Макгаффин

Лукас не знает, зачем поддался на уговоры Алекса пойти в ночной клуб. Разноцветно-пронизывающий свет, оглушительная музыка, неоновые блики зеркального шара под потолком – все это пьянило не хуже дорогого виски, который он сейчас и потягивал, прислонившись спиной к стеклянной барной стойке. – И кого ты намерен снять сегодня? – склоняясь к уху Алекса, спрашивает Лукас. – Парня или девушку? – Не снять, а предложить фантастическую ночь любви, – тот салютует бокалом с ярко-красным коктейлем. – И какая разница кого. Зачем ты ограничиваешь меня в выборе, Лукас? Он сводит брови и с притворным недовольством смотрит на Лукаса. Тот в ответ заливисто смеется и, одним глотком допивая остатки в бокале, жестом просит бармена повторить. – Кстати, ты сегодня отлично выглядишь, – играет бровями Алекс, придвигаясь ближе. – Ой, вот только не начинай, – ржет Лукас, отпихивая его от себя. – Я даже не пытался, – фыркает Алекс. – Ты не в моем вкусе. И вообще я имел в виду то, как красиво я тебя разрисовал, – от проводит пальцем по голому плечу Лукаса, собирая золотистые блестки. Тот закатывает глаза. Алекс действительно его разукрасил, измазав все, до чего смог дотянуться, мерцающей золотой краской. Теперь Лукас чувствовал себя новогодней игрушкой, но, к чести Алекса, очень красивой новогодней игрушкой. “В конце концов, не самый худший вариант”, – отмечает он про себя, провожая взглядом девушку, которая, судя по виду, попала в руки очень плохого художника. – Идем танцевать! – тащит его за руку Алекс. – Я еще не настолько много выпил, – вяло отбивается Лукас и прыскает, глядя, как Алекс кивает бармену, указывая на его стакан. – Вот, – он протягивает Лукасу новую порцию виски. – Давай, как лекарство, хлоп – и все. – Ты придурок, – смеется тот, но послушно осушает бокал, оставляя в нем только одиноко перекатывающийся большой куб льда. – А теперь идем! Через полчаса Алекс уже вовсю обнимается с длинноволосой татуированной девицей, а Лукас усиленно игнорирует томные взгляды трущейся рядом малолетки. “Кто ее вообще сюда пустил?” – рассеянно думает он, пробираясь обратно к бару. Там он залпом выпивает еще один стакан и понимает, что определенно стоит пойти освежиться. В туалете музыка громыхает, кажется, еще громче, чем на танцполе. Лукас плескает в лицо холодной водой и, опираясь на раковину, смотрит на себя в зеркало. Чертовы блестки уже даже на волосах – “А из квартиры я их не выгребу еще полгода”, – обреченно вздыхает Лукас и откидывает челку со лба. За его спиной хлопают двери кабинок и слышатся веселые голоса снующих туда и обратно людей. Вдруг из длинного коридора, ведущего к лестнице на второй этаж, доносится звук глухого удара, чей-то громкий рык и следом – почти не слышный в окружающем грохоте скулеж. Лукас выходит на шум и хмурится. – Ёбанная шлюха! – высоченный парень в косухе, нависая, прижимает кого-то к стене. – Ты трахался тут со всеми, а со мной значит, не хочешь?! – он наотмашь бьет по лицу. – Отъебись от меня! – Лукас узнает – ему же не кажется – знакомые интонации. – Нееет, дорогуша, я всегда получаю то, что хочу, – он хватает стоящего перед ним за горло и с силой прикладывает головой о стену. В ответ раздается только тихое всхлипывание и скрежет скользящих по кожаной куртке ногтей. Высокий тип опускает голову – и Лукас видит, кто стоит перед ним. Блядь. Тэн. – Отойди от него! – Лукас бросается вперед. Парень медленно оборачивается. – А ты кто еще, блядь, такой? – он отпускает горло Тэна, и тот безвольно оседает на пол. – Тот, кто сейчас разобьет твое гнусное ебало, – тихо говорит Лукас и резким движением врезается кулаком в небритую щеку. Амбал пошатывается и уже замахивается для ответного удара, но Лукас бьет еще раз – и тот падает, хрипло булькая кровью из сломанного