Правила улиц здесь бесполезны

Смотря на предмет своего обожания, люди не могут отыскать в нём изъянов. Это действительно сложно, потому что мозг воспринимает этого человека, как идеала всего мира, но даже, если находит то, что, по идеи, любого другого может оттолкнуть, будь то странная внешность или не подобающий характер, действует так, что люди считают это просто чем-то необычным, да и вообще скорее изюминкой, нежели недостатком. Один из признаков влюбленности. Вот и сейчас Сехун смотрит на тот самый "предмет своего обожания" и улыбается уголками губ. Тао этого не видит, потому что стоит спиной к нему и возится с кружками и чайной заваркой. Он слегка сутулится, но даже в таком положении тела, О удаётся разглядеть его неплохую фигуру, что больше не пряталась за объёмной мастерской, а лишь была прикрыта свободной футболкой. Цзы разворачивается и ставит на стол деревянный массивный поднос, наполненный множественными предметами. Будь воля самого китайца, он бы просто налил обычный пакетированный чай, но его тётя предложила устроить чайную церемонию, которой, по её словам, у них давно не было, а О с радостью согласился. Но сама женщина в итоге скрылась в гостиной, опомнившись, что по телевизору началось какое-то телешоу, которое она ну ни как не могла пропустить. Хуану пришлось совершать всё самому. Хотя отчасти та была права, церемонное чаепитие они не проделывали около года, потому что темноволосому было далеко не до этого. За всё время он даже ни разу не вспомнил, что это дело его очень расслабляет в моральном плане и на некоторое время очищает мысли, отгоняя весь негатив. — смотри, — голос юноши пронзает временную тишину на кухне, — я покажу тебе традиционную китайскую чайную церемонию. Ты говорил, что ценишь нашу культуру. Проводил её когда-нибудь? — его голос был плавным и спокойным, но с нотками яда, потому что он всё ещё недоволен выделкой второго, насчёт шантажа. Хун хоть и замечает это, но ничего не говорит по этому поводу. Знает, что виноват. — нет, не проводил, — что ж, этот Цзытао заставил его почувствовать себя неловко и каким-то неучем. Вроде, из высшего общества, а о том, как правильно пить чай не знает. Китаец в ответ отмалкивается. Церемония началась. Тао, наконец, выпрямляет спину, теперь сидя с ровной осанкой и расправленными плечами. Он берёт, заранее заготовленные, листья чёрного чая и высыпает их в белую чашечку. Потом брюнет берёт в правую руку небольшой чайничек с кипятком и, легко придерживая правое запястье свободной рукой, выливает воду в чайник, что оказался меньшим по размеру. Он льёт не жалея, от чего вода даже выливается через края, из-за чего Се хотел уже начать тревогу, но, увидев, невозмутимое лицо второго, сдержался. "Лишняя" вода стекала внутрь деревянной подставки через решётчую поверхность, на которой всё и стояло. Малый чайник накрывается крышкой и Цзы тем же кипятком омывает его сверху, продолжая придерживать руку, что находилась навесу, другой. Движение его были нерасторопные, как и принято по традициям. Спешка и чаепитие — два несовместимых слова, ведь как иначе можно расслабиться? Тот даёт воде на чайнике остыть пару секунд, а потом уже переводит своё внимание на другой сосуд — небольшой стеклянный графин, накрывая его открытый верх, как Сехун понял, ситом, что было сделано из того же материала, что и мелкий чайник. Под внимательным взглядом шатена, Хуан выливает содержимое из малого чайника в графин через сито, а из графина переливает в две чашки, стоявшие ближе к О. Ещё немного и Сехуну, кажется, что он улетит куда-то в стратосферу, ведь руки, которые маячали перед ним, прекрасны. Широкие ладони и длинные пальцы, на которых виднелись небольшие ссадины, особенно на костяшках, и расцарапанная кожа. Хотя, тут даже и не в самих руках дело, а в их грации. А на первый взгляд и не скажешь, что в таком парне, как он, может быть такое качество. То, как они красиво парят над предметами, словно в танце — завораживает. Цзытао берёт листочки чая, что были в самом начале и высыпает их в чайничек специальной палочкой. Медленно и не спеша. Обдаёт кипятком, закрывает крышку и снова омывает чайник. Содержимое из чайника тот выливает в графин через тоже сито, что его не покидало. Вода, которая была в двух чашках выливается рукой Тао, а