands
Ms. Rosemary
переводчик
Автор оригинала
Оригинал
Описание
Вэй Ин часто повторял, что если бы мог — с радостью выносил маленького наследника для своего мужа. Когда невозможное случается, Лань Ванцзи и Вэй Усянь с восторгом начинают готовиться к появлению своего ребёнка. Когда раскрывается тайная любовная связь Не Хуайсана и Цзян Чэна, Сяньду Шэншоу начинает сомневаться в собственных чувствах к давнему другу. №4 Family (is everything)
Примечания
Holding the world in my hands — (англ.) — Храня мир в моих руках / Держа мир в своих руках Четвёртая часть цикла не связанных между собой историй о Вэй Ине, который хочет семью. И не только о нём. А также первая часть трилогии. Вторая: https://ficbook.net/readfic/10919425/28083123 Остальные части серии Family (is everything) можно почитать здесь: https://ficbook.net/collections/20628377 Я пишу Вэй Усянь, Лань Ванцзи и Старейшина Иллин. И на У Сяня, Ван Цзи и Старейшину Илина менять не буду. Если вам так принципиально — не читайте, честное слово. Обложка: https://pin.it/5tgNl7t
Поделиться
Содержание

Эпилог

Если до появления Лань Цзяли жизнь в Цзинши была радостной, то с её появлением она стала ещё лучше. Вэй Усянь и Лань Ванцзи быстро приспособились к жизни молодых родителей, узнавая всё новое о своей дочери и ежедневно улучшая уход за ней. Когда дело дошло до кормления Лань Цзяли, Вэй Усянь и Лань Ванцзи после нескольких проб и ошибок выяснили, что лучше добавлять специальные травы, которые дала им госпожа Бай, за несколько секунд до закипания козьего молока, а не после, потому что всё не так хорошо смешивается, если ждать слишком долго. Они также узнали, что лучший способ проверить, не слишком ли горячий или холодный напиток — это капнуть несколько капель на запястье, прежде чем дать его Лань Цзяли. Вскоре Лань Ванцзи научился правильно держать дочь во время кормления, чтобы еда не проливалась и не мочила её одежду, что помогало малышке спокойно засыпать на руках у заботливого отца, когда она чувствовала себя сытой, и это зрелище каждый раз заставляло Вэй Усяня буквально таять. Менять пелёнки Лань Цзяли тоже было несложно… Хотя, потребовалось немного практики и несколько несчастных случаев, чтобы новоиспеченные отцы поняли, что менять пелёнки дочери на их кровати — не самая лучшая идея. В конце концов, стирать грязные пеленки быстрее, если не нужно стирать постельное белье тоже. И если Лань Сичэнь и предложил им помочь со стиркой, то после того, как Цзэу-цзюнь в третий раз подряд вернулся с рваными, но чистыми простынями, пара решила отказаться от его помощи… Ночью Лань Цзяли была таким хорошим ребенком и такой же крепкой соней, как Вэй Усянь — отцам приходилось будить её, иначе она пропускала кормления. Она почти не плакала, когда её будили, и смотрела на них с милым хмурым выражением лица, пока они наполняли её бутылочки под лунным светом. В возрасте четырех дней Лань Цзяли уже могла бодрствовать по несколько часов и была очень любопытной. Вэй Усянь, как только полностью исцелился после операции, носил её  повсюду, куда бы ни пошел, а сам постепенно вернулся к работе над новыми талисманами, которые будут использоваться младшими учениками Лань во время их ночных охот, и готовил свой лотосовый пруд к зиме. В свободное время он продолжал изучать курильницу для благовоний, разговаривая вслух сам с собой. Лань Цзяли смотрела на своего папу большими серыми глазами, громко пищала и ворковала в ответ на его слова, как будто понимала, что он говорит, и хотела высказать ему своё мнение о его последних теориях. Когда Лань Ванцзи возвращался вечером домой, он часто видел, как его муж купает их дочь или рассказывает ей сказки. В его сердце было столько любви, что иногда он не мог сдержать улыбки, и Вэй Усянь с удовольствием наблюдал за этим. Если внешне Лань Цзяли казалась смесью обоих отцов, с носом Лань Ванцзи и глазами Вэй Усяня, то по характеру она была всё же ближе к Вэй Усяню, что Лань Сичэнь отмечал каждый раз, когда приходил к ним. Глава ордена Лань должен был признать, что его поразило, насколько громкой может быть такая крошечная малышка, как его племянница, но он не стал говорить об этом вслух, так как даже его шуфу, казалось, не слишком возражал против этого. Лань Цижэнь навещал племянницу по меньшей мере раз в день, придумывая оправдания, почему он так часто приходит в Цзинши с момента её рождения, но новоиспечённые отцы, казалось, совсем не возражали против этого. В Облачных Глубинах ходило много сплетен о таинственности  и законности рождения Лань Цзяли. Некоторые ученики говорили, что Старейшина Иллин завёл роман с таинственной девицей, опозорив тем самым их невероятного Ханьгуан-цзюня, но Лань Цижэнь лично позаботился об этом, и сплетни быстро утихли. В считанные дни Вэй Усянь обрел свою миниатюрную талию, и они с мужем вернулись к «каждодневной» деятельности. Возможно, слишком быстро, на вкус госпожи Бай. К счастью, сварливая целительница жила достаточно далеко от них, чтобы не слышать ни слова об этом… А ведь комната для будущих малышей Вэй Усяня была ещё далека от завершения…

