lowdown(подноготная)

       [1.а.] Йосано любила такие моменты. Когда можно расслабиться, потянуть кверху руки, выгибаясь в спине и слушая, как неприятно хрустят позвонки. Когда можно уделить себе немного внимания и, находясь в умиротворении, поужинать. Вот и сейчас, спокойно вытерев руки от крови, сняв с сильных плеч стерильный халат, она налила себе чая. Обыкновенный, черный, он лился горячей струей, ударяясь о фарфоровую кружку. Она улыбнулась, скосив глаза в сторону — никто и не знал ее маленького секрета, что хранился в левом нижнем ящике стола. Она коротко пробежалась по столу пальцами, двинула было за ручку, но прислушалась. Быть может, показался ей это противный стук — будто каблуков — раздавшийся в коридоре? И помотала головой, хищно улыбнувшись. В любом случае, у нее перерыв. Наконец Йосано отодвинула ящик в сторону, стреляя глазами на чистую, такую блестящую и желанную бутылку. Соответственно, с виски. О наконец-то она могла добавить расслабляющий, божественный напиток в чай, успокоиться и привести мысли в порядок. Никто и не догадывался, как тяжело порой быть врачом и, может, вид крови уже не приводил ее в первичный трепет или же восторг, веки слипались от истощения после тяжелого дня. Она долгожданно, коротко вздохнула, резким движением сильных пальцев сдергивая крышку, наклонила горлышко прямо над чашкой, осторожно смотря на темную жидкость, и только подняла горлышко вверх, как дверь резко хлопнула. — Йосано-сан, — грубый, низкий голос рыжего мафиози заставил ее вздрогнуть и лишь в последний момент подловить бутылку пальцами, судорожно ставя ее на место. Накахара, заметив алкоголь в ее руках, лишь шире ухмыльнулся и красиво, одним изящным движением поправил темную шляпу на своих волосах. — В рабочее время, как ни стыдно. — Накахара-сан, — почти прорычала она. — Говорите, что хотели и уходите на х… — она запнулась, заметив угасающую улыбку. — На все четыре стороны. — Как любезно, Йосано-сан, — он чуть ли не ощетинился, и Йосано вздрогнула от избытка альфа-феромонов в своем кабинете. Внутренняя альфа-сущность зарычала, заставив резко подняться и лишь жёсткий, своевременный контроль сущности позволил ей успокоиться. — Вы не хотите мне ничего объяснить? — Конкретнее, — она тяжело вздохнула и плюхнулась обратно на стул, держась за болящую голову. — Что случилось с Дазаем? — В последнее время происходят странные вещи, — он уже спокойно уселся на стул напротив, извиняюще сняв шляпу и наклонив голову. Йосано лишь завороженно уставилась на его острые — казалось, что можно порезаться — скулы и линию челюсти, впервые рассмотрев альфу так близко. Несмотря на низкорослость он был не то что симпатичен — красив, благородно и воинственно, как были красивы первые альфы на ее руках, на той самой войне. — О чем вы говорите? — подала она голос, заставив себя оторваться от разглядывания мафиози. Не так уж она и изголодалась по сексу, чтобы ещё и на альф засматриваться. — О Дазае, разумеется, — ухмыльнулся тот, и под голубыми глазами выступили морщинки. Впервые Йосано обратила внимание на явную усталость и определенную изможденность альфы. — Можете сказать теперь честно, — он грубо выделил последнее слово, — что с ним происходит? — Ох, — многозначительно кивнула она, снова потянув руку к ящику. — Для этого нужно выпить, кажется, вы догадались о многом. — Не догадался лишь, зачем вам понадобилось это скрывать, — оскалился Чуя и резко дёрнул носом в сторону бутылки виски. Йосано приглашающе наклонила к ней голову. — Я не пью, — сглотнул он, и она проследила за его нервно дернувшимся кадыком. — Не лгите, — ухмыльнулась она и добавила: — Рада, что ради Дазая вы так старались бросить. Но это состояние у него ненадолго. — Конкретно о каком состоянии вы говорите, Йосано-сан? — нашел лазейку альфа, снова оскалившись. — Не рычите на меня, а выпейте и все объясните. Женщина быстро достала второй стакан и, даже не разбавляя, налила до конца. Альфа лишь уважительно хмыкнул — вино он любил больше, но сейчас пойдет и это. Если, конечно, подозрения подтвердятся. — С самого начала, — предупредила Йосано и, чокнувшись о чужой подставленный стакан, отпила. — Ну, — Чуя задумался, осмотрелся по сторонам — будто бы кто-то за ним подглядывал — и тоже быстро отхлебнул из стакана. Виски заструилось по горлу, обдавая приятным жжением и заставляя съежиться — от крепкого алкоголя он явно отвык. — Началось это спустя две недели, как я нашел такого Дазая. Уже такого… обезумевшего. [1.b.] Раньше Чую постоянно преследовали кошмары. Он просыпался с криком, в поту; падал с кровати, путаясь в одеяле; порой совсем не смыкал глаз, не в силах погрузиться в мрачный сон, куда его постоянно звал Арахабаки. Он тянул его за руки и ноги, шептал проклятья, молитвы — молил вернуть ему тело, освободить. Все это были бредни, которых он успел наслушаться в фильмах, книгах, где об Арахабаки говорили все. А последнюю неделю сон у Чуи был очень крепким, и он действительно наслаждался спокойными деньками бурной жизни. Можно считать, что разбудить его можно едва ли под взрывом или выстрелом пушки. Раньше, может, Арахабаки часто его беспокоил, но после появления в постели Дазая — в самых мягких смыслах — и Бог разрушений смог замолчать. Дазай привык жаться к боку, тереться носом о его щеку, вылизывать шею, а если Чуя и просыпался с криком, то сам подскакивал в испуге, гладил руками, забирался под мешающую одежду, и все касался-касался-касался — вроде бы он и не должен был понимать, что происходит, но Дазай был не сумасшедшим, а лишь запутавшимся в периодах течки омегой, потому понимал, что его прикосновения — пусть и как антиэспера, а не второй половинки — даруют альфе покой и безмятежность. В конце концов, Чуя вообще начал спать без верхней одежды, оставаясь в одних боксерах, и пусть это и было порой проблемой для Дазая, омега лез к нему редко. После Чуя и с самого Дазая стал срывать одежду, не обращая внимания на нахмуренные брови, надутые щеки и обиженный вид — по ночам было холодно. Впрочем, он вполне восполнял это собственными объятиями и простыней. Должна же быть от Дазая хоть какая-то польза? И только в эту ночь что-то было не так. Чуя метался по кровати, не смыкая глаз, водил взглядом по потолку. Обычный потолок, белый, вышел довольно дорого в цене, правда, но важно ли это? Под боком заворочался Дазай, кажется, прижался ближе, а Чуя лишь привычно положил руку ему на поясницу, слушая размеренное