Красивые грехи

      Наконец-то в Британии наступило долгожданное лето. Всю мастерскую художника наполняло благоухание сирени. Однако в воздухе висел тонкий аромат масляных красок.       Ренджун как всегда сидел в уголке своего любимого сада. В его руках были многочисленные эскизы, написанные в технике китайской живописи. Позади художника, около мольберта стоял его старинный оксфордский друг, Ли Донхек, чьи взгляды на мир были безрассудны и опасны. Обычно его слова очень сильно влияли на людей, Хуан всегда считал его влияние дурным.       Ренджун неохотно встал со своего кресла и направился к Донхеку, что так с задумчивым видом разглядывал портрет.       — Джуни, эта картина одна из твоих лучших работ, — томно проговорил Донхек, — Её непременно нужно отправить в галерею Искусств.       — Вряд ли, не думаю, что смогу её выставить, — с капелькой безразличия ответил художник, осмотрев весь холст.       — Это ещё почему? Вы, художники, до безумия странные. Сначала рвётесь в свет, чтобы вас заметили окружающие, а потом вам на всё становится безразлично.       — Ты все не так понял! Просто есть что-то в этой картине такое, что меня слишком беспокоит. Цель искусство — раскрыть прекрасное, скрыв личность художника, а я слишком много себя вложил.       — Ох, Джуни, не вижу никакого сходства. Ты от этого портрета так же далеко, как и я от супружеской жизни.       — Разве ты не женат? Кстати, когда собираешься возвращаться в Корею? — с интересом спросил Ренджун, попутно убирая кистья с красками.       — Не скоро, друг мой, не скоро. И да, я женат, но моей жене необязательно знать, где я и чем занимаюсь.       — Да я погляжу ты отличный муж! — с драматичной наигранностью заявил Хуан, — Но, а если серьёзно, меня напрягают твои выводы о браке!       — Дорогой мой, брак это всего лишь договор, а его главная прелесть в том, что ложь становится необходимой. Моя жена типичная американская аристократка, с ними всегда сложно.       — Ох, мне никогда не понять ход твоих мыслей. Разве твои родители не хотели, чтобы ты женился на чистокровной англичанки? Так зачем женился на американке? — с придподнятой бровью спросил Ренджун.       — О боже, эти родители народ непереносимый! Нынче брак всего лишь предлог для повышения статуса. Женщины выходят замуж сугубо ради интереса, а мужчины от отчаяния, — спокойно заявил Хек, — Любовь живёт лишь раз, а потом идут только копии похожие на неё.       Ли прилёг на рядом находившуюся тахту, закурил свою папиросу. Ренджун лишь вздохнул, глядя на своего расслабленного друга, и вдруг окунулся в прошлое. Ему было тогда всего лишь пятнадцать, когда он и Дохек решили улететь учиться за границу. После окончания университета Ренджун увлёкся искусством, а Хек ушёл с головой в сферу экономики и торговли. Да, их пути разошлись, но от некоторых старых друзей не так просто избавиться.       — Ну так что, расскажешь мне про своего загадочного натурщика? У него необыкновенная красота, как-будто дар богов, — игриво заметил Хек.       — Ты прав, он и вправду очень красивый, но имени сказать не могу, да и самому что-то не хочется рассказывать.       — Эээ, как это понимать, сколько лет мы с тобой знакомы?! Неужели всё, через что мы прошли вместе, для тебя ничего не значит? Ох, Ренджун, ты ранил меня в самое сердце, никогда не ожидал, что получу нож в сердце от собственного друга! Собственного друга! Нож в сердце! — драмотично высказался Ли, сделав вид, что умирает от невидимого ножа в сердце.       — Боже, чёрт тебя дери, нам давно уже не пятнадцать, прекрати вести себя как ребёнок!       — Нынче загадачность стало актуальным? Ты не хочешь, чтобы я знал имени твоего натурщика, а причину почему ты не хочешь выставлять картину, я тоже не понял! И все же вы, художники, до безумия странные, –обиженно сказал Донхек.       — Да, я полюбил скрытность. Только она может сделать из любой заурядной вещи что-то восхитительное. Что насчёт портрета, картины не показывают саму сущность натурщика. Каждый художник отдаёт частицу себя, пряча все свои тайны в разные глубины мольберта, — грустно ответил Ренджун.       — Говоришь так, как будто жизнь помучила не на шутку. Что же ты так отчаянно пытаешься скрыть, Хуан Ренджун? И все же, ты мог бы стать идолом всех английских художников.       — Возможно, но ты забываешь, в наше время хорошо лишь живётся людям уродливым, глупым и ничем не выделявшимся. Победа им неведома, но и поражение им незнакомо. Они никому не вредят, и им никто не вредит. Будь моя картина повешена в галерее, тысячу оброненных душ бы узнали мою тайну.       — Скорее всего ты просто себя накручиваешь, — ответил Донхек, — и все же мне бы хотелось узнать хоть что-то об твоём натурщике, чей портрет меня так восхищает!       — Я не думаю, что Ян Ян будет рад тому, что я расскажу кому-то о нём, — устало проговорил Ренджун.       — Ян Ян? Так его зовут? Интересно, я так и знал, что он не англичанин, да и внешность его точно выдаёт. Кто он? Китаец? Кореец? Соизволите сказать фамилию юноши?       — Почему столько вопросов? Я без понятия, ясно? Первая наша встреча произошла в Германии, когда я отправлял свои работы на выставку. Дальше нас судьба свела на вечернем бале у миссис Анддерли, — ответил художник, рассматривая дерево, на котором висели ещё совсем зелёные яблоки.       — Германия значит… — задумчиво ответил Донхек, — Если говорить о миссис Анддерли, то особа она довольно заносчивая.       — Хек! Как неприлично с твоей стороны.       — А что, балы она устраивает безвкусно, там можно и помереть от скуки! Знаю, ведь я там чуть не умер! Даже мой пёс лучше бы справился. Вы часто видитесь?        ― Да, каждый вечер, и по выходным мы едим вместе в ботанический сад. Я бы не смог прожить ни дня без него. Без наших встреч я чувствую себя несчастным!       ― Серьезно?! Я думал ты кроме своего искусство ничего не замечаешь. Помню были времена, когда ты кроме своих набросок ничего не видел.       ― Ян Ян — мое искусство! Я стал задумываться, что в жизни у художника проходят два этапа. Первое – появление средства выражения. Второе – появление объекта изображения. Он стал для меня всем. С тех пор как мы встретились, я стал писать свои лучшие работы! Я без него, как Ромео без Джульетты! Он направил меня в новую сторону живописи! В его индивидуальности я нашел новую манеру письма, которую никогда не замечал. Конечно, я понимал, что не смогу описать Ян Яна, его красота искусства не подвластна, хотя искусство подвластно все! Он для меня больше, чем натурщик! Помнишь картину, которую я продал за баснословную цену? Когда я написал её, рядом со мной был Ян Ян! Впервые в жизни я увидел в обычной вещи что-то удивительное, что всегда искал, но не не замечал, — воскликнул Хуан.       — Думаю, ваша дружба наскучит вам обоим раньше, чем вы думайте. Однажды ты заметишь в нем искаженные перспективы, и в душе жестоко осудишь его. Будешь вспоминать все моменты, когда он был груб с тобой. И при следующей встрече с ним ты станешь холодным и бесчувственным. Ведь талант живет дольше красоты, поэтому в наше время ценится человек образованный. То что ты рассказал мне, это назваеться роман, роман с искусством, — безразлично ответил Хек       — Хек! Я буду им восхищаться до конца моих дней! Тебе меня не понять, моих чувств, у нас разные понятия о любви!       — Разве? От того, что я часто меняюсь? Думаю ты не прав, дорогой мой друг, те, кто были лишь преданны, знают лишь оболочку любви. Истинная глубина открыта лишь тем, кто познал весь трагизм любви. Что может быть лучше, чем людские эмоции. Ладно, расскажи мне о вашей первой встрече поподробнее.       — Если я тебе расскажу, ты будешь смеяться надо мной, — выдохнул Ренджун.       — Не буду, уверен в этом, так что расскажешь уже? Или мне тут сутками торчать? Кстати я опаздываю на оперу к мистеру Уолтеру. Но вместо этого я жду от тебя ответа!       — Не вини меня! Это сложно объяснить, я боюсь, что ты меня не поймёшь. И я не знаю с чего начать! —ответил художник.       — Расскажи, а потом посмотрим, понял я или нет. Начни лучше с Германии, ведь там вы встретились, — Донхек как будто слышал биение сердце Джуна. Это показалось очень забавным для него, ему нравилось смотреть и изучать чувство людей. Он с нетерпением ждал, пока его друг начнёт рассказывать.       — Ладно, встретил я его в Берлине, на светском ужине у Лорда Роджера. С лордом я столкнулся в берлинской галерее, когда я выставлял свои картины. Лорд Роджер был пожилым аристократом, он довольно часто интересовался искусством. Мы постоянно встречались на таких мероприятиях. Человеком, он был приятным, имел хорошее чувство юмора, ценил все, что имел и видел, но одно меня напрягало. Глаза его выдавали некую грусть, трагедию, которая никому не видна и не рассказана. Лорд позвал меня на свой светский ужин, отказать ему я не мог, хоть и хотелось заняться своими набросками картин, но я все-же принял его приглашение. Ближе к семи часам я уже был у него. Около двух часов я стоял и выслушивал мнение разных художников об искусстве, о политике от профессоров. Вдруг я услышал мелодию, она показалась мне до жути знакомой, была хорошо исполнена на фортепиано. Обернувшись в сторону исходящего звука, я увидел с необыкновенной красотой юношу, который играл на белоснежном инструменте. Первое, что я почувствовал это то, что во мне что-то перевернулось. Его красота постепенно поглотила мою сущность. Я не мог отвести взгляда от его красоты и перестать слушать его будоражащую душу игру на инструменте. Весь мой мир наполнился красками, мне так отчаянно захотелось взять кисти в руки и создать шедевр, который будет жить веками. «Талантливый мальчишка, не правда ли? Да ещё имеет необыкновенную красоту.» — сказала рядом стоявшая со мной миссис Одли. Она была бывшей женой Лорда Роджера, несмотря на развод, они остались в хороших отношениях. Я попросил её рассказать все, что она знает про пианиста, на что миссис Одли лишь взглянула на меня. На протяжении пяти минут она стояла и пыталась, что-то вспомнить. Мы молчали, была слышна лишь лёгкая мелодия, но тишину резко оборвала миссис Одли. «Лю Ян Ян, эмигрант. Сказать откуда он родом я не могу, не помню. Имеет трагичную историю. Его мать была прекрасной женщиной, наделенная богом невероятной красотой, каждый второй мужчина хотел её в жены. Но девушкой она была сильной, гордой, мечтательной и несчастной. Мать Лю Ян Ян верила в любовь всем сердцем, но страдала она от своей же красоты, понимая, почему все хотят на ней жениться. Никто из них искренне её не любил. За подаренную ей богом красоту она должна была платить своим несчастьем. Так девушка и вышла за нелюбимого ею жениха и родила ему ребёнка. Думала она, что ничего ужаснее уже не может произойти, как один из давних отверженных ею ухажёров, который так и не смог принять отказа, узнал о её браке. Он пришёл в ярость. Однажды во время прогулки тот оставил рядом со спящей на земле девушкой ядовитую