носа. – Сука! – орет он и скрючивается, прижимая руки к разбитому лицу. Лукас презрительно кривится, глядя на него, и бросается к Тэну: – Тэн! Тэн! Это я, Лукас! Ты слышишь меня, Тэн? – Слышу... – шепчет тот, поднимая расфокусированный взгляд. – Идти сможешь? – Лукас берет в ладони его лицо и внимательно всматривается в глаза. Тот неуверенно кивает и вцепляется в пальцы Лукаса. – Давай, я помогу тебе, – Лукас обхватывает его за талию и поднимает, прижимая к себе. – Тебе надо в больницу. – Нет, пожалуйста, пожалуйста, нет, – вскидывается Тэн и тут же болезненно стонет. – Со мной все будет нормально. Я сейчас вызову такси и поеду домой. – Да уж сейчас я тебя взял и отпустил одного! – возмущается Лукас и подхватывает его, не давая упасть. – Ты же на ногах не стоишь. – Со мной все будет хорошо, Лукас, – слабо улыбается Тэн. – Я не хочу портить тебе вечер. – Ну, значит, я тебя сейчас тогда здесь оставлю, а ты уж как хочешь сам разбирайся, да? – Лукас поворачивается к нему и насмешливо выгибает бровь. – Да, так будет лучше всего, – кивает Тэн и, охнув, хватается за запястье Лукаса. – Вот и договорились, – согласно хмыкает тот и свободной рукой заправляет растрепавшиеся пряди Тэну за ухо. “Вот уж кто бы оценил мое золотое оперение”, – совершенно некстати проносится в голове. Они выходят из клуба и садятся в такси, где Тэн приваливается головой к плечу Лукаса и тихо фыркает: – Ты блестишь. – Ты тоже, – невозмутимо отвечает тот и чувствует, как Тэн смеется, щекоча дыханием шею. Лукас затаскивает Тэна в квартиру и, доведя до спальни, аккуратно укладывает на кровать. Тот сразу сворачивается клубком и натягивает одеяло до самого носа. Лукас шлепает на кухню и долго роется в шкафчиках в поисках хотя бы аспирина. Попутно он находит что угодно – “Своеобразные у тебя лекарства, Тэн...”, – только вот в качестве обезболивающего подходящее так себе. В конце концов шипучие таблетки обнаруживаются в ванной, где Лукас снова удивляется разнообразию аптечки Тэна. – Вот, выпей, станет легче, – он протягивает Тэну стакан с поднимающимися пузырьками. – Что это? – тот недоверчиво косится. – Аспирин. Или ты думаешь, что я спас тебя от этого уебка только для того, чтобы убить самолично? – усмехается Лукас. – Я тебе даже спасибо не сказал, – грустно вздыхает Тэн, делая маленький глоток. – Можешь сказать сейчас, – улыбается Лукас. – Спасибо, – шепчет Тэн. – Пожалуйста, – Лукас пожимает плечами. – Ты бы на моем месте сделал то же самое. Тэн прикрывает глаза и качает головой: – Ты слишком хорошего обо мне мнения. И я бы точно не смог вырубить этого урода двумя ударами. Где ты такому научился? – Бить ебала? – уточняет Лукас, опираясь спиной о стену. Тэн смеется и согласно кивает: – Ну, типа того. – Это длинная история, – хмыкает Лукас и, глубоко вздыхая, смотрит в сияющее ночными огнями окно. – Расскажи? – после небольшой паузы несмело подает голос Тэн. – Вообще-то я собирался напоить тебя обезболивающим и поехать домой, – Лукас переводит на него прищуренный взгляд. – Останься, – тихо говорит Тэн и, подвигаясь на кровати, хлопает ладонью по одеялу. – Я не хочу спать. Я хочу тебя послушать. Лукас пару секунд колеблется, а потом все-таки приземляется рядом. Тэн допивает растворенную таблетку и, морщась, дотягивается до столика, отставляя пустой стакан. – Болит? – обеспокоенно хмурится Лукас. – Болит. Но ничего, скоро пройдет. Ты рассказывай, – он ворочается, устраиваясь поудобнее. Лукас коротко вдыхает, чувствуя жасминово-холодный запах волос Тэна – “Что вообще сейчас происходит?..”, – и откидывается на подушки: – Мне с детства приходилось себя защищать. Тэн удивленно поворачивается к нему и недоверчиво сужает глаза: – Тебе? Серьезно? – Да, представь себе. Когда все были маленькими, я, в общем-то, никак