Тарелка овощного супа

Барбара знала цену времени: любое промедление стоит слишком дорого, иногда — целую жизнь. Стоит немного отвлечься, и время утекает сквозь пальцы, неуловимое. Прикорнешь на пять минуточек после службы — проснешься завтра. Человек может сделать ровно столько дел, за сколько возьмется, а лучший отдых — это смена деятельности. Барбара умела все успевать и обходиться минимумом — ресурсов, не усилий, усилия она всегда прилагала по максимуму. Наверное, поэтому у нее всегда получалось чуть больше еды, чем она планировала приготовить. Сегодня она собиралась сварить кастрюлю томленого свиного супа с бамбуком, так, чтобы хватило на несколько ужинов. Дело в том, что все Гуннхильдры были трудоголиками, и имели досадную привычку перехватывать на ходу каких-нибудь бутербродов. Все увещевания Барбары о грядущих гастритах и язвах желудков, которые, как известно, частенько случаются при таком рационе, пропадали втуне, если она не предлагала им альтернативы, которую можно быстренько разогреть. Как правило, времени на готовку ей катастрофически не хватало, и Барбара сдавалась и заказывала что-нибудь полезное в «Хорошем охотнике» на вынос. Но иногда случались тихие вечера, вот, как этот, когда у нее появлялась свободная минутка и желание помедитировать за нарезкой ветчины. С незанятыми руками отдыхать у нее не получалось. Все время казалось, что она делает недостаточно и впустую тратит драгоценное время. Она напевала себе под нос. Сегодня впервые за долгие месяцы вся семья оказалась в одно время в одном городе и могла поужинать вместе. Ну, окажется. Когда мама из Спрингвейла вернется. Ветчина нарезалась, вода закипала, чернильные буквы на листочке со словами новой песни еще не до конца расплылись и были вполне читаемы, хотя, конечно, стоило бы положить его чуть подальше от миски с мокрым бамбуком. «Бог, любовь и честный труд далеко нас приведут!» — мурлыкала Барбара. Конечно, стихи у нее вышли корявые, ученические, но она не собиралась петь эту песню публике. У нее просто случайно появился какой-то… сборник собственных девизов, что ли? Говорят, вдохновение просто вытаскивает из головы наболевшее и выплескивает на бумагу. Сейчас наболевшее промокло и стремительно теряло четкость, но слова все равно были выгравированы у Барбары где-то в сердце. — Приветики, лапушка, — мурлыкнула Лиза, и Барбара от неожиданности чуть не оттяпала себе полпальца, — я за книгой. И исчезла в глубине дома, как будто эта ее фраза хоть что-то объясняла. Впрочем, исчезла ненадолго. Барбаре показалось — на мгновение. Лиза ходила бесшумно, но ее всегда выдавал едва различимый запах озона. Она кошкой прошмыгнула к кастрюле и принюхалась. В руках у Лизы и правда была книга. «Легенда о Венессе». Кажется, у Джинн был собственный экземпляр? Зачем брать еще одну в библиотеке? Тут блуждающий взгляд Лизы вдруг остановился на листке со стихами, и Барбара с трудом подавила желание схватить его и спрятать за спину. Или съесть. Лиза даже как-то подобралась. Как всегда, когда видела еще нечитанные буквы. — Твоя новая песня? — спросила она, — Интересненько! Знаешь, я закончила курс поэзии в Сумеру. Если хочешь, могу… — Не стоит тратить время, — Барбара с трудом выдавила улыбку, — Это так… Пустяк. Ерунда. — «Все сущее песни достойно», — процитировала Лиза, — и любая песня достойна быть услышанной. Где у вас чайник? — Когда я буду готова ее спеть, я обязательно ее спою… А зачем тебе чайник? — Разве после ужина не проводят чаепитие? Мне привезли особенный чай из... — А, — сказала Барбара, — прости. Чаепития не будет. Тебя пригласила Джинн? Наверное, не знает, что все отменилось. — Как грустно! И как же так вышло? — спросила Лиза, недоверчиво сощурив зеленые кошачьи