Сезон охоты

У них все хорошо. Вам это скажет любой, едва взглянув на фасад. Идеально ровный, сочно-зеленый газон, роскошные цветочные клумбы, кипенно-белая штукатурка, переливающиеся гирлянды над крыльцом и миленькие фигурки кошек на окне в прихожей. Так снаружи выглядит идеальная семейная жизнь. Внутри замкнутых стен все иначе. Дома уютно, сухо и тепло, но тихо и одиноко. Они проводят вечера в одной комнате, но могли бы и каждый в своей — никакой разницы. У них юбилей в этом году — двадцать лет. Вдвоем они прожили больше, чем порознь, предложив встречаться, когда им было четырнадцать. Чимин хорошо помнит тот день: они с Тэхёном обменялись прозрачными пластмассовыми колечками, шедшими в подарок к жвачке, и пообещали друг другу, что всегда будут вместе. И они все еще. Хотя… Это сложно объяснить. Возможно, нужно прожить с кем-то двадцать лет, чтобы понять. Они любят друг друга, но как-то иначе — не так тепло и волнительно, как это было раньше. Чимин пытается, но не может вспомнить, когда все изменилось. Когда из влюбленной пары они превратились в сожителей. Они настолько прижились и свыклись, что попросту не способны вызвать хоть какую-то ответную реакцию, будь то приступ необъяснимой нежности или зудящее раздражение. Они провели вместе лучшие годы своей жизни, и Чимин ни о чем не жалеет. Он любит Тэхёна больше головой, но не испытывает никаких особых эмоций, если тот делает что-то для него, или хорошо, или плохо или неправильно. У Тэхёна к Чимину стойкий иммунитет: его не заводит, когда Чимин ходит голым по дому, и Чимин не в состоянии довести его, даже если будет сильно стараться. Хотя он и не старается. Их вроде все устраивает, но... У них были ссоры. Они несколько раз брали перерыв, официально расставались два раза. Чимин банально уставал, Тэхён искал кого-то лучше. Но в итоге они все равно возвращались домой. Возможно, это здорово, что они в первую очередь друзья, а уже потом — супруги и любовники. Возможно, как раз это им и мешало все эти двадцать лет. Они не обсуждают, что им нужно разойтись. Им нравится этот дом. Нравится привычная и комфортная компания друг друга: они как кровные братья, выросшие вместе и успевшие еще в молодости порешать все свои конфликты. Им тридцать четыре, но Чимин иногда чувствует себя на шестьдесят четыре*. Вины Тэхёна в этом нет. У них все хорошо. Правда. Только временами почему-то очень сильно хочется повеситься на двухэтажной люстре в холле. — Помнишь, раньше, — вдруг произносит Тэхён. Они ужинают в гостиной на полу в компании трех своих собак — всех без исключения подобранных на улице, включая одного породистого шпица, которого выбросили из-за проблем со здоровьем, — и смотрят первую серию долгожданного сериала. — Когда мы от родителей скрывались и делали вид, что встречаемся с девчонками. Даже ходили на двойные свидания и домой их приглашали с родителями знакомиться… Помнишь, как мы дико ревновали друг друга? — М-м-м, — неопределенно соглашается Чимин, засасывая из миски лапшу в кисло-сладком соусе. Одного у Тэхёна не отнять: готовит он божественно. Чимин сосредоточенно пытается вникнуть в завязку сюжета сериала, но Тэхёну хочется предаться старческой ностальгии. — Так вот, — Тэхён одной рукой массирует босые ступни Чимина, закинувшего ноги ему на бедра, а второй чешет живот их лохматой Девочке — это ее настоящее имя. За шесть лет, что она с ними, они почему-то так и не придумали ей кличку. — Я думаю, может, нам попробовать? Сойтись с кем-нибудь. И посмотреть, что из этого выйдет. — Не нагулялся еще? — тянет Чимин, не отрывая взгляда от экрана. — Если хочешь кого-то снять, ты же знаешь, что я не против. Только не забудь потом анализы сдать на кожно-венерические, прежде чем лезть спать ко мне в постель и целовать моих детей. Тэхён смотрит на Чимина укоризненно и сдавливает его пальцы. Чимин ойкает, отдергивая ногу, и бросает на своего мужа взгляд, полный немого укора. Тэхён прямо смотрит на него в ответ, наконец получив нужное ему внимание. — Я серьезно. Давай узнаем, можем мы еще ревновать или нет. Может быть, какие-то сильные чувства как раз то, чего нам не хватает? — Думаешь, в нас проснутся сильные чувства, если кто-то из нас кому-то левому вставит? — приподнимает бровь Чимин. — Я говорю не о сексе, — выдыхает Тэхён недовольно. — А об отношениях. Разве мы все еще вместе не потому, что нам просто не с кем быть? — Ты меня из моего дома выгнать пытаешься? — еще больше недоумевает Чимин, забывая про сериал. Там кого-то убивают, что сильно будоражит их двух мальчишек, заливисто облаивающих нехорошего дядю-маньяка на экране. — Нет, я пытаюсь найти выход, — отвечает Тэхён спокойно. — Ты не там его ищешь. — Мы уже все перепробовали, — возражает он. — Кроме этого. Можем найти другую скучающую семейную пару. Или просто постороннего человека. Попробовать с ним сблизиться. Ты не хочешь? Чимин думает, внимательно изучая Тэхёна. — Думаешь, так просто — в кого-то влюбиться? — наконец спрашивает Чимин. — Достаточно только этого захотеть? Почему же ты тогда не ушел от меня? Я сбился со счета, сколько у тебя было этих связей, которые почему-то дальше пары свиданий ни во что путное не вылились. — Я люблю тебя, — говорит Тэхён то, что Чимин слышит почти каждый день на протяжении уже двадцати лет. — Но я хочу испытать это вновь — так же сильно и безвыходно, как это было раньше, когда я жить без тебя не мог. Я и сейчас не могу. Но это другое. Я хочу снова ощутить себя влюбленным в тебя до беспамятства. Чимин вздыхает и ставит тарелку на заставленный едой и закусками журнальный столик — подальше от любопытных, вечно голодных детей. Беспризорная уличная жизнь до сих пор их не отпускает. — И что мне нужно сделать для этого? Переспать с кем-то? — спрашивает он обреченно. — Не знаю. Может быть, — пожимает плечами Тэхён. — Ты знаешь, я не настаиваю. — Ты никогда не настаиваешь, но делаешь мне мозги, и в итоге я все равно соглашаюсь с тобой, даже если не согласен, — говорит Чимин как есть. — Я сэкономлю свои нервы. Ладно, давай попробуем. Но никаких женатых пар — ты знаешь, как я ненавижу нудных и умудренных опытом моральных пенсионеров. Хочу кого-нибудь молодого и горячего, чтобы взбодрил нас обоих. Брови Тэхёна ползут наверх. Ничего подобного от целомудренного и верного однолюба Чимина он не ожидал услышать. — Выбор за тобой, — соглашается он, сам еще не зная на что. В этот вечер сезон охоты официально открыт. И это действительно их бодрит и веселит. Они наконец перестают плесневеть и тухнуть дома по вечерам и выходным и выходят в люди. Посещают ночные клубы, гей-бары, закрытые тусовки и даже несколько филармонических концертов, потому что у Тэхёна внезапно просыпается его забытая любовь к саксофону. За это Чимин тащит Тэхёна на рок-концерт, и Тэхён еще неделю жалуется, что у него отмерли последние слуховые рецепторы. В конце концов, они оказываются здесь — в этом популярном среди молодежи и лиц более представительного возраста месте, которое славится на весь город потрясающей кухней от шеф-повара, живой музыкой и неформальной атмосферой. На втором этаже отдельный зал, где можно заранее зарезервировать столик, но им везет: хоть и вечер, а это значит, что пик занятости, для них находится столик на двоих у дальней стены. Чимин открывает меню, с интересом изучая иллюстрированные страницы в поисках новых блюд. Они знакомы с шеф-поваром лично — он еще у них на неофициальной “свадьбе” отвечал за банкет, — и Чимин очень хочет попробовать очередное его безумное и вкусное творение. Тэхёна больше интересует карта вин. Они не слишком вовлечены в разговор, но, когда оформляют заказ, им приходится сосредоточиться друг на друге. Тэхён рассматривает Чимина напротив: все такого же маленького и ладного, с этими его крошечными ручками и завлекающим блеском в глазах. Сегодня он в жемчужно-перламутровой шелковой рубашке, которая как нельзя лучше подчеркивает ровный кремовый цвет его кожи и золотистый оттенок пшеничных волос. Полные, пухлые губы Чимина растягиваются в вызывающе-блядской улыбке, когда он строит Тэхёну глазки и якобы случайно задевает его ногой под столом. Тэхён криво усмехается — знает он все эти игры. И уже не ведется. Почти. Чимин, подперев щеку рукой и беззаботно болтая ногой, любуется своим супругом. Его красивой светлой кожей, блестящими цвета стали волосами, капризно изогнутыми губами — и сталкивается с этим фирменным раздевающим взглядом. Серебристая рубашка с глубоким вырезом и свободным кроем Тэхёну особенно идет. Чимин помнит, как купил ее на неделе моды в Париже лет семь тому назад. Или уже больше? Память последнее время ни к черту. Надо бы что-то попить для головы. Старение на самотек лучше не пускать. Хотя они вовсе не старые. И выглядят минимум на десять лет моложе своего возраста. Они всегда в центре внимания: люди думают, что они или айдолы, сбежавшие с концерта, или актеры, у которых внезапный перерыв на съемочной площадке. За простых смертных их никогда не принимают: еще с Академии искусств они научились выделяться из толпы. И все никак не могут завязать с этой дурной привычкой, которая сильно портит им жизнь временами. — Ну что, видишь кого-нибудь? — игриво спрашивает Чимин, невзначай окидывая полный людей зал. Он, конечно же, замечает, как некоторые почти открыто пялятся на них, но проходят рекордные полчаса, а к ним еще ни один человек не подошел за автографом или просто спросить, кто они такие. — Приметил парочку. Тэхён называет ему столики. Чимин, поправляя волосы, ненавязчиво изучает потенциальных жертв. Но восторга они у него не вызывают. Скорее всего, затея Тэхёна не осуществится, и они еще двадцать лет проживут вместе, задаваясь вопросом, почему к друг другу больше ничего не испытывают. А там уже пенсия почти, запланированное кругосветное путешествие, выбор дома престарелых — и можно ни о чем не париться. Им приносят вторую часть заказа. Они выпивают за прекрасный вечер — правда, скучный и размеренный, как все вечера последние лет шесть, — и обсуждают политические новости, которые никого из них не волнуют, но зато есть