не выделялся среди остальных. Такой, знаешь, немного мечтательный, творческий, слишком добрый, наверное, – Лукас фыркает. – И все было нормально, пока дети не стали превращаться в озабоченных монстров, у которых в голове было только одно – обсудить сиськи очередной одноклассницы, подраться за школой, напиться дешевого пива, нахамить учителю. Ну, в принципе, все как у всех. Господи, бедные родители, – он смеется и на мгновение задумывается. – Я был не такой. Мне это было не особо интересно. – Сиськи одноклассниц? – хихикает Тэн. – И это тоже, – с улыбкой кивает Лукас. – Хотя одну девочку помню до сих пор. – Ты был в нее влюблен? – Может быть, совсем немного, – мечтательно тянет Лукас. – Как и все тогда. В конце концов, кто не влюблялся в своих одноклассниц? – Я не влюблялся, – качает головой Тэн. “А в одноклассников?” – крутится у Лукаса на языке, но он так и не решается спросить. Тэн переворачивается на бок и, укладываясь на локоть, заглядывает ему в глаза: – Рассказывай дальше. – Дальше. Хорошо. Так вот, в то время, когда все… – Обсуждали сиськи одноклассниц, – перебивает Тэн. – Тэн! – смеется Лукас. – Ты слушаешь или нет? – Слушаю, слушаю, прости. – В общем, я стал белой вороной. Практически все, что нравилось моим одноклассникам, не нравилось мне. А то, что любил я, не понимали они. – И что же ты любил? – А я любил возиться в галерее дедушки. Часами рассматривать картины, слушать, как он рассказывает мне о разных художниках, об их технике. Изучать новые экспонаты, смотреть на людей, которые захаживали к нам, чтобы выбрать какую-то жутко дорогую безделушку. Я пропадал днями, после школы всегда спешил не домой, а к дедушке. Там же я наспех делал уроки и зарывался с головой в потрепанные аукционные каталоги. Одноклассники, конечно, не могли пропустить настолько идеальный объект для издевательств. Сначала я молча терпел их выходки, но когда они, не получая от меня реакции, стали скатываться во все более жестокие шутки, я не выдержал. В один день пришел к родителям и попросил записать меня в спортивную школу. Я начал заниматься боксом, и этого хватило, чтобы через какое-то время в ответ на очередную выходку разбить нос одному из главных заводил. – И что тебе за это было? – осторожно спрашивает Тэн. – А ничего не было. Эти придурки во главе с тем самым, с расквашенным носом, испугались даже наябедничать на меня, потому что понимали, что я могу в их сторону предъявить намного больше. Преподаватели ведь тоже не слепые были. В результате трогать меня перестали, а через пару лет еще и сами начали набиваться в друзья, потому что неожиданно я из забитого задрота превратился в задрота, весьма популярного у девчонок. – Только у девчонок? – хитро скалится Тэн. Лукас ухмыляется и ведет плечом: – Не знаю. Может быть, и не только у девчонок. Но я как-то не интересовался, а мне никто и не говорил. – Поверь мне, не только, – усмехаясь, вздыхает Тэн. Лукас поворачивает голову и внимательно на него смотрит. Скулы, измазанные цветными блестками, переливаются в слабых лучах света из окна, темные глаза мерцают сквозь угольно-острые ресницы, рот чуть приоткрыт в легкой улыбке – “Тэн красивый, а вот ты до сих пор пьян”, – Лукас отводит взгляд. – Вот так все и получилось, – выдыхает он, потягиваясь. – Так я и научился бить ебала. Тэн заливается смехом. – И так ты увлекся коллекционированием? – он убирает упавшую на лицо прядь волос. – Да, – просто отвечает Лукас. – После смерти дедушки родители отпустили меня в вольное плавание, отдав руководство галереей мне, мелкому, но уже очень смекалистому сопляку. Ну, а где я сейчас, ты знаешь. – И твои родители не были против? – голос Тэна становится очень тихим. – Нет, с чего бы им было, – удивленно отзывается Лукас. – Поначалу они мне во всем