Mom

Удобно устроившись, Геральт наблюдал за происходящим с потаённой улыбкой, тень его веселья скрывалась за книгой, которую он пытался прочесть. Ему понравилась эта книга, правда нравилась: эпический роман, полный неожиданностей и поворотов ... Но зрелище, происходившее в главном зале Каэр Морхена, было куда интереснее. В разгар зимы темп жизни в крепости замедлялся и ослабевал, погружаясь в тёплое и знакомое оцепенение под треск бревен в огромном камине. Волки Каэр Морхена предавались неспешным занятиям, которые им запрещала их беспокойная и опасная жизнь на Пути. Эскель старательно вырезал из дерева изображения животных, монстров и всевозможные милые безделушки. Весемир любил ухаживать за своим огородом, растениями и стряпней. Из кухни уже поднимались утешительные запахи жаркого, обещая вскоре сытый обед. Геральт сам взял на себя всю отложенную работу по шитью, но прежде всего он вновь открыл для себя медленное удовольствие от чтения, те воображаемые побеги, которые щекотали его воображение. Даже Лютик, гостивший здесь уже третий год подряд, понял, как изменилось течение жизни в эту большую зимнюю ночь. Затем он нашел время, чтобы переписать свои стихи и песни, царапая бумагу в красивом кожаном томе. Иногда можно было слышать, как он бормочет, пытаясь отточить мелодию. А потом был Ламберт. Обычно этот Маленький Волк Каэр Морхена также находил чем себя занять в долгие холодные месяцы: делал новые зелья, эликсиры или новые бомбы, более или менее успешные попытки перегонки и - это был секрет - рисовал на окраинах крепости, когда погода позволяла это. Однако в том году Ламберту не удалось убедить ни свое тело, ни разум остановится и отдохнуть. Он ходил кругами и нервно ерзал. Сначала Геральт объяснил его поведение более трудным годом на Пути, возможно, отсутствием друга из Школы Кота, которого нашел Ламберт. Но шли дни, и ответ становился все яснее. Ламберт кружил… вокруг Лютика. Все началось с дрожи. Сгорбившись над пергаментом, барда трясло тихой дрожью. Закутавшись в теплую одежду, жители крепости беспечно переносили неудобства столь большого старого здания и его долгих заунывных сквозняков. Ведьмаки к этому привыкли: холод был частью души этого места. Для Лютика одни дни были тяжелее других. Не было ничего необычного в том, что он был закутан в дополнительные меха. В тот день Ламберт поспешил принести ему толстое одеяло. Затем последовали другие мелкие, более или менее заметные жесты. Если Лютик и выказывал какое-то недовольство, Ламберт был не так уж далеко, чтобы ответить. Был ли бард голоден? Через минуту рядом с его письменным столом появилась булочка или угощение. У него закончились чернила? На следующий день в его комнате ждал небольшой горшочек с густой черной жидкостью. Он жаловался на то, что его заперли? Ламберт пригласил его с собой на патрулирование вокруг крепости, предварительно убедившись, что бард укрыт с головы до пят, хорошо защищен от ветра и холода. В тот день, когда Геральт оторвался от своего романа, чтобы понаблюдать за разворачивающейся перед ним сценой, Лютик уронил перо и пергамент и долго лежал, вытянувшись, как большой ленивый кот, с неприятным рычанием. В следующую секунду Ламберт уже стоял позади него, положив руки ему на плечи и массируя ноющие мышцы. Бард одарил юного ведьмака веселой, несколько насмешливой улыбкой через плечо. - Спасибо, мама, - сказал он. Ламберт покраснел до ушей и отступил назад, злясь на себя за заботу, на то, что его окликнули, но Лютик схватил его за запястье, нежно притягивая к себе. - Я запрещаю тебе останавливаться, - сказал он. Геральт улыбнулся еще шире, подмигнул Эскелю, который также был свидетелем этой сцены, и вернулся к своему роману.