потом в той руке оказывается графин. Се уже успел расстроиться, что церемония подходит к концу и мимолётно смотрит в окно, что находилось за чужой спиной, по которому нещадно били капли дождя, а потом стекали по нему вниз, оставляя мокрые дорожки по всему стеклу. Но, не тут то было. Чай, находившийся в графине, полостью выливается на фигурку рыбы, которая тоже находилась на подставке. Кореец хочет спросить для чего это, но осекает себя. Хуан же молчит, значит и ему стоит, верно? Решив, что потом это стоит загуглить, он продолжает смотреть. Цзытао по новой, во второй раз, заваривает чай, повторяя те же самые манипуляции. По традиции, чай с первой заварки не пьют, потому что в нём не раскрывается вкус так, как со второй. Он обтирает дно графина заготовленной плотной тканью и выливает готовый чай в две чашки. Напоследок берёт блюдце, на которое ставит чашку и протягивает Сехуну. — спасибо, — хрипло выдавливает Хун из-за продолжительного молчания и берёт в руки переданные чашку и блюдце, поставив перед собой, — это было… Красиво. А пить тоже надо как-то особенно? Тао улыбается уголками губ, паралельно беря в руки свои чашку и блюдце и отвечает: — нет, просто пей. Только не залпом. Обычно это долго продолжатья, хотя бы пол часа. Это кстати тот же чай Пуэр, которым ты угощал меня, — всё-таки церемония и правда помогла расслабиться. Даже разговорчивей стал, откинув хмурость подальше. Результат на лицо, даже О заметил. — только там, как я понял, он был заварен на скорую руку. — да, наверное… Я не видел, как его заваривали поварихи, но, думаю, точно не так, как ты. Где ты этому научился? — дома, в Китае. Ещё в детстве мама мне поведала все азы этого дела. Почему этот парень живёт в Корее, если его Родина — Китай? Почему он живёт отдельно от родителей? Хуну очень интересно узнать его прошлое, но спрашивать не решается. Сейчас в помещении царит идилия и спокойствие, которое разрушать нельзя. Серьёзно, сейчас в комнате такая атмосфера, что Се показалось, что он сейчас не в какой-то маленькой комнатке, а в просторном помещении, в котором играет успокаивающая традиционная китайская музыка. Остальное чаепитие прошло молча. Никто не проронил ни слова, потому что каждому удалось проникнуться чаем. Тао оттягивал спокойствие в сознании, а Сехун мысленно поражался тому, что обычный, как может показаться, чай способен настолько затягивать и погружать в себя. Вот только даже в такой обстановке Цзы улавливал на себе внимательный взгляд, пронзающий насквозь и будто способный прочесть все его чувства. Шатен смотрел на него из под лобья, чтобы не спалиться, но у него это мало получалось. Чашки, вскоре, было опустошены и китаец, убрав всё со стола, прикусил губу. Кажется, этот О Сехун не собирается уходить. — может, пройдем в твою комнату? — осторожно спрашивает О, лениво потерпев руки друг о друга. Хуан почти незаметно вздыхает полной грудью, но в итоге кивает и жестом показывает второму следовать за ним. Но перед самой дверью, он останавливает его словом "погоди" и один заходит в комнату, закрыв за собой дверь. Шатен слышит за ней копашение и пару матерных слов из чужих уст, перед тем, как дверь снова распахнётся перед ним. Прибирался значит. Он проходит внутрь и осматривается, пока хозяин комнаты присаживается на кровать, контролируя взглядом каждый шаг. Комната оказалось небольшой, как и все остальные комнаты в квартире. Обои серого цвета с непонятными узорами, кровать-полторашка, рабочий стол, который был наполнен, почти нетронутыми, учебниками и скомканными бумагами, и большой шкаф, поделённый на две части: в верхней части находились какие-то важные и маловажные мелочи, а в нижней, наверное, вещи, потому что было закрыто дверцами. Вот только одна вещица чуть не выбила его из колеи. Пачка сигарет, что лежала у задней стенки шкафа. Довольно не примечательно, да и заметить её по идеи сложно, потому что на полках было много чего, чтоб ее банально пропустить меж глаз, но Хун оказался внимательным. — это ты куришь? — строгим тоном спрашивает Сехун, беря в руку пачку и поведывая её парню. — я, — честно отвечает Хуан, вскинув бровь и немым вопросом спрашивая: "и что?". Тот и правда не понимает, чему он так удивляется. Будто никогда не видел курящих подростоков. — с ума сошёл? Завязывай с