***

Наступила зима, но в это время года в Юньмэне всё ещё было приятно тепло: ярко светило солнце, и гости собрались в главном дворе Пристани Лотоса на отложенный свадебный банкет Лань Сычжуя и Лань Цзинъи. Глава ордена Цзян оказался верен своим словам и уже через неделю после рождения племянницы успел разослать приглашения всем приглашенным. Ему удалось в кратчайшие сроки организовать простой, но стильный праздник. Вкусную еду для банкета приготовил не кто иной, как сам Призрачный Генерал, который был рад снова готовить для своего любимого племянника, а красные украшения были наспех развешаны тут и там по двору учениками Цзян, которые с удовольствием пропускали тренировки, чтобы сделать это. Многие любопытные главы орденов и их семьи согласились прийти на это мероприятие, так как, в конце концов, можно было по пальцам одной руки пересчитать, сколько раз людей действительно приглашали в Пристань Лотоса по радостному поводу, и они уже обсуждали между собой новые союзы и деловые сделки, потягивая алкоголь и поедая деликатесы Юньмэна, едва прошло несколько минут после начала празднования. Музыку играла Му Нуошу, которая предложила выступить на празднике бесплатно, извиняясь за плохое поведение своего товарища по группе по отношению к главе ордена Не. Кан Цяншэнь, который покинул Цинхэ, не пришел на банкет. В Цинхэ ходили упорные слухи, что красивый молодой человек испугался Цзыдяня, и люди не могли винить его за это, хотя причина, по которой Цзыдянь мог быть использован против него, всё ещё оставалась загадкой — не похоже, что глава ордена Не и глава ордена Цзян возобновили свои любовные отношения. Это могло бы объяснить, почему глава ордена Цзян сейчас переходил от одного собеседника к другому с таким озабоченным выражением лица. Цзян Чэн задавался вопросом, почему один из самых важных гостей, по крайней мере, на его взгляд, до сих пор не появился на банкете. Рядом со входом во двор царственно выглядящий в своей новой одежде Цзинь Лин обсуждал с молодоженами их следующую ночную охоту, а Оуян Цзычжэнь изучал каждую девицу, присутствующую на мероприятии, стараясь избегать своего отца, который уже был погружен в беседу со своим хорошим другом, главой ордена Яо. Слева от них госпожа Луо обсуждала с бабушкой главы ордена Цзинь различные техники владения мечом, а Лань Цижэнь спокойно слушал их разговор.  В центре всего этого Старейшина Иллин был в своей стихии — он громко разговаривал, казалось, со всеми одновременно и обильно пил алкоголь — Улыбки Императора ему особенно не хватало во время беременности. Тем временем Лань Ванцзи, который никогда не любил светские мероприятия, с удовольствием сидел в тихом уголке двора и держал на руках спящую новорожденную дочь, не сводя глаз с развлекающегося мужа. — Да, глава ордена Чжу, я очень горжусь своим сыном и его мужем, — сказал Вэй Усянь сварливому маленькому человечку, начав пересказывать ему историю о том, как Сычжуй и Цзинъи провели с ним время в городе И, а бедный глава ордена, казалось, отчаянно пытался найти выход из их разговора. Недалеко от них глава Сяо и глава Фэн обменялись понимающими взглядами. — Я не знал, что слухи о романе Ханьгуан-цзюня были правдивы, — заявил он, а глава Оуян и глава Яо, которые всегда любили посплетничать, поддержали его. — Больше всего огорчает то, что Старейшина Иллин, кажется, вполне нормально к этому относится, — добавил глава ордена Яо. — Обрезанные рукава — это действительно странно… — Говорят, что Старейшина Иллин сам родил этого ребенка, или так утверждает мой сын, — сказал глава Оуян. Трое других мужчин, услышав его слова, выглядели потрясенными, а Вэнь Нин, стоявший в нескольких метрах от группы, не удержался и решил вмешаться. — Глава ордена Оуян, я думаю, что вы слишком много выпили сегодня, — ответил глава Чжу, и группа мужчин продолжила громко восклицать о своем отвращении и недоверии. На самом деле, они были так заняты сплетнями о Старейшине Иллин, что не услышали, как тот подошёл к ним ближе. — Уважаемые главы орденов, простите моё бесстыдство, но мне кажется, что я слышал, как вы говорили о моей дочери, Лань Цзяли. Её рождение — очень интересная история, — начал Вэй Усянь, пока все четверо вздыхали вслух и пытались найти способ избежать этого неловкого разговора. Конечно, это было безрезультатно, ведь от Старейшины Иллин невозможно было убежать. А когда дело касалось его собственных детей, как оказалось, всё было ещё хуже!