о чем поговорить. В ресторан заходит шумная компания молодых людей. Они занимают дальние диваны у барной стойки. Громко разговаривают и смеются, внося хаос в созидательную атмосферу, которую создают музыканты, чем привлекают внимание не только недовольных их появлением посетителей, которым тихий и спокойный вечер уже не светит, но и Чимина с Тэхёном. Они изучают каждого в этой разношерстной сугубо мужской компании: на вид все студенты, больше двадцати пяти никому не дашь. Один среди них сразу бросается в глаза: со слишком светлой для простого обывателя кожей, с модной волнистой укладкой на отрощенных волосах и татуировками на правой руке. Рыбак рыбака видит издалека. Привлекательный и ухоженный парень тоже смотрит в сторону Чимина и Тэхёна. И он продолжает делать это, даже когда те уже возвращаются к ужину и утреннему падению цен на бирже. — Почему у меня такое ощущение, что это он охотится на нас, а не мы на него? — усмехается Тэхён, манерно покачивая вино в бокале и неотрывно глядя через плечо Чимина на загадочного парня. Тот увлечен оживленной беседой с друзьями, но нет-нет, да бросает взгляды в направлении их столика. — Хочет твой автограф? — тонко улыбается Чимин в ответ, не поднимая глаз от тарелки. Происходящее за спиной его абсолютно не волнует: он изучил всех потенциальных жертв, но сердце не ёкнуло — ни в одного молодого и горячего парня он с первого раза не влюбился. Гиблый номер. Но хоть поест вкусно. Шеф, как всегда, на высоте. — Да это он с тебя глаз не сводит, забывая глотать и дышать, — смешливо выдыхает Тэхён. — Он точно твой. Чимин все-таки оборачивается и успевает перехватить мимолетный взгляд, когда странный парень тут же отворачивается и делает вид, что очень занят спором с друзьями. Чимин пристальней осматривает его: высокий, хорошо сложенный, симпатичный, ухоженный, даже милый — вполне в его вкусе. Но не Тэхён. Чимин представляет, сколько еще вечеров не сможет посидеть дома в тишине и покое — и решает сдаться здесь и сейчас. — Сойдет, — говорит Чимин и кладет себе в рот аккуратно нарезанный кусочек мяса с гарниром. — И все? — ушам своим не верит Тэхён. — Сойдет?! Да ты посмотри на него. Тело атлета, лицо невинного ангела. — Ангела? Тогда он твой. Противоположности, говорят, притягиваются, — краешком рта усмехается Чимин, поглощенный ужином. Тэхён смотрит на него разочарованно. — Поэтому нам с тобой, двум демонам, срочно требуется его компания. Но если я подойду, он сбежит. Давай, Чимин-и, — он трогает мыском ботинка его голень с внутренней стороны и ведет им вверх. — Смелее. Чимин смотрит на Тэхёна снисходительно и резко сдвигает ноги, ловя его стопу в захват. Тэхён едва не расплескивает вино на себя, когда Чимин резко отодвигается вместе со стулом и почти утягивает его за ногу под стол. Смеется тихо под нос, пока Тэхён поспешно возвращается на свой стул, растеряв весь свой пафосный вид. Убийственный взгляд Тэхёна ясно говорит, кто тут на самом деле истинный демон в обличие ангела. — Спой мне, — мурлычет Чимин, протягивая Тэхёну обе руки. — Прямо здесь? — похабно улыбается Тэхён, будто Чимин делает ему непристойное предложение, но берет Чимина за руку и поднимается из-за стола. Он допивает залпом вино, чтобы не выветрилось, и успевает поставить бокал на место, когда Чимин уже тащит его к музыкантам на сцене. Они делают это не первый раз. Прилюдно. И в этом ресторане. Музыканты улыбаются, приветствуя их, стажер поспешно настраивает микрофон. Они привлекают внимание неожиданной паузой в музыке и постоянными перемещениями по сцене. Музыканты отходят к стене, чтобы освободить максимальное пространство, Чимин двигает ногой провода к краю сцены. Подошедший администратор договаривается о репертуаре. Чимин думает о своем остывающем ужине, но он рад, что не съел все, иначе было бы тяжко делать это на полный желудок. Тэхён благодарит стажера за барный стул, который тот приносит и ставит на край сцены, чтобы Тэхён мог на него сесть. Администратор берет слово, обращаясь к посетителям ресторана, которые уже поворачиваются за своими столиками, чтобы лучше видеть сцену и что на ней происходит, и сообщает им, что хорошие, жаль, что редко посещающие друзья их заведения хотят порадовать всех бесплатным выступлением. Он просит приветствовать артистов аплодисментами и желает всем приятного вечера, после чего возвращает микрофон Тэхёну и уходит, отдавая ему с Чимином и музыкантов, и сцену, и зрителей в полное распоряжение. Чимин улыбается, расстегивая верхние пуговицы на рубашке следом за манжетами. Ему не хочется порвать тонкий шелк. Сцена скользкая, покрытая лакированным деревом, и он разувается, скидывая дизайнерские ботинки на ступени. По-хорошему, ему следует размяться, но музыканты уже начинают исполнять проигрыш первой в обговоренном списке песни, и Тэхён, отбивая ритм ногой, стоящей на подставке, вступает в свою сольную партию. Чимин улыбается шире. О, он любит этот голос: низкий, глубокий, проникновенный, срывающийся с этих подвижных губ, красных, словно они только закончили целоваться, но это все вино и освещение. Чимину на секунду становится даже жаль, что они не целовались в такси — самозабвенно и ненасытно, как в былые времена. Последние пару лет они ограничиваются поцелуями в щеку на прощание. И впервые за несколько лет Чимину становится от этого грустно. Но он уже двигается, следуя ритму танца, и не думает ни о чем, отдавая весь контроль своему телу и растворяясь в своих ощущениях. Музыка льется на него потоком сверкающего лунного света, и он купается в нем, кружась по сцене. И слышит в пении улыбку Тэхёна — она ласкает его слух и обнаженную кожу. Чимин ловит его взгляд, такой темный и манящий, и медленно ведет руками от своей головы, зачесывая назад мокрые волосы, вниз по шее к груди и животу. Тэхён утробно смеется в микрофон, вызывая у всех мурашки, и строго грозит Чимину длинным пальцем, запрещая использовать столь провокационные движения. Они ведь в приличном месте. Но делают его совершенно неприличным, когда дорываются друг до друга. Тэхён поет песню за песней, Чимин танцует, как заведенный. Он весь мокрый, растрепанный, тяжело дышит, но не останавливается, пока не затихает в тишине последняя звенящая нота. Он падает лицом вниз на сцену и сквозь звон в ушах слышит бурные овации из зала: люди спустились даже со второго этажа, прервав свои ужины, чтобы посмотреть на выступление. Когда Тэхён, поблагодарив всех, в первую очередь музыкантов, потом зрителей, выключает микрофон и идет к Чимину, чтобы поднять его, тот уже переворачивается на спину. Тэхён присаживается рядом с ним, с улыбкой рассматривая его мокрое и красное лицо. — Ты выглядишь хорошо оттраханным, — говорит он ему, наклонившись ближе, чтобы не смущать музыкантов, которые могут его услышать. — Твой голос еще никогда не проникал в меня так глубоко, — выдыхает бесстыже-хрипло Чимин, и Тэхён очень жалеет, что они на сцене в ресторане. Будь они дома, он бы уже взвалил Чимина на плечо и потащил в спальню. У Тэхёна устали связки, но все остальные мышцы готовы к тяжелым физическим нагрузкам. Тэхён легко поднимает Чимина с пола, взяв его за обе руки, придерживает под локоть, пока тот заново учится стоять на ватных ногах, и гладит по мокрой насквозь спине. — Тебе бы переодеться, — задумчиво говорит он. Ему не хочется, чтобы Чимин болел: он становится вялым и раздражительным. И выгуливать и развлекать детей Тэхёну приходится одному. — Я могу только раздеться, — Чимин закидывает руку на плечи Тэхёна, и они вместе спускаются со сцены. Их тут же окружают: некоторые люди хотят узнать, кто они, почему они впервые их видят, как им еще раз посмотреть их выступление. Чимин оставляет Тэхёна ослепительно улыбаться, представляться, объясняться и раздавать автографы, а сам, быстро обувшись, тихонько сваливает под прикрытием музыкантов, которые берут заслуженный перерыв. Он идет с ними в служебное помещение. Администратор тут же предлагает ему воду и полотенце. Чимин с благодарностью вытирается и утоляет жажду. Ему дают сменную рубашку — стандартную от формы официанта, и она ему сильно велика. Он смотрит на свое отражение в зеркале и думает, что реально выглядит так, словно отлично провел ночь и первый раз к утру вылез из постели. Когда-то с ним такое случалось. Когда-то они с Тэхёном были без ума друг от друга. Так странно, что это все куда-то делось. Тэхён наслаждается вниманием, купаясь в лучах славы, признания и восхищения. Чимин сегодня не в настроении играть лицом на публику, так что он решительно направляется к бару. Компания молодежи (среди которой все еще есть тот парень, которого они с Тэ приметили и который, очевидно, приметил их) не может перестать на него пялиться. Они под неизгладимым впечатлением после того, что Чимин устроил на сцене. Но они стесняются подойти и заговорить с ним первыми, хотя по лицам видно, что очень хочется. Чимин садится на свободный барный стул и откидывает назад с лица влажные волосы, приглаживая их, чтобы не лезли в лицо. — Как всегда, Чимин-ши? — спрашивает бармен, уже беря в руки бокал. — Как всегда, хён, — искренне улыбается ему Чимин. — Как всегда прекрасен, — отвечает ему улыбкой бармен и уходит готовить свой фирменный коктейль, от которого Чимин без ума: он сладкий, как рай, и холодный, как ад, — божественный бешено-калорийный нектар, который так необходим ему, чтобы восполнить потерю сил. Краем глаза Чимин следит за компанией молодых людей на диванах. Они шепчутся, бросая в его сторону осторожные взгляды, словно решают, кого выбрать жертвой, чтобы послать ему на съедение. Чимин улыбается, почему-то вспоминая, как сам точно так же на фансайне стеснялся подойти к Тэхёну — хотя, блин, был без пяти минут его мужем. Но из-за людей вокруг, этого повышенного внимания и из-за осознания, что это сверхъестественное создание, о котором мечтают тысячи людей, принадлежит ему одному, он не мог справиться с охватившим его диким волнением — очень похожим на страх перед сценой и публикой, которого Чимин никогда не испытывал. Тэхён так угорал над ним потом, спрашивал, куда