В твоих свободных землях я в плену

***

      Дыхание. Биение сердца. Мысли — образы ускользающего сна, который, казалось, продлился целую вечность. Уилл пробуждается неторопливо. Он переворачивается со спины на бок и обнимает подушку. Сквозь занавески пробивается солнце, Уилл приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть на наручные часы, почти два часа после полудня. Сон и правда был по-королевски сладким и долгим. Ганнибала рядом нет, возможно, он предполагал, что совместное пробуждение в одной постели — это не то, к чему готов Уилл. Быть может, вчерашняя внезапная близость и откровенность между ними — побочные эффекты закатившегося, растворившиеся при свете белого дня.       Уилл приводит себя в порядок предпочитая собственный душ. После он спускается вниз, когда слышит их голоса, они доносятся с кухни. На ступеньках он замирает на некоторое время, различая смех Ганнибала, Чио отвечает на японском, а потом тоже смеётся. На былую ссору нет и намёка, между Ганнибалом и Чио полное взаимопонимание, они вновь синхронизируют друг с другом, будто части одного, но когда-то разбитого целого. Уилл не чувствует себя лишним, но всё же представляет жизнь Ганнибала и Чио без себя, укол ревности болезненно протыкает мягкие ткани, проникая в самое сердце. Ему хочется избавиться от Чио здесь и сейчас, но он подавляет в себе это эгоистичное чувство.       — Добрый… день, — Уилл останавливается в дверях, опираясь здоровым плечом о косяк.       У Чио в руках половинка граната, её пальцы окрасились соком, а россыпь семян на столе напоминает капли крови.       — Уилл! — Ганнибал ловко разворачивает кресло. — Рад видеть тебя. Желаешь кофе?       — Не откажусь.       Уилл вяло улыбается Ганнибалу, который выглядит свежим и таким отдохнувшим, словно кресло ему и не нужно.       — Помоги, — он подзывает Уилла к себе, а Чио отступает в тень, куда не дотягиваются солнечные лучи.       Он помогает ему подняться, берёт Ганнибала под локоть, провожая к кухонному островку, после внимательно наблюдая за магией приготовления кофе.       — Я мог бы и сам, — говорит он, продолжая придерживать Ганнибала за талию и чувствуя затылком снайперский взгляд Чио.       — Я знаю, но не лишай меня такого простого удовольствия.       Уилл знает, Ганнибал получает удовольствие не от кофе, а от того, что вновь сталкивает его лоб со лбом Чио. Ганнибал демонстрирует своё доверие, что раздражает Чио и пугает. А Уилл убедился много раз: испуганное животное всегда кусает первым.       Расправившись с завтраком, Уилл удаляется в свою комнату распаковывать покупки Чио. Ему не нравится использовать её, а уж тем более зависеть, посылая за теми или иными вещами, но собственное лицо со шрамом слишком запоминающееся, да и просто сталкиваться с людьми это то, что хочется меньше всего. Он складывает всё необходимо в коробку, перечитывает несколько садоводческих статей не очень-то внимательно, будучи не столь озабоченным конечным результатом. Даже если клумба и расцветёт, Уилл вряд ли когда-нибудь об этом узнает.       Редкие и раздробленные облака с золотой каёмкой, как причудливые животные параллельных миров, Уилл долго всматривается в них, будто выискивает знакомое лицо в бушующем океане толпы. Ему нравится проводить время в саду или уходить блуждать между деревьев, он не скучает по городу, по суете и потоку ненужных новостей, от которых забитая голова напоминает переполненный мусорный мешок. Пока не скучает, инфантильно отрешаясь от мыслей о будущем и от воспоминаний о людях, которых оставил позади. Будто и нет Джека, который всё ещё носом роет землю, пытаясь поймать Ганнибала и найти профайлера. Словно не было Аланы и тёплой дружбы между ними. Бедняжка, теперь же она до конца своих дней обречена страдать паранойей. Уилл вспоминает лишь о Молли, с досадой и чувством вины за то, что впустил её когда-то в свою жизнь.       