Без руля и без ветрил

В большинстве случаев, когда Кэссиди попадал в трудности, он винил ситуацию и свое окружение. Он не был никому должен, но вот тот мужчина, чью машину он сейчас угонял, почему-то считал его придурком и требовал вернуться сейчас же, иначе бы он что-нибудь сделал с ним. Кэссиди не понял последние слова — их заглушил свист шин; он лишь бессрочно арендовал машину, но ведь, кроме этого, он не сделал ничего противозаконного. Если у хозяина будет желание, он купит себе машину лучше этой, заглохшей на середине пути в аэропорт, и даже скажет Кэссиди спасибо. При таком раскладе они оба были в выигрыше. Возможно, он слегка переборщил в аэропорту Лас-Вегаса, но этот случай мог бы стать самым настоящим примером самозащиты и ни в коем разе не попыткой провокации. Кэссиди видел несколько раз в день самые большие огни Вегаса, купался в фонтанах Белладжио и однажды попался с этим на глаза патрулю полицейских, а по сравнению с прошлым пребыванием здесь несколько лет назад даже вышел в плюс в казино — он сделал все, и больше его ничто не держало. Следующей точкой была Тихуана, и от нее Кэссиди разделял лишь один стюард частного самолета, который не соглашался подойти на пару слов. Кэссиди очень нужно было на борт в качестве экипажа, но если бы он не заткнул парню рот и не начал быстрее высасывать из него кровь, то очень скоро ему пришлось бы менять планы. Он не хотел его убивать, все вышло само собой — стюарду следовало согласиться поменяться формой и быть сговорчивее. Кэссиди не убийца, просто окружавшие его люди никогда его не понимали. В остальном же он был абсолютно миролюбив, пока не понял, что рейс с самого начала был ловушкой и никакая Тихуана его не ждала. И вот он снова оказывался во враждебном по отношению к нему обществе, в котором он пару минут назад травил байки из своей жизни и ему никто не верил всерьез. Но Кэссиди не обижался, потому что куда важнее сейчас было найти доступный источник крови, и, хотя сделать это посреди бескрайних полей штата было почти невозможно, он надеялся, что события его ближайшего будущего не испортятся из-за такого неожиданного поворота. Ведь он всегда был удачлив. Новое место — новые люди, еще один бар, еще один проповедник, который не обратил на него должного внимания, пока Кэссиди не сбил с ног противника, которого тот не добил в драке. Кэссиди не был готов сказать точно, но совпадение оказаться в одной камере с Джесси придало ему уверенности в том, что задержаться в Техасе ещё ненадолго было неплохой идеей. Техас был к востоку от Вегаса — не так близко, как казалось, если смотреть на карту, а церковь проповедника была окружена полями со всех четырех сторон света, так что Кэссиди было без разницы, откуда к ней идти.

***

Джесси не всегда был внимателен к вещам, и, хотя иногда до упора не замечал их влияние, он старался быть проницательным. Пускай кое-кто говорил, что мы те, кто мы есть, и какие бы события ни происходили в жизни Джесси, они нисколько бы его не изменили. Все же это были не его мысли, и он им не верил. Повстречаться с Кэссиди, возможно, не было самой большой удачей в его жизни, и это перестроило всю систему его взглядов на мир, но мог ли он помешать Кэссиди приходить на свои проповеди, кроме как запретить появляться на них с бутылкой виски. Мог бы, но едва ли Кэссиди стал бы его слушать: каким бы добродушным по натуре ирландцем он ни был, цинизм был в его крови, и Джесси привык слышать «да расслабься, падре, хлебни лучше сам» на каждую просьбу не портить своим видом его сомнительную репутацию. Стоя однажды на ступеньках церкви, Джесси думал о том, сколько еще проповедей ему нужно было прочитать, чтобы понять, что он все делал правильно, когда заметил краем глаза силуэт, который маячил у деревьев. В полуденном мареве он неровно передвигался из тени в тень, и, когда песчаная завеса от уехавшего со стоянки автомобиля рассеялась, Джесси узнал покрытого пылью Кэссиди. Тот пробежал по залитой ярким солнцем площадке, по пути вынимая из кармана мешковатой куртки руку, чтобы посмотреть на время. Находясь вдалеке от больших городов (в настоящей глуши, что уж там), Кэссиди не думал об осторожности, отчего Джесси удалось по случайности