дыхание. Только размеренным его называть было сложно. Дазай дышал часто, будто что-то ему мешало. Елозил кудрявой головой по подушке, жмурил глаза — Чуя даже приподнялся на руке, наблюдая за обеспокоенным омегой. Он решил, что Дазаю снится кошмар — можно было объяснить и вспотевший лоб с прилипшими на него темными прядями, и открытые влажные губы и сильно зажмуренные глаза. Он было потянулся к его плечу, пытаясь разбудить, но Дазай ускользнул от движения. Чуя еле успел повернуться, прежде чем омега поднялся, чуть не заехав кудрявой головой по его носу, бешено взглянул в сторону выхода из спальни и рванул в туалет — благо это, несмотря на его временное (или не очень) отклонение, действовало сродни инстинктам — правда, уже человеческой его сущности. — Плохо что ли? — спросил сам у себя Чуя, поднимаясь с постели. Кожу неприятно поморозило - на улице была зима, - а Дазай пропал где-то в стенах квартиры. — Дазай, — позвал Чуя, но никто не ответил. Он рванул в ванную комнату, ожидая увидеть что угодно, но не беззащитный силуэт омеги над унитазом, кашляющий и дрожащий. Чуя подскочил ближе, придерживая сырые от пота волосы, мягко поглаживая по проступившим на обнаженной спине позвонкам и стараясь хоть так успокоить. Дазай выглядел ужасно слабо, под глазами пролегли синяки, но Чуя лишь пожал плечами, прижал кучерявую голову к груди и подумал о том, что всё-таки старых, явно просроченных крабов надо было выкинуть. Но это был только первый подозрительный случай. [2.a] — Серьезно? — Йосано коротко посмеялась, едва ли не уронив стакан с виски. Кажется, что ее уже развезло. — Серьезно, — прошипел Чуя, нахмурившись. — Я вызвал вас, Йосано-сан, чтобы проверить Дазая, и что вы мне ответили на его изнуренный, ослабший вид? — Что он отравился, — коротко ответила Йосано, но вдруг откинула голову и засмеялась. — Видели бы вы свое лицо тогда! Это было уморительно. — Да уж, — Чуя снова отпил виски, замечая, что жжение снова проходит, а значит теперь можно было не стесняться. И отпил больше. — Скажите, что идёт после первого месяца беременности у омег? Йосано задумалась, приложила пальцы к подбородку. Она была врачом, а не акушеркой. Да и на такую работу скорее брали омег, чем альф, ведь многим это казалось противоестественным. Многих выворачивало, ведь априори мужчина-омега рожал болезненнее, чем омега-женщина. Организм был менее приспособлен к такому рода вещам, и врачи предпочитали делать кесарево. Ну да, пусть и останется длинный, продолговатый шрам, а с Дазая все сойдёт. Ему и без этого шрама своих достаточно. Все тело изрезано вдоль и поперек — Йосано наконец смогла увидеть его обнаженные бедра. Удивилась, конечно, их хрупкости, но все же. — Живот на первом месяце беременности еще не видно, — наконец сказала она. — Но начинается токсикоз, рвота, тошнота, повышенное слюноотделение. Ну да, — она усмехнулась, — это было очевидно. А вы, Чуя, свалили это на отравление. — Что я должен был думать? — досадливо протянул Чуя. С такими нервами, что даже на зачистках не так тратились, как за последний месяц, он грозился поседеть. — Я даже не рассматривал такой вариант. Самый неподходящий. — И всё-таки Дазай оказался омегой, это уже было необычно, — она помотала головой из стороны в сторону, стараясь снять пьяное наваждение. — А вы этому варианту тоже не поверили. Изначально. — Что обычно идёт после первого месяца? Вы не ответили, — перебил ее Чуя. — Самое отличительное, — она вновь задумалась, в глазах все помутнело, а голова и вовсе перестала соображать. — Самое отличительное — грудь на втором месяце беременности уже заметно увеличивается, становится чувствительной или даже слегка болезненной. — Вот, — вздохнул он. — Что происходит конкретно с омегой? — Наверное, — неуверенно протянула она. Знания уже были смазанные, казалось — это она проходила ещё в прошлой жизни. — Насколько я помню, перепады настроения. Сильные. Омеги в это время наиболее расположены к сексу, так как все зудит, а токсикоз отходит немного на второй план. Зародыш всё-таки уже формируется. — Прекрасно, — вскинул руки Чуя и снова нахмурился. — Представляете, как же мне это удалось узнать. При каких обстоятельствах? — Не уверена, что знать хочу, — прошептала она. — Но послушаю. [2.b.] Чуя безусловно к такому Дазаю привыкнуть уже успел: он каким-то образом умудрился стать идеальным омегой. Ждал дома, словно собака, был ласковым, неприхотливым, ластился, успокаивал и зализывал раны. И все было в порядке, пока Дазай не начал вести себя странно. Изначально Чуя даже не обратил на это внимание. Он как обычно вернулся домой, открыл ключом дверь. Чужих запахов не было и даже наоборот — все пропиталось ароматом самого Дазая. Казалось, что Осаму в течке проехался голой задницей по всему полу в квартире, напоследок вытерев собственную смазку шваброй. Запах был настолько стойкий, что захотелось зажать рукой нос. Чуя фыркнул, стараясь подавить взбешенные феромоны. Рыкнул, понимая, что не получится, и кинулся вглубь квартиры на поиски омеги. Нежный запах Дазая, да и его прикосновения помогали держать себя, по крайней мере, в состоянии адекватном. Только вот Дазая, несмотря на сильный запах, в квартире не оказалось. Чуя заглянул абсолютно во все места, что здесь были, прошёлся по стенам, даже на потолок заглянул. Дазай будто сквозь землю провалился. Если бы не такое необычное состояние Дазая, то Чуя решил бы, что он снова опробовал новую попытку самоубийства. А сейчас он об этом явно забыл, будучи одержимым лишь самим Накахарой. Чуя выдохся, остановился и отдышался — цветочный, приторный запах совсем забился в лёгкие, не давая вздохнуть полной грудью, а сам он в отчаянии закрутил головой, не понимая, где источник сей прелести находится. Вздохнул, махнув рукой на поиски, и резко сел на кровать, почему-то сейчас заваленную его тряпьем. Только вот, усевшись, Чуя резко подпрыгнул, потому что под ним кто-то громко вскрикнул. — Нашел! — воскликнул радостно и удивлённо Чуя, потянувшись к стопке вещей на кровати. От них исходил наиболее обильный, сильный, поглощающий аромат — и как он раньше его не заметил? И вот показалась кудрявая голова, почему-то обозленные карие глаза и сам Дазай. Который не поскупился на хватку, сжимая челюсти на руке Чуи до крови. Накахара не вскрикнул, лишь удивлённо отодвинул руку, посмотрев на нее как на восьмое чудо света, а потом перевел взгляд на Дазая. Тот яростно рычал — словно зверь — и это вообще