Уилл наконец встряхивает головой, отмахиваясь от невидимых мошек. Он опускается на колени и начинает копать землю, намечая будущую клумбу. Рыхлая земля оказалась тёплой, приятной, он загребает ещё одну полную ладонь и вдыхает запах почвы, окунаясь в уютное чувство ностальгии. Ещё в юности он ковырялся в земле в поисках свежей наживки, щекоча ноздри влажным запахом грунта и предвкушением хорошего улова. Ссыпав землю в сторону, он распаковывает небольшие луковицы, ровно семь штук, похожие на крошечные солнца. Он держит их, взвешивая в руке, слыша шуршание колёс по плитке.       Кресло остановилось в стороне, Уилл оборачивается, наблюдая за Ганнибалом, который поднялся и, сделав паузу, двинулся в его сторону самостоятельно, больше не прося о помощи. И всё же идёт он неуверенно, прихрамывая на правую ногу, Уилл думает: ему следует купить трость. Красивую и крепкую, быть может, с каменной рукоятью и потайным лезвием.       — И что это будет? — остановившись, Ганнибал загораживает собой солнце.       — Ирисы, правда не знаю, какого цвета, — Уилл присыпает землёй посаженные луковицы.       — Хм, красивый цветок, люблю особенно голубые. В христианской мифологии они олицетворяют боль, скорбь и разлуку влюблённых. У разных народов мира все легенды про ирисы печальные, вот уж совпадение. Одна из ни про несчастную женщину, которая рыдала у берега, вглядываясь в бесконечную морскую синеву, дожидаясь мужа-моряка.       — Дай угадаю. Не дождалась?       — Конечно нет, а из её упавших слёз выросли ирисы. Крошечные маячки, указывающие путь заблудшим морякам.       Уилл закрывает пластиковым куполом место посадки и поднимается с колен. Он оборачивается к Ганнибалу и тот берёт его за руку так внезапно, что от удивления перехватывает дыхание. Ганнибал стряхивает землю с ладони и пальцев, растирает замёрзшие костяшки и улыбается.       — Твои руки, это руки созидателя. Всегда были. Мои же — руки палача.       — Смерть лучшее удобрение для новой жизни, — с хрипотцой в голосе отвечает Уилл, чувствуя, как от прикосновений Ганнибала по всему телу растекается тепло.       Солнечный диск уже почти закатился, застряв у верхушек вековых сосен совсем ненадолго, а небо окрасилось в цвет голубики.       — Приходи вечером принять ванну. Я попросил Чио купить немного трав, ванная с ними улучшает сон и сокращает тревожность. — Ганнибал отпускает Уилла и, отряхнув собственные руки, уходит.       Он принимает приглашение и после ужина, когда они все трое расходятся по своим комнатам, выдерживает минут сорок, заняв руки и голову сортировкой своих немногочисленных вещей, отмечая, что совершенно не скучает по старому барахлу и даже красочным приманкам и дому. В итоге он берёт пару полотенец, свежее бельё и направляется к Ганнибалу, стараясь не скрипеть половицами пола, зная, что Чио обязательно вслушивается в каждый шорох, похлеще сторожевой собаки.       Ганнибал с удовольствием рассказывает про травы и показывает, как их смешивать, пока Уилл набирает полную ванну. Добавив сухоцвет в воду, Ганнибал без лишнего напоминания удаляется, оставив Уилла одного. Тот раздевается, вдыхая пар со сладковато-пряным ароматом. Травы и правда успокаивают, погружаясь под воду ему кажется, что когда он вынырнет, то станет подобен tabula rasa и можно будет всё начать сначала, заново раскладывая карты в бесконечном пасьянсе жизни. А когда Уилл вновь засыпает в постели Ганнибала, то на периферии сна и блуждающего разума понимает, что совсем не против, если они проснутся вместе.       Сине-серое утро ещё девственное и влажное от росы, ожидает, когда вот-вот взойдёт шар концентрированного тепла и его слепящие лучи совсем скоро растворят туманную завесу города, пробуждая от дурных и не очень снов. Уилл открывает глаза, всматриваясь в молочную пелену за окном и представляет город, в котором ещё теплится ночной неон, бледнеющий с каждой минутой, но здесь, за чертой шумной цивилизации, в доме, что окутан предрассветным туманом ничего не напоминает о былой ночи, лишь собственная нега в теле и сладкое возбуждение. Уилл чувствует, как Ганнибал дышит ему в шею и от этой щекотки пробирает до самых костей. Он чуть толкается назад, и тепло чужой кожи пропитывает тело, Уилл закрывает глаза, чувствуя тяжесть руки, обнимающей так нежно, словно спрашивая разрешения.       Задрав футболку, Ганнибал кладёт свою тёплую ладонь на голый живот Уилла, лениво перебирая пальцами завитки волос, будто ненароком задевая кромку трусов. Просыпающееся чувствительность с каждый секундой всё острее, Уилл не без доли смущения понимает, что эрекция Ганнибала упирается ему между ягодиц. Ощущать подобное впервые для него странно, но приятно, он толкается бёдрами назад, притираясь плотнее. Член Ганнибала твёрдый и даже сквозь одежду чувствуется жар, от которого распаляется собственное тело и находиться под одеялом становится всё сложнее. Уилл закрывает глаза и отдаётся плавному ритму, тело Ганнибала впечатывается в его и провоцирует на ответ. Он одним плавным движением скользит рукой от живота к груди Уилла и задерживается ровно по центру, будто считывая учащённое биение сердца, а потом накрывает ладонью сосок, сначала один, затем задевает пальцами второй. Того словно простреливает током, он приоткрывает рот и дыхание становится слишком шумным, Ганнибал же вновь скользит ниже, только больше не заостряет внимание на животе, его пальцы нежно пробегаются по лобку, пробираются под тугую резинку трусов и обводят головку члена. Уилл позволяет стянуть с себя боксёры куда-то на бёдра и позволяет Ганнибалу освободиться от своих. Первое соприкосновение нагой кожи к такой же обнажённой пьянит и дурманит. Теперь член Ганнибала ощущается совсем по-другому, он легко скользит между ягодиц, то и дело упираясь в поджимающиеся яйца. От нарастающего жара у Уилла в голове фейерверк, да и где-то в животе тоже. Ганнибал сильнее сжимает член, надрачивая в такт своим толчкам, его дыхание становится тяжелее, а губы совсем рядом с шейным позвонком, и Уиллу кажется, что он просит об укусе, но вместо этого получает поцелуй. От этого поцелуя их головки сочатся, что улучшает сладострастное скольжение. Уилл инстинктивно напрягает бёдра, и Ганнибал охает, прижимаясь сильнее грудью, животом, членом, перепутывая их ноги и влажную простынь.       Уилл открывает глаза совсем на мгновение: да, это реальность, а затем вновь закрывает, утопая в дурмане ощущений, готовый на большее, желающий большего, пусть и такого безрассудного в нынешних условиях. Но Ганнибал разбирается лучше в том, что они делают, меняет угол и его головка упирается в задницу надавливает, но не проникает, лишь дразнит возможным. Уилл сглатывает сухим горлом и вовремя прикусывает ладонь, заглушая стон кончает в кулак Ганнибала и его ещё долго трясёт, вплоть до момента, пока не чувствует тёплую влагу между ягодиц.       Ганнибал кончил следом и его оргазм, словно клеймо. Уилл чувствует себя помеченным, будто окончательно присвоенным. Сперма почти сразу же щекотливо стекает по коже и остывает. Дыхание обоих постепенно приходит в норму. Уилл неуклюже пытается развернуться к Ганнибалу, не совсем уверенный, что же встретит в отражении его глаз. Ганнибал же не смотрит, его веки опущены. Он еле заметно улыбается и внезапно тянется к Уиллу, даря ему слепой поцелуй, сминая губы своими. Заставляя тонуть в нахлынувшей нежности, на которую, Уилл думал уже не способен. Вряд ли он когда-нибудь сможет забыть это утро и говорит об этом вслух.       — Звучит, как прощание, но в моих планах показать тебе ещё не один рассвет. Многие вещи столь же красивы и при свете солнца, не только луны. — Отвечает Ганнибал и проводит большим пальцем по шраму на щеке Уилла.       Когда Ганнибал выпутывается из одеяла и встаёт с постели, то сквозь серую тюль во всю сочится свет, ознаменовав начало нового дня.