не поможет

Истеричный смех прерывается резко, как и начался. — Умрёте, — чётко выговаривает попугай. Руки у Дениса, которые и без того слушаются всё хуже, подводят окончательно — клетка падает вниз и врезается дном в колено Максима. — Ай, блядь! — он сморщивается весь, дёргает ногой, клетка продолжает движение, Денис не пытается её подхватить. Та падает на пол, попугай успевает неуклюже подлететь и теперь смотрит на них. Он мокрый и выглядит злым. — Чего? — спрашивает Денис, которому нужно перебить ощущение, что сейчас он разревётся и уже никак не остановится. — Умрёте, — повторяет попугай. Максим с громким «тьфу» хватает тряпку и накрывает клетку, попугай даже так продолжает: — Зачем воду пил? В ответ на это Денис начинает икать, вздрагивает всем телом. Сейчас бы ему точно вода не повредила, и свежий воздух, и сигарета, и чтобы у него рака этого мудацкого не было. — Так монастырская же, — звучит тупо, ещё тупее из-за того, что на самом деле это слышится как «т-к мон-стырск-я же». — Тебе не поможет, — изрекает попугай и шумит в клетке, наверняка расправляет крылья и пытается сопротивляться темноте, из которой ведёт беседу сомнительного качества. — А что поможет? — это уже спрашивает Максим, Денис и забыл бы про него, да только они сидят рядом, соприкасаются ногами. — Кто сказал… — проклятый попугай делает паузу, Денис тянется трясущейся от икоты рукой, чтобы сдёрнуть тряпку, а Максим его останавливает, сжимает запястье в пальцах с силой. Зря он так, стоило бы осторожнее. Денису не хочется вырываться, ему ничего уже не хочется, даже курить. То, как легко Максим может обхватить запястье Дениса, заставляет очередной «ик» встать поперёк горла, Денис кашляет, Максим его отпускает. Попугай, наслушавшись бренности жизни человеческой, продолжает: — Что что-то поможет? Денис перестаёт кашлять и икать, он смотрит на Максима. У того серое лицо и страшное понимание во взгляде. «Ты нахуя сюда приехал?» — вот это хочется у него спросить. Да только нет нужды, Денис знает и ему противно от этого. — Никому не поможет? — он думает про девчонок, вспоминает разговор с Соней. — Никому, — быстро говорит попугай, — никому, никому, никому… Продолжать он может до бесконечности, как заевшая пластинка. Максим сгибает ногу и с силой пинает клетку ещё раз, та катится и ударяется о косяк двери. Тряпка валяется рядом. — Ни-ко-му, — повторяет попугай и дёргает крыльями. Он похож на крысу в тот момент. — Ну нахуй, — шепчет Максим и встаёт, — пойдём отсюда. Он подаёт руку Денису, а тот предпочитает сам подняться. Дверью хочется хлопнуть, это Денис и делает, ему не зло сейчас, а как-то бездушно и беспросветно. Из-за двери голосом мамы раздаётся: — Надо было в Израиль, я же тебе говорила. Этих слов Максим не слышит, только Денис. — А может и правда… — он смотрит за тем, как нестройным шагом Максим направляется к выходу из дома. Вкус собственной крови — которая кислая, как протухшее молоко — всё ещё ощущается на губах. — Может и правда, не поможет? — Тебе вообще это надо? — Что? — Чтобы помогло, — Максим не открывает входную дверь, стоит к ней лицом, не поворачивается к Денису. Его никто не спрашивал, кто был в курсе, хотел ли Денис вылечиться. И вот так запросто, какой-то левый чел решил поинтересоваться. Ещё и с совершенным похуем в тоне. Ответ выходит даже кислее крови: — Нет. И они опять заходятся смехом.