не вязалось с его положением. Обыкновенно из них двоих чаще рычал Чуя. А сейчас и омега оскалился, показал клыки, а после повел носом, ухватив основным запахом кровь, и замер. Неверяще поднял глаза на Чую, испуганно осмотрел сжимающую левую руку пальцы. И захныкал, заскулил, раскрывая глаза настолько широко, что показалось — выпадут. — Чуя, — прошептал Дазай, вывернувшись из вещей. — Чуя, — нескладно повторил он и упал. Плюхнулся голой задницей — так как находился в одной лишь рубашке — на пол, поскользил на коленях к альфе, будто вымаливая прощения. Чуя, конечно, обрадовался, что к Дазаю немного вернулось сознание — как было при их второй вязке, раз он начал звать его по имени. Но тот не успокаивался, по щекам поскользили хрупкие слезы, а сам он задрожал, схватил альфу за руку и начал аккуратно ее вылизывать, не понимая, почему кровь не останавливается. — Все нормально, — постарался успокоить его Чуя и аккуратно погладил омегу по голове. — Это всего лишь укус. — Чуя, — он извиняюще прижался головой к его животу, и более альфа не нашел способа привести его в чувство. Следующий подозрительный случай произошел вечером, когда сонный, едва разлепивший глаза Чуя проснулся от возбуждения. Стояка по утрам и «мокрых» снов с его образом жизни можно было не ожидать. Потому он ужасно удивился, почувствовав, как болезненно член упирается в штаны. Да и вообще Чуя не помнил, чтоб задремал. Едва он открыл глаза, то чуть сознание не потерял от испуга. Дазай сидел на нем сверху, оседлав на манер наездника и прожигал взглядом — полным желания и похоти. Но заметив, что альфа проснулся, тут же обрадовался, потерся бедрами о его пах и улёгся на грудь. Давненько Чуя не замечал за ним таких выкрутасов. Дазай снова ластился, тёрся носом и головой о всего Чую, будто стараясь впитать свой запах в сильное тело, жмуря глаза от собственного удовольствия — запах смазки покрыл все вокруг. Чуя уже догадался, что, видимо, внутренняя омега Дазая так любит фроттаж, раз так часто этим потиранием через одежду пытается добиться внимания. И всегда его добивается — массивный член приветливо встал, и Осаму, заметив его, счастливо заскулил, поднял яркие — в темноте казавшиеся красными — глаза на альфу и в ожидании заскребся о его грудь. Заметно даже, как старался он удержать себя в руках, чтобы не кинуться на альфу с укусами и облизыванием — по агрессивной и порой просто смиренной реакции даже омега внутри Дазая смогла понять, что альфе это не особо нравится. — Не надо, Дазай, — отрезал Накахара. Он уже один раз сдался, но опять спать с омегой, который был его бывшим, ненавидимым напарником — не очень хотелось. Тело, разумеется, реагировало на омегу правильно, но в том и проблема Чуи, что более он полагается на сущность человеческую. — Брысь, — и скинул удивившегося и возмущенного омегу с себя, легко перекинув на другой край кровати. Дазай сел, словно не поняв, как оказался в таком положении и вопросительно повернулся на Чую. Почему альфа решил отказать? Разве он ему не нравится? Он не хочет его? Новый перепад настроения плохо сказался в сейчас плохо соображавшей голове Дазая. Он заскулил, осмотрел свое тело, пожал плечами, в мыслях проскальзывало — наверняка альфе не нравятся его шрамы, наверняка Чуя хочет что-то более ласковое. Но противный, усилившийся зуд между ягодиц совсем не проходил, и Дазай, кинув томный, хотя скорее молящий взгляд из-под ресниц на Чую, заметив, что альфа уснул — или делает вид — печально вздохнул. Сейчас Дазай уж точно не мог убрать этот зуд в борделе, как поступил бы в данной ситуации Чуя, да и тем более — вот он, красивый и сексуальный, самый лучший и сейчас единственный альфа лежит перед ним. Закинул такие сильные руки — которым место на его бедрах или вообще на нем — за голову и так красиво и изящно приподнял ноги, ну точно просит Осаму к нему подойти. Дазай подобрался ближе, пытаясь сделать хоть одну попытку завоевать внимание своего альфы. Инстинкты говорили, что Чуя должен был поставить ему метку, доказать, что они теперь пара, раз спят вместе, раз занимались сексом, раз Чуя позволяет его вылизывать и касаться. И внутреннюю омегу даже обижало то, что Чуя не собирался ставить метку принадлежности на его открытую и беззащитную шею. Он ещё раз совсем скорбно вздохнул, и в нос вбился усиленный аромат альфы, сделавший зуд невыносимым. Это не было состоянием течки, ведь Дазай чувствовал…. Это развитие новой жизни в себе. И ещё его альфа совсем не реагировал на такое беззащитное состояние своей пары. Быть может, не понял, глупый? Он снова прошёлся языком по открытым участкам кожи, уткнулся в соблазнительный изгиб шеи. Ну он же чувствует, что альфа возбужден — почему отвергает? При следующей догадке Дазай бы завилял хвостом (если бы он у него был ): Чуя скорее всего догадывается о его положении и не хочет навредить. Его альфа. Дазай благодарно прижался к его шее, но ведь он мог объяснить, что пока что все совершенно нормально и его можно и трогать, и даже взять. — Чуя, — зашептал Дазай более разборчиво, утыкаясь лбом в щеку любимого, пытаясь до него добудиться. Он хотел сказать что-нибудь ещё, но слова из горла не лезли, будто он забыл родной язык. И мог повторить лишь: — Чуя. — Ну что тебе, Дазай? — омега обрадовался, услышав такой одновременно грубый и ласковый голос, коснулся губами щеки, подбородка, шеи, лишь бы показать альфе, что готов принять его нежность, да и вообще самого альфу. Чуя от лёгкой щекотки заворочался, не понимая, что хочет от него глупый Дазай. Ах точно — не зря же он, обнаженный, стоит заметить, трётся о него так не многозначительно. — Хорошо, — устало согласился Чуя и поднялся. Да, запах омеги был шикарным, привлекательным. Запах Дазая стал более мягким, будто разбавленным чем-то домашним — например, молоком. Чуя вёлся лишь на него, желая взять омегу на любой поверхности и зная, что тот сопротивляться не будет. Потому быстро развернул Дазая на спину и навис сверху. — Хорошо, — кивнул Чуя. — Противозачаточные Йосано тебе дала, значит можно. Ведьма как знала... — прошипел он в сторону. Со временем он начал замечать ту нежную, едва уловимую красоту Дазая. Он смотрел на него благодарно, отзывчиво, ластился и подставлял все части тела, позволяя себя грубовато ласкать. И Чуя раньше бы никогда не признался, но Дазая он хотел и в духовном плане. Хотел снова услышать его гениальные рассуждения, расчеты. Если бы Осаму попал в такую ситуацию, то