Шепот, да шелестом листвы

Warframe
Джен
Завершён
NC-17
Шепот, да шелестом листвы
Crows Paw
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Много времени понадобилось Орокин, чтобы осознать, что их боевые машины разумнее, чем предполагалось. Многие чувствовали лишь призрение к начиненным зараженной плотью куклам за природу их предназначения - убийство - и Сильвана не стала исключением. Прошли годы, Империя пала, а Титания, однажды пожертвовавшая жизнью ради человека, что ненавидел ее, вновь проснулась, окруженная лиственно-зеленым светом корабельных ламп.
Примечания
Вся работа состоит из моих драбблов-ответов, написанных для текст/визуального аска по Варфрейму (https://vk.com/w_vata).
Поделиться
Содержание Вперед

Встреча

Q: Вопрос к отвечающим за фрейма/цефалона: есть ли у вашего персонажа собственное сознание? Воля?

Резная листва шумит так громко, что тихое дыхание топнет в иссиня-зеленом море. Длинные тонкие пальцы вздрагивают и сжимаются в кулак, проверяя работоспособность модуля контроля; они способны проворно сплетать легкий шелк спасительных чар, пусть и пахнут тяжелым металлом. Загораются, мигая, огоньки сенсоров; они сияют, точно звезды, прекрасные вдали, но ужасные, как газовые гиганты, вблизи. Быстро-быстро бьется инородная органика сердца; оно трепещет, чистое, неприкасаемое, как крылья мотылька, даже скрывая в себе бездонный липкий ужас Бездны. Сильвана вздрагивает и открывает глаза. Тело трясется, не способное выдержать полноценный перенос. Ее душу переполняет отвращение, мешающее дышать, да горькая злость, комом вставшая в горле. Нельзя ни закричать, ни заплакать, только с ненавистью смотреть, как потухают системы Варфрейма. Она ненавидит Титанию, но сильнее ненавидит себя. Скрипят утопающие в огненном зареве молодые ветви, а в этом скрипе — вопли боли. За ними не слышно торопливых шагов. В смертоносно изящной ладони пылает путеводный фонарик, затуманивает, смущает, отвлекает благородных воинов от воли Древних. Приказы отныне и навсегда затухают в их сердцах, а в изумленно распахнутых глазах отражается только рой голубых крыльев. Вздымается к небу, крепчая, смерть — лесной пожар становится все жарче, рычит, беснуется. Огненные блики сливаются в поток жидкого золота, благородного и ужасного, как воля Орокин. Больше нет сил ненавидеть. Дышать не дает дым и агония. Ропот маленьких крыльев гладит измученные стволы создательницы, будто бы желая забрать чужую боль себе. У Сильваны нет сил дать отпор. Нет сил корить себя. Теперь она понимает. Она никогда не ненавидела Титанию. Просто жалела себя. В пепельных сумерках не видно обугленных ветвей. Больше не гремит бойня. Слышен только тихий плач. Навсегда застыли такие милые и такие ненавистные тонкие пальцы. Поплавились хрупкие микросхемы и нейроды, потрескались сенсоры и пришла в негодоность кропотливо построенная система. Не роится больше в груди стайка голубокрылых бритвенниц. Изуродованная оболочка теперь никогда не станет прибежищем для безумного взгляда Бездны, не станет алтарем злости и отчаяния. Под уснувшим небом засыпает, окутанная в боль, как в одеяло, Сильвана. Ее Титания, ее прекрасное создание, уже спит рядом, в каменной колыбели веков, оставив призрачные надежды на защиту сновидений. Волею Орокин Сильвана создала Титанию. Королева фей на мгновение обрела волю, чтобы создать новое светлое существо, некогда бывшее ученым Орокин. Больше нет ненависти. Только глубокий сон. “Скоро Титания снова будет летать волею этого Тенно. Клянусь тебе, Сильвана.” За шумом резной молодой листвы не слышно тихого стука озорного сердца.

Вперед