глаза. — Маме пришлось задержаться в Спрингвейле. Решила там заночевать. Вернется завтра, — Барбара понимала, что Лиза не поверит ее очевидной лжи. Барбара вообще врать не умела, начинала отводить глаза и краснеть за саму себя. Но она не хотела видеть Лизу сегодня вечером за одним столом со своей семьей — потому что, глупая, какая глупая, какая детская мысль! У них всего три стула. Не потому, что они были бедны и не могли позволить себе больше. Просто в этом доме мало жили и редко принимали гостей, на это ни у кого не было времени. Это был дом для ночевок, а для ночевок не нужны лишние стулья. Лишние стулья просто не выжили после развода родителей, отправились в ту же груду лома и тряпья, в которую мама до того выкинула старые одежды сенешаля, которые не намеревалась больше штопать, его домашние тапочки, бритвенные принадлежности и почему-то лопату. И Барбару. Барбара жила с отцом, пока Шеймус не уехал с Варкой. Барбара переехала к маме, но почему-то никак не могла почувствовать себя здесь… на своем собственном месте. За долгие годы, пока они почти не общались, между ней и мамой выросла неловкость. Между ней и Джинн тоже. Барбара их очень любила, но как ни тянулась, никак не могла эту неловкость преодолеть. Три стула были для редких семейных праздников, на которые они выкраивали из плотных графиков время, за месяц планируя встречи. А если вдруг совпадало, что времени никому выкраивать не приходилось, просто оказывалось вдруг немножко шального, свободного, то это само по себе считалось еще одним праздником. И тут Джинн зовет на ужин Лизу. Как будто Лиза — ее семья. Но Барбара совсем недавно получила эту возможность — ужинать с Джинн! Они достанут из чулана табуретку, слишком маленькую для нормальных, высоких, взрослых людей, и как всегда она достанется Барбаре. И Барбара будет чувствовать себя лишней. Еще более лишней, чем обычно. — Вот как… — Лиза неподдельно огорчилась. — Жаль, я хотела бы с ней познакомиться. — Мама брала у тебя подшивку с выкройками, — напомнила Барбара. — В более… приватной обстановке, — пояснила Лиза. — Даже я нечасто вижу маму в приватной обстановке, — сказала Барбара прежде, чем успела понять, что именно говорит, — мама прислала мне костюм для выступлений с посыльным из Ли Юэ. У нас такие разные графики, что мы общаемся в основном записками. Получилось немного слишком жестко — и все-таки недостаточно. Получился занимательный факт биографии вместо отповеди. Лиза вдруг серьезно посмотрела на Барбару и кивнула. — Ты права, милая. Это очень грустная ситуация. Просто… — она вдруг потянулась, — что-то я засиделась, а мне еще картотеку перебирать… Пойду я. Лиза уходила очень медленно. Но все-таки уходила. Барбара была ей почти благодарна за то, что она не проигнорировала намек. Лиза обычно игнорировала все, что ей не нравилось, устраиваясь в мире так вольготно, как будто он ее личное пуховое одеяло, под которое никто и никогда не сунет горошины. Но Барбара чувствовала: стоит ей дать слабину, стоит неуверенно вздохнуть, стоит только подумать: «Лиза», и та окажется рядом, и заварит свой чай вон в том сувенирном чайничке, и будто кошка войдет в этот дом — и в этом доме поселится. Набегами, как и все остальные. Но такой уж это дом — теплое место, где можно поесть и переночевать между работой и работой. А Барбара пока не была готова сдаваться и Лизу в свой дом пускать. Хватало и того, что Лиза завоевала Джинн: слишком много побед за раз вскружат ей голову. Дверь захлопнулась. Барбара немного подождала, пока окончательно исчезнет запах озона, потом бросила мясо в кипяток и принялась за чистку бамбука. Петь больше не хотелось, но и плакать не хотелось тоже; Барбара немного подумала, и засчитала это себе за победу.