он бы что-нибудь обязательно придумал. Гениальное и неожиданное — против всякой судьбы. — Дазай, — прошептал Чуя придушенно и отреагировал на ответное мурчание омеги. Это было словно помутнение. Внезапно мысль навредить стала такой абсурдной. А в голове лишь крутилось: защитить, привязать, пометить, вгрызаться в горло и трахать, пока у омеги не закончится смазка. Чуя наконец стал покусывать омегу слабо, из-за чего тот замер — но будто счастливо откинув голову и подставив беззащитную шею, а потом слабо и разочарованно выдохнул, когда альфа ушел ниже. Чуя дошел до торчащих сосков и замер. Почему-то сейчас они казались немного больше, будто опухшими — в прошлый раз он успел осмотреть грудь омеги. И когда он обхватил один ртом, то Дазай подпрыгнул, стараясь уйти от движения и громко простонал. Чуе настолько понравился этот звук — явно удовольствия, — что он схватил Осаму за руку, стянул вниз и вгрызся в грудь, словно ребенок. Этот вкус, что остался у него на языке был таким приятным и необычным, что Чуя быстро раздвинул длинные ноги в стороны, не замечая сконфуженности омеги и приставил головку к открывшемуся кольцу — уже не такому узкому после нескольких раз грубоватого секса. Он скользнул между ягодиц быстро, так что омега едва ли успел открыть рот, как снова заскулил, застонал, выгнулся, принимая в себя длину Чуи полностью. — Чуя, — застонал он хрипло, и Чуя понял, что так хорошо и правильно давно себя не чувствовал — быть может, лишь в последнюю вязку. И он никогда не признает, но с Дазаем всегда чувствовал себя в безопасности. Потому что единственное, что для него было страшнее смерти — это сам Чуя. Арахабаки, спрятанный внутри него. И Дазай был единственным, способным его подчинить. [3.a.] — Так вы даже запах почувствовали, верно? — усмехнулась Йосано. Она с тоской посмотрела на почти пустую бутылку из-под виски и потянулась рукой ко второй. — Я думала, что как раз по запаху можно легко догадаться. — А вы не обнаглели? — взорвался Чуя, безудержно краснея. Наглость этих детективов его поражала. А Йосано сидит невозмутимо, лишь скулы ее тронула багровая краска. И то от алкоголя. — А что? — будто удивилась Йосано. — Это вполне логично. У омег запах меняется во время течки и беременности. Во время течки усиливается, готовя тело омеги к принятию альфы. Смягчает проникновение, потенциальных партнёров притягивает. Ну, думаю вы и без моих объяснений об этом знаете. Об этом знает все человечество. А вот запах при беременности меняется далеко не у всех, — она наконец справилась с крышкой на бутылке и с удовольствием налила себе полный стакан. — У Дазая был как раз такой случай. Чтобы показать, что даже не меченная омега, — она подозрительно сверкнула темными глазами, — занят или носит под сердцем ребенка, то организм перестраивает выработку его феромонов. Делая ужасно соблазнительными для отца ребенка. Что объясняет вашу непреодолимую тягу к Дазаю в последнее время. И характерными для других людей. — Вы, надеюсь, не лгали мне, что Дазай помешанный, верно? — Нет, Накахара-сан, — наклонила голову к плечу Йосано. — На вас он помешан однозначно. — Я, — он непроизвольно залился краской, устыдясь своей же реакции и лишь краснея сильнее. — Я не об этом. — А разве Дазай не стал постоянно мечтать о сексе с вами? К слову, метка альфы очень успокаивает омегу при беременности. И запах альфы тоже. Именно поэтому Дазай зарывался в одежды и из-за своего временного помешательства не признал вас. — Я сразу это понял, — оскалился Чуя. — Это было логично, поэтому я даже не рассердился. — Это не единственные особенности. Слышала даже, — она наклонила ближе, будто кто-то в пустом кабинете мог их услышать. — Альфы часто склонны к риммингу во время гона. Стараются вылизать естественную смазку, будто она — самое совершенное блюдо, что когда-либо они пробовали. Не было у вас такого, Накахара-сан? — Не было, — Чуя задумался на минуту, но точно не помнил в себе таких желаний. И определенно омегу на вкус не пробовал. Это было омерзительно. — Многое теряете, — мечтательно закатила глаза Йосано. — А вот у омег такого в течке не бывает. Зато бывает при беременности. — Римминг? — в ужасе отпрянул Чуя. — Нет, ну как бы обмен жидкостями. Вкус спермы привлекает очень, уж это природа. Было такое? Чуя собрался ответить что-то ёмкое, но осекся, понимая, что отрицать такое желание беременного омеги не может. [3.b.] Мори, прознавший про состояние своего экс-преемника, не особо расстроился — почему-то Чуе казалось, что где-то в квартире поставили камеру, а Мори смотрит на них злобно, потирает руки, словно злодей из детских мультфильмов и заливисто смеётся, упивается их несчастьем. Но тем не менее ограждать Чую от работы тоже не хотел. Наоборот стал чаще звонить — причем лично, требовать немедленного появления на работе, и плевать, что обыкновенно это был законный выходной Чуи. Вот и сейчас переговоры с посредником мафии затянулись. Чуя не особо понимал, был ли смысл общаться через видеочат, но чем бы дитя не тешилось… Именно по этой причине сейчас он сидел в своем кабинете, в своем доме. И слава богу, что камера не улавливала стоящий рядом бокал красного полусухого, да ещё и полуголого Чую. А что? Он находился дома. И для презентабельного вида — белой рубашки и портупеи, по его мнению, вполне достаточно. Ноги же были обнажены, потому что всё-таки отопление Чуи было, грубо говоря, до охуительного хорошим — ну он же не виноват, что Дазай по ночам так сильно мёрзнет и босыми пятками так и норовит затронуть его спящую тушку. И Чуя же не сидит голой задницей на стуле — вполне симпатичные тёмно-синие боксеры обхватили его крепкую задницу. — Вы согласны на наши условия? — отвлекло его от мыслей чужое бурчание. Чуя уже хотел провести бессмысленный диалог к завершению. Кто же мог подумать, что поставщики — это такое муторное занятие, которым между прочим исполнительный комитет обыкновенно не занимается. Чуя, конечно, догадывался, что Огай таким образом знатно ему поднасрал. Но и против сказать ничего не смел. — Что насчёт поставки оружия? Как я могу убедиться, что все пройдет нормально? — мафии, разумеется, никто доверять, предварительно не проверив информацию, не смел. Вот и теперь Чуе приходилось решать подобные проблемы весьма специфичным способом. Только он открыл рот, чтобы ответить, как резко дёрнулся от грубого прикосновения к своим обнаженным бёдрам. По ним тут же стремительно пробежались