Проклятие близнецов.

Джером открыл дверь такси и жестом указал Вивиан сесть. Она неохотно подчинилась, присела на заднее сиденье, все еще обнимая себя, чтобы хоть как-то согреться. Он молча уселся рядом, закрыл дверь и обратился к водителю: — В центр, к отелю "Эмеральд", — сказал он, и машина плавно тронулась с места. В салоне повисла напряженная тишина. Джером барабанил пальцами по колену, а Вивиан смотрела в окно, избегая его взгляда. Она понимала, что её решение идти за ним может обернуться еще большей болью, но в данный момент ей было все равно. Когда такси остановилось у отеля, Джером не спеша вышел из машины, с рюкзаком с деньгами за плечом. Вивиан, следом за ним, тоже вышла, но не могла отвести взгляда от рюкзака. Джером подошел к водительской двери, открыл его и извлек из него несколько крупных купюр. Он протянул их таксисту, небрежно бросив на переднее сиденье. — Сдачи не нужно, — сказал он, даже не взглянув на водителя, который быстро схватил деньги, не задавая лишних вопросов, и уехал. Вивиан теперь знала, как Джером зарабатывает эти деньги, и, наблюдая за тем, как легко он их раздает, не могла избавиться от чувства, что каждая купюра была пропитана страхом и кровью тех, с кем он имел дело. Но Джером не обратил внимания на её напряжение, уверенно направляясь к входу в отель. Вивиан шла за ним. Она ничего не сказала, пока Джером подошел к стойке регистрации отеля и начал расплачиваться тем же способом. Поднявшись на лифте на нужный этаж, они вошли в роскошный номер. Джером швырнул рюкзак с деньгами на кровать и снял с себя куртку. — Значит, ты сбежала? — спросил он, не глядя на нее, рассматривая роскошный номер с темно-зелеными стенами и винтажным декором. Вивиан колебалась, её руки дрожали, но она собралась с духом: — Я не могла остаться в цирке. Я устала жить в вине и страхе, — её голос дрожал, но она не собиралась останавливаться, — Я ненавижу тебя, но признаю — ты победил. Джером резко остановился, услышав эти слова. Он повернулся к ней, его лицо напряглось, но в глазах читался интерес. — Это твоя тактика? — насмешливо спросил он. — Сделать вид, что сдалась, выбежать посреди зимы на улицу без нормальной одежды, примчаться сюда ко мне, но при этом якобы ты не ожидала меня встретить? А потом давить на мою жалость своим видом и тонким голосом, чтобы я извинился за то, что довел тебя до этого, и предложил забыть все обиды и принял тебя обратно в цирк, уверив, что тебе больше нечего бояться, — рыжий состроил жалобное выражение, пытаясь подражать голосу брюнетки. — Чтобы я позволил тебе и дальше пользоваться Майей? Она сделала шаг к нему, не отводя взгляда: — Да, конечно, в твоем мире только это кажется правдоподобным. В твоем мире все лгут, манипулируют и используют. — Ох, избавь меня от терапии, — Джером закатил глаза и повернулся, шагая к кровати и прыгая на неё, пачкая зеленое покрывало своими грязными ботинками. — Просто признай, что я прав. Ты здесь, чтобы надавить на жалость, воззвать к моей человечности. Которой нет. Брюнетка горько хмыкнула: — Уж я-то точно знаю, что у тебя её нет. Эти слова повисли в воздухе, пока Джером обдумывал их: — Это должно было меня ранить? — Ранить? Нет. Тебя такое точно не заденет, — сказала брюнетка. — Допустим, ты говоришь правду… — вдруг сказал он, но в его голосе не было привычной жестокости. — И ты действительно ушла из цирка. Куда ты тогда шла? Какие у тебя планы сейчас? — Не знаю, — тихо ответила она, проведя рукой по волосам. — Я думала сдаться правоохранительным органам, попасть в детдом и прожить там до совершеннолетия, а потом как пойдет. Или вернуться в проституцию, — она тяжело вздохнула и села в широкое кожаное кресло, закрыв лицо руками. Рыжий поднял брови, наблюдая за брюнеткой. Только сейчас он начинал верить в её искренность. — Оба плана звучат так себе. Вивиан подняла голову, её глаза были полны грусти и отчаяния: — У тебя есть предложения получше? В комнате опять повисло молчание. Рыжий отвел глаза, опустив взгляд на свои ботинки: — Что именно стало последней каплей для тебя? Всё это время тебя не очень волновала наша вражда. Ты так упрямо повторяла, что останешься, что мне тебя