Чимин дел его Чимина — прущий напролом танк с броней, которую даже гранатомет хрен возьмет. Как давно это было… Они еще были такими молодыми, смешными и неопытными… Чимина охватывает ностальгия по тем беззаботным и сумасбродным временам. — Простите... Я могу Вас угостить? — раздается незнакомый голос справа. Мужской, приятный, непривычно высокий после баритона Тэхёна. Чимин удивленно вскидывает глаза: он настолько глубоко ушел в свои мысли, что и не заметил, как к нему кто-то подошел. Еще больше он удивлен, что из всех смертников выбрали именно того самого парня с красивыми каштановыми волнистыми волосами, милым лицом и татуировками. Парень не смотрит ему в глаза, а сосредоточенно глядит куда-то в район лба. — С какой целью? — мурчит Чимин. У него очень игривое настроение, и он тут же принимает томно-соблазнительную позу, подперев голову рукой и задумчиво покусывая губу, пока в открытую рассматривает стоящего перед ним парня. Когда тот нервно заправляет длинные волосы за ухо, Чимин видит не только четыре прокола с колечками в каждом, но и какое это ухо красное. Ему резко хочется его укусить, но вместо этого он мягко улыбается одними губами. — Эм… — Парню дико некомфортно. От Чимина исходит жар после двадцатиминутного выступления. Он пахнет разгоряченной кожей и легким парфюмом, пропитавшим одолженную рубашку официанта. — Я хотел узнать, как Вас зовут. — С какой целью? — скатывается Чимин почти до интимного шепота. Ему очень интересно, как далеко этот стеснительный парень готов зайти. Кто бы мог подумать, что Чимина эта игра так увлечет: а ведь он решительно собирался исключительно вкусно поужинать сегодня. — Вы очень… очень красиво танцуете, — парень запинается, но слова в предложения еще складывать может. Чимин наклоняется, с любопытством заглядывая ему в лицо, и парень тут же его прячет, отворачиваясь. Господи прости, такой милый. Чимин бы его так и съел. — Я хотел узнать ваше имя, чтобы… больше узнать про Вас. В смысле, я подумал, что Вы профессиональный танцор и я смогу найти о Вас информацию в Интернете... — Чимин, — неформально представляется Чимин, вообще не заморачиваясь, хотя разница в возрасте между ними очевидна. Лет десять минимум? — Очень рад познакомиться, Чимин-ши. Я... Чон Чонгук, — с заминкой, но парень по имени Чон Чонгук справляется со своими волнением и стрессом. Далеко пойдет. Чимин заинтригован. — Чонгук-и, — урчит Чимин его имя. — Это будет очень мило с твоей стороны, если ты угостишь меня. Чонгук тут же кивает — он словно на все готов. — И наконец посмотришь на меня. Мои глаза здесь, — Чимин указывает на свою переносицу и смеется, когда краснеют уже не только уши Чонгука, но и его скулы. Чимин взглядом предлагает ему сесть на соседний барный стул, и Чонгук неловко забирается на него: у него не только руки трясутся. Чимин не спеша пьет через трубочку свой яркий оранжево-розовый коктейль, не сводя неподвижного взгляда с Чонгука. Который ни через минуту, ни через две так и не отваживается посмотреть ему в глаза. Но все еще не уходит. Чимин веселится. — Может быть, ты хочешь что-то узнать обо мне не из Интернета? Из первоисточника, если можно так сказать. — Он снова облокачивается на барную стойку, почти ложась на нее. Он правда вымотан. В его возрасте такие резкие интенсивные нагрузки врачами не рекомендуются. Ему бы сейчас на ручки к Тэхёну, голову ему на плечо положить, дать себя отнести в машину и поспать на заднем сиденье, пока его не переложат на удобную кровать уже дома. Ему бы детишек обнять и отрубиться. Чонгук сглатывает перед тем, как снова пытается завязать разговор: — Вы… действительно танцор? Чимин старается сильно его взглядом не пожирать, а то у бедного Чонгука и так вместо лица — призыв о помощи. Но никто из друзей не спешит ему на выручку. Вот она, современная молодежь и ее понятия о дружбе. — Я был им, — отвечает Чимин. Он не против поболтать о чем угодно. Ему хочется, чтобы Чонгук расслабился и перестал сидеть так, словно под ним оказался электрический стул. А у Чимина в руке вместо запотевшего бокала — кнопка от пульта управления машиной казни. — Знаешь фразу, что танцор умирает дважды? Мои похороны случились шесть лет назад. Чонгук наконец на него смотрит — так внимательно, словно Чимин ему небезразличен. На него так бы мог посмотреть Тэхён, но совершенно точно не человек, которого он знает от силы несколько минут. Вернее, не знает о нем ничего, кроме его имени. Которое может оказаться и не его. — Я могу спросить, что случилось? — спрашивает Чонгук, и ему все еще не плевать. Чимин перестает лукаво улыбаться. Этот непонятный парень начинает его беспокоить — на каком-то внутреннем интуитивном уровне. Он совсем не так прост, как кажется. Чимин не раз встречался со своими одержимыми фанатами, которые его готовы были убить. И ему стоит огромного труда вернуть беззаботную улыбку на свое лицо и не начать озираться в поисках Тэхёна. — Конечно, почему нет, — отвечает Чимин, помешивая трубочкой свой коктейль. Он уже попробовал отдельно и апельсин, и клубнику, и теперь хочет смешать их вместе с нижним слоем банана. — Это не секрет — в наше время вообще невозможно хранить секреты. Кто-то до сих пор мусолит эту тему, я в этом даже не сомневаюсь. Шесть лет назад меня исключили из Академии искусств после скандала и судебного разбирательства. Хоть, в конце концов, суд признал показания пострадавшей стороны ложью и все подозрения с меня были сняты, мою репутацию танцора уже успели сжечь в крематории и развеять по ветру. Полагаю, не один раз — с бубнами и плясками. Чонгук почему-то не решается спросить о скандале, но видно, что узнать хочет. Поэтому Чимин продолжает: — Один мой несовершеннолетний ученик оказался с приветом. Это довольно банальная история. Он был в меня влюблен, а когда я на его чувства взаимностью не ответил, пошел в полицию и подал заявление об изнасиловании. Как я и сказал, история яйца выеденного не стоит, но всем почему-то до сих пор ужасно интересно, что же было на самом деле. А судью и присяжных я, ясное дело, купил. Чонгук хмурится. Он напряженный и сосредоточенный. И пугает Чимина все больше. Чимин запускает руку в волосы, делая вид, что в очередной раз их поправляет, а сам через локоть смотрит, где черти носят этого Тэхёна. Но беглый осмотр зала положительных результатов не приносит и спокойствию Чимина не способствует. — Если это было неправдой… Почему Вы не продолжили танцевать? Почему не стали бороться за свое имя? — спрашивает Чонгук, смелея на глазах. — Потому что я женился, остепенился и завел троих детей. Хочешь покажу? — Чимин лезет в карман своих штанов за телефоном. Он открывает последний альбом и показывает Чонгуку. Тот наклоняется ближе, чтобы увидеть фотографии, и удивленно распахивает глаза: — Это?.. — Это Мой Мальчик, Моя Девочка и Маленький Спиногрыз, — весело говорит Чимин, стараясь не заржать в голос от офигевшего выражения лица Чонгука. Когда тот поднимает взгляд от экрана и смотрит на Чимина, Чимин не выдерживает, запрокидывает голову назад и хохочет до слез. — Это… это собаки? — спрашивает Чонгук так, словно сомневается в том, что видит. — Конечно, это собаки, — утирая слезы, выдыхает Чимин. — А ты кто думал? Человеческие дети? Я женат на мужчине, так что максимально мы смогли наплодить только этих маленьких чудовищ. Тут у Чонгука случается второй поворотный момент в жизни. Он смотрит на Чимина, забыв закрыть рот. Чимин хохочет так, что уже падает со стула, но успевает схватиться за колени Чонгука, чтобы не сломать свой хорошенький маленький нос при столкновении с полом. Бедра у Чонгука неожиданно мощные и крепкие. Где-то краем еще функционирующего сознания Чимин представляет, как все эти мышцы могут играть под кожей, если избавить Чонгука от этих дурацких синих джинсов, дизайнерски порванных на коленках. — Веселитесь? — Тэхён подкрадывается, как демоническая тень. Обнимает Чимина со спины, снимая его с коленей Чонгука, который все еще пошевелиться не может, и сажает Чимина ровно на барный стул. Чимин благодарно улыбается, и Тэхён, умиляясь, целует его в ямочку на щеке. — Моя прелесть. Тебе весело? Нашел себе друга? — Это Чон Чонгук, — Чимин промокает глаза длинным рукавом рубашки, натянув ее на пальцы. — Он только что записался в армию моих верных фанатов. Я травил ему армейские байки. Но, судя по всему, зашли они только мне. — Ким Тэхён, — Тэхён представляется и жмет Чонгуку руку, которую тот пожимает обеими руками и успевает поклониться аж два раза. Чонгук испытывает перед высоким и статным Тэхёном куда больше благоговейного трепета, чем перед маленьким и развратным Чимином — с этим его оголенным плечом, на котором Тэхён терпеливо поправляет сползающую рубашку. Ни на секунду этого инкуба без присмотра оставить нельзя. — Судя по лицу Чонгука, ты уже ему сказал. — А ты хотел, чтобы я скрывал нашу предосудительную связь? — хихикает Чимин, присасываясь обратно к трубочке. — Извини, — говорит он Чонгуку, так и не обретшему голос. Бедный парень до сих пор в ступоре. — Я не хотел тебя шокировать. — Хотел, — тут же сдает своего мужа Тэхён и жестами показывает бармену, чтобы повторил, а ему — как всегда. Бармен кивает и готовит заказ. Чимин разочарованно досасывает со дна остатки бананового ликера, вздыхает и, поднеся бокал к губам, дает проскользнуть в рот нескольким кусочкам колотого льда. Хоть их пососет, пока скучает и остывает после танцев. Тэхён с коварной улыбкой смотрит на Чонгука, который следит за Чимином, не отрываясь. Он прав. Этот парень конкретно запал. Не стоило, наверное, вмешиваться — полежал бы еще Чимин десяток секунд на его коленях, содрогаясь от смеха и жарко дыша ему в ширинку, и Чонгука бы уже пришлось с Чимина снимать, а не наоборот. — Что ж, за знакомство? — Тэхён берет свой бокал с вином. Чонгук — стакан воды, который сипло просит у бармена. Чимин горящими глазами глядит на свой новый коктейль — в этот раз желто-голубой. — Чтобы оно продлилось долго, — выдыхает Чимин и, выбросив трубочку, вливает в себя неоновое содержимое одним залпом. Чонгук сглатывает воду — у него глаза огромные, он смотрит, как Чимин профессионально глушит свой ядреный коктейль. Тэхён хмыкает в бокал вина и степенно отпивает пару глотков. — Мне кажется, нам стоит выбрать более уединенное место и продолжить разговор, — говорит Тэхён. — Я что-то забыл сделать, — внезапно вспоминает Чимин. — Доесть свой ужин? — логично предполагает Тэхён. Он выпил больше, но Чимин пьянеет быстрее и уже мало что соображает. Тем лучше: не передумает в самый последний момент, обломав Тэхёну весь кайф. — Завернем с собой? — вздыхает Чимин, понимая, что за столик уже не вернется. — Опять ты за свое, — качает головой Тэхён — вот как после этого Чимина в приличные заведения водить? — но ловит подошедшего за заказом к бару официанта и просит упаковать им ужин на троих. Чонгук резко приходит в себя. — О, я… — Он озирается в надежде получить поддержку от друзей, но те не меньше его охреневают от происходящего и совсем не спешат его спасать. — Я не один… — Это хорошо, когда ты не один, — утешает его Тэхён, положив руку на плечо и сжав пальцы. Крепкий парень, хоть под безразмерным пуловером и не скажешь. — Мне кажется, твои друзья не будут против, если ты их покинешь чуть пораньше и составишь нам компанию в этот чудесный вечер. Мы не настаиваем, но были бы рады познакомиться с тобой поближе. Что скажешь? Тэхён улыбается своими идеальными белыми зубами. Чонгук смотрит на него, как загипнотизированный. Очень сложно устоять перед харизмой и напором Тэхёна, если ему нужно тебя совратить здесь и сейчас, заставив делать то, что ему приспичило. Тэхён красив настолько, что ему физически невозможно отказать. Чимин знает, о чем говорит. Он улыбается, видя, как Чонгук колеблется, хоть решение уже принял, — примерно в тот момент, когда подошел к Чимину и спросил, может ли он оплатить его напиток. — Хочу подышать свежим воздухом. — Чимин спрыгивает со стула и оступается. Тэхён не успевает его поймать, зато мгновенно реагирует Чонгук. Он спешит сразу же руки убрать, смущаясь, но Чимин льнет к его руке и кладет голову на плечо, вздыхая. — Я пьян, — констатирует он то, что и так очевидно, и смотрит томно на Тэхёна. — Оппа, пойдем домой. — Идите на улицу, я вас догоню. Мне нужно забрать твою дорогущую тряпку от “Шмонель”, иначе ты мне этого не простишь, и оплатить заказ. — Тэхён доверяет Чимина Чонгуку, который такой радости вообще не ждал, а сам беспалевно уходит. Чимин тянет Чонгука за собой к выходу, обняв его под руку, словно это он его муж, а не Тэхён. Чонгук едва успевает два слова сказать своим друзьям, которые просто тупо провожают их взглядами — скорее всего, дар речи вернется к ним нескоро. Телефону Чонгука грозит разрядиться от бесконечных звонков и сообщений в Какао. Чимин отпускает Чонгука в дверях и дальше идет сам — подозрительно ровно и уверенно. Чонгук на всякий случай держится рядом. Ему не хочется, чтобы Чимин упал, а Тэхён Чонгуку навалял за это. Тэхён выглядит так, что и убить может. Одним только взглядом. Чимин достает из переднего кармана сигареты — тонкие, женские, пахнущие вишней — и серебряную зажигалку. Справиться с ней он не может, так что Чонгук, как истинный джентльмен, ему прикуривает. Ему кажется, что зажигалка действительно сделана из серебра. И кольца на пальцах Чимина и серьги в его ушах выглядят слишком дорого для бижутерии. Чимин вообще выглядит дорого, даже когда на нем простая белая хлопковая рубашка, на голове — хаос из пшенично-золотых волос и немного потек макияж вокруг глаз. Тэхён выглядит и дорого, и пугающе в своей идеальности, в сшитой как на заказ одежде, идеально сидящей на нем и подчеркивающей его стать, с прической, в которой волосок лежит к волоску, и гладкой кожей, как у манекена. У Тэхёна голос дьявола — бархатный, глубокий и проникновенный до дрожи. Чимин улыбается, выдыхая вишневый дым и вспоминая их бурный дуэт на сцене, никого не оставивший равнодушным. Чонгук молчит. Смотрит, как Чимин курит. Чимин позволяет ему рассматривать себя, изучая огни ночной улицы. Но в какой-то момент он перехватывает его взгляд, и Чонгук не отводит глаз. Чимина снова пронзает это чувство — внутренней тревоги. Он хочет прислушаться к своей интуиции, сказать Тэхёну, что это плохая идея: притаскивать в их дом очередного бродячего пса, о котором они ничего не знают... Чимин не хочет, чтобы кто-то снова кидался на него с ножом и пытался вспороть его от паха до горла. Но Чимин говорит себе, что у него просто вьетнамские флешбеки, что Чонгук выглядит милым и приличным молодым человеком, а не маньяком-шизофреником, и еще меньше он похож на его или Тэ одержимого фаната. Чимин убеждает себя, что оставаться наедине с Чонгуком безопасно. Но вообще нихрена себе не верит. И Чонгуку тем более не доверяет. Чимин протягивает Чонгуку сигарету, но тот отказывается, качая головой. — Не пьешь, не куришь… Ведешь здоровый образ жизни? — насмешливо улыбается Чимин. — Ничего, с возрастом это пройдет. С парнями тоже не трахаешься? — Трахаюсь, — неожиданно отвечает Чонгук. У Чимина бежит холодок по коже, но улыбка, напротив, становится только шире. — Я им завидую. Бедра у тебя что надо, и руки сильные, — Чимин стреляет в Чонгука глазками — наповал — и делает еще одну затяжку. Чонгук убирает руки в карманы джинсов, словно боится дать им волю, а руки так и чешутся оказаться на Чимине. Он смущен, но почему-то не уходит. — Это нормально, что ты говоришь мне такие вещи, пока твой муж не слышит? — спрашивает Чонгук, как-то незаметно перейдя на неформальный стиль. Видимо, ключевым моментом стало слово “трахаться”, которое сразу перевело их отношения на новый уровень. — Мой муж патологически и болезненно честен, — тихо смеется Чимин. — Он всегда говорит что думает. Я у него подхватил эту заразу половым путем. Не волнуйся, мы с тобой будем предохраняться. Он почти докуривает до фильтра, когда наконец появляется Тэхён. Одновременно с ним, как по волшебству, напротив у тротуара останавливается заказанное им сверкающее чистотой такси бизнес-класса. — Карета подана, — говорит Тэхён и обнимает Чимина за талию, а Чонгуку вручает пакеты. В одном из них — ужин, в другом — алкоголь в подарок от заведения, в третьем — нежная тряпка Чимина, которую тот бережет и ценит, поэтому швырнул в раздевалке под лавку. Тэхён половину обслуживающего персонала ресторана на уши поднял, чтобы найти эту вызывающую шмотку. Чонгук попыток к сопротивлению больше не оказывает. Тэхён садится вперед и включает музыку. Чимин растягивается на заднем сиденье, положив голову Чонгуку на бедро. Чонгук смотрит на него, пока тот лежит с закрытыми глазами, пытаясь спать, и незаметно от всех и неощутимо для Чимина трогает кончиками пальцев его мягкие светлые волосы. В какой-то момент Чимин переворачивается на бок и утыкается лицом в живот Чонгука, зарываясь в мягкий бежевый пуловер, от которого приятного пахнет кондиционером. Вздыхает шумно, прислушиваясь внимательней к легкому цветочному аромату, и хихикает, потому что Чонгук пытается осторожно его голову сместить. Ему неловко до дури, но пьяному Чимину — вообще нет. Он трется щекой о его ширинку, которая предательски топорщится, и сверкает на Чонгука глазами снизу вверх. Тот готов, кажется, в панике выброситься из машины на полном ходу, но обнаруживает, вцепившись в ручку, что двери заблокированы. Предусмотрительный Тэхён. Тэхён, слыша копошение сзади, делает музыку громче. Водитель не смеет отвести глаз от дороги и убрать руки с руля — улыбающийся ему демонический мужчина рядом пугает его до жути. Чимин, опершись рукой о бедро Чонгука, приподнимается и тянется вверх. Жарко выдыхает ему в губы и ловит ладонью его лицо, не давая отвернуться. Смотрит в глаза несколько долгих секунд и, когда взгляд Чонгука неизбежно опускается, следуя за языком облизывающегося Чимина, Чимин его целует. Губы Чонгука узкие и гладкие, совсем не такие, какими ощущаются твердые губы Тэхёна. Чимин с интересом сравнивает свои ощущения — он никогда ни с кем другим не целовался и пока еще не может понять, нравится ему или нет. Чонгук ему не отвечает, что на Тэхёна тоже совсем не похоже. Но Чимин моментально о своем муже забывает, когда Чонгук наконец сдается и дает увлечь себя в полупьяный поцелуй. Чонгук все еще абсолютно трезв. Чимину так сидеть неудобно. Как наглая кошка, он беспардонно забирается к Чонгуку на колени, не спрашивания разрешения, седлает его бедра и ерзает, устраиваясь с комфортом. Кладет руки на его широкие плечи, прижимаясь ближе, и почти не слышно стонет на выдохе, когда язык Чонгука уже проскальзывает между его раскрывшихся навстречу губ. Чимин трепещет — сильные пальцы жестко впиваются в его ребра, — но не жалуется. Ему это нравится. Тэхён вежливо и дружелюбно спрашивает у бледного, как смерть, водителя, как прошел его день. К тому моменту, как они подъезжают к дому, руки Чонгука уже блуждают где-то под безразмерной рубашкой Чимина. Одна рука Чимина в длинных, волнистых волосах Чонгука, которые тихонько сводят с ума, а вторая — внутри его расстегнутых джинсов. Тэхён, открыв заднюю дверцу, смотрит на них секунд пять и хватает Чимина за волосы. Тот присосался к Чонгуку, как пиявка, но все же неприятные ощущения вынуждают его от своего молодого и горячего — не поспоришь — любовника оторваться. — Давай ты лучше поужинаешь дома, — говорит он ему ласково. У Чонгука вид уже мало вменяемый. Тэхён его понимает. И искренне ему сочувствует. Но облегчать его участь не собирается. Он помогает Чимину выбраться из такси, не ушибив свою бедовую башку и не споткнувшись в самый ответственный момент. Чонгук, быстро приведя себя в порядок и поблагодарив потрясающе терпеливого и толерантного водителя — другие, видимо, такси бизнес-класса не водят, — берет пакеты и неловко выбирается из салона. Каменный стояк, когда ты в джинсах и вынужден переставлять ноги, не сильно радует. Войдя в кованые автоматически открывшиеся ворота, они идут по мощеной подъездной дороге, освещенной садовыми фонарями, к дому. Их встречает лай проснувшихся и почуявших возвращение родителей радостных детей. Тэхён заходит в дом