этим. Разве ты не знаешь, какой непоправимый вред курение наносит здоровью? — ну? Ты меня отчитывать собрался? Что хочу, то и делаю. Тебе-то какое дело до моего здоровья? — выдохнув, спрашивает Тао и падает на кровать, врезаясь взглядом в потолок. Его уже начало раздражать присутствие этого парня здесь. Почему он не уходит? — да, отчитываю! Потому что, видимо, никто этим не занимается! — шатен уже повышает тон, когда видит безразличное лицо второго. Серьезно, говоришь, а эффект, как горох о стенку. Китаец молчит, пытаясь сделать вид, что в комнате он один и никого не слышит. Лучше проигнорировать, может, сам отлипнет. — я волнуюсь за тебя, а, если ты продолжишь такой образ жизни, то сляжешь в гроб раньше времени, а оно тебе надо? Цзы всё же не выдерживает и, привстав на локтях, отвечает: — ты? Волнуешься? Смешно, — он хмурится, пронзительно смотря в чужие глаза, — не думаю, что такие люди, как ты, вообще способны чувствовать такое к посторонним людям? Кто я тебе, что достоин твоего переживания? Ты здесь, скорее всего, только потому что тебя твой отец подослал, чтоб выудить из меня информацию, не так ли? И нет у меня выбора жить по другому! Я — не ты, которому всё подают на блюдечке с голубой каёмочкой. — нервы сдавали, а разум словно совсем забыл, что расслаблялся недавно за чаепитием. Сехун от таких выводов о себе аж дар речи потерял. Хуан явно загнул палку, но даже не подумал об этом, в отличии от корейца, которому стало неимоверно обидно от таких слов в свою сторону, но боролся с собой, пытаясь скрыть данный факт. — "такие люди, как я?" Ну и какой же я в твоих глазах? — Сехун с уклоном смотрит на Тао, скрестив руки на груди. Тот в ответ снова промолчал, не желая продолжать столь бессмысленный диалог. — думаешь, если я живу в достатке — это значит, что у меня нет человечности, как у остальных? Ты живёшь стереотипами? А знаешь что? Это у тебя нет человечности, как и жизни в глазах. Ты смирился со своей жизнью и не хочешь в ней ничего менять, а как я понял, она тебе не нравится. Тогда в чём логика, если ты даже не пытаешься улучшить собственные условия. Куришь, да по улицам шляешься, но всё равно для тебя все плохие, но зато ты один хороший, потому что бедный и несчастный. Вот и живи так дальше. — Хун психует и кидает эту чёртову пачку сигарет в китайца и, не оборачиваясь, спешит покинуть этот дом, в котором ему не особо рады. Цзы только сейчас понимает, что наговорил лишнего, поэтому поднимается с кровати, откинув сигареты, и спешит за ним, успев в последний момент ухватится за его руку перед самым выходом, чтоб остановить и сказать, что погоречился. Его встречает недобрый и острый взгляд, от чего по коже пробежал табун мурашек. — не забудь, завтра ты должен отметиться у моего отца. К двум часам подъедет машина, тебе лучше находится в это время дома, — голос уже не был мягким, как до этого, а наоборот отдавал строгостью и холодом. Кажется, Се сильно оскорблен. После этого шатен выдёргивает руку из довольно крепкой хватки и выходит из дома. На улице он даже не замечает, что дождь льёт на него, как из ведра, только хмурится и садится в машину, которая все это время стояла тут и ожидала его. Цзытао закусывает губу и закрывает дверь. Обернувшись, он замечает тётушку, которая вышла из гостиной на этот переполох. — что такое? Случилось что? — она сразу поняла, что что-то между приключилось, но что именно — не имеет понятия. — ничего, — парень по привычке отмахивается и возращается в комнату. Женщина смотрит ему в след, а когда дверь захлапывается, устало вздыхает и идёт на кухню, где начинает готовить ужин. Хуан поднимает с пола сигареты и выкидывает их в мусорное ведро, находившееся под рабочим столом. Шарит по карманам и достаёт начатую пачку, которая летит следом туда же. Как бы не хотелось это признавать, но Сехун был прав. Тао никуда не хочет стремится, находя оправдание в своей нелучшей жизни. И вот теперь он обидел человека, который по сути ничего плохо не сделал, а он взбесился. Гнев и безразличие — две отрицательные эмоции, которые считаются у китайца основными. Темноволосый ложится на кровать и прикрывает глаза. Этой ночью он не выспался, от чего хотелось спать. Но совесть терзала душу, царапая её, тем самым не давая уснуть. — "завтра извинюсь. Обязательно".