не сломать и не выгнать. Что случилось, что ты решила сбежать только сейчас?, — он поднял глаза на нее. Та всхлипнула, — Я не смогу быть с Джеремайей. Даже если бы я стерла фотографии и заставила всех молчать о том, что было в клубе…Я не смогу заставить себя смотреть ему в глаза. Я не смогу лгать ему. Ни о том поцелуе, ни о том, что я узнала про тебя. — Про меня? — рыжий нахмурился. — Ты о «Бобе»? Я думал, ты знаешь об этом довольно долгое время. Ты сама так сказала. — Нет. Я узнала все подробности только сегодня. Я позвонила по номеру этим утром. До этого я просто хранила его у себя под матрасом, — сказала Вивиан сухим, как наждачка, голосом, сжав колени и опустив взгляд. — И что ты узнала? — Что ты калечишь людей за деньги, — ответила Адлер, подняв взгляд. Джером выдохнул и откинулся назад на кровати, опираясь на локти. — Тебе стало страшно, что я тебя покалечу?, — усмехнулся парень, но в его глазах не было и намека на забаву. — Нет…, — ответила та. — Я не боюсь тебя. Я тебя презираю. Презираю твою ложь, твою жестокость и бесчеловечность. Я не смогу участвовать в этом. Не хочу вести Джереми за нос, как это делаешь ты. — Так не веди. Раз ты не боишься меня, то что тебе мешало пойти и рассказать всё Джеремайе? Ведь во всем этом только моя вина, так ведь? В том поцелуе, в том, чем я занимаюсь и что скрываю, — его острые черты лица были подчёркнуты прямым светом от лампы, висевшей над кроватью, а глаза были затемнены. Вивиан затихла, вновь устремляя взгляд в пол. — Это не вся правда, — её голос был совсем тихим, но Валеска услышал. — Не вся правда? Я что-то упустил? — Да, — голос Адлер задрожал. — Ты упустил то, что я и вправду недостойна Джеремайи. И если я расскажу ему всю правду, мне придётся рассказать ему еще и о том, что я знала, что это был ты. Но не хотела это признавать. Я знала, что целую тебя, и именно это возбудило меня, заставило меня хотеть большего, заставило меня почувствовать себя живой. Мои слезы в ту ночь были слезами вины, а не страха. Я не испугалась тебя и твоей глупой угрозы, я испугалась себя. — Вау, — вымолвил Джером, выпрямившись на кровати и сложив руки на груди. — Да. Вау. Ты был прав. Я ужасна, — брюнетка встала с кресла, — Я думала, что могу любить и быть верной. И мне достался самый лучший парень о котором я могла лишь мечтать, но я чувствую, что разрушаю все из-за моих мыслей и желаний, которые я не могу выключить. Проститутка. Вот кто я. И я уж лучше убегу на край света, чем дам Джеремайе понять это и увидеть как его отношение ко мне меняется и он смотрит на меня как на грязь. Джером замолчал, отводя взгляд. — Он смотрит на меня так всю жизнь, хоть и думает что хорошо это скрывает. Это неприятно, но можно пережить как видишь, — он пожал плечами и соединился с ней взглядами. Вивиан прочитала в его глазах живую боль и горечь. И он жил с этим. Пока она панически боится даже думать о том какого это. Ей не было его жаль, но ее удивило то, что он и вправду страдает и волнуется о его отношениях с Майей. Адлер сделала шаг к кровати, ее руки, что были крепко сложены вокруг ее тела расслабились и раскрылись: — Джей, — сказала она, заставляя его расширить глаза в легком удивлении. Она шагала вперед пока не остановилась у подножья кровати: — Он не презирает тебя. — Еще как презирает. Он думает, что я ему враг, — Джером закатил глаза, переводя взгляд куда-то за брюнетку. — А это не так?, — Адлер подняла бровь. Его глаза снова врезались в нее: — Блять, нет! Да я готов отдать свою жизнь ради него. Я тащил его за собой, спасал его, кормил. Адлер снова закусила губу и замолчала. — Хочешь голую правду? Она кивнула. Рыжий придвинулся к краю кровати, ставя свои ноги на пол, возле ее ног. Теперь она стояла прямо над ним. — Я думаю ты всегда знала, кто ты, — продолжил он, проходясь взором по всему ее телу и останавливаясь на ее лице, — Но пыталась убежать от этого. Пыталась быть той, кем не являешься. И сегодня наконец ты начала просыпаться, — Вивиан замерла, когда он схватил ее за бедра. Его руки были горячими, они обжигали ее через ткань шорт, — В твоих желаниях и непостоянности нет ничего плохого. Ты огонь, ты разрушительный хаос. Как