мурашки, и Чуя кинул быстрый взгляд вниз — там, где Дазай сверкал умными, похотливыми и совсем не безумными глазами. Черт возьми, что этому безумному омеге здесь понадобилось? Впрочем, понимание пришло сразу после того, как Дазай сверкнул в его сторону своим хитрым янтарным взглядом и двинулся носом в сторону его… члена. И да, Чуя видел такие моменты в порнофильмах. Типа злой и сексуальный начальник за переговорами и его красавица-секретарша, под широким столом заглатывающая утекающую с собственных губ сперму. А Чуя уверен, что, хоть он и альфа, но на безудержно сексуального начальника ничуть не похож. А еще, ну, знаете, все-таки Чуя является мафиози. А значит ему более должны соответствовать крутые сцены с перестрелками, а не сцены сексуальные. И Дазай на красавицу-секретаршу похож только длиной ног — и то, таких шпал в кино не берут — Чуя уверен. Ну, ладно, может его полные приоткрытые губы сейчас явственно соответствуют роли. А может, оленьи глаза с темными, густыми ресницами. Да и смотрит он так просяще… Чуя легко пихнул омегу под столом ногой, упёрся ладонью в его открытый, высокий лоб и уставился на экран. Там собеседник уже нахмурился, заметив такое пренебрежение к собственной персоне. — Извините, Чуя-сан? Вам неинтересно? — Чуя выставил вперед ладони, мол, все в порядке, едва ли не столкнув бокал красного полусухого на пол. Но и Дазай так быстро отказываться от своих идей не хотел. Прошёлся тонкими пальцами по скрытой тканью мошонкой и облизнулся. По лицу Чуи в этот момент прошлась самая что ни на есть благосклонная улыбка, которая у него только может быть. И да, Чуя говорил, что безумно терпелив? Потому он немного приподнимается, приспуская белье вниз. А после послушно раздвигает ноги в стороны, позволяя Дазаю довольно уткнуться носом между своих ног. И Дазай в это время издает настолько довольный вздох, что Чуя немного сомневается, что сделал омега это не специально. Потому Чуя опускает руку вниз, не обхватывая себя за член, ставший невообразимо твердым и горячим от действий омеги, а лишь благодарно запуская пальцы во вьющиеся кудри Дазая, начиная мягко его поглаживать и не думать о том, как приятно чужой язык скользит по его мошонке. — Разумеется, мне интересно, — говорит он, поднимая голову и не выражая абсолютно никаких эмоций, когда желудок скручивается в узел. — Но вы же понимаете, что если Мори расстроится… — он делает многозначительную паузу, невинно хлопая пушистыми ресницами, и опускает голову вниз, и это становится единственной совершенной за сегодня ошибкой. Потому что Дазай, кажется, пытался убить его. Его лицо до ужаса довольное, а сам он, видимо, наслаждается, хотя и не двигает головой развратно — как действовали омеги из дома Кое — а лишь жадно облизывая его по всей длине и это все равно доставляет нестерпимо приятные ощущения. А после Дазай немного поворачивает голову вбок, сжимая ладони на острых коленях сильнее, и тогда член Чуи утыкается в его щеку, оттопыривая ее в сторону. И он поднимает на Чую абсолютно невинный взгляд. — Да, я согласен, — слышит Чуя, прежде чем с чувством, что появляется при аварийной ситуации, нажать на кнопку выключения и с громким стоном кончить омеге в рот. А тому, кажется, только это и требовалось, раз Дазай сглотнул все вполне признательно, облизнув напоследок влажные губы. — Какая же ты блядь, Дазай, — шепчет Чуя, прежде чем взять омегу на руки. И да, улыбка на лице Осаму становится шире, когда в ответ он обхватывает крепкую шею, ещё не зная, на что обрек себя. [4.a.] — Впрочем, я пришел не для этого, — резко перебил диалог Чуя. — Вы мне так и не ответили конкретно. Раз я узнал об одной вашей общей тайне, то правда ли, что Дазай помешался? Йосано вздрогнула от изменения в лице Чуи. Его глаза ужесточились, и, казалось, потемнели, стали синее, словно заплескались в них бури ярости. И Йосано дернулась от избытка феромонов альфы, потому что Чуя был убежден в своих суждениях, а ещё Чуя, как бы она не пыталась этого отрицать, благодаря своей выносливости, грубости и силе, был слишком устрашающим. Это можно было заметить по переливам мышц на его теле, либо низкому голосу, но когда человек — да кто угодно — вдыхал аромат его ярости… То это ощущение заставляло преклоняться. И Йосано никогда не считала себя слабым альфой, скорее наоборот, но сейчас, в данный момент, она едва ли не задохнулась и совершенно позорно, хотя сама в этом не признается, она отклонилась в сторону, туда, где воздух был явно чище. — Почему вас начали посещать такие мысли, Накахара-сан? — попыталась увильнуть она. Совершенно не ожидая, что феромоны лишь усилятся позже. — Спустя столько времени. — А вы собирались наебывать меня сколько? — он поднялся, хлопнув ладонью по столу. — Если я сейчас увижу Дазая, то не ручаюсь за себя, он давно должен был получить по заслугам, а иначе я его пиздострадания назвать не могу. Что это за шутки такие? К чему? — он поднялся, аккуратно вышел из-за стула и направился к выходу, выяснив все, о чем знал с самого начала. — Подождите, Чуя, — крикнула Йосано. — Не делайте поспешных выводов, он действительно не контролирует себя сейчас. Чуя, что вы сделали с ним, когда решили наоборот? Чуя остановился, ровно дыша, но Йосано обратила внимание, как его спина напряглась. Он, видимо, непроизвольно заиграл мышцами, и Йосано не хочет признавать, но это выглядело горячо, даже для ее чисто омежьих предпочтений. А после он повернулся, и ярость из его глаз не исчезла. Он потянул ладонь вверх, проезжаясь по всему телу, и Йосано ожидала все, что угодно. Даже — что он достанет пистолет, и потому напряглась, но Чуя миновал все карманы, поднимаясь к крепкой шее, на которой вены от злости вздулись. Она была скрыта широкой лентой чокера, тем более опавшими и сегодня не собранными в хвост кудрями, потому Акико не сразу обратила внимание, что с шеей альфы что-то не так. И потому ее глаза расширились до испуга, когда Чуя приспустил чокер и показал неровную, почти зажившую метку принадлежности. — Он укусил вас? — переведя дыхание, спросила Йосано. — Как видите, — коротко ответил Чуя. Его губы тронула злая полуулыбка, говорящая, что Йосано ошиблась, и он с ней поквитается. Но лицо Акико внезапно напряглось, и она спросила: — Что вы сделали с ним, Чуя? — А есть разница? — холодно поинтересовался он. — Он же беременный, — Йосано подняла бровь, будто все это имело какое-то значение. И Чуя сдался, размеренно задышал, перевел