***

Цзян Чэн был более чем расстроен, когда шел по главному пирсу Пристани Лотоса, пока не достиг Зала Лотоса и не сел на трон главы ордена. Снаружи банкет шёл полным ходом, но Не Хуайсан всё ещё не появлялся. Более того, он даже не соизволил ответить на приглашение Цзян Чэна. Почему его не было здесь в этот раз? В последний раз, когда Цзян Чэн видел его в Облачных Глубинах, казалось, что отношения между ними улучшились — Хуайсан даже признал, что использовал привязанность Кан Цяньшэня, чтобы разозлить Цзян Чэна и вызвать его ревность. Если такая откровенность не была признанием в любви со стороны Не Хуайсана, то Цзян Чэн не знал, что это было. Он раздумывал, стоит ли ему возвращаться на банкет, и чувствовал приближение головной боли, когда кто-то вошел в зал. — А-Чэн, — просто поприветствовал его Не Хуайсан, закрыв за собой дверь и почтительно поклонившись. Цзян Чэн скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. — Глава ордена Не, я не был уверен, что вы придете сегодня. — И  тут же сменил тон, — Кажется, ты уже не можешь правильно прочитать приглашение? — О, я всё ещё умею читать, глава ордена Цзян, можете быть уверены в этом, — подмигнул ему Не Хуайсан. — Я просто остановился по пути сюда, чтобы забрать это, — добавил он, доставая из рукава свежий букет османтуса и показывая его ему — ярко-белые цветы сияли при свете свечи. — Это последнее цветение сезона. Не Лилин сказала мне, что ты принёс их с собой в тот день, когда я выступал в Цайи. Как ты знаешь, они… — Твои любимые. — закончил Цзян Чэн. Не Хуайсан улыбнулся, заправил прядь волос за ухо и обмахнул себя веером. Цзян Чэн вспомнил, что уже видел этот веер когда-то… Изящный веер с нарисованными на нём цветами лотоса! Цзян Чэн с подозрением посмотрел на другого мужчину. — Разве ты не сказал Вэй Усяню, что никогда не получал этот веер? — Пока Вэй-сюн не рассказал мне о нем, я никогда не видел его, но с помощью Му Нуошу я смог достать его несколько недель назад, — спокойно ответил Не Хуайсан и сделал несколько шагов вперед. — Мне жаль, что я тебе это рассказываю, А-Чэн, но продавщица, которая продала тебе его, воспользовалась тобой. Я продал ей эту вещь менее чем за треть цены, которую она с тебя взяла. Цзян Чэн покачал головой. — Я знал, что этот художественный стиль мне знаком. — В настоящее время я являюсь ведущим художником по росписи вееров в Цинхэ, Юньмэне и Гу Су, — ответил Не Хуайсан со смехом, отчего он показался Цзян Чэну ещё более