и я. Тебе нужно понять, что для таких как мы, чистой любви и счастья никогда не будет достаточно. Нам нужен хаос и эмоции. Ты бы разрушила Майю, может и не специально, но разрушила бы. Это я и пытался предотвратить. Вивиан не ответила. Она опустила взгляд, её руки, которые ещё минуту назад пытались снять его руки с себя, теперь бессильно повисли вдоль тела. Она не могла не признать правоту его слов, но признание этого тяготило её. — Я вижу тебя насквозь, Вивиан, — тихо добавил Джером, его пальцы чуть сильнее сжали её бедра, чувствуя, как она напрягается под его прикосновением. — И я знаю, что тебе нужно. Ты хочешь быть увиденной такой, какая ты есть. Эти слова отозвались где-то глубоко внутри неё. — Может, я и правда такая же, как ты… — едва слышно произнесла она, её голос дрожал. — Может, даже хуже… Джером выпрямился, поднимая свое лицо к ее, их взгляды встретились, и на его губах появилась еле заметная усмешка. — Тогда зачем сопротивляться? — прошептал он, его голос был почти нежен, но Вивиан почувствовала, как в этих словах скрыта злая ирония. Она знала, что теперь выбора у неё не осталось. Её тело дрогнуло под его руками, и, словно чувствуя её внутренний надлом, Джером медленно начал спускать её шорты вниз. Он делал это не спеша, как будто давая ей время осознать происходящее, но Вивиан уже приняла решение. Когда её шорты и трусы оказались на полу, она не стала прикрывать себя, не стала сопротивляться. Она уже была полностью обнажена перед ним, что же изменит нагота ее тела? Джером, все так же сидя на краю кровати, посмотрел на неё с одобрением, его темная улыбка только усилилась. — Мы с тобой оба этого ждали, — сказал он, и его голос звучал почти удовлетворенно, — Тебе это нужно, Ви. Вивиан молчала, не сводя с него глаз. Валеска медленно облизнул свои губы и приблизившись поцеловал низ ее живота, заставив девушку вздрогнуть. — Джером, — прошептала она, её голос дрожал, как и руки, которые нежно погрузились в его волосы, — Я хочу тебя, — в этих словах чувствовалось не только желание, но и отчаяние, как будто она искала в нем спасение от собственных демонов. Вместо ответа она чувствует его теплые поцелуи на животе, на своих бедрах и наконец — там. Она издает тихий стон, и прикрывает глаза, раскачиваясь на пятках, пока его язык врывается между половыми губами, кружась возле набухшего клитора. Она тянет его ближе к себе за волосы, желая ощутить все сразу, но он вытягивает руку, кладя ладонь на ее живот в предупредительном жесте. Адлер унимает свой пыл, но снова стонет, когда наконец чувствует его язык внутри себя и его нос прижатый к клитору. Он низко стонет в ответ, вылизывая ее мокро и пошло, его рыжие ресницы дрожат, а кожа на лице покраснела от недостатка кислорода. Его руки переместились на заднюю сторону ее тела, проходясь по ее нижней спине и опускаясь на ягодицы, сжимая их грубо и больно. Вивиан выставила колено, находя им его твердую промежность. В эту же секунду он оторвался от нее, вытирая рот рукавом рубашки. — Нет!, — разочарованно выдохнула брюнетка, чувствуя как жар его рта заменяется холодным воздухом. — На колени, — сказал Джером, потянув ее вниз, и она послушно встала. Твердый ковер впивался в ее голые колени, но ей было все равно. Теперь он смотрел на нее сверху вниз, затуманенным возбужденным взглядом, это заставило Адлер стать еще мокрее. Валеска сам стащил с себя ремень и нетерпеливо расстегнул брюки. Здесь его уже подхватила брюнетка, помогая стащить их с него вместе с боксерами. Рыжий демон улыбнулся, откидываясь назад на локти, раздвигая ноги и бесстыдно выставляя себя на показ. — Покажи что умеешь, Ви. Заставь меня видеть звезды. Адлер жадно примкнула к его бледному твёрдому члену, вылизывая его от основания, до мокрого кончика, обсасывая его и смотря Валеске в глаза. Он фантазировал об этом слишком долго и теперь, Джером старался не кричать от удовлетворения. Совсем скоро, она уже не могла смотреть на него, из-за сильной руки в ее волосах, заставляющей ее заглатывать глубоко и быстро, так что ей приходится задерживать дыхание, каждый раз когда её нос остается прижат к рыжему пучку паховых волос. Из её глаз прыснули