первым, включив свет в холле. Чимин тут же присаживается, едва переступив порог, и обнимается и целуется с окружившими его со всех сторон восторженными собаками. Чонгук успевает их пересчитать и опознать. Ровно три: Мой Мальчик, Моя Девочка и Маленький Спиногрыз. Последний почему-то сразу переключается на Чонгука и ставит на него передние лапы. У Чонгука заняты руки пакетами — так бы он с радостью милого песика потрепал по смешным висячим ушам. — Ты ему нравишься, — улыбается Чимин своими бесстыже красными, опухшими после несдержанных поцелуев губами — и Чонгук совершенно не в состоянии думать сейчас о собаках. Если только о том, чем собаки занимаются, когда у них гон. — Знаешь, ты первый человек, который ему понравился, — признается Чимин — и это звучит так, словно благосклонность Маленького Спиногрыза сразу же располагает Чонгука к хозяевам дома. Взяв на руки свою Девочку и оставив двух пацанов весело перебирать лапками следом, Чимин, снова небрежно скинув свои дорогущие ботинки, босыми ногами идет по теплому полу к винтовой лестнице. Тэхён забирает у Чонгука пакеты и движением головы велит следовать за Чимином. Что послушный Чонгук и делает, потому что верхний мозг у него давно не работает. Собаки поднимаются вместе с ними на второй этаж, забегают в открытые двери спальни и первыми запрыгивают на огромную кровать — четырехспальную, с балдахином и отдельной подсветкой. Но Чонгук не в состоянии оценить роскошь интерьера, потому что Чимин уже падает на кровать, раскидывается на ней и позволяет собакам залезать на себя и лизать всюду. — Не стой в дверях, — Тэхён толкает Чонгука в спину. Тэхён один раз хлопает в ладони, и собаки, как самые послушные на свете дети, тут же отстают от хихикающего Чимина, спрыгивают с кровати и бодро покидают спальню. Тэхён закрывает дверь, чтобы мелкие их не беспокоили — он уже оставил им еду на кухне, куда те так радостно и побежали, почуяв запах отменного фарша. Только что от шеф-повара. — Жарко… — Чимин возится с пуговицами, пытаясь снять с себя рубашку. Проще ее через голову стянуть, но на это сил вообще нет. Тэхён ставит пакеты на круглый кофейный стол и начинает разбор с алкоголя. — Ты не пьешь? — спрашивает он буднично у Чонгука, который не знает, куда себя деть, и явно задается риторическим вопросом, зачем он вообще здесь. — Нет. — Зря. Я бы на твоем месте выпил, — он весело ухмыляется. Чонгук, подумав и решившись, кивает, и Тэхён с поощряющей улыбкой демона-совратителя достает из бара не два бокала, а три. Хотя Чимину, если честно, больше лучше не наливать — а то вырубится до того, как начнется веселье. — Расслабься, парень, — говорит Тэхён, разматывая жгут на бутыли с вином. Каберне-совиньон, из ограниченной коллекции. — Мы тебя не съедим. Мы уже поужинали. Ты у нас исключительно на десерт. — Я никогда этим раньше не занимался. — Чонгуку с Тэхёном разговаривать проще, особенно когда у него получается не смотреть на томно возлежащего на кровати Чимина. — В смысле… с парой. Для вас это… нормально? — У нас эксперимент, — честно признается Тэхён, разливая вино по бокалам. Чимину он наливает на один глоток для галочки, чтобы не обижался и не начал обвинять его в сексизме, играя роль оскорбленной женщины. — Ты первый наш подопытный. Не знаю, счастливчик или нет. Скоро это выясним. Он подходит к Чонгуку и протягивает ему бокал. Чонгук берет его, и их пальцы неизбежно соприкасаются. Тэхён обжигающе горячий, и Чонгук быстро уходит от этого контакта. Он смущенно отводит взгляд, пока Тэхён прямо и открыто на него смотрит. Они одного роста. — Я надеюсь, ты не девственник и тебе объяснять не нужно, что делать? — спрашивает Тэхён. — Если ты никогда с парнями не спал, ничего страшного, помогу тебе разобраться по ходу дела. Для Чонгука все, что происходит, дико. Но после того, как он опрокидывает в себя сразу половину бокала вина, помимо слабости и ломоты в теле он чувствует, как тепло постепенно окутывает и его голову, помогая избавиться от тревожно-зудящих мыслей. Их много. Но лейтмотивом звучит только одна: “Ты совсем конченый, Чон Чонгук, ты что творишь?!”. Тэхён отдает второй бокал Чимину, который даже ради этого привстать не хочет — и пьет лежа, влив вино с небольшого расстояния в раскрытый рот. Тэхён, забрав его пустой бокал, возвращается к столику и садится в кресло. В его распоряжении полная бутылка вина. Чонгук все еще стоит посреди комнаты, как статуя. Чимин капризно вздыхает. Резко приподнимает голову, выхватывая взглядом Чонгука, и спрашивает недовольно: — Ну? Я сам, или ты поможешь наконец? Чонгук бросает быстрый взгляд на Тэхёна, наблюдающего за происходящим со стороны, и делает первый нерешительный шаг к кровати. Чимин роняет голову обратно, запуская руку в волосы, и закрывает глаза. Поставив бокал на прикроватную тумбочку, Чонгук осторожно присаживается на край кровати и начинает расстегивать пуговицы на рубашке Чимина. Руки дрожат. Чимин, приоткрыв глаза, рассматривает его из-под опущенных, трогательно подрагивающих ресниц, и мягко улыбается. Ведет рукой вверх по его запястью и гладит мягкий, пушистый пуловер, который ему так нравится. — Оставь мне его на память, Чонгук-и, — просит он. — Хорошо, — бездумно соглашается Чонгук. Он может вернуться домой и в одной рубашке… Будет отлично, если он вообще сможет вернуться домой. Он все еще не уверен, что сумеет выбраться из этого дома живым. И Чимин, и особенно Тэхён выглядят плотоядно. Чимин неожиданно цепко хватает Чонгука за ворот и требовательно тянет к себе. Чонгук уступает, наклоняясь, и первым целует его, потому что сил противиться этим ненасытным губам нет. Он справляется с последней пуговицей свободной рукой и сразу же ведет ей по обнаженной коже. Чимин подставляется под его ладонь, такой гибкий и сильный, и Чонгука от него ведет сильнее, чем от крепкого сухого вина. Он напрочь забывает о том, что целует сейчас чужого партнера, а его муж сидит в десятке метров и наблюдает за ними. Чонгук бы со стыда сгорел за то, что смеет делать, будь он в себе. Но он не в себе. И уже давно — с их первой с Чимином встречи, случившейся шесть лет назад. И все эти шесть лет он мечтал о том, чтобы встретиться с ним вновь. Вновь танцевать с ним на одной сцене. Чонгук и помыслить не мог, что в итоге окажется с ним в одной постели. Он не успевает заметить, как Чимин задирает на нем пуловер вместе с рубашкой и снова расстегивает джинсы. Чимин гладит его по горячей напряженной спине, соскальзывая каждый раз ладонями под пояс джинсов и сжимая в пальцах твердые ягодицы. Обхватывает Чонгука ногой за бедра властно и решительно — с явным намерением его не отпускать, даже если Чонгук вдруг передумает. Чимин точно нет. Потому что последний секс с Тэхёном у него был больше года назад. И, как оказывается, ему чертовски не хватает этой интимной физической близости. Он никак не может ей насытиться, сколько ни целует и ни трогает Чонгука всюду, куда может дотянуться. Дышать уже нечем. Чонгук отстраняется, хоть и не хочет, и тут же жадно припадает к шее Чимина, который хрипло выдыхает его имя: “Чонгук-и”. Чонгук словно знает все его слабые места — и моментально находит одно, чуть ниже мочки уха, под линией подбородка. И наградой ему служит тихий стон. — Слишком быстро? — хрипло шепчет Чонгук, заглядывая Чимину в лицо и встречая его замутненный, но полный страсти взгляд. — Слишком медленно, — выдыхает тот, притягивая его обратно и требовательно целуя. Они все еще слишком одеты. Путаются в руках и ногах, пока избавляют друг друга от одежды. Чимин скользит восхищенным взглядом по развитому телу Чонгука и гладит черный рукав татуировки, тянущейся от пальцев по его правой руке до плеча. Чонгук в свою очередь рассматривает его татуировку — “Nevermind” на ребрах справа — и улыбается как-то странно. Наклоняется и целует каждую букву по очереди, заставляя Чимина жмуриться, хихикать и извиваться, потому что щекотно. Но ему становится не до смеха, когда Чонгук опускается на него всем телом и он чувствует чужое возбуждение. Чимин облизывает губы быстро и нервно. Кажется, он немного трезвеет, потому что тут же ищет взглядом Тэхёна — и находит его сидящим в кресле, нога закинута на ногу, в лежащей на подлокотнике руке бокал вина. Тэхён смотрит на них, но присоединяться не спешит. Чимин не знает, что думать. И думать ему очень сложно под тяжелым и горячим Чонгуком, ищущим новое место, прикосновение губ к которому заставит Чимина дрожать и поджимать пальцы на ногах. Чимин тянет руку к Тэхёну, смотря ему в глаза, но тот не двигается, оставаясь безучастным. Он далеко, в спальне темно, и Чимин не может распознать выражение его лица. Он не знает, чего хочет больше: чтобы Тэхён передумал, психанул, схватил Чонгука за волосы и вышвырнул за дверь, или чтобы Тэхён ушел и Чимину не было так невыносимо стыдно плавиться под чужими сильными руками и горячими губами. Ему остается надеяться, что он слишком пьян и ничего не вспомнит наутро. Потому что иначе не знает, как сможет посмотреть в глаза своему отражению. Чонгук с нажимом ведет ладонями вверх по восхитительным бедрам Чимина, и Чимин раздвигает для него ноги, сдаваясь и принимая его. Он хочет Чонгука слишком сильно, чтобы сейчас струсить и дать задний ход. Тэхён сам этого хотел. Это была идея не Чимина. — Смазка, — выдыхает Чимин, когда рука Чонгука у него уже между ног, и его пальцы ощутимо проходятся по входу. Чонгук рычит раздосадованно, что ему приходится от Чимина оторваться, и резко отталкивается от кровати, приподнимаясь на прямых руках. Чимин успевает скользнуть вожделеющим взглядом по его восхитительному торсу, когда Чонгук садится. Но встать с кровати не успевает — к прикроватной тумбочке спокойно подходит Тэхён, открывает нижний ящик и достает оттуда флакон с лубрикантом — с клубничным запахом и, как утверждает производитель, вкусом. Кажется, как раз после него Тэхён перестал есть клубнику, предпочтя ей ни с чем не ассоциирующуюся малину. Чонгук смотрит на Тэхёна. Он сейчас в довольно компрометирующей позе: у его голого мужа между ног. Но у Тэхёна лицо будничное и