змею, что в итоге укусила её. Никого не было рядом, звать кого-то было бессмысленно, она лишь медленно умирала от боли в одиночестве. Что касается её мужа, тот через неделю умер на дуэли. Его родственники побоялись, что ребёнка ждёт та же участь, и отправили малыша за границу. Это всё, что я знаю, может на самом деле все было намного трагичнее, точно я помнить не могу». Я поблагодарил её за все, что узнал от неё. Последние часы я проводил за бокалом вина, раздумая обо всем, что рассказала мне миссис Одли. Я почувствовал, что кто-то наблюдал за мною, повернул голову в сторону и неожиданно для меня тот, кто пристально смотрел на меня, был Ян Ян. Наши взгляды встретились, и мы оставшееся время просто смотрели друг на друга. Но через несколько минут он ушёл, и до конца вечера я его больше не видел, — сказал художник, пытаясь засунуть ненужную бумагу в урну для мусора.       — Ну так и что дальше? — спросил Донхек.       — А что дальше было, я как-нибудь тебе расскажу потом, сейчас я просто хочу отдохнуть, — ответил художник, сев обратно в своём любимое кресло, и начал наблюдать за пейзажем.       — Ох, ты напоминаешь мне моих братьев: старших, которые никак не могут умереть, и младших, которые постоянно умирают, — спокойно заявил Ли       — Хек! Как ты можешь так говоришь, они ведь твоя семья, почему ты о них так отзываешься? Почему так ненавидишь свою семью?       — Я не могу не ненавидеть своих родственников, просто отвратительно смотреть на свои недостатки в других людях.       — Ладно, расскажи мне лучше про Ли Марк. Теперь моя очередь тебя расспрашивать, —томно сказал Рунджун, — я его так давно не видел, и ничего про него не слышал, жив ли он вообще?       — Не бойся, жив и здоров, наверное, я с ним не пересекался и не разговаривал уже как года три, — с некой грустью ответил Донхек.       — Что? Почему? Помню раньше, когда мы ещё учились в университете, вы постоянно были вместе и вечно ругались из-за разных взглядов на жизни. Несмотря на это, вы всегда были вместе, как двое влюблённых, — начал вспоминать художник и тихо смеяться.       — Бред! Мы не были похожи на влюблённых! Наши разные взгляды нас и переругали. Марк считал, что миром правит самоотречение. Самоотречение вещь для бедных, только она им по средствам. Все желания, что мы пытаемся подавить, гуляют по нашей душе, тем самым отравляя нас! Я считаю, что когда человек избавляется от греха, ему остаётся лишь вспоминать все те наслаждения, которые он когда-то имел. Это лишь калечит душу и жизнь человека. Рано или поздно все желание дадут о себе знать. Миром правит страх, страх перед богом. Ведь одно лишь общество сможет заставить тебя перестать думать о своих желаниях, — бурно высказался Ли, после встал с тахты и направился к сидящему Ренджуну, ― это уже не важно, мы собираемся завтра встретиться, он сказал, что ему есть чем поделиться со мной. Наверное мне уже пора, может успею к 3 акту, сегодня играют пьесу Шекспира.       ― Мне никогда не понять вас и вашу вечную ругань. Ты всегда не отличался своей пунктуальностью, но… ― Ренджун не успел договорить, как к ним подошел дворецкий.       ― Сэр, к вам пришел господин Лю, он ждет вас в гостиной. Мне сказать ему вас подождать? Или попросить сюда зайти?       Ренджун посмотрел на своего дворецкого, потом перевел взгляд на ухмыляющегося Донхека и, вздохнув, ответил:       ― Скажи, чтобы подождал.       Дворецкий лишь кивнул и сразу же покинул помещение.       ― Интересно, теперь тебе придётся меня с ним познакомить, ― игриво сказал Хек, схатив руку художника и потянув к выходу так сильно, что тот чуть не упал с кресла.       — Постой же ты…