слезы, пока ее свободная рука пробралась между её ног, удовлетворяя собственный голод. — Грязная шлюха, — процедил Джером сквозь зубы, заметив её действия. Его рука быстро схватила её за волосы, грубо приподнимая, но в его движениях чувствовалась не столько жестокость, сколько невыносимая потребность контролировать ситуацию. — Повтори это!, — громко сказал он, приближаясь к её мокрому лицу, — Скажи это без стыда, без вины. Скажи это с гордостью! — Грязная шлюха. Я грязная шлюха! Трахни меня Джей!, — прокричала Адлер, с мучением в голосе и тут же почувствовала его губы на своих. В этом не было ничего романтичного. Ничего нежного, ничего красивого. Лишь животная, грубая страсть, что заставляла скулить от удовольствия. Он затащил её на кровать, опрокидывая её на спину. Почти сразу он вошёл в её текущее, пульсирующее лоно. Выбивая из неё первобытный крик, смешанный со стоном. Обычно он не любил целоваться, но смотря на ее пухлые приоткрытые губы, он не мог ничего с собой поделать. Он снова поцеловал ее, шепча: — Ви, ты моя. Моя сегодня. Они оба кричали, скулили, лизали, кусали, стонали. Своими языками на шее, губах, плечах, сосках, они будто снимали друг с друга человеческую кожу, обнажая грубую шерсть под ней, превращаясь в тех, кем они были на самом деле. Свободными, дикими и жестокими. Вивиан погрузилась в мир эйфории, чувствуя, как она кончает в четвёртый раз уже верхом на Джероме. Она уже давно отключила свой разум и сердце, что стояли на пути к безграничному удовольствию. Но на этот раз она выдыхается. Поэтому он снова переворачивает их и закапывает её лицо в подушки, входя в неё сзади, у нее слишком болят связки, чтобы вскрикнуть. Её ягодицы горят, ноги дрожат, она чувствует, что и он уже еле держится. Он замедляет свои толчки и хватает брюнетку за шею, поднимая ее на колени и прислоняя ее мокрую спину к своей мокрой груди. Он нетерпеливо смахивает с ее лица прилипшие темные кудри и целует её в последний раз прежде чем начать снова толкаться в неё в сбившимся ритме, до того момента пока его член не запульсировал и не извергся глубоко внутрь, пока она содрогалась от своего пятого оргазма. Они оба застонали в унисон и упали вниз. Он уронил свою голову на её хрупкое плечо, тяжело дыша. А после вытащил из нее свой обмякший измотанный член. — Ты не уйдёшь из табора, — сказал он, вытирая свой член простыней, — Ты вернёшься туда со мной завтрашним утром. — Нет, Джей, — она развернулась на кровати, ложась на спину и не обращая внимание на его семя, вытекающее из неё, — Я уже решила. Я не могу. Что я ему скажу?, — она физически не могла сказать имя Джеремайи, пока на языке все еще чувствовался вкус Джерома. — Тебе не надо объясняться. Ты спасла его тем, что закончила эти отношения. Он не умрет от этого, напротив, это сделает его сильнее и лучше. Со временем он об этом забудет, — ответил Джером, снова нависая над ней. — Нет, я не смогу жить в одном таборе с ним и избегать его. Я все еще его люблю, я умру от зазрения совести и тоски по нему. А что подумают обо мне остальные? Я упаду в их глазах. Боже, представь что скажет Педро! Нет, я не смогу там больше жить. Валеска нахмурился и резко схватил ее за горло, несильно надавив. — Для чего сейчас все это было, а?, — прошипел он, а после опустился к её уху, переходя на шепот, — Сними оковы стыда, освободись, Вивиан, не только в порыве страсти, но и везде. Мурашки пробежались по коже брюнетки, она схватилась за его руку, моля отпустить, что он и сделал. В ее больших карих глазах снова начали наворачиваться слезы. Джером взял её руку и положил ее на свою шею: — Ты не жертва, Адлер. Ты так же сильна как я. Перестань плакать и покажи мне это. Покажи это себе. Хватит играть в невинную пугливую овечку, сбрось с себя ее шкуру. Вивиан сжала свои пальцы вокруг его шеи, намного сильнее чем это делал он, оскалив зубы и громко задышав: — Не смей больше душить меня, мудак. Он не мешал ей и просто терпел, наблюдая за тем, как зверь внутри нее окончательно просыпается. Ее ногти впились в его белую кожу, оставляя красные следы. Рыжий расплылся в довольном оскале. — Не смей угрожать мне больше, не смей обзывать, не смей