немного скучающее. На нем дорогие брюки от строгого костюма, и видно, что он даже не возбужден. Тэхён отдает флакон и ленту резинок Чонгуку. Чонгук, помедлив, забирает их, бросает быстрый взгляд на Чимина, который лежит, положив предплечье руки на глаза, чтобы хоть немного абстрагироваться от происходящего, и снова вопросительно смотрит на Тэхёна, будто дает ему последний шанс передумать. Но Тэхён только ухмыляется развязно и говорит низким голосом: — Он любит медленно и нежно только в самом начале. Чем жестче, тем лучше. — Тэ… — выдыхает Чимин укоризненно, но не успевает перехватить взгляд мужа, потому что тот уже уходит, вернувшись обратно в кресло. Все-таки Тэхён решает не участвовать. Чимин не может разобраться, как он относится к тому, что его собственный муж подложил его под другого мужчину. Но в чем он точно разбирается, так это в размере. Член у Чонгука не такой толстый, как у Тэхёна, но длиннее, и Чимин уже представляет, насколько это будет больно и хорошо одновременно. Он забирает у Чонгука резинки, отрывает одну с ленты, надрывает упаковку и вытаскивает. Садится, легко поднимая себя без помощи рук, и целует Чонгука в родинку слева на шее. Ведет руками по его бокам к животу и опускается к паху. Берется за ствол мягко, но уверенно — Чонгук вздрагивает от контраста его теплой кожи и холодных колец — оглаживает ладонью головку, размазывает по члену предэакулят и раскатывает резинку. Широко ведет языком по шее Чонгука вверх к его уху, прикусывает за мочку, играясь языком с колечками, и наконец жарко выдыхает: — Трахни меня. У Чонгука по спине сходит волна мурашек. Он хватает Чимина за плечи резко, словно испуганно, но на кровать обратно толкает безбоязненно. Он точно знает, что делает, и Чимин намеренно приглушенно стонет, запрокидывая назад голову и закрывая глаза, чтобы лучше прочувствовать каждый момент — как сильные, подвижные и длинные пальцы Чонгука проскальзывают внутрь, растягивая тугие стенки, как входят глубже, оглаживая, надавливая, заполняя. Кажется, Чимин слышит, как Чонгук хрипло матерится себе под нос, и сипло смеется. Чонгук может не переживать за свою репутацию: изначально татуировки никак не вяжутся с его образом хорошего, тихого и скромного мальчика, которого безбожно развращают двое старых извращенцев. Чонгук мелко дрожит от охватившего его яростного возбуждения, в горле пересыхает, кровь шумит в ушах и пульсирует в дернувшемся, болезненно эрегированном члене — и заводит его так не обнаженный Чимин, а его бегущий по напряженным венам Чонгука проникновенный смех. Чонгук изнывает, как никогда раньше, от желания оказаться внутри Чимина, но не может. Чимин все еще слишком узкий, а ему не хочется делать ему больно. Он потерпит. Он сможет. Наверное. — Все нормально. — Чимин не только видит, но и чувствует, как Чонгука лихорадит. Он ласково гладит его костяшками пальцев по лицу и улыбается нежно. — Давай. — Но… — Я хочу тебя внутрь. Сейчас, — приказывает Чимин. И Чонгук не может его ослушаться, хотя краем помутненного разума знает, что не должен этого делать. Но Чимину это словно нужно — почувствовать эту боль. Она его наказание. За то, что он делает, за то, что согласился, за то, что он хочет другого мужчину, а не Тэхёна. Они не занимались любовью больше года. Потому что у них, банально, не вставало. Хотя они и не сильно старались, чтобы друг друга возбудить. Секс им словно стал неинтересен — как все остальное, как они сами. И Чимин, будучи верным Тэхёну всю свою жизнь, потому что тот был его первым и единственным мужчиной, не может свыкнуться с мыслью, что способен так легко лечь под какого-то малознакомого парня и принять его в свое тело. Чонгук склоняется над ним и входит медленно — с трудом, помогая себе рукой и надавливая бедрами, чтобы преодолеть сопротивление еще не готовых принять его мышц. Чимин задерживает дыхание на вдохе и сжимает в кулак шелковистые прохладные волосы Чонгука. Его губы мягко и успокаивающе целуют, и Чимин резко выдыхает, смаргивая слезы. Чонгук сцеловывает их и начинает плавно двигаться. Он не думает о том, что сказал ему Тэхён: он слишком сосредоточен на Чимине и ощущении жара и тесноты внутри, на его сладко-соленой коже и прерывистом дыхании, на одуряющем запахе клубники и распаляющихся от трения тел. Чимин уже ни о чем не думает, а просто крепко обхватывает ногами Чонгука за тонкую талию и хаотично гладит его бока, спину и плечи. Ему жарко, тошно и безумно хорошо. Он полностью отдается Чонгуку и потребностям своего тела, предавая самого себя. Про утро он не думает — живет и дышит одним моментом. Он знает, каково это: взлететь на высоту, которую способны достичь лишь единицы, а потом в одночасье рухнуть на землю. Чимин мертв уже как шесть лет. Но Чонгук внезапно заставляет его вновь чувствовать себя живым. Чонгук двигается в своем рваном ритме, то ускоряясь и почти долбясь в Чимина, то замедляясь и плавно раскачивая его под собой, проникая так восхитительно глубоко, что Чимин почти готов начать рыдать. Он слишком пьян, чтобы кончить быстро, но все время чувствует себя, будто вот-вот. Чонгук поднимает выше его бедра, меняя угол проникновения, и задевает точно по простате. Чимин стонет так сладко, что подстегивает его, провоцируя. С его губ беспрестанно слетает чужое имя — не Тэхёна. Чонгук срывается первым. Он стонет и опускается на Чимина сверху, пряча пылающее лицо в изгибе его шеи. Чимин выпутывает руку из его волос и ласково гладит по голове, словно говоря: “ничего страшного. Все хорошо”. Он ждет, что Чонгук выйдет из него, но тот только берет короткий перерыв, приходя в себя после оргазма, после чего снова переносит вес на руки и толкается максимально глубоко. Чимин протяжно стонет. Он смотрит на склоненное над ним лицо, обрамленное ниспадающими длинными волосами. Они прилипают волнистыми змейками к мокрой коже. Чимин растворяется во тьме полного обожания и жажды обладания взгляда абсолютно черных, как провалы бездны, глаз. В их демоническом полку прибыло. Еще десяток секунд, и Чонгук тверд, словно и не кончал. Выносливость и сила его молодого организма восхищают и подкупают: Чимин уже так не может. И терпеть он тоже не может, когда Чонгук трахает его так ритмично и смачно: он тянется к своему истекающему смазкой члену, желая поскорее кончить, но чужие сильные и горячие пальцы перехватывают его запястье. — Не так быстро, — слышит он низкий голос Тэхёна. Чимин смотрит на него, сидящего рядом, и даже не может понять, как давно тот присоединился к ним на кровати. — Тэхё-е-ен… — стонет он, протягивая к нему вторую руку. Тэхён перехватывает и ее, заводит руки Чимина за голову и прижимает к кровати. Чонгук резко садится, поднимает ноги Чимина, кладя их себе на плечи, и продолжает. Чимин уже почти готов начать его умолять прекратить — или не останавливаться никогда. Он тянется к губам склонившегося над ним Тэхёна, но тот отодвигается, оставляя сантиметры между их лицами и не давая поцеловать себя. — Тебе хорошо? — спрашивает он, рассматривая разгоряченное лицо Чимина — его дыхание сбивается от мощных толчков Чонгука и он едва успевает глотать раскаленный воздух, не то что говорить. — Да… — выдыхает Чимин, напрягая руки, но Тэхён держит его крепко, не давая вырваться. — Хочешь меня? — ласково спрашивает Тэхён. Чимин плохо соображает, но еще все-таки соображает. Он быстро облизывает губы. Вспоминает, как еще давно, в институтские времена, Тэхён выпытал из него признание, что Чимину бы хотелось как-нибудь попробовать двойное проникновение. Тогда его чертовски заводила эта мысль. Сейчас — пугает. Тэхён гладит большим пальцем его чувствительные, искусанные Чонгуком губы. Он терпеливо ждет ответа. Он его знает и так, ведь Чимин никогда не в состоянии ему отказать, но он хочет его услышать. Он словно хочет доказать Чимину что-то. — Да… — наконец произносит Чимин стоном на выдохе, добровольно подписывая себе приговор. Тэхён усмехается краешком рта. Наклоняется, целуя Чимина медленно и глубоко, сразу проникая языком в его рот и лишая последнего кислорода. Чимин судорожно дышит через нос, задыхаясь, и Чонгук внезапно резко останавливается. Он отпускает ноги Чимина, давая им соскользнуть обратно на свои бедра, и выходит из него — Чимин готов начать кричать, изнывая от желания кончить, но его громкий протест тонет в глотке Тэхёна. Чимин не помнит, как Тэхён помогает ему сесть. Чонгук лежит на подушках у изголовья и тянет его на себя. Чимин замечает на его лице напряжение и легкую тень беспокойства, но они оба сейчас делают то, что от них хочет Тэхён. Который молча и не спеша направляет их. Прижимается сзади к Чимину обнаженной грудью, сняв с себя сатиновую рубашку, и целует его в шею — в местечко под мочкой уха, и наваливается на него сильнее, преодолевая слабое сопротивление и вынуждая Чимина опуститься на грудь Чонгука. Чимин всхлипывает, когда Тэхён — обе руки Чонгука на его бедрах, гладят и сжимают — помогает Чонгуку снова войти в него. Тэхён кусает Чимина за беззащитно выступающий на шее позвонок, любовно целует в свою любимую маленькую родинку чуть выше и тянет его за талию назад, глубже насаживая на член. — Не надо… — все-таки срывается на мольбу Чимин, когда Тэхён прокладывает дорожку поцелуев вниз по его позвоночнику, и вцепляется в твердые, как камень, плечи Чонгука, чувствуя, как на очередном толчке в него, помимо члена, проскальзывает палец. — Тебе больно? — слышит он обеспокоенный голос Чонгука над своим ухом — и ощущает его гулкой вторющей вибрацией внутри его груди. — Ему хорошо, — отвечает за Чимина Тэхён. Чимин вспоминает, почему выбрал его. Почему оставался с ним. Почему всегда к нему возвращался. Тэхён смотрел на него и видел насквозь. Он знал обо всем, что Чимин отчаянно хотел скрыть даже от самого себя, и претворял в жизнь все его самые безумные и темные желания. С Тэхёном Чимин может быть самим собой, не боясь осуждения или непонимания. Чимин невеста дьявола. И он не может с ним расстаться, давно продав ему свою бессмертную душу. Чимин позволяет Тэхёну делать с собой все, что тот хочет. Он