дыхание. Потому что да, все очевидно и последний момент был — течка, что у омег случалась довольно часто, раз в три месяца. А у Дазая все не начиналась, и Чуя не хочет признавать, но его это напугало. — Если вы хотя бы лишили его своего присутствия, то это может запустить его психологическое состояние, Чуя, — снова подала голос Йосано. И Чуя вздохнул, потому что проблем стало явно больше. [4.b.] Ради собственного удовлетворения он всегда ходил в бордель. Кое была рада своему ученику, принимая его с распростёртыми объятиями, а теперь провожала его кислым взглядом, прознав про совместную жизнь с Дазаем. Да и Осаму чужих запахов на альфе не терпел, и в последнее время Чуя задавался вопросом: а какого хуя он это ему позволяет? Они не пара, да черт возьми, Дазай даже не меченный. Он взял его на время этого безрассудства, в котором виноват сам. И знаете, Чуя — хороший альфа. Он не чертов маньяк, не насильник (ну если только немного), он не собирается принуждать Дазая к чему-либо — он просто чувствует стыд и вину перед омегой и искренне хочет помочь ему. Только омега Дазая, видимо, считает иначе. Чуя не собирался кому-либо говорить о помешавшемся детективе, но, видимо, теперь его квартира стала проходным двором, раз вся портовая мафия могла войти в гостеприимно закрытые на замок двери. В это время он находился на кухне, а Дазай привычно спал в гостиной, куда, как назло, можно было попасть прямо с прихожей. В последнее время омега очень часто спал, забираясь под обязательно пропахшую Чуей одежду, и Чую это более чем устраивало — смотря на сонную мордашку омеги, что теперь не жаждал такого усиленного внимания, он улыбался, позволяя себе задержаться на работе подольше. После неожиданного отравления — как с честными глазами сказала ему Йосано — он решился заняться рационом Дазая, несмотря на то, что тот довольно сильно упирался, не хотел есть и только под грозным взглядом и феромонами проглатывал подставленную ложку риса. Рис — самое полезное и традиционное блюдо японцев, определенно полезное, наиболее лучшее для выздоровления. Только вот, задумавшись, он не сразу услышал крики с гостиной. — Что ты забыл здесь, предатель? — шипела Кое, схватив Дазая за щеки. В любой другой ситуации Дазай бы ответил ей, ускользнул, пригрозил, да и Кое не лезла бы в открытый конфликт, побаиваясь бывшего исполнителя. Зато сейчас Чуя увидел открытую, охватывающую ее ярость и проступившие красные отметины на щеках омеги. Дазай застыл в шоке и все, что мог сделать — сжать пальцами свою рубашку, раскрыть испуганные оленьи глаза и сдавленно заскулить, пытаясь вырвать лицо из жёсткой хватки. Страха и опасения он чувствовать не должен был, не должен был сторониться Кое, как грозного альфы, потому что Озаки была омегой. Он шумно вдохнул ее запах, немного успокоился, хотя явно в нем сквозила острая приправа злости, но также беззаботно, находясь на своей территории, отвернулся и снова уселся на мягкий диван. Захлопал ресницами, даже широко и сонно зевнул и закивал, выслушивая в свою сторону проклятья. Кое даже побагровела от такой не впечатлительной реакции и занесла над Осаму руку. Тот насторожился, остро взглянул на изящную ладонь, будто прикидывая, насколько сильным будет удар, но Чуя выскочил вовремя, встав между ними. — Кое-сан, что случилось? — он подхватил ее ладонь, сжав совсем немного, чтобы не оставить заметных следов и закрыл спиной Осаму, стараясь поймать яростный взгляд карих глаз наставницы. — Ты спрашиваешь, что случилось, Чуя-кун? — она вырвала руку, отошла на пару шагов и снова попыталась зайти за спину ученика. — Что этот ублюдок забыл у тебя? Почему не примешь меры? — Озаки-сан, случились некоторые обстоятельства, — начал он слабо, замялся, думая, стоит ли говорить правду, но Кое резко втянула в нос воздух, нахмурилась, не почувствовав в нем аромата второго альфы, а лишь немеченной, свободной омеги. — Серьезно, он омега? — взвыла она, кинулась вперёд, пытаясь оттолкнуть рыжего альфу, но тот крепко схватил за запястье, притянув ближе и смотря уверенно, снизу вверх, попытался заговорить, только вот чужой рык заставил его пораженно оглянуться. Дазай рычал — грозно и сердито, смотря на сплетённые руки Чуи и Кое, нахмурив тонкие темные брови. Его верхняя губа задралась, словно у собаки, у зверя — что не было так далеко от правды в данный момент. Тогда Чуя резко отпустил наставницу, отступил, заметив на ее лице замешательство и удивление, а Дазай тут же замолк, снова смотря на них своим умным, совсем не помешанным взглядом. — Осаму, успокойся, — прошептал Чуя, потянул к нему свою ладонь, коснулся мягко лба, не обращая внимания на то, как тот перехватил его руку, лизнул и прижал теперь к теплой щеке, даже заурчал от удовольствия и глаза его начали сверкать как раньше — хитро и самоуверенно, властно. Чуя повернул голову к ошалевшей Кое, заметив сменяющиеся на аккуратном лице эмоции. — Озаки-сан, Дазай — омега, это правда, я прошу, чтобы вы не говорили никому о том, что видели здесь. — Видела? — удивлённо переспросила Кое. — Что с ним? Почему Дазай оказался омегой? Почему он ластится к тебе, в конце концов? Такого напряжённого разговора в жизни Чуи давно не было, ведь на наставницу, а тем более омегу — пусть и могла она его убить одним движением пальчика — он накричать, а тем более поднять руку не смел. Кое отошла от Дазая, конкретно расценив ситуацию. Было бы неприятно, если бы Дазай завладел вниманием альфы, она-то увидела, как хитро горели красным его глаза, как на пухлых губах проступила ухмылка. И как только Чуя обернулся, так и вовсе глаза сменились невинными, почти овечьими. Кое вздохнула, успокаиваясь и стараясь не смотреть на бывшего преемника Мори Огая. Подозвала ученика одним пальцем, с гневом отмечая, как неуверенно он повернулся к антиэсперу, окинул обеспокоенным взглядом и наконец соизволил подойти к ней. — Он использует тебя, Чуя, как ты не видишь? — зашептала Кое, стараясь, чтобы Дазай не слышал ее. А тот снова зарылся в чужую рубашку, не спуская с них напряженных глаз, но молчал. — Нет, Кое-сан, — замотал головой Чуя. — Он сейчас оказался в опасной ситуации, я хочу помочь… — Пропахнув его запахом? — она воинственно подняла голову, и Чуе показалось, что он стал ещё меньше. — Ты воняешь им, Чуя, — прорычала она, не замечая, как яростно взбухли вены на его напряженных руках. — Мне ли не знать, как кровожадны и хитры омеги, а этот урод, — она снова посмотрела на