Ответственность

      Джунхван обнял, навалившись всем своим весом и прижавшись носом к шее, покачнул вместе со стулом, густые волосы его чуть в нос не полезли: стричь ребёнка пора. Юдзуру оторвал руку от клавиатуры и запустил пятерню во врановые волосы, потрепал. Почувствовал, как кожу на шее прихватывают пухлые мягкие губы. Вздохнул. Развернулся к нему, посмотрел в глаза. Поцеловал. Вернее, дал себя поцеловать: всё ещё не понимал, как себя вести.       Джунхван хороший парень. Можно же даже отмазаться, что умом тот развит не по годам, сообразительный, смекалистый и людей читает так, как Юдзуру и не снилось, будто бы в очереди на лимитированные детекторы эмоций первый стоял и получил лучшую модель, в то время как Юдзуру самому толком нихрена и не досталось.       Но между ними всё ещё была эта разница в целых семь лет. Юдзуру иногда с ужасом представлял, что, когда ему было 19, Джунхвану едва исполнилось 12. И чем дальше в прошлое Юдзуру уходил в своих представлениях, тем страшнее казалось то, что он вообще допустил между ними даже поцелуи.       Во взгляде у него – море желания и энтузиазма, его последствия вообще не волнуют, а Юдзуру вот понял, что попал и что это не самое лучшее положение вещей. Даже с учётом того, что в свои 17—18 он сам, чего греха таить, с не меньшим энтузиазмом кидался на шею кое-кому значительно старше себя и вроде как “жив остался”, но сейчас, когда на него вот так же “кидается” Джунхван – его хреначит чувством невероятной ответственности и неправильности происходящего.       А откровенно говоря, Джунхван и не кидался. Просто всё время то плечом прижмётся, то за локоть потрогает, то усядется в раздевалке на пол прямо возле ног. В глаза так заглядывал: проникновенно-проникновенно. И произносил это своё:        – Ну хён…       «Ты мне нравишься, хён», – проговорил он, сидя около кровати и разглядывая медаль Юдзуру.       «Что?»       «Я в тебя влюблён», – вздохнул и потянулся, чтобы положить заветную вещицу на тумбочку. Брайан должен был быть тоже тут, но всё никак не поднимался из бара, а Юдзуру не знал, что и сказать. Он настолько тщательно отмахивался от мыслей о приятности любого прикосновения его рук к своему телу, так мастерски игнорировал собственное растекание лужицей от взглядов, что почти убедил себя в отсутствии “неуставных” чувств к кохаю.       Почти.       А когда тот поднялся с пола и плюхнулся к Юдзуру на кровать, поджав одну ногу под себя, а другую свесив, оказалось, что тщетны были всякие попытки.       Нехорошо это было.       Нельзя так.       Нельзя хотеть эти пухлые губы на своей шее. Нельзя вообще хоть чего-то от Джунхвана хотеть, нельзя тянуться к его прекрасной шее рукой, чтобы пальцами перебрать серебряные подвески и, отодвинув в сторону, оставить на коже засос. Это же Джунхван, Джуни, он кохай.       Образ Шомы с чемпионата мира – 2017, сидящего на ляжках без верха и в расстёгнутых белых джинсах с гала-номера ехидно напоминал, что вообще-то мистер Ханю уже проштрафился. А Джунхван ещё и смотрит так серьёзно, и так его к себе притянуть хочется, чтобы прямо вот тут на этой кровати со всем разобраться, что совсем дышать страшно.       В какой-то момент Юдзуру вспоминает, что он тот ещё шутник и с него станется продержаться серьёзным ещё секунд 10—20 и всех в радиусе пятисот метров оглушит взрыв смеха. Это он явно у Конрада научился, у друга своего. Юдзуру ж неоднократно видел, как тот на Джунхвана серьёзно так смотрит и говорит “я тебя люблю, Джуни, выходи за меня замуж”, а потом они оба ржут, как кони.       Только Джунхван что-то никак ржать не начинал.       «Это сейчас шутка вроде тех, которые вы с Конрадом шутите?»       И Юдзуру отлично помнил, как ему в ответ покачали головой.       