увидеть, как попавший на солнце мизинец Кэссиди вспыхнул пламенем, стоило ему высунуть руку из тени. Кэссиди сбил пламя, скорее больше пожалев о том, что подобранные с лавочки часы не ходили. Спрятавшись под спасительным навесом, где стоял удивленный Джесси, он выкинул их куда-то в траву, а затем скрылся в зале. — Куда это ты собрался? — крикнул ему вслед Джесси. Он наклонился и подобрал часы, отряхивая их от земли. До него донеслось приглушенное упоминание чердака, и, когда он открыл двери шире, чтобы воздух лучше проникал в зал, услышал, как Кэссиди ругался на Того, кто наслал на Им же забытый Техас такую жару. — Слушай, ты не против, если я немного поживу у вас, скажем, на чердаке? Проблема с тем, куда можно было бы деть Кэссиди по воскресным утрам, решилась сама по себе, стоило Джесси пожать плечами и получить в ответ переиначенную на свой лад фразу «храни тебя боже, родной», которую он говорил прихожанам, правда, в другой форме. — Не сорить в церкви, — предупредил он Кэссиди. — И никакого алкоголя. — Да я понял, будешь? — Кэссиди уже выглянул из кладовки и потряс бутылкой вина. — Ты не переживай, оно тут никогда не иссякает, будто кто-то нарочно восполняет запасы, стоит мне выпить весь ящик. Джесси приложил руку ко лбу, чтобы скрыть улыбку, когда рядом с Кэссиди возникла закончившая убираться на кухне Эмили. Она сложила на груди руки и потребовала бутылку назад. — Джесси, ничего не хочешь добавить? — спросила она. — Кэссиди, ты будешь должен возместить церкви убытки, — строго ответил тот и, когда Эмили подошла к нему, потирая пустое запястье, протянул ей часы. — Ты оставила на площадке. Она улыбнулась ему, а Кэссиди проследил за ней взглядом до дверей, и, когда она стала уже спускаться по ступеням к стоянке, вытащил из ящика бутылку и снял с нее этикетку. — Ты будешь там стоять или присоединишься? — обратился он к Джесси. В ответ Джесси пригласительно указал на скамью и достал сигарету. Он отметил про себя попросить Кэссиди посмотреть кондиционер, чтобы выяснить, почему ему было так жарко утром, но к тому времени как бутылка опустела, он предпочел просто окунуться под холодную воду. Следом за ним Кэссиди сунул голову под кран и запустил пальцы в волосы. Джесси украдкой взглянул на мизинец и ужаснулся видневшейся белой кости на сгибе, а Кэссиди как ни в чем не бывало посмотрел в ответ и довольно улыбнулся. За исключением этого, все шло своим чередом и было как никогда прекрасно.

***

Кэссиди считал свое знакомство с Джесси удобным, потому что тот, сам об этом не зная, делился с ним всем, что Кэссиди было нужно в любой момент. В один из вечеров Кэссиди сам не заметил, как заговорил Джесси историями из своей жизни и подтолкнул его попробовать самодельную настойку. Джесси храбрился, всем видом показывая, что слова Кэссиди его нисколько не убедили, но ведь он не знал, что когда Кэссиди о чем-то предупреждал, то это стоило принять к сведению. В кои-то веки Кэссиди разговаривал по душам с самим проповедником. Он даже не обиделся, когда его слова о возможном эффекте проигнорировали, потому что Джесси был вовсе не из тех, кто ничему не учился в жизни, — чуть позже он бы его понял. Ну и, во-вторых, пускай он лишь догадывался о том, что слова про столетний возраст были истинной правдой, и лишь считал их хорошей игрой воображения, ко всему этому можно было приписать слово «пока». С Джесси было просто хорошо, и недоверие не было большой проблемой. Когда Джесси свалился на пол, сделав большой глоток из флакона, и заснул, Кэссиди сочувственно поджал губы и уселся рядом. — Я, знаешь, о чем думаю? Что такой, как ты, делает в этом скучном городе. Готов выйти в самое пекло в обед, если буду не прав, сказав, что твои когда-то бурные дни переживают сейчас упадок. Он посмотрел на вытекающую из горлышка настойку и вытащил ее из пальцев Джесси. — Серьезно, ты хоть видел себя в зеркало? — Кэссиди сокрушенно покачал головой. — Ходить в твою церковь — настоящее испытание, потому что у меня от тебя, родной, крышу сносит конкретно, даже больше, чем с этой дряни. Он посмотрел на флакон и сделал небольшой глоток. — Не скучай. Я мигом. С этими словами Кэссиди поднялся, вытащил из кармана Джесси бумажник, а в другом