красивым. Цзян Чэн глубоко вздохнул, ещё немного полюбовавшись красотой Не Хуайсана, и решил взять дело в свои руки. Наконец-то пришло время прекратить танцевать друг вокруг друга, и Цзян Чэн был готов сказать то, что было у него на сердце. Он прочистил горло. — Хуайсан, я думал последние несколько месяцев. Очень много. Слушай, я знаю, что я не лучший в озвучивании своих мыслей и самовыражении, — Не Хуайсан кивнул, но ничего не сказал, сделав ещё один шаг к Цзян Чэну. — Но я понял, что все эти годы, когда я думал, что один в этом мире, это было не так. Ты всё это время стоял рядом со мной, и мне очень жаль, что я не понял этого раньше и не был рядом, когда я был тебе больше всего нужен. Не Хуайсан на мгновение перестал обмахивать себя веером, его выражение лица было нечитаемым, он пристально смотрел на Цзян Чэна. — Может быть, тебе даже не пришлось бы в одиночку замышлять все эти ужасные вещи, если бы только я… — продолжил Цзян Чэн, но Не Хуайсан положил руку на его запястье, чтобы остановить ход его мыслей. — Я сделал то, что нужно было сделать. Теперь всё это в прошлом, А-Чэн. Цзян Чэн схватил его руку своей и переплел их пальцы. Не Хуайсан уже собирался сказать что-то ещё, как почувствовал, что по его руке скользит что-то странное. — Что ты делаешь? — спросил он вслух, когда понял, что странное покалывание в руке вызвано Цзыдянем — духовный инструмент превратился обратно в кольцо, только когда достиг указательного пальца. — Цзыдянь уже признает тебя одним из своих хозяев, — только и сказал Цзян Чэн через некоторое время. — Мой собственный духовный инструмент знает лучше, чем я сам, — добавил он, после чего покачал головой, а Не Хуайсан нахмурился. Как получилось, что Цзыдянь принял его в качестве владельца, если у него был такой низкий уровень духовной энергии? Какой смысл скрывался за всем этим? Может ли это действительно означать, что… Цзян Чэн нервно посмотрел на него. — Глава ордена Не, я должен был сделать это много лет назад, но я идиот и поэтому никогда не спрашивал тебя до сих пор.  Не мог бы ты стать моим партнером на пути самосовершенствования? Не Хуайсан нахмурился ещё больше. — Ты просишь меня выйти за тебя замуж? После того как мы провели восемь месяцев, даже не разговаривая друг с другом? Цзян Чэн пожал плечами. — Может быть. Это «да» или «нет»? — Я не знаю, глава ордена Цзян, я действительно не знаю, — ответил Не Хуайсан, закрыв глаза, наклонился вперед и нежно поцеловал Цзян Чэна.