лгать и использовать. Иначе я уничтожу тебя, понял? Уничтожу ваш всех. Весь ваш сраный табор и цирк. Наконец она оторвала свою руку от его шеи, будто она обожглась о свои же слова. Брюнетка шумно вдохнула воздух в легкие, закрывая глаза. — Неужели это и вправду я…, — сказала она тихо. Рыжий медленно закивал, отдышавшись: — Да. Это ты. Та Вивиан, которую я увидел еще в день нашей встречи. Она открыла глаза и посмотрела на него. В ее взгляде больше не было опаски и презрения, ее брови не хмурились от конфликтующих мыслей в ее голове. Впервые в них читалась спокойная уверенность. Ему нравилось смотреть на то, как она принимает свою темноту, также как и он принял свою когда-то. — Знаешь в чем теперь будет твоя сила, Ви?, — спросил он, — Ты больше не будешь бежать от себя. Теперь ты можешь делать что хочешь без зазрения совести. Ты сможешь построить жизнь которую ты хочешь и тебя больше не будет беспокоить мнение других и потому никто не встанет на твоем пути. — Но это не значит, что ты должна открыто им пренебрегать. Без людей ты не добьешься успеха и не получишь то, что хочешь. Поэтому тебе придется притворяться, как это делаю я. Придется лгать и изворачиваться. Если ты знаешь, что они не примут правду, то соври. Соври об этой ночи, о том поцелуе, пусть они продолжат верить в образ хорошей девочки. Это сыграет тебе на руку, поверь мне, — он протянул руку и начал гладить ее шею тыльной стороной руки, по тому месту где он душил ее пару мгновений назад, — Знаю, ты не привыкла. Но со мной тебе будет легче. Я принимаю тебя. И после долгого дня, где тебе придется играть, ты можешь прийти ко мне и скинуть с себя все маски. Со мной они тебе не нужны. Я вижу настоящую тебя и ты видишь настоящего меня, — когда он говорил это, он вспоминал все их разговоры в прошлом, где она очень четко разгадывала его истинные мотивы и чувства, видела его сильные и слабые стороны, дотрагивалась до его души без лишних усилий. Если раньше это его напрягало и злило, то сейчас он понял, что именно это его к ней и манило, — Это то, о чем я мечтал всю жизнь, — продолжал он, — но не мог найти своего человека. Даже с собственным братом я должен был подбирать слова и скрывать вещи, чтобы он не отвернулся от меня. Ни он, ни Педро, ни даже Перл не знают кто я на самом деле. Но ты знаешь. Вивиан тоже коснулась его шеи и провела рукой вверх, трогая его мягкие медные волосы, что все еще были взмокшими от пота. — Если мы соединимся, станем партнерами, любовниками, друзьями – называй как хочешь, то мы станем непобедимы, — сказал он, поворачивая голову к ее руке и мягко целуя ее ладонь. Последняя тайна Валески раскрылась перед брюнеткой. Прямо сейчас он раскрыл ей свою главную слабость – одиночество. Он одинок, потому что не может быть настоящим, ни с кем. Потому что настоящий он эгоистичен и жесток, даже уродлив. Но Вивиан не чувствует отвращения к уродству его души. Она не чувствует его ни от того, что они чуть не придушили друг-друга, а теперь нежно ласкаются. Ни от того, что вся их кровать пропитана различными телесными жидкостями и сидеть на ней, это как сидеть на охлажденной рвоте. И ни от того, что она все еще чувствовала металлический запах, что исходил от Джерома, и темно-красные пятна крови за его ухом, которые он забыл смыть. Ей все равно. Ей больше не противно, ни от себя, ни от него. Все равно что он сделал с должником за эти деньги в рюкзаке, валяющемся на полу, который они скинули туда в порыве страсти. Все равно, действительно ли он убил Саймона и соседку. Все равно, на все то, что он сделал ей в прошлом. Все ра-вно. Она ему верила. Он и вправду приглашал ее быть партнерами, приглашал ее в свой мир. Отвратительный, жестокий, расчетливый и сумасшедший мир. И она сказала: — Да!, — потому что после того, что она сделала и кем была – этот мир и есть все, чего она достойна. И теперь она смотрит правде в глаза. Джеремайя всегда был слишком хорош для такой как она. Именно поэтому Джером — ее родственная душа. Он ее отражение. — Умная девочка, — рычит он, снова искусывая ее губы и пробуя на вкус ее мертвые слезы, пока она отключает свое сердце до конца и полностью отдается в руки тьме.