Дазая, что тут же прислушался, поднял голову, продолжая принюхиваться. — Я бы понял, если бы Дазай хитрил, — твердо сказал Чуя, заставив наставницу взглянуть на себя. — В конце концов, сколько лет мы были напарниками… — И ты при этом не понял, что он омега, — Чуя стушевался, задумавшись. — Послушай меня, Чуя, я желаю тебе только добра, — мягкой рукой женщина проскользила по его волосам, заправив пряди за ухо. — Обычно омеги соблазняют альф — это стратегия моих девочек, но Дазай другой, — она тут же повысила голос, резко уходя с шёпота. — Я удивлена, Дазай, что ты оказался омегой, готова признать, — Кое неопределенно хмыкнула, прикрыв усмешку ладонью. — Таких уродливых я ещё не встречала, ясно, почему никто и не догадался. Так испоганить себя, испортить — надо ещё уметь. — Кое-сан, — перебил ее Чуя. Почему-то неопределенный гнев забурлил по его венам при оскорблениях. — Мы договорим в штабе, я сам с ним разберусь, — и только она возмущённо к нему повернулась, продолжил: — я все сказал, до свидания. — До свидания, — кивнула она, — но я предупредила тебя. Дверь громко хлопнула, и Чуя позволил себе расслабиться, схватился за голову. А действительно, Дазай ведь хитрец, быть может он и повелся? Но повернувшись, он заметил слишком поникшего и резко замолчавшего омегу. — Дазай, — мягко сказал он, подходя ближе. — Что с тобой? Чуя сел на диван рядом и похлопал по коленям, ожидая, что сейчас Осаму привычно на них залезет, но тот отвернулся, пытаясь установить свои определенно птичьи права и среагировал лишь на сильную хватку — Чуя резко дёрнул его на себя, заставив упасть рядом и навис. — Дазай, как долго ты можешь играть, как думаешь? — провокационно спросил Чуя, пытаясь установить контакт глаза в глаза. Осаму молчал, практически глупо захлопав ресницами и резко подался вперёд, мазнув языком чужую щеку, уже успевшую покрыться лёгкой щетиной. Почему-то такой мускусный, явно мужской признак ему понравился, и он потянулся ещё раз, но Чуя резко прижал его за шею обратно. — Это просто ужасно, — с горечью сказал он. — Я не знаю, что с тобой делать, но всю жизнь возиться точно не буду. И снова встал, усаживаясь рядом и сцепляя на груди крепкие руки. Блять, каким бы Дазай хитрым не был, невозможно ведь играть столько времени беззащитную самку? Но он ведь лгал всем о своем поврежденном глазе в начале знакомства? Чуя вздохнул, не в силах справиться с подозрениями. И Дазай, почувствовав волнение альфы, подскочил ближе. — Что ты делаешь? — спросил Чуя безвыходно, когда омега начал вылизывать его шею — жадно, ласково и благодарно, будто пытаясь чего-то добиться. Наверняка прощения. И Чуя вздрогнул, когда челюсти на его плече сомкнулись, доставляя нестерпимую боль, доводя до крови и не рассчитав, оттолкнул Дазай так сильно, что тот слетел с дивана. — Ты охуел, Дазай? — воскликнул он, трогая явную метку на шее. Метку принадлежности, которую альфе редко ставили. Она должна сойти не скоро, может через пару месяцев, а то и через год. Год, за который ни одна омега не захочет к нему подойти ближе, чем на метр, — Чуя схватился судорожно за голову, переводя яростный взгляд на поникшего и скулящего от боли Дазая, что пытался подняться. — Дазай, — рыкнул он, подскочил ближе, поднял омегу за воротник свободной — своей — рубашки, заставив заскулить сильнее и прижал прямо к стене. Дазай задвигал ногами, ведь Чуя, несмотря на такую разницу в росте, вытянул руку до предела, и теперь он едва касался носками пола. — Я больше не верю тебе. И зарычал, властно, агрессивно, как рычат альфы, стараясь подчинить. Дазай испуганно поджал к себе ноги, схватился за запястье альфы — на котором вены опасно надулись — что сжимало в тисках его горло. Чуя знал, что теперь с ним делать. Он взял его не для таких проблем, и две недели, что Дазай находился рядом — это явный предел его выдержки. По крайней мере, у Осаму оставались друзья из вооруженного детективного агентства, что могли проследить за ним. И пускай сейчас Осаму смотрел на него так жалостливо, моляще, слабо скулил и легко царапал кожу сжимающей его руки, но Чуя не реагировал, выхватывая из кармана домашних штанов телефон и набирая номер. — Алло, тигр, — буквально прорычал он, заставив Осаму со скулежа сорваться на писк. — Забери этого чертового омегу к себе. Я отказываюсь его опекать, — и разжал пальцы, заставив Дазая с вскриком упасть к ногам. [5.a.] — Я не знаю, что делать с ним, — отчаянно прошептал в трубку Ацуши, рассматривая сжавшийся под простыней силуэт омеги. Дазай не хотел есть, пить, либо что-то другое — лишь постоянно спал или скулил. Прошла лишь неделя, а от прежнего Дазая осталась лишь тень — Ацуши говорит даже не о временах до этого треклятого помешательства. — Как он себя чувствует? — обеспокоенно спросила с той стороны Йосано. Кроме них двоих в агентстве про безумство Дазая ещё никто не знал. Никто не знал, что последние недели он живёт у мафиози. Никто не знал, что он омега. — Очень плохо, — прошептал Ацуши, замечая побледневшее лицо бывшего демонического вундеркинда. Ещё неделю назад, ранним утром его разбудил резкий звонок. Чуя Накахара буквально наорал на него, и Ацуши ещё не знал, что через телефон можно так унизить. Больше всего его пугал скулеж на заднем плане телефона. Жалобный настолько, что даже у Ацуши сердце сжалось. А потом ему пришлось наблюдать картину ещё хуже. Альфа даже не собирал вещи Дазая. Взял за шкирку и выставил за дверь — совершенно не жалостливо, как было пару недель назад. Спасибо, что пинком ещё в полет не отправил, как говорится. Ацуши не ожидал такого, но Дазай смотрел на него, скулил и скребся в закрытую на замок дверь. Словно пёс что-то мычал, видимо, жалуясь и лишь после громкого окрика за дверью успокоился. Обмяк будто, сделался таким печальным. Ацуши боялся, что из-за переживаний с ним случится что-то ужасное. — Я говорила с Накахарой Чуей. Он сегодня ко мне приходил, — ответила после долгого молчания Йосано. — Думаю, что наконец решится забрать его. — Думаете? — придушенно зашептал Ацуши. Он не мог передать, как же жалко ему было наставника. Действительно, что помешался. Зато хоть не пытался теперь убить себя. — Без Накахары хер восстановится наш Дазай, — зашипела Йосано в трубку. Ацуши постарался проигнорировать чужое негодование. — Ладно, отсчитывай три, два… Дверь хлопнула, заставив Ацуши подскочить на месте. Взлохмаченный, злой и обеспокоенный Чуя прошел в комнату. Даже не обратил