***

Во внутреннем дворе банкет всё ещё продолжался, несмотря на позднее время. Пока что банкет покинули только глава Чжу и Лань Цижэнь. Пожилой мужчина взял с собой внучатую племянницу, поэтому Вэй Усянь в данный момент сидел на коленях у своего мужа и бесстыдно целовал его на глазах у всех, к большому огорчению Цзинь Лина. Молодожены, Сычжуй и Цзинъи, смеялись вместе, пытаясь танцевать, в чем у них не было особого таланта, но в этом не было ничего необычного, учитывая, что оба молодых человека были из ордена Лань. Тем временем, госпожа Луо отчитывала свою юную дочь Мянь-Мянь, которая продолжала дразнить Оуян Цзычжэня, а её муж в это время вел глубокий разговор с главой Сяо и Призрачным Генералом. Глава Фэн был пьян как никогда в жизни, а глава Яо жаловался то на одно, то на другое главе Оуян который кивал на его слова. Тем временем Лань Сичэнь, который на всякий случай принёс на мероприятие Лебин, играл дуэтом с Му Нуошу. Надо сказать, что глава ордена Лань определённо собирался играть музыку до конца вечера — он был в очень веселом настроении и, возможно, абсолютно случайно выпил глоток вина… Цзинь Лин и Оуян Цзычжэнь, которые не были большими поклонниками танцев в целом, обсуждали некоторых танцующих гостей издалека. Глава Цзинь выглядел сейчас особенно озадаченным. — Послушай, Цзычжэнь, мой шуфу влюблён в главу Не. Мой шишу замужем за Ханьгуан-цзюнем. Лань Сычжуй супруг Цзинъи. Значит ли это, что мы тоже должны жениться на мужчинах или как? — Ну, ты можешь выйти замуж за мужчину, если хочешь, но я постараюсь найти красивую девушку, — ответил Оуян Цзычжэнь, указывая на симпатичную девушку на другой стороне двора, Мянь-Мянь высунула язык. — Пожалуй, я пока останусь холостяком, — только и сказал Цзинь Лин, покачал головой и пошёл принести им что-нибудь выпить. В конце концов, у него было ещё много времени, чтобы найти партнера на пути совершенствования.

***

— Вы видели, что происходит в зале Лотоса? — спросил Гуань Хай других учеников Цзян, которые всё ещё тренировались в этот поздний час. — Видели что? В прошлый раз, когда мы сплетничали вместе, нас жестоко наказали, и я не хочу, чтобы это повторилось, — ответил Ло Цзи, продолжая заниматься. Другие ученики закивали рядом с ним. — С тобой совсем не весело, — ответил Гуань Хай. Третий ученик с любопытством взглянул на него. — Что ты видел? — спросил наконец он. — Я видел, как Незнайка целовал главу ордена, — заявил он с ухмылкой. — Если это не улучшит нрав нашего главы, то я не знаю, что улучшит! — добавил он, подмигнув. — Ты серьезно? Думаешь, теперь они навсегда решили свои проблемы? — спросил Ло Цзи, третий ученик нахмурился. — Я думал, тебе больше не интересно сплетничать со мной? — ответил Гуань Хай, а Ло Цзи закатил глаза. — Поскольку глава ордена Не сейчас сидит на коленях у главы ордена Цзян и носит Цзыдянь, думаю, можно с уверенностью сказать, что они всё уладили. — Мы, наконец, можем больше не тренироваться так усердно? — пропел третий ученик, и все ученики зааплодировали. Затем они прекратили тренироваться и решили пойти на банкет, пока он не закончился, так как прекрасно знали — глава ордена Цзян будет не в настроении наказывать их ещё какое-то время.

***

Лань Цижэнь некоторое время гулял с Лань Цзяли на руках вокруг Пристани Лотоса, затем нашёл уединенное место на краю пирса, выходящего на одно из самых больших лотосовых озер в Юньмэна, и присел. Слабая музыка со двора доносилась до его ушей. В небе над ним сияли тысячи звёзд. Он взглянул на мирно спящего ребёнка на своих руках, чтобы убедиться, что ей достаточно тепло в маленьком голубом одеяльце, и покачал головой. — Цансэ-саньжэнь, если ты видишь меня сейчас, то я уверен, что ты громко смеешься, — сказал он, ещё раз взглянув на звёздное небо. — Кто бы мог подумать, что однажды у нас будет общая внучка? — продолжал он, вновь прижимая к себе спящего ребёнка. — Да, ты определённо смеешься сейчас, — повторил он, переводя взгляд с неба на Лань Цзяли, которая едва заметно улыбалась во сне. — И я, в кои-то веки, чувствую то же самое.