Гореть

      Зачем кричать,       Когда никто не слышит.       О чем мы говорим…              Ты смотришь на свои руки — они снова трясутся от всего того, что ты пытаешься удержать внутри уже так долго, но оно все равно прорывается наружу, пугая тебя и окружающих. Поэтому чаще всего ты об этом просто молчишь — до тех пор, пока не становится совсем плохо.              Мне кажется,       Что мы давно не живы:       Зажглись и потихоньку догорим.              По меркам окружающих ты совсем молод: нет еще и 30, но в тебе живет жуткий страх смерти — или того, что за ней. Поэтому твой психологический возраст: глубокий старик из-за всего того, что пережил внутри.       Или того, что ты уже сейчас в какой-то степени уже мертв, но все еще изо всех сил делаешь вид, что это не так.       Поэтому для окружающих тебе — вечные 19, с улыбкой и шуткой, за которой — тот самый неизбывный страх.              Когда нас много, начинается пожар       И города похожи       На крематорий и базар.              Ты уверен, что далеко не один такой, просто все молчат. Потому что если все начнут говорить, то мир задохнется от ужаса, что такие люди живут рядом, проходят мимо в толпе или вообще совсем близко, а никто этого не видит.              И все привыкли ничего не замечать,       Когда тебя не слышат,       Для чего кричать?              Сначала ты пытаешься разговаривать, как тебя учили на этих ваших психологиях: пытаешься донести, что внутри тебя — черная дыра, которая методично, день за днем высасывает твою душу. А тебе безумно больно и холодно из-за этого… И тебе нужна поддержка или хотя бы чтобы не отрицали твое существование и твои проблемы.       Но никто не видит, не понимает, не замечает — или просто не хочет?       Потому что так некомфортно жить с такими “ущербными” людьми — проще закрыть глаза и сделать вид, что все в порядке.       Что их не существует. Этакое ментальное гетто, куда тебя загоняют и закрывают за тобой ворота.              Мы можем помолчать,       Мы можем петь,       Стоять или бежать,       Но все равно гореть.              Ты выбираешь другие способы коммуникации: пишешь песни и рассказы о том, что у тебя внутри. Чтобы эпитетами и чужими выдуманными героями передать всю боль, что у тебя внутри уже так много лет.       И всю ненависть к себе: настолько сильную и глубокую, что проснуться до рассвета утром и ненавидеть себя до слез, до крика, до хрипа — уже норма, которую почему-то не разделяет твой психотерапевт.              Огромный синий кит       Порвать не может сеть.       Сдаваться или нет,       Но все равно гореть.              Ты смотришь на свои шрамы — они смотрят на тебя как та самая бездна. Но эти демоны уже так знакомы тебе, что ты здороваешься с ними как с друзьями: давно не виделись, милые… проходите, располагайтесь.       И никогда не знаешь, когда они снова навестят твое холодное одиночество: может в тот момент, когда ты принимаешь душ и думаешь о том, что если вот прямо сейчас остротой по белизне кожи — это больно? Или горячая вода снизит порог чувствительности? Но окрасить бесцветную жидкость цветом твоей боли — это будет даже как-то эстетично и красиво…       И как долго тебя не найдут? Как долго не вспомнят о том, что есть вот такой отчаявшийся и совсем потерянный?       Но от этих мыслей тебя отвлекает шкрябанье когтей по двери в ванную: Чоппер категорически не любит, когда ты там замыкаешься, хотя сам безумно боится воды. Поэтому каждый раз отчаянно рвется с тобой, разнося закрытую дверь, как будто боится, что когда-нибудь ты оттуда не сможешь выйти и привычно запустить ладонь в теплую мягкую шерстку.              И снова небо       Замыкает на себя       Слова и провода.              И снова с неба       Проливаются на нас       Ответы и вода.              Иногда хочется кричать в пустоту, во вселенную: за что мне все это?       Почему другие люди живут спокойно и счастливо, а для меня каждый день — это испытание на прочность, и никогда не знаешь, чем закончится очередной этап: ты будешь улыбаться друзьям, которые пришли тебя поддержать, или задыхаться, свернувшись калачиком на диване, потому что резко забыл как дышать из-за очередной панической атаки.              И если ты вдруг       Начал что-то понимать,       И от прозрений захотелось заорать.              Давай кричи,       Но тебя могут не понять:       Никто из них не хочет ничего менять.              Есть всего несколько человек, которые тебя понимают. На самом деле понимают, потому что тоже сражаются с собой — каждый день. И вы на одной стороне в этой битве, поэтому подставляете плечо боевому товарищу, когда на это есть хоть какие-то силы.       Нет, не это холодно-равнодушное: соберись, тряпка, сходи прогуляйся. Или: другим еще хуже — чего расклеился. Но таких большинство… им бесполезно что-то кричать.                     Гори, но не сжигай,       Иначе скучно жить...              Гори, но не сжигай, гори... чтобы... светить!              Комок в горле чувствуется все сильнее и сильнее, он колет, режет, приносит невыносимые страдания, потому что ты не можешь выдавить ни хрипа, ни слезы...       Но вот ты плачешь — и это радует, потому что наконец слезы прорвались через тот ледяной кокон, которым тебя себя сковываешь каждый день. От этого становится легче — хоть на мгновение, потому что в такие моменты ты чувствуешь себя хоть немного живым.              А еще потому, что тебя обнимают самые нежные руки на свете, и ты падаешь в тепло любви того, кто добровольно разделяет с тобой твою боль и твою ношу:              — Ты — мое солнце, Мью. Без твоего света я не смогу.              И ты понимаешь: ради таких моментов ты поддерживаешь в себе этот огонек надежды.       И горишь, чтобы светить для того, кто нуждается в тебе так же остро и сильно, как и ты в нем:              — Мой хороший…