внимание на тигра и двинулся по запаху — кисловатому, с примесями боли и отчаяния. Бесцеремонно сорвал тонкую простынь с горячего тела и уставился на лежащий под ней комок. — Осаму, — осторожно позвал он. Омега лишь дёрнул головой в ответ. — Слушай, Осаму, я признаю, что действительно вина моя… И Ацуши, пожалуй, решится забыть этот момент — себе дороже, потому что Чуя кинулся к Дазаю, как когда-то омега рвался к нему, заключая его в крепкие объятия, позволяя ему уткнуться в шею и наконец почувствовать безопасность. И, возможно, что все не так у них безнадёжно, как казалось Ацуши с начала. [5.b.] Чуя наконец свободно выдохнул, не почувствовав присутствие Дазая рядом. Господи, блять, как же хорошо. Чуя считает, что так давно не отдыхал, даже мысли проскальзывали — в могиле отдохнет. Кстати, что-то так давно он не видел попыток чужого самоубийства… Пожалуй, теперь та жизнь казалась ему прошлой, будто несбыточной. Такой ласковый и одновременно раздражающий Дазай стал слишком привычным и правильным, гениальный же демонический вундеркинд из портовой мафии — сказочным. Только чужая метка на шее горела, не желая сходить или заживать. Чуя так часто прикасался к ней пальцами, что выучил все неровности наизусть. Что ж, пришло бы время забыть Дазая полностью и бесповоротно — но снова он, даже в таком состоянии, сумел все испортить. И через день Чуя не смог успокоиться. Дело в том, что привыкли они с Осаму есть вместе. Он усаживал омегу за стол, а тот смотрел на него своими умными, оленьими глазами, нежно хлопал ресницами — тьфу, когда Чуя стал обращать внимание на такие мелочи? А после он, как ребенка, кормил его с палочек, а тот тянулся, ухватывался ртом за горячую лапшу и так ласково подставлял щеку. А щеки у него так зарумянились, наконец-то стали мягче, что было приятно коснуться теплой, чистой кожи омеги. Интересно, а он сейчас хорошо ест? Чуя вздрогнул, удивившись такой ужасной мысли. Ужасной — потому что о Дазае он прежде не волновался. Ну какое ему дело, чем этот пиздабол питается? Жил ведь как-то свои жалкие двадцать два года, похож был на скелет, правда, но живучий. Такой живучий, сука, что с сотого раза умереть не смог. В следующий такой раз Чуя стоял в магазине. С ухода омеги прошло уже три дня и продуктов требовалось меньше. Рука сама тянулась в сторону консервированных крабов, Дазай ведь так их любил какое-то время… А может, навестить омегу, посмотреть, как тот устроился? Тьфу, нет. Чуя опасливо помотал головой. Раз оставил, значит оставил. Дазаю будет лишь хуже, если он, конечно, не притворяется. Запасаясь такими гневными мыслями, Чуя прошел к кассе. Множество людей стояло в очереди, и он подпер кулаком щеку, тоскливо на них взирая. Хорошо, что Дазая рядом нет, наверняка бы скулил, псина. Стоп. Чуя пораженно захлопал глазами, вспомнив о такой важной детали. Дело в том, что Дазай не мог выходить на улицу один. Не то, чтобы его кто-нибудь отпускал… Но однажды Чуя также оставил его в машине, а сам пошел в магазин. Всего пара минут, пара жалких минут, а он сорвался на зов охранника. Мол, странный мужчина, на вид подозрительный, прошел в здание. Дазай, потерянно смотрящий по сторонам и при появлении людей отскакивающий в сторону, действительно казался странным. Словно у психа из фильмов — взлохмаченные кудри, широко раскрытые карие глаза, ладони обхватывают худосочные плечи, а движения беглые, что-то выискивающие. А когда ближе подошёл охранник, то Чуя и вовсе сорвался на бег, ведь Дазай выглядел так испуганно при другом альфе, так субтильно, что хотелось обнять, защитить. А в таком состоянии омега наверняка бы не могла справиться в одиночку. Тьфу, Чуя, задумавшись, даже не заметил, как подошёл ближе к кассе. Действительно, чего он волнуется? Наверняка тигр за Дазаем присматривает… Хотя и беловолосый омега выглядел, мягко говоря… Побито, наверняка и за ним нужен глаз да глаз. Но у них ведь есть Йосано, загорелся мыслью Чуя, выкладывая продукты на кассу. Глазами он уцепился за стеллаж со всякими ванными принадлежностями. Он прошёлся по нему взглядом, не понимая, почему омежьи вещички выложили рядом с презервативами. И фыркнул — конечно. У омег течки происходят раз в два месяца, начиная с шестнадцати-восемнадцати лет. И протекали в течение недели не так уж и приятно, особенно, когда — в более частых случаях — свой альфа ещё не нашелся. Чуя фыркнул, действительно, Дазай наверняка должен был закупать эти средства тоннами, ведь кто на такого мог купиться. Всем говорил, что он альфа, как же. Тампоны, прокладки для течных заставляли проходящих мимо альф отводить глаза — в смущении или раздражении. А Чуя думал, что если бы у него была омега, то такие вещички бы ей не понадобились. Зачем, когда рядом есть альфа? И схватив покупки, он вышел за дверь. Ещё через три дня Чуя проснулся со смешанными эмоциями. Кажется, что ему приснился Дазай. Тот самый Дазай, умный и сообразительный. И… Чуя так по нему соскучился, если говорить честно. Волны воспоминаний заставили его посмотреть вниз, заметив странную реакцию на обычный сон. Ах, жаль, раньше рядом под боком был требующий внимания омега. А сейчас, возможно, обойтись рукой можно. Чуя фыркнул, сдул налипшие на лицо рыжие пряди и осмотрел комнату. Невероятно чистая, до блеска надраенная. Ни одной лишней вещи. Он снова глянул в причину своего плохого настроения, пытаясь вспомнить, сколько времени осталось до гона. Он проходил реже, чем у омег течка и был немного опаснее. По крайней мере, агрессивным поведением альф. Только вот никаких принадлежностей, если только не из секс-шопа, альфе не требовалось. Стоп. Чуя раскрыл в шоке глаза, пытаясь рассчитать время, проведенное с омегой. Начиная с той злополучной встречи, заканчивая сегодняшним днём… У Дазая не было течки. Значит ли это? Блять. Чуя выругался, поднимаясь с кровати. Мог ли Дазай получить душевную травму из-за насильственных действий? Вряд ли, он ведь воспитывался в мафии. Мог ли Дазай помешаться от чего-то другого? Наверняка, ведь свою сущность он скрывал долгое время. Черт. Если подвести все сроки, странное поведение… Чуя схватился за переносицу, пытаясь не думать о плохом. Но все было слишком очевидно. И единственная, кто может знать ответ в такой ситуации — Акико Йосано. Потому он спешно надел на шею широкий чокер, теперь спасающий от подозрительных взглядов и растрепал по плечам волосы, стараясь хоть каким-то образом скрыть… Это преступление.       

|End|