А потом как Джунхван его в губы целовал. И как было хорошо и приятно ощущать его тело на себе, обнять за талию и прижать, и какие у него руки сухие и горячие, и как он необычно целовался, хватая губами губы и всё время водя по ним языком, словно ему там шоколадом намазано.       А потом в голове, выдирая из неги объятий, сирены все разом завелись. Мол “какого хрена ты творишь с парнем на семь грёбанных лет младше тебя? Он же фактически подросток ещё! Несовершеннолетний!” – и Юдзуру уж подбросило.       Вот бы помладше на пару-тройку лет быть – Юдзуру точно бы без лишних слов уселся бы на него. Потому что Джунхван реально охуенный. Именно в том смысле, что с ним ну очень классно и прям забываешь, что сам к тридцатнику стремишься. И ещё так хочет тебя навязчиво, что в пору отбросить все приличия. Но разве можно вообще?       Юдзуру всё равно ощущал между ними разницу в возрасте. Накручивал или взаправду – фиг поймёшь, но Джунхван такой был по-юношески импульсивный, а Юдзуру рядом с ним взваливал себе на плечи ответственность за каждый вдох-вздох.        – Ты слишком серьёзный, хён, – вздыхает Джунхван, отстраняясь и плюхаясь на кровать. Опирается о неё позади себя и смотрит, надув губы. Ох, как с ним здорово просто валяться и смотреть дорамы, обнявшись, расчёсывая пальцами волосы, как же хочется, чтобы вот этого всего мешающего не было.       Чего греха таить, Юдзуру обнаружил, как приятно засыпать в его объятиях и как забавно, когда он на руки поднимает: высокий и сильный, он в шею выучился целовать так, что перед глазами всё едва не плыло.       Вот сейчас, глядя на эти широко расставленные ноги, хочется между ними встать на колени и…       А ещё хочется закрыть глаза и представить, что они одного возраста или Юдзуру вообще младше.       Джунхван – это воплощение слова “чудо”. На самом деле, Юдзуру, когда того впервые всем показали в Крикете, именно это и подумал. “Какое чудо!” Парень бесконечно влюблён в жизнь, имеет невероятный талант во всём видеть красоту, а от восторга, который излучали его глаза, можно было бы запитать половину Торонто, если бы только восторг перерабатывался в электричество. Джунхван всё время вертелся рядом и рос, как на дрожжах. Хави даже сказал однажды, что это их с Юдзу сын. И всё был он в глазах его “парнем”, “парнишкой”, пока, буквально незадолго до Олимпиады, тот не протянул ему в раздевалке забытую у льда бутылку с маминым напитком. Юдзуру тогда на него взгляд поднял и увидел такого взрослого, такого созревшего уже совсем парня: широкие плечи, крепкая грудь, красивые бёдра и голос… Трансформировавшийся после всех юношеских изломов невероятно красивый голос. Даже в горле пересохло тогда от накатившего впечатления, которое Джунхван вдруг произвёл на него. Так что бутылка оказалась весьма кстати.        – Всё на самом деле из-за того, что я тут несовершеннолетним считаюсь?       Сказать “да” – то ещё лицемерие, ибо 1) Шома 2) не надо было тогда начинать встречаться. Может, дело в том, что Джунхван как-то очень уж неожиданно вырос, и вот например про того же Шому в голову никто не вкладывал никакой ерундистики про “кохай” или вообще “сын”. Телепортироваться что ли теперь из-за этого в Мадрид и завязать Хави язык в узел? Авось, полегчает? Он, правда, не поймёт, за что именно, но а вдруг?        – Просто если да, то давай поедем на Ростелеком в Россию, там совершеннолетие с восемнадцати. Если меня распределят туда, поезжай со мной, – он улыбнулся, как чёрт, и Юдзу кинул в него одного из сидевших на столе Пухов:        – Хитрый ход, но не выйдет! – Поймал брошенного обратно Пуха он. – Потому что сначала Я выбираю этапы для себя, а потом ТЕБЯ распределяют в ИСУ.       Джунхван надулся и простонал:        – Ну блииин, – плюхнулся на кровать, раскинув руки.       Юдзуру вернул Пуха на место и подлез к нему, нависнув над. Как больно было думать, что такого уютного и классного Джунхвана придётся выпроваживать, чтобы их мама вернувшаяся не застала обжимающимися на постели. Она точно прочитает огромную лекцию на тему всех этих семи лет разницы.        – Что ж я старый такой? – Сокрушённо произнёс Юдзу, поправляя джунхванову чёлку и любуясь его лицом. Тот подался к нему, облокотившись о постель:        – Ты не старый нифига, хён, ты просто замороченный!        – Каков наглец!       Джунхван обхватил того за шею, резко рухнув на постель и утащив за собой, подтянул к себе, опрокинул и навалился сверху, просовывая колено между ног, наклонился и внезапно дунул на растрепавшуюся и полезшую в глаза чёлку, засмеялся:        – Ты так смешно жмуришься, хён! Если я буду сверху, то получится, что актив и начал всё я. Ну пожалуйста! Хочется же. Мы встречаемся или как?       Хочется. И этого хочется, и по парку полдня шляться, тратя деньги на сомнительное мороженое и абсорбируя тепло летнего торонтского солнца. “Взрослым” не быть. Отпустить всё и пусть оно идёт, несётся, как хочет. А Юдзуру пусть в лицо ветер бьёт.        – Ты, чудо невыносимое… – Юдзуру покачал головой, – угораздило же тебя полюбить, а.       Джунхван улыбнулся, нет, “поплыл”. Юдзуру даже показалось, что он краснеет. Ничего себе!        – Значит как про “сверху”, “хочется” и “актива” говорить, ты не краснеешь, а тут краской залился! – Поднялся из лежачего положения Юдзуру, изрядно удивившись такой реакции. Джунхван сел на пятки:        – Ты не говорил мне просто ещё, что любишь.       Слова зацепили. Действительно же, не говорил. Ни разу не говорил, даже сам не мог точно назвать причину, почему не говорил. Стало стыдно даже. Джунхван сидел перед ним, опустив голову и как-то невероятно счастливо улыбаясь.       “Такое чудо” – вспомнилось опять. “Чудо”. Южнокорейское густоволосое гиперактивное чудо.       Юдзуру подался вперёд и поцеловал его в щёку: горячую от прилившей к коже крови, мягкую щёку.        – Зря не говорил. Напомнил бы мне раньше, обязательно бы сказал.       Юдзуру ткнулся своим лбом в его и приобнял, заглянул в глаза на мокром месте:        – Я очень хочу о тебе заботиться, вот почему.        – Не надо обо мне заботиться, хён. Я взрослый уже.        – Говоришь так – значит, нет ещё. Но менее любимым не становишься же.        – Ты бука, хён. Очень принципиальная бука, – склонился он и положил голову Юдзуру на плечо. Устроился поудобнее в объятиях, вздохнул. Юдзуру погладил его по волосам. Повторил:        – Я люблю тебя. Ты классный, Джунхван.        – Просто не хочешь?        – Местами – хочу. Очень даже. Знаешь, особенно из-за твоей шеи.       Джунхван усмехнулся.        – Тогда поехали в Россию. Я тебе шею дам, сексом займёмся, – он айкнул, потому что Юдзуру его назидательно дёрнул за прядь волос. Потом склонил голову чуть набок, подставляя шею жгущему кожу дыханию, а затем и поцелую: тянущему, шикарному, заставляющего пальцы на ногах поджаться от удовольствия. С приятными покусываниями, кипятящими кровь. Юдзуру прошёлся так по полукругу и оторвался под левым ухом Джунхвана, чувствуя, как тот почти расплавился в объятиях.        – Ты ж у меня умрёшь задолго до шапочного разбора.        – А я очень постараюсь дотерпеть, – еле выговорил он, откинув голову на плечо Юдзуру и всё ещё помирая с закрытыми глазами. – Ну правда, постараюсь.        – Нет, помрёшь. Минимум трижды помереть успеешь. Не меньше.       Джунхван в ответ застонал. Ну вот как его такого в постель затаскивать? Чудо. Невероятное чудо. Юдзуру хотелось насладиться именно этой частью взаимоотношений. Той самой, которой у него и не было никогда до Джунхвана. Может, в этом и дело? Чтобы любить, не сводя проявление чувств к сексу. Наслаждаться, не засовывая друг другу руки в трусы.       Не хотел, чтобы всё снова превратилось в наскучившее прыгание по постелям. К чему? Когда можно лежать в объятьях друг друга и смотреть аниме или дорамы, можно играть в приставку и точить вредные снеки. Смеяться над сюжетными дырами, обсуждать решения персонажей и ругаться на локализацию, энергично споря на тему того, чей включить дубляж, а чьи – субтитры, а потом обнаружить, что одну и ту же фразу на японский и корейский перевели по-разному, да развести целый дискусс на тему того, какая локализация ближе к правде и как это влияет на оценку персонажа.       Почему вообще секс должен был всему этому помешать? А потому что раньше всегда мешал. Всё время. Любое занятное обсуждение рисковало завершиться снятыми трусами и засосами. Стоило только начать.       С Джунхваном – хотя бы и тем более с ним – этого не хотелось. Слишком интересно и хорошо всё остальное.       Тот открыл глаза и посмотрел на него:        – Ты выглядишь очень грустным, хён.        – Мне нравится то, что между нами сейчас. И оно всё закончится, если мы сделаем то, чего ты хочешь.       Он сполз с плеча и вздохнул. Юдзуру отвёл взгляд. Потом по позе понял, что Джунхван опять обиженно надулся.        – Наверное, ты думаешь, что я не прав, и что отношусь к тебе как к ребёнку.        – Скажи только, что это не так, хён. Относишься. И не прав, – Джунхван действительно звучал очень обиженно. Да и, если не обманывать самого себя, то Юдзуру действительно… никак не мог забыть об этой их разнице.       Ему стоит заботиться о Джунхване.       О его росте.       О его опыте.       На Юдзуру ответственность.       И он не может просто отбашляться: ведь, действительно, не надо было тогда начинать встречаться.        – Джунхван, тебе идти пора, – вынужденно произносит он и слезает с кровати, чтобы проводить. Тот молча поднимается, поднимает свой рюкзак с пола и всё так же не произнося ни слова идёт в коридор. Уже в дверях, обувшись и почти уйдя, оборачивается и говорит:        – Ты мне нравишься, хён. И я тебя хочу. Мне одно другому не мешает. А то что ты вот так делаешь – это нечестно. Доведёшь мою правую руку до мозолей вот этим всем, что делать будем? – Юдзуру зажмурился, желая не слышать подобных прямолинейных пошлостей (так и не привык к джунхвановой рубке от плеча наотмашь). – Я шучу и не шучу одновременно. Отнесись ко мне серьёзно, пожалуйста.       Юдзуру вздохнул.       Джунхван был прав. Прав и совершенно не имел опыта. А ещё напоминал Юдзуру его самого шестнадцатилетнего, порой практически настолько же прямо канючащего внимания. Это надо ж было…       Юдзуру закрыл за ним дверь и вернулся к ноутбуку. Открыл недописанное заявление о выборе этапов и задумчиво постучал пальцем по кромке тачпада. Потом сдвинул курсор, тапнул несколько раз по одному из выбранных до этого этапов и набрал вместо него название другого.

***

      Джунхван посмотрел на вывешенные на доске распечатки с распределением по этапам и похлопал глазами. Хён перешнуровывал коньки на скамейке буквально рядом, уши заткнуты наушниками, но не было понятно, играет в них музыка или нет, Конрад накинулся на Джунхвана, повиснув у него на плечах и едва не впечатав лбом прямо в эту распечатку:        – Не попали мы с тобой в этот раз вместе! В том году хоть в Китай ездили! А в этом я только в Канаде, а тебя закинули в Россию и Японию. Оба этапа будешь с нашим Юдзуру тусоваться!       Джунхван неуверенно засмеялся и не увидел, что “их Юдзуру”, затянув узел на шнурках, улыбнулся сам себе.       Ответственность нужно нести до конца. И во всём.       Иначе не стоило начинать встречаться.