помогали, поддерживали, подсказывали. Я, конечно, мог справиться и сам, но все же. Мне было всего восемнадцать. – А сейчас? – почти неслышно спрашивает Тэн. – Ты с ними общаешься? Лукас переводит на него непонимающий взгляд: – Конечно. А что такое? Тэн зажмуривается и прячет лицо в подушку, от чего слова звучат смазано и неразборчиво: – Я не общаюсь со своим отцом. И никогда не общался. Лукас поворачивается и выжидающе молчит, глядя, как лунный свет запутывается в волосах Тэна и отражается от многочисленных сережек в ухе. – Как ты уже, наверное, догадался, я из очень богатой семьи. С самого детства я был окружен разными людьми, которые, наверное, должны были сделать мою жизнь идеальной. Только вот нихрена они ее идеальной не делали, – Тэн вздыхает. – Когда мне было пять, умерла мама. Это был единственный человек, который по-настоящему обо мне заботился. И ты не представляешь, – Тэн горько усмехается, – действительно не представляешь, как мне больно из-за того, что я ее плохо помню. Зато отлично помню отца, который после смерти мамы спихнул меня на руки нянькам, гувернанткам, учителям, репетиторам – конечно же, самым лучшим – и продолжил заниматься собственными делами. Приводил домой все новых и новых любовниц, каждая их которых считала своим долгом потрепать меня за щечки, фальшиво улыбнуться и пойти дальше доить деньги из папочки. А он и рад был стараться. Когда очередной его роман со скандалом заканчивался, он очень быстро находил новую пассию – и все повторялось сначала. Я за этим только наблюдал. Тэн тяжело сглатывает и теребит в руках уголок одеяла. – А когда-то, мне, кажется, было лет десять, он на Рождество просто уехал с одной из своих любовниц. Просто бросил меня одного в огромном доме – и уехал на две недели отдыхать. Ни тебе подарков, ни волшебства. Как в фильме “Один дома”, – он хмыкает. – Только там родители случайно забыли сына, а меня забыли вполне сознательно. На следующий день пришла гувернантка – и ты бы видел, с какой жалостью она на меня смотрела. Мы тогда заказали пиццу, обвешались гирляндами и пили сладкую до тошноты кокосовую газировку. До сих пор ее терпеть не могу, – Тэн грустно смеется. Лукас слушает, затаив дыхание, не смея прервать поток откровений неосторожным словом или жестом. Внутри все сжимается, а сердце – “Господи, Тэн, что же с тобой сделали...” – почему-то становится свинцово-тяжелым и отдается в ушах глухими ударами. – Я жил как хотел папочка. Лучшая школа, лучший университет, лучший ученик и лучший студент. Днем я был идеальным сыном, а ночью сбегал из дома, чтобы в сомнительной компании закидываться сомнительными наркотиками, трахаться и напиваться до той степени, когда алкоголь заглушает все эмоции, оставляя только удовольствие и затуманенную голову. А утром снова превращался в прилежного мальчика. Не знаю, как я тогда не сдох. Хотя, знаешь, мне кажется, отец бы этого даже не заметил. – Тэн… – Лукас не знает, что сказать. – Он вспомнил о том, что у него есть сын, только когда застал меня трахающимся с парнем на его собственной кровати. На его драгоценных покрывалах, которые уже были испачканы смазкой, спермой и разлитым алкоголем, – Тэн изгибает губы в злой ухмылке. – Собственно, тогда у меня и появилась эта квартира вместе с ее ценным хламом. Папочка как-то очень быстро вручил мне все документы, собрал мои вещи и, выплюнув на прощание что-то о подарке на день рождения, выставил меня за дверь. Ну, а где я сейчас, ты знаешь, – он повторяет слова Лукаса и переворачивается на спину. Лукас судорожно выдыхает и тянется к Тэну, когда тот тихо всхлипывает и закрывает лицо руками: – Меня никто никогда не любил, Лукас. Никто никогда не любил. Лукас несмело проводит ладонью по его предплечью и чувствует, как Тэн резко поворачивается к нему и утыкается