нащупал ключи от машины. Что-то внутри обязывало его стать должником Джесси, и он бы тут же почувствовал укор совести, если бы не проделывал это сотню раз. Жить с совестью было чересчур хлопотно, а Кэссиди любил все упрощать. Просыпаться от проходящего сквозь занавески солнца теперь стало менее противно, потому что Кэссиди тут же вспоминал приглушенный голос Джесси, который в это время читал в зале утренние молитвы, и тут же запускал руку в штаны, хотя в какой-то степени считал, что его образ следовало оставить нетронутым и чистым. Впрочем, сам Джесси наверняка не был святым. Представив, как наутро Джесси проснется с больной головой, совершенно не подготовленный к новому дню, Кэссиди почувствовал скребущихся на душе кошек. Возможно, для Джесси он был просто неудачником и забавным выдумщиком, для Кэссиди он был почти его копией — неприкаянно искавший себе место в этом мире и пытавшийся подстроиться под чуждый ему образ жизни. Кэссиди остановил машину, чтобы зайти в попавшийся на пути магазин и купить виски. Он долго выбирал бутылку и, встретившись на выходе с шерифом, отсалютовал ему ей, не обращая внимания на то, что тот с недавнего времени пристально следил за его поведением с разных камер в общественных местах. Он однозначно сообщил бы Джесси о том, что Кэссиди был за рулем его машины и, что важно, от него пахло спиртом, и пускай Джесси запретит к ней приближаться, зато сейчас у него была бутылка, которую он хотел предложить Джесси распить на двоих. Кэссиди специально открыл ее заранее, чтобы убедиться, что это можно было бы предложить Джесси, и, несмотря на то, он почти ничего не знал о его вкусах, он все равно был уверен, что не ошибся с выбором виски. Как и с выбором, который пал на Джесси.

***

Джесси стоило насторожиться, когда шериф предупредил его выбирать тех, кому он позволял садиться за руль своей машины, если он дорожил ей. Он бы все понял, если бы на утро следующего дня проверил свои карманы, но над ним почему-то стояла озадаченная Эмили, и куда важнее было вспомнить планы на сегодня, чем о машине. Кэссиди нигде не было видно — вполне возможно, он спал на чердаке, потому что не любил вечно палящее по утрам солнце, и Джесси решил забыть о нем на время, но, после того как он вернулся в церковь, завершив обход некоторых прихожан, вопрос о бумажнике и ключах вернул себе первостепенное значение. Джесси быстро поднялся по ступенькам церкви и только открыл дверь, как на него чуть не налетел Кэссиди. Он выглядел недавно проснувшимся, и вряд ли мог дать вразумительный ответ, но Джесси все равно преградил ему дорогу, чтобы услышать убедительное опровержение слов шерифа или же хорошее оправдание. — Ты брал мою машину? — Нет, — ответил Кэссиди и тут же перевел тему. — Не знаешь, почему Эмили закрыла кладовку? Джесси уперся руками в бедра, недовольно смотря на него, и Кэссиди показал ему обе поднятых руки. — Ладно, виноват, — Кэссиди шагнул в сторону от света, который лился в щель приоткрытой двери. — Кстати, у меня для тебя загадка. Что мог натворить один безобидный пастырь, чтобы по его душу правительство отправило двух копов с бензопилой? Джесси в замешательстве посмотрел на него, и Кэссиди как-то таинственно ухмыльнулся, а затем похлопал его по плечу. — Расслабься, это не важно, потому что они больше не вернутся. Кэссиди говорил слишком реалистично для простой загадки, отчего Джесси весь день проходил с задумчивым видом, гадая, что такого могло случиться за прошедшую ночь. Как он и ожидал, Кэссиди лишь заверил его в том, что теперь все наладится, так ничего толком и не объяснив, и Джесси ничего не осталось, как просто довериться ему. Он был наблюдателен, все еще помня вспыхнувший, как зажигалка, мизинец, и, чтобы вытянуть из Кэссиди правду, раз тот не собирался в ближайшее время покидать город, он постучался вечером в дверь на чердак и сказал: — У меня есть бутылка виски, она почти полная. Если честно, я вообще не знаю, откуда она у меня, но, если ты хочешь, спускайся в зал. Ему нужно было понимать, что из всего, что вылетало изо рта Кэссиди было правдой, а что — хорошей отговоркой. Кэссиди не нужно было звать дважды. Он спустился в зал и, сев напротив Джесси, облизнулся, когда