расслабляется, когда тот просит его об этом, послушно подставляется и даже не дергается, когда чувствует усилившееся давление на вход сразу после, как из него выскальзывают пальцы Тэхёна. Чонгук вторит его стонам — только хрипло, сквозь стиснутые зубы. Он терпит, как и Чимин, дискомфорт, потому что для двух членов в Чимине явно слишком тесно. Но Тэхёна это не останавливает, и он толкается настойчивей, наконец проникая внутрь. На пару секунд все трое замирают. Чимин мотает головой, пряча лицо в изгибе шеи Чонгука, и Тэхён крепко берет его сзади за шею, смыкая пальцы, словно хватает звериной пастью. Дернешься — и умрешь. Чимин хочет это прекратить, но не смеет. Ему больно, но он терпел и не такое. Поначалу двигаться тяжело. Но мышцы неизбежно растягиваются, подстраиваясь, и Чонгук осторожно пробует подмахивать. Чимин кусает его за татуированное плечо, всхлипывая, и крупно дрожит, но все еще терпит. Ладонь Тэхёна, горячая и большая, скользит вверх и вниз по его сведенной спазмом спине, разминая мышцы, и, пройдясь по шее, забирается в волосы. Тэхён тянет Чимина на себя. Чимину приходится подчиниться — он опирается на трясущиеся руки, хватаясь за изголовье кровати, и послушно прогибается назад в пояснице. Тэхён толкается в него до смачного шлепка, максимально глубоко, и Чимин, как по команде, кончает, пачкая свой и Чонгука животы. Чонгук, как в забытье, неотрывно смотрит на лицо Чимина, как тот кончает, громко стонет и сам насаживается на их члены, пока не останавливается, обессиленный. Тэхён крепко держит его поперек груди и поверх его плеча смотрит на Чонгука. — Не сдерживайся, — шепчет он ему и удерживает Чимина вертикально, не давая стечь обратно. Чонгук, как загипнотизированный, подстраивается под ритм Тэхёна, и поначалу им удается придерживаться попеременной схемы движений вперед и назад. Но в какой-то момент они все-таки сбиваются и входят в Чимина одновременно, растягивая его максимально и до предела. Чимин бессвязно стонет, безвольно уронив голову на плечо Тэхёна, и покорно принимает их в себя. Ему больно, но что-то коротит в мозгу, и у него снова встает. Тэхён дрочит ему очень жестко, взрывая фейерверки под закрытыми веками и сжигая нервные клетки. Чимин скулит и плачет, но все равно содрогается и кончает в его кулак, сжимая обоих мужчин в себе так сильно, что те уже не могут двигаться. Им не нужно: для Чонгука это все уже слишком. Мощный оргазм лишает его остатков разума. Тэхён почти до крови кусает Чимина за плечо и изливается внутрь десяток быстрых, яростных фрикций спустя. Чимин, возможно, жив, но он в этом больше не уверен. Он рад тому, что наконец может лечь — Чонгук под ним раскаленный, дышит быстро и тяжело, поднимая его на своей груди, и они оба мокрые и липкие от пота и спермы. Но Чимину плевать — он обнимает его за шею и загнанно дышит в нее, больше не в силах пошевелиться. И вздыхает облегченно, когда оба члена выскальзывают из него. Все внутри горит. Сперма Тэхёна вперемешку со смазкой стекает по промежности, неприятно холодя кожу. Тэхён, отдышавшись, подвигается к тумбочке, чтобы достать влажные салфетки. Он ухаживает за Чимином, не брезгует снять с Чонгука переполненную резинку и, закончив, встает с кровати, чтобы сходить покурить на балкон. Чонгук бездумно гладит Чимина по волосам, наблюдая за тем, как Тэхён расслабленно передвигается по полутемной комнате, ища сигареты и зажигалку. Ему настолько комфортно в своем теле, что он абсолютно не стесняется своей наготы — он точно знает, насколько красив и неотразим, и чужое восхищение для него естественная реакция. Тэхён уходит через открытые балконные двери, исчезая за колышущейся на ветру прозрачной драпировкой стеклянной стены. На мгновение Чонгуку кажется, что тот исчезает, растворяясь в темноте, как бестелесный призрак. Но он слышит скрип ножек по полу — Тэхён садится в мягкое плетеное кресло и закуривает. Он смотрит на звездное ночное небо и переводит взгляд на пустующее второе кресло. Обычно там всегда сидит Чимин: читает заумную книжку, зависает в телефоне, тискает собаку, делает маникюр, пьет ром с колой, хлещет виски прямо из горла, дымит, как паровоз, или сидит, подобрав под себя ноги и укутавшись в плед, и тихо смотрит на черный купол неба над их головами, забывая моргать. Тэхён возвращается в спальню. Чонгук накинул на Чимина край покрывала — они остыли, и Чимин начал мерзнуть. Чимин спит — отрубился прямо на Чонгуке, вынужденном мужественно терпеть. Тэхён идет к встроенному в зеркальную стену шкафу за вторым одеялом. Ложится на кровать, помогает Чонгуку осторожно переложить Чимина между ними, и Тэхён укрывает их всех одеялом. Чонгук не спрашивает разрешения остаться. Но Тэхён ясно дает ему понять, что он может — и лучше ему не спорить. Они смотрят друг на друга внимательно, вглядываясь в размытые в темноте лица. Пока Тэхён не произносит спокойно: — Я помню тебя. Чонгук вздрагивает, но быстро берет себя в руки. Он ждет продолжения. — Последний концерт в Гранд-холле. Последнее живое выступление Чимина, — произносит Тэхён. — Ты был у него в подтанцовке. Третий парень слева в первом ряду. Я запомнил тебя, потому что ты весь танец не мог оторвать от него глаз. И ты танцевал лучше всех. Почти так же хорошо, как он. Чонгуку не по себе. Он быстро смотрит на Чимина — но тот крепко спит и совершенно точно не слышит их. — Это был я, — не отрицает он. Тэхён усмехается. — И ты так и не набрался смелости подойти к нему и познакомиться. — Я жалел об этом все шесть лет, — спокойно признается Чонгук. — Но теперь не жалеешь? — спрашивает Тэхён. Это не проверка, не какой-то каверзный вопрос, на который Чонгук обязан дать правильный ответ, если не хочет выйти из игры. Он внезапно понимает, что это не игра. И для Тэхёна это никогда игрой не было. — А ты? — задает Чонгук встречный вопрос. Тэхён отворачивается и смотрит в потолок. — Иногда нужно жертвовать чем-то, чтобы обрести нечто большее, — наконец произносит он. — Я хочу, чтобы ты вернул ему любовь к танцам. Он не может жить без них. Он и не жил… последние шесть лет. Чонгук хмурится, всматриваясь в красивый профиль Тэхёна. Его лицо неподвижное, как посмертная маска. Только глаза открыты. — Я… — Чонгук не знает что сказать. Если честно, он думал, это будет короткая встреча на одну ночь — и сразу после его попросят исчезнуть и больше никогда не появляться. Он был к этому готов. Но к тому, что его попросят… — Останься, — Тэхён снова смотрит ему в глаза. Чонгук отворачивается. Тэхён продолжает смотреть на него, ожидая его решения. Чонгук молчит долго. Ему есть, над чем подумать. О своей никчемной жизни, бренности бытия, странных совпадениях, случайных встречах, невероятных людях и своей одержимости Пак Чимином, лучшим представителем и инноватором современных танцев в стиле модерн. Бывшей легендой. Но бывших легенд не бывает, как не бывает бывших танцоров. Чонгук и не думал никогда, что ему выпадет возможность все изменить — обернуть время вспять, не дав случиться тому, что случилось с Чимином, исправить эту дикую несправедливость, разрушившую его жизнь и карьеру. Чонгук только спрашивает себя, справится ли он. Шесть лет. Он шесть лет мечтал о том, чтобы снова оказаться с Чимином на одной сцене. Он не может упустить этот шанс — чего бы ему это ни стоило, он сделает все, что в его силах, чтобы вернуть Чимина обратно на большую сцену. Тогда ему не придется больше ни о чем так невыносимо долго и отчаянно горько сожалеть. Чонгук смотрит на Тэхёна. Тот тонко улыбается ему — он уже знает ответ. Он знал все с самого начала, только увидев, как Чонгук смотрел на танцующего на сцене ресторана Чимина. За шесть лет страсть Чонгука к танцам и Чимину не только не потухла и не иссякла, но стала, казалось, зрелее, сильнее и яростнее. В Чонгуке горит то пламя, которое способно вновь разжечь дотлевающие угли. Тэхён готов сгореть в этом огне дотла, если Чимин сможет возродиться в нем, как феникс из пепла.

***

Чимин бредет на запах свежесваренного кофе — только ради него он соскребает свое жалкое и разбитое тело с кровати. На нем оставленный Чонгуком на память мягкий пуловер — первая вещь, попавшаяся под руку. Тэхён улыбается вялому Чимину ласково, целует в щеку со следом от подушки и желает хорошего утра. Он ставит перед упавшим за стол Чимином большую чашку крепкого кофе без сахара. С пенкой. Чимин тут же обхватывает ее обеими руками, грея холодные руки, и наконец выдыхает. — Я не стал тебя будить, думал, поспишь, а ты уже встал. Выспался? — спрашивает Тэхён, не спеша готовя завтрак — мешает смесь для омлета, засыпав в нее мелко порубленные овощи. — По мне будто всю ночь катался асфальтоукладчик, — честно признается Чимин, пытаясь справиться с торчащими во все стороны волосами, которые раздражающе лезут в лицо. Но проигрывает этот неравный бой и глушит свое горе в кофе. За окном щебечут птицы. По улице, урча двигателями и шурша шинами, проезжают машины. Издалека доносятся голоса прохожих или собирающихся на работу соседей. Чимин наслаждается своим привычным размеренным и спокойным утром… Как вдруг понимает, что чего-то не хватает. — А где дети? — спрашивает он, оглядывая кухню и даже заглядывая под стол, чтобы убедиться в том, что там никто не прячется. Мало того, что собаки обычно спят с ними в кровати, они еще и следуют за ними по пятам, как маленькие сталкеры, которые рады составить им компанию и в бассейне, и в туалете. — Гуляют, — отвечает Тэхён невозмутимо. — Одни?! — У Чимина в ужасе едва волосы дыбом не встают. У собак есть свободный выход через заднюю дверь во двор, но если они во дворе, то это всегда лай, рычание, догонялки и хаос, а не эта подозрительная тишина. Тэхён ведь их гулять не за ворота отправил?! — Нет, — отвечает Тэхён насмешливо. Омлет шипит на раскаленной сковороде, и тостерница щелкает, выплевывая готовый румяный хлеб. — С Чонгуком. Чимин открывает рот. И забывает его закрыть. Он смотрит на Тэхёна в упор. Но тот ведет себя вызывающе невозмутимо, словно его ничто не смущает. Особенно прошлая ночь. Особенно Чонгук. Чимин не знает, то ли ему орать