носом в грудь, вцепляется пальцами в майку на спине и мелко дрожит. “Ты же все и так знал”, – проносится в голове Лукаса, но услышать это от Тэна было сродни болезненно-ледяному душу. Он прижимает его к себе, ласково поглаживая плечи под тонкой кофтой, пересчитывает выступающие позвонки и зарывается рукой в мягкие густые волосы. – Прости меня, Лукас, – шепчет Тэн. – Я не хотел, чтобы это превратилось в мою истерику. Просто я… – Все хорошо, Тэн, – Лукас не дает ему договорить. – Все хорошо. Он смотрит в поблескивающие от слез глаза и нежно проводит большим пальцем по щеке. Тэн подставляется под прикосновение и неотрывно следит за взглядом Лукаса. Тот продолжает гладить скулу, спускаясь на подбородок, поднимается вверх к виску, аккуратно трогает краешек брови, задевая черные ресницы – “Что ты творишь?..”, – бережно возвращается обратно, и – “Что ты, блядь, творишь?..” – несмело останавливается на приоткрытых губах. Тэн замер в его руках – сладко-бесшумное дыхание обжигает ладонь Лукаса, когда он еще раз ведет по подбородку и снова осторожно касается губ. Тэн прикрывает глаза и оставляет на его пальцах невесомый поцелуй. “Господи...” – Лукас приближается к его лицу и сглатывает – “Господи...”, – все еще не решаясь на последний шаг. Тэн поднимает взгляд – и Лукас сдается. Он накрывает его губы, целуя так, как, кажется, не целовал никого раньше – бережно, нежно, мягко проскальзывая языком в рот, проходясь по нижней губе, аккуратно оттягивая зубами, отчаянно боясь сделать больно, навредить, сломать что-то невозможно хрупкое в своих руках. Тэн подается вперед и вплетается пальцами в волосы, привлекая Лукаса ближе, прижимаясь всем телом, которое оголенным нервом отзывается на каждое прикосновение. Лукас проводит ладонями по спине, ощущая жар, чувствуя, как Тэн вздрагивает, когда он забирается руками под кофту – и пьянеет от гладкой горячей кожи под пальцами, острых лопаток, тонко-стрельчатых ребер и – “Господи...” – сколько раз за эту ночь он еще обратится к Богу? – ямочек на пояснице. Лукас хрипло выдыхает, когда Тэн оттягивает его майку вверх и скользит ладонью по животу, поднимаясь выше, царапая ногтями грудь и тут же заглаживая несуществующие ссадины. Лукас на секунду отстраняется только для того, чтобы снять мешающую одежду, отшвырнуть ее в сторону и прильнуть еще ближе к ласкающим его рукам. Тэн стаскивает с себя кофту и протяжно стонет, прижимаясь обнаженным телом. Лукас опускается губами на шею, выцеловывая каждый кусочек нежной кожи, очерчивает языком точеные ключицы и проходится пальцами по изящной татуировке, задевая сосок, вырывая из горла Тэна судорожный вздох. – Сделай так еще раз, – чуть задыхаясь, просит он и выгибается дугой, когда Лукас повторяет движение и останавливается, обводя ногтями и чуть сжимая. – Боже… Лукас хитро улыбается и, наклонившись, проходится языком по чувствительной коже. Тэн вскрикивает и вскидывается вверх, притягивая голову Лукаса ближе – и тот тихо смеется, щекоча дыханием грудь, заставляя Тэна прикусить губу, чтобы сдержать громкий стон. – Нравится? – Лукас нависает над ним и захватывает губы. Тэн проводит руками по его животу и останавливается на застежке джинсов. Лукас отстраняется и смотрит потемневшими глазами. – Смелее, – выдыхает он и целует глубоко, жадно, бедрами вдавливая Тэна в кровать. Тот со звоном расстегивает молнию и пробирается пальцами под белье. Лукас протяжно стонет, рывком стаскивает с себя одежду и толкается в руку Тэна. – Нравится? – шелестит Тэн и с силой скользит ладонью по члену, заставляя Лукаса сдавленно рыкнуть. Тот медленно приподнимается, одной рукой расправляется с джинсами Тэна, стягивает их вниз и легко проводит пальцами поперек живота. Тэн дергается, как от удара током, и запрокидывает голову. Лукас