тот ослабил воротник рубашки. — Какие ощущения ты испытываешь от того, что шериф поставил тебя на учет в первую же неделю твоего появления здесь? — спросил Джесси. — Давай кое-что проясним. Знай я, что он увяжется за мной и будет заглядывать едва ли не в каждую кабинку сортира, я бы не сунулся сюда ни в жизни. Но если тебе так интересно, то я отвечу, что меня нисколько не напрягает это. Зато я знаю, что беспокоит тебя. Джесси понимающе кивнул, будто Кэссиди уже был прав, еще не высказав ни одной догадки. Он отпил из бутылки, и Кэссиди продолжил. — Я, может, здесь только неделю, но уже вижу, что твоя подружка, как ее там, Эмили вроде, смотрит на тебя так, будто ты уже десять лет обещаешь закрыть один большой долг и все еще не отдал ни цента. — Если бы ты жил здесь с момента, как я переехал сюда, ты бы понял, что на меня так смотрят почти все, — отрезал Джесси. — Разница лишь в том, что теперь они стали на многое закрывать глаза. Я дал им обещание, они верят. — И все вроде бы довольны, — закончил за него Кэссиди. — По крайней мере не жалуются. — Но твой взгляд означает именно то, что происходящее все еще не устраивает тебя, потому что «сиди ниже травы, Кэссиди, иначе тебя ждут большие проблемы с законом», — передразнил он шерифа. — Спорим, ты тоже слышал это в свой адрес, может, в другой форме, но суть остается той же. Джесси передал Кэссиди бутылку. — Спорим. Пей. Кэссиди покачал головой и приложился к горлышку, чтобы не расстраивать Джесси, который решил, что за всю жизнь Кэссиди так и не научился отличать правду ото лжи. — Я изменился, и здесь, на самом деле, не так плохо, если приглядеться. Джесси не стал отпираться, когда тот в упор посмотрел на него, словно говоря «и много ты разглядел за это время?». — Если тебя не устраивают здешние порядки, то в следующий раз относись избирательнее к штату, в котором захочешь оказаться. И к твоему сведению, нигде не найти более низких налогов, чем здесь. — Нет, Джесси, ты не понимаешь, — Кэссиди наклонился к нему, уперевшись локтями в свои колени. — Я здесь оказался чудом. Все дело в фанатиках: один раз они напали на твой след — и ты не отвяжешься от них, потому что они постоянно набирают к себе новеньких и смерть от старости им не грозит. — Ты в международном розыске? — Это здесь совсем ни при чем. Я просто говорю о том, что они могут из-под земли достать. — А сюда ты зачем пришел? В городе есть мотель. Церковь, конечно, может приютить, но не в том смысле, в каком это нужно вампиру на мели. — А ты у нас все про всех знаешь, да? — Просто ты не выглядишь как тот, кому это, — Джесси обвел взглядом вокруг, — было бы так нужно. — Значит, пока что ты узнал об этой жизни не все. Что ж, прежде чем мы закончим перемывать мне кости, хочешь историю о том, как меня чуть не убил единорог из Колизея? Джесси вопросительно приподнял брови, замерев с горлышком бутылки у рта. — Ну знаешь, тот случай, когда ты принимаешь осколок камня за единорога, падаешь с последнего яруса Колизея, и вместо того чтобы лететь к товарищу на родину, спасаешься от фанатиков с одним лишь пакетом крови в кармане. Кэссиди сказал это на одном дыхании самым будничным тоном, словно в следующую секунду Джесси понимающе похлопал бы его по плечу и вместе с ним посетовал на тяжелые дни. — Ты тогда накурился? — вместо этого спросил Джесси. — Нет, накуриться я смог только через неделю. Джесси резко закинул голову назад и рассмеялся, и его голос громко раздался в ночной тишине. Кэссиди скользнул взглядом по сильно выпирающему кадыку в этот момент, когда Джесси опустил голову и наткнулся на его неподвижные темные глаза. Его прямой взгляд был неотрывно прикован к бледной коже, но ее, скрытой под строгими одеждами, было так мало, что хотелось расстегнуть хотя бы еще две пуговицы. И словно прочитав мысли Кэссиди, Джесси дотронулся до воротника, ослабляя еще две пуговицы, и Кэссиди, тщетно пытаясь сопротивляться притягательной силе открывшегося перед ним вида, пододвинулся на самый край скамьи. — То-то еще было, — заверил его Кэссиди. — Мне пришлось перегрызть стюарду горло, чтобы добраться до сюда, хотя изначально я планировал приземлиться намного дальше, но меня давно не было бы здесь, если бы не