на Тэхёна, что он их детей одних отпустил с этим стремным парнем, то ли орать на себя, что он с этим парнем переспал, потому что думал, что больше никогда в жизни его не увидит. — Господи, — стонет Чимин, роняя голову на стол. Он бьется о него лбом, но это не помогает. — Только не говори мне, что ты хочешь страхивать меня с ним на регулярной основе! — Ну, это уже на твое усмотрение, — любезно отвечает Тэхён, ставя завтрак на стол, и идет выжимать для Чонгука сок из апельсинов. Ему кажется, этому трезвеннику должно понравиться. — Если хочешь с ним трахаться на регулярной основе, твое право. — Ты издеваешься?! — Чимин готов то ли начать истерично ржать, то ли надрывно рыдать, то ли рычать и крушить все вокруг. Но он остается за столом. — Ким Тэхён! Это, блин, не смешно! Ты сейчас серьезно?! Мы так не договаривались! Ты сказал, что мы попробуем! Что ты хочешь что-то почувствовать. И что ты тогда, твою мать, почувствовал?! Что хочешь с этим парнем остаться жить?! Может, мне тогда уйти?! Чимин замирает, потому что Тэхён, который слушает его приглушенные жужжащей соковыжималкой вопли, оборачивается и смотрит поверх головы Чимина — не на него. Чимин медленно поворачивается и видит за своей спиной Чонгука. Он держит в охапке всех трех собак, смешно свесивших лапки и языки. Они выглядят довольными и уставшими. Чонгук тоже уставший и мокрый — совместил выгул собак с утренней пробежкой. На Чонгуке спортивный костюм Тэхёна и его кроссовки для большого тенниса. Тэхён давно перестал бегать по утрам. Но глядя на Чонгука и его выносливость, думает, что пора наверстывать упущенное. — Я могу уйти, — деревянным голосом и с каменным лицом говорит Чонгук. Он слышал все, что Чимин кричал. Тэхён широко и белозубо улыбается. Потому что Чимин последний раз кричал шесть лет назад… Ну и прошлой ночью. Тэхён по этому скучал. — Мы уже решили, что ты остаешься, — напоминает Чонгуку Тэхён. — А мое мнение никого не интересует?! — Чимину стыдно перед Чонгуком, потому что тот ни в чем не виноват. У Чимина проблемы не с ним, а с Тэхёном. Уже как двадцать восемь лет — столько они в общей сложности знакомы. — Хорошо. — Тэхён складывает руки на груди — он в своем привычном белом шелковом халате, такой же неотразимый и с уже уложенными волосами, как и каждое утро. Ни следа бессонной и иззмывающей ночки. Чимин не в силах противиться его демонической привлекательности. — Назови мне хотя бы три причины, по которым ты против. — Я… — Чимин запинается. Смотрит быстро на Чонгука, который наконец опускает собак на пол, и те радостно бегут утолять жажду и есть приготовленную Тэхёном еду. Тэхён всегда встанет пораньше, чтобы угостить их чем-нибудь вкусненьким. Потом готовит кофе и завтрак для Чимина. А потом уже для себя. Теперь в список дел добавляется Чонгук с его правильным питанием и здоровым образом жизни. Не скурился бы и не спился, пустившись во все тяжкие, если останется тут с ними… Чимин собирается с мыслями. Это тяжело. И Чонгук его понимает. Потому что стоит и уже как минуту пялится на синяки на шее и плечах Чимина, которые не скрывает отрезной ворот его пуловера — он Чимину катастрофически велик. Чонгуку кажется, что вон тот засос под ухом оставил он. Это осознание вышибает из него остатки самоуважения и самообладания. Чимин прошлой ночью принадлежал ему. И может стать его навсегда. — А если он какой-нибудь шизофреник? Ты о нем ничего не знаешь. — Чимин упрямо смотрит на Тэхёна и игнорирует Чонгука, говоря о нем так, словно его тут нет. — Ночью нас прирежет обоих, заберет все мои брюлики, сядет в твой феррари и укатит в неизвестном направлении. Тэхён усмехается, смешливо щурясь. Он кивает Чонгуку на стол, веля ему сесть, и ставит перед ним тарелку с пышным омлетом и запотевший стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Чонгук осторожно отодвигается подальше от разгневанного Чимина — не хочет попасть под горячую руку. Он не вмешивается в выяснения отношений пары и, опустив голову, утыкается в свою тарелку. Надеется, наивный, что буря его минует, если он спрячет голову в песок. — Если бы хотел, уже бы это сделал, да, Чонгук? — Тэхён веселится. Чимин злится еще больше. — Ты не можешь просто так пускать первых встречных людей в наш дом! Это не общага, чтобы сдавать комнаты всем желающим! — Я предложил ему нашу спальню, — льет еще больше масла в огонь Тэхён. Чимин, если бы мог, давно вскочил бы на ноги. Но ноги его не слушаются. Он своему истерзанному этими двумя кобелями телу не доверяет. И этим кобелям подавно. Сговорились, пока он спал?! — Ким Тэхён! — грохочет Чимин, и голос у него внезапно низкий и звучит угрожающе. — Ты… у меня слов нет! — Ты так и не назвал мне хотя бы три причины, по которым Чонгук-и не может остаться, — напоминает ему Тэхён. Чимин гневно дышит, сжимая кулаки. Испепеляет Тэхёна взглядом. Но Тэхён чистокровный дьявол — он только нежится в потоках обжигающей его ярости и красиво улыбается. Чимин знает, что в открытом противостоянии и честным способом ему Тэхёна не победить. Но у него почти тридцатилетний стаж общения с этой нежитью. Он резко меняет тактику. Его лицо разглаживается, на губах появляется лукавая улыбка, глаза озорно блестят и щурятся. — Я могу назвать три причины, по которым хочу, чтобы Чонгук остался, — воркует он. — Во-первых, он сильнее и выносливее тебя, а ты со своим старческим радикулитом давно отказываешься носить меня на руках. Во-вторых, он меньше болтает и больше делает, он послушный и не доводит меня до ручки, как ты. И, в-третьих, у него член больше, чем у тебя. Прости, милый, но это факт. Возможно, это самая большая причина, по которой я хочу его больше, чем тебя теперь. Чонгук давится соком, который идет носом. Тэхён сочувствующе протягивает ему тканую салфетку и с улыбкой смотрит на Чимина, заботливо похлопывая кашляющего Чонгука по спине. — А еще он танцует лучше, чем ты, — улыбается коварный Тэхён. — Что?.. — Чимин переключает внимание на Чонгука. Тот поднимает на него неуверенный взгляд — глядит так мило из-под спавших на лицо растрепанных волос и робко улыбается. — Ты танцуешь? — спрашивает он так грозно, словно обвиняет Чонгука в семи смертных грехах. — Да, немного, — неловко отвечает Чонгук. — Много, — сдает его Тэхён, который уже успел посмотреть парочку видео в Интернете, пока готовил завтрак. — Ты соврал мне? — напрягается Чимин, не отпуская Чонгука с крючка своего въедливо-пытливого взгляда. Чонгук смущенно трет нос татуированными пальцами, не зная, куда себя деть. — Ты знал, кто я, не так ли? — Знал. — Чонгук наконец решается прямо посмотреть на него. — Когда я впервые узнал о тебе, у меня ничего не было. Мои родители развелись, я стоял на отчислении из средней школы… Тогда я увидел запись твоего выступления на концерте в День города… Я захотел танцевать так же, как ты. Благодаря тебе я обрел мотивацию, цель, мечту и желание двигаться вперед и... жить. Благодаря тебе я смог закончить школу и поступить в Академию. И там встретил тебя. Но ты меня не помнишь. Чимин молчит в растерянности. Смотрит на Тэхёна, но тот не собирается ему помогать — он пьет свой кофе, привалившись спиной к кухонной стойке, и контролирует, чтобы их мальчики не подрались за остатки еды в мисках. Все равно Девочка все отожмет в итоге. — Мы встречались? — напряженно спрашивает Чимин, всматриваясь в лицо Чонгука. Оно не кажется ему знакомым. Абсолютно. — Три раза. На двух репетициях и концерте, — тихо отвечает Чонгук. — Нашем последнем. Когда ты ушел, я бросил учебу в Академии. Не мог там больше находиться после всего, что... они сделали. Я искал тебя, но не мог найти. Я не думал, что когда-нибудь увижу тебя вновь. Увижу, как ты танцуешь. Смогу… подойти к тебе и назвать свое имя. Сказать, что… — Чонгук умолкает и смотрит на Тэхёна. Тот улыбается ему мягко, поощряя продолжать. — До сих пор влюблен в тебя, — заканчивает он, глядя Чимину в глаза. — Влюблен? — тупо переспрашивает Чимин. — Ты влюбился в меня за три встречи, даже не познакомившись со мной лично? И твоя влюбленность длится сколько... шесть лет? — он подпирает висок рукой и меланхолично ставит диагноз: — У тебя точно не все дома. — У меня нет дома. — Еще и бездомный! — Зато сильный, выносливый, мало болтает, много делает, послушный, покладистый, с большим носом и членом, а еще красивый, сексуальный, отлично танцует, разбирается в музыке и машинах, любит собак, то есть, детей, — тараторит Тэхён, пока убирает с пола пустые миски и загружает их в посудомойку с остальной грязной посудой. — Чимин-и, — обращается он к своему мужу и смотрит на него своими выразительными глазами, умилительно хлопая ресницами, — пожалуйста, давай его оставим? Посмотри, какой он хорошенький и славненький. Так в их жизнях и появились Моя Девочка, Мой Мальчик и Маленький Спиногрыз. — А-а-ащ! — Чимин хватается за волосы и кричит в потолок. Обращается напрямую к Всевышнему, чтобы тот услышал о его страданиях и послал небесную кару на его мучителей. — Ты меня с ума свести хочешь! Он яростно трепет свои волосы, устает кричать, делает пару глубоких вдохов, выдохов и успокаивается. Откидывается на спинку стула и смотрит на притихшего Чонгука угрюмо. — Ладно, — бурчит он, подвигая к себе тарелку с тостами, и обращается уже к мужу: — Пусть остается. Но чтобы проглистогонил его и от блох и клещей обработал, прежде чем снова к нам в кровать пускать. Тэхён радостно смеется — победа далась ему нелегко. Чонгук неуверенно улыбается. Чимин тщательно намазывает хрустящий тост ореховой пастой и отдает Чонгуку. Лучшее — детям. Тэхён садится к ним за стол — до этого опасался, что Чимин схватит нож или вилку и сделает в нем лишние физиологические отверстия. Но Чимин вроде сменил гнев на милость и улыбается Чонгуку ласково. Это он себя еще в зеркале не видел. К засосам на плечах Чимин относится спокойно — их всегда можно прикрыть одеждой. А вот на шее, под самым ухом… Тэхён улыбается в кружку. Он, конечно, на чудо не рассчитывает, но, возможно, двадцать лет спустя Чимин все-таки кого-то выебет сам. И — удивительно, правда? — это будет не Тэхён.