довольно ухмыляется и склоняется над ним, оставляя на скуле мягкий поцелуй. – Повернись на бок и дай мне смазку, – тихо шепчет он Тэну в ухо, и тот, послушно разворачиваясь, дотягивается до столика у кровати. – Спасибо, – Лукас устраивается за его спиной и нежно целует в плечо. Он проводит языком по шее, прижимается ближе и тянет зубами за мочку. Тэн часто дышит и подается назад, нетерпеливо ерзая. Лукас гладит его талию, пробирается рукой вверх, проходится по груди, касаясь сосков, спускается ниже, крепко сдавливает бедра и мягко проскальзывает пальцами внутрь. Тэн протяжно стонет и толкается навстречу. Лукас начинает медленные движения, дразня, растягивая, целует плечи и зарывается носом в волосы, вдыхая уже знакомый запах зимы и цветов. – Пожалуйста, Лукас... – хнычет Тэн, насаживаясь сильнее. – Подожди, – выдыхает Лукас, продолжая ласкать Тэна и наслаждаясь, как тот комкает простыни и кусает губы. Лукас просовывает руку под извивающегося Тэна, притягивает его ближе и одновременно с движениями пальцев внутри начинает гладить его грудь, пощипывая соски и срывая с губ непрерывные громкие стоны. – Пожалуйста, Лукас, я же сейчас кончу… – Тэн мелко дрожит и почти плачет. – Только вместе со мной, – шепчет Лукас и, быстро разорвав серебристый квадратик презерватива, входит в Тэна полностью. Тэн вскрикивает и прогибается в спине, принимая Лукаса глубже. Тот хрипло стонет и начинает плавно вколачиваться в податливое тело, прижимая Тэна спиной к груди, покрывая поцелуями его шею, оставляя красные отметины на бедрах. Тэн всхлипывает с каждым движением и заводит руку назад, притягивая ближе и впиваясь ногтями. – Быстрее, быстрее... – сбито шепчет он и тут же срывается на громкий стон, когда Лукас ускоряется и тянет его на себя. Лукас начинает двигаться резче, с каждым толчком ощущая, как на него накатывает волна перламутрово-непроглядной пелены, чувствуя все сильнее рывки навстречу, слыша, как Тэн стонет и вскрикивает. Понимая, что тот уже на грани, Лукас опускает руку вниз, сжимает член Тэна – и сам кончает с протяжным стоном, сквозь звон в ушах различая чужой срывающийся крик. Тэн тяжело дышит, вздрагивая в его объятиях, и ведет ладонью по груди, размазывая белые капли. Лукас ловит его руку, переплетает пальцы и вжимается губами в изгиб шеи, целуя, собирая языком мелкие бисеринки пота. Тэн медленно разворачивается и, все еще пытаясь перевести дыхание, смотрит Лукасу в глаза: – Это был самый охуенный секс в моей жизни. Лукас широко ухмыляется и впивается в его губы. “В моей тоже...” – проносится в голове, но об этом он решает подумать утром.

...

Лукас просыпается и чувствует теплую руку, обнимающую за талию. Растрепанные волосы Тэна щекочут плечо, и Лукас аккуратно отодвигается. Он трет глаза и тянется за телефоном. Ну да, конечно, несколько пропущенных от Алекса, уже после того, как Лукас отправил ему сообщение, что уехал из клуба. Причину своего бегства Лукас не сообщил. “И не надо”, – думает он, при этом отчетливо понимая, что Алекс все равно докопается и будет требовать подробностей. Одна из которых сейчас тихо сопела рядом, все так же обхватив его поперек живота. На Лукаса волнами накатывают воспоминания о прошедшей ночи – и он прикрывает глаза. Клуб, алкоголь, высокий парень в тяжелой куртке, Тэн. Тэн. Его спонтанные откровения, горькие слезы, несмелые прикосновения. Поцелуи. Необыкновенно нежная кожа и чувствительное тело. Стоны и всхлипы. “Что он там говорил о самом охуенном сексе?..” – Лукас глубоко вздыхает и чувствует, как низ живота снова сладко сводит. “Так. Нет”, – он осторожно выбирается из-под руки Тэна и поднимается с кровати. Надо хотя бы окончательно проснуться. Ночью Лукас точно видел на кухне кофеварку – и на данный момент она кажется ему единственным маячком в тумане спутанных мыслей и чувств. Раньше Лукас никогда не спал с парнями. Что в какой-то мере было даже странным, потому что Алекс неизменно сыпал своими историями о похождениях с людьми любого пола и постоянно подбивал попробовать что-то новенькое. Лукас, конечно, пробовал, но его новенькое обычно оказывалось высокими модельными красотками с большой грудью и полным отсутствием мозгов. Хотя ладно, может, и не полным. Просто Лукас даже не пытался их искать. Его бывшая, например, – пожалуй, единственные длительные отношения – была весьма начитанной девушкой и разделяла его тягу к искусству. Но Лукаса она не любила, на что тот отвечал взаимностью. У них был хороший секс, ужины в дорогих ресторанах, походы на открытия выставок и – “Две ароматических свечи, которые надо уже либо сжечь, либо выбросить” – полное безразличие друг к другу. Они давно расстались и с тех пор благополучно друг о друге не вспоминали. Сейчас же Лукаса накрывало волной непонятных эмоций. Конечно, все произошедшее прошлой ночью можно было списать на алкоголь, зашкаливающий адреналин и внезапную интимность момента – “Ты снова захотел его трахнуть, как только проснулся”, – в голове возникает ненужное напоминание, и Лукас задумчиво хмурится. Он выходит на кухню и щелкает кнопками кофеварки. Под ее мерное гудение подходит к высокому окну и смотрит на светлый утренне-умытый город. – Привет, – раздается сонный голос за спиной. – Я не услышал, когда ты встал. – Доброе утро, – оборачивается Лукас и невольно растягивает губы в улыбке, глядя на заспанного взъерошенного Тэна – “Ты уже протрезвел, а он все равно красивый”. – Кофе будешь? – Бу-уду, – с зевком отвечает Тэн и садится за стол, подпирая подбородок рукой. – Хотя вообще-то это я должен предлагать тебе кофе, раз уж ты у меня дома. “Предложишь, когда будешь у меня дома”, – Лукас не успевает остановить пронесшуюся в голове мысль. – Ничего, мне не сложно, – он пожимает плечами и участливо интересуется: – Голова все еще болит? Тэн согласно кивает: – Немного. Хорошо меня приложил вчера этот придурок. – Черт, надо было врезать ему посильнее, – сквозь зубы цедит Лукас и, подойдя ближе, проводит пальцами Тэну по волосам, перебирает блестящие пряди и массирует затылок. Тэн усмехается и, закрывая глаза, ластится, подставляясь под ладонь. Лукас опускается перед ним на корточки и наблюдает, как тот приоткрывает рот, чуть слышно постанывая от удовольствия. – Где мой кофе? – мурлычет Тэн, поднимая взгляд и хитро прищуриваясь. Лукас хмыкает и встает, оборачиваясь к столу, как вдруг чувствует руки, обхватывающие его сзади, и шепот куда-то в спину: – Прости меня за вчерашнее. – За что? – Лукас разворачивается и крепко обнимает в ответ. – За все, – Тэн неопределенно ведет плечом. – Я испортил тебе вечер. Потом сорвался на истерику. Потом… – А потом случился самый охуенный секс в моей жизни, – тихо перебивает его Лукас и нежно целует в висок – “Ну вот, ты это признал, молодец”. Тэн отрицательно мотает головой: – Нет, в моей. Лукас фыркает и приподнимает его за подбородок, с улыбкой заглядывая в глаза: – Мы правда сейчас будем об этом спорить? – Я могу, – упрямо кивает Тэн. – Я в тебе не сомневаюсь, – Лукас оставляет легкий поцелуй на его губах. – Кофе? – У меня есть идея получше, – Тэн хитро улыбается, берет его за руку и тянет из кухни. – На тебе все еще остались блестки. Не хочешь их смыть? – он многозначительно играет бровями и заводит Лукаса в ванную. Лукас медленно трахает Тэна под струями горячей воды, наслаждаясь его стонами и сдавленными вскриками, млея от того, как Тэн с каждым толчком выдыхает его имя и плавится под скользящими по телу ладонями. “Это самое охуенное утро в моей жизни”, – думает Лукас, и в этот раз у него совершенно точно не остается сомнений.