моя тяга к постоянству. — И как долго она длится? — Максимум недели две. Но ты бы понял меня, если бы только что обустроил себе квартиру в Бостоне, а тебе позвонил татуировщик из Сиэтла, который набивал вот эту красавицу, — Кэссиди ткнул куда-то в руку, — и рассказал о намечающейся трехдневной вечеринке на яхте. Я бы посмотрел на тебя, честно, не качаешься же ты на волнах в любой день недели. — Три дня? Я бы еще подумал. — Я буквально разрывался между тем, поехать ли в аэропорт или помочь другу, который выпускался из технологического университета, натянуть на купол здания полотно с щитом Капитана Америки. Это был едва ли не самый сложный в моей жизни выбор. — Вот если бы тебе предложили обчистить хорошо охраняемый банк, я бы не был сейчас таким скептиком. — Через неделю я без памяти валялся на пляже Монтеррико и у меня болели все ребра, потому что я не поладил с одним из служителей в местной деревне и однажды на безлюдной дороге меня застали врасплох. Но я счастливчик, Джесси, и в тот же день меня подобрал другой служитель, и ты представляешь, эти двое святош точили друг на друга зуб уже много лет, и я стал камнем преткновения. В тот же вечер одна деревня пошла бы на другую с вилами, прямо как сто лет назад в одной из глубинок Ирландии, если бы я не подлечился кровью этих служителей и не обратил гнев людей на себя. Кэссиди вытащил из внутреннего кармана знакомый Джесси флакон и выпил его остатки. — Я даже не догадывался, что ты такой пацифист. — Вечно приходится разбираться самому. Не знаю, кому ты здесь служишь, но в тот раз Он не явился никого разнимать. — И после этого у тебя появились предубеждения к таким, как я? Или же ты этим заинтересовался? — У меня нет фетиша на священников. До этого доходит, только когда я на грани истощения. Во взгляде Джесси будто промелькнуло разочарование, но от него не осталось и следа, когда с губ Кэссиди сорвались слова: — Но, поверь, меня давно так не вело, пока я не увидел тебя. Джесси самодовольно ухмыльнулся, и Кэссиди практически уставился на него, когда тот достал из кармана перочинный ножичек, уже зная, о чем Джесси попросил бы в следующее мгновение. Но Джесси не просил. — Я хочу увидеть, сколько правды в твоих словах на самом деле, — он приставил лезвие к ладони и плавно провел по ней. Яркая полоса тут же расчертила ее пополам, и Джесси заметил, как Кэссиди с удовольствием втянул носом запах крови. Он вытянул руку перед собой, и, когда Кэссиди опасливо взглянул на него, чтобы убедиться, что Джесси не игрался с ним, приказал: — Пей. Кэссиди подался вперед и приник губами к порезу. Джесси тут же представил соленый вкус, который наполнял сейчас рот Кэссиди, и чуть поморщился, когда тот начал мягко водить языком вдоль по краям, собирая едва начавшие выступать новые капли. Его взгляд легкого недоумения сменился полным удовлетворением, стоило боли притупиться после очередного глотка виски, и напряженная складка между нахмуренными бровями разгладилась. Джесси расслабил руку так, чтобы ее удобно удерживали пальцы Кэссиди, и стоило тому поднять взгляд, улыбнулся так, будто его давняя мечта наконец-то сбылась. Кэссиди отстранился. Джесси загадочно молчал, хотя, возможно, он не говорил ни слова, просто потому что начал сосредоточенно перевязывать ладонь платком, а не из-за того, что осознание происходящего поздно дошло до него и сейчас он все обдумывал. Кэссиди рискнул аккуратно прикоснуться к его колену и слегка опереться о него. Он уже чуть ли не сполз на пол, когда Джесси наконец обратил на него внимание. — У меня к тебе еще одно предложение. Я, видишь ли, обгорел малость, — он покрутил перед собой мизинцем, — мне бы еще пару грамм. Джесси искоса посмотрел на Кэссиди и, когда тот было решил, что переступил черту, неожиданно кивнул. Кэссиди шумно сглотнул, представив, какой пьяняще горячей могла сейчас течь по его венам кровь. Он чувствовал волнение Джесси, когда перекидывал ногу через его колени, чтобы усесться сверху, и то, как напряглись мышцы в ногах, стоило его телу опуститься на них. Алкоголь должен был притупить боль, и в надежде на это чудесное свойство Кэссиди наклонился к манящей его весь вечер проступающей вене. Над ухом Джесси раздалось низкