Запоздалая новогодняя открытка или рассказ о том, как сообразительность помогает в личной жизни.

Новый год все стремятся провести в кругу семьи. В кругу друзей и знакомых. Улицы становятся пустыми, в каждом окне горит свет. Лишь некоторые люди остались одни в этот прекрасный праздник. Либо очень одинокие люди… Либо же отдающие долг собственной работе. Либо же и те, и те. — Михаил Юрьевич, значит… Я прав? — Так точно… Товарищ старшина, — с издёвкой в голосе проговорил сидящий на стуле парень, размеренно и нетрезво окидывая немного украшенную комнату взглядом. На улице было темно. На окне висело несколько снежинок, которые были аккуратно вырезаны из бумаги, и добавляли хоть какое-то новогоднее настроение. На часах около десяти вечера, белые лёгкие снежинки кружили за стеклом. — Не старшина, а младший лейтенант. — …мальчик молодой… все хотят потанцева-а-ать с тобо-о-ой… — пропел Михаил, закинув ногу на ногу и прикрыв, словно от удовольствия, глаза, расплываясь в широкой улыбке. Он определённо был не особо трезв, однако то, что он сейчас находился в отделении милиции, его никак не смущало. Здесь он частый гость. Тот, кто являлся младшим лейтенантом, снял очки и потёр глаза основанием ладони. Ему явно уже осточертело это действо, которое повторялось если не каждый день, то через день. И всё одно и то же. — Михаил Юрьевич… — Андрей Сергеевич… Он поджал губы, сложил очки и положил на лежащие на столе бумаги. — Понимаете, если так будет продолжаться, то… — То-о-о? — вновь передразнил его Михаил. — Не паясничайте! — Я не паясничаю, с чего вы взяли. Младший лейтенант глянул на своего сослуживца, чьё рабочее место было с ним в одном кабинете. Тот лишь пожал плечами, собирая какие-то бумаги в ящик и явно уже намереваясь уходить домой. — Итак, я имею право посадить вас на сутки под арест. — А по какому праву?! — В профилактических целях, Горшенёв. В профилактических. Военнослужащий глядел на него абсолютно холодным взглядом и с каменным лицом. Тот же, кто сейчас сидел на стуле и был закован в наручники, продолжал нахально ухмыляться и в ответ глядел на лейтенанта. — Так, время уже подходит. Я пойду. Давай, до завтра, Андрюх. Удачи, — сказал сослуживец, вставая со своего места и беря в руки какой-то мешок. После этого они остались одни практически во всём отделении. Андрей упал лицом на собственные руки: — Под трибунал пойду, ей богу. Его, судя по всему, друг поднялся с места, позвякивая наручниками и подходя ближе к столу, опираясь о него руками: — Ну чего ты, Андрюш. Неужели в первый раз? — В том-то и дело, что не в первый. Он поднял голову, уставившись сначала на стол, а потом глянул на Мишу. Таким, очень замученным взглядом. — Идиот ты у меня. — Ну чего ты сразу обзываешься… Я, может, и не идиот. А смышлёный, почти каждый день придумываю что-то, чтобы с тобой встретиться. — Миша, ты можешь со мной встретиться и не во время работы, а после неё. И бить окна — это не лучший способ попасть в участок. Миша вздохнул и, уже ничего не стесняясь, сел на краешек стола. — Андрюш, — он протянул руки, снимая фуражку с головы своего знакомого и надевая её на собственную голову. Андрей многострадальчески глянул на него и забрал фуражку, надевая на себя вновь. — Ладно тебе… Кандалы сними с меня… Андрей полез в карман за ключом, а Миша внимательно проследил за его действиями. После чего тот взял Мишку за запястье, щёлкая небольшим ключиком в замке. — У тебя руки тёплые, — тихо пробормотал Миша и сам аккуратно схватил Андрея за пальцы, улыбнувшись, а потом робко глянув в его глаза. — Ты на улице долго сидел. Замёрз… Руки у Миши, холодные, слегка огрубевшие. Да и сам он был весь какой-то холодный, словно дикий. Андрею было его всегда жаль, и он старался как-то заботиться о друге. — А хочешь… Я тебе чай налью? — Горячий? — Горячий. — А у тебя есть… Что-то поесть? — Ты голодный? — он улыбнулся, кажется, даже засмеялся, заглядывая Мише в глаза. Андрею он казался буквально ребёнком маленьким, за которым нужен глаз да глаз. — Немного… — Сейчас… Да, найдётся… Когда ты последний раз нормально ел? — Может быть, вчера утром… Он отвёл взгляд, едва краснея, а тот, видимо, заметил это. Уголки его губ тоже едва дёрнулись, но он так же отвернулся, отпуская тёплые руки. — Я брал сегодня на дежурство… Поскольку я тут до утра, то… У меня есть винегрет. Ты будешь? — Конечно, спрашиваешь ещё… Михаил сел на тот же самый стул, пододвигая его чуть ближе к столу лейтенанта. — Сейчас вилку достану, подожди секунду. Андрей сам снял с себя фуражку и достал из шкафа, где был чайник и чайные пакетики, вилку, вручая её голодающему другу. Тот сразу же принялся активно поедать винегрет, буквально не прожёвывая. Мишка был одет в какой-то тёмный свитер, потёртые штаны и тёплые и удобные ботинки, которые раздобыл ему Андрей. Всклокоченные, но чистые волосы, не грязное лицо… Он не был бродягой или человеком без определённого места жительства. У него была и квартира, и даже работа, однако в милиции он также был частым гостем уже по понятным причинам.

***

Время клонилось к двенадцати, скоро Новый год. Салат практически наполовину опустел. Коробочка была отставлена на Андреев стол и пододвинута к служащему. — Я у тебя съем всё… А ты так и не съешь ничего. Не правильно получается, — и положил рядом вилку. — Забудь, я не голодный, — отмахивается Князев, подпирая голову рукой и рассматривая Мишу, вновь поедающего винегрет.

***

Почти двенадцать. Две минуты, если верить наручным Андреевым часам, что, бесспорно, были точны, хотя, других просто не было. Оба стояли друг напротив друга, заострив внимание на секундной стрелке, которая медленно подбиралась к тому, чтобы начать отсчёт секунд уже в новом году. — Три… Два… Один! — Ну что, с новым годом, Миш! Едва проговорил он это, улыбаясь и продолжая глядеть на наручные часы, как его взяли за руки и потянули на себя, буквально сталкиваясь губами. Князев широко открыл глаза, видимо, не осознавая до конца суть происходящего. Однако это самое осознание пришло в голову очень быстро, и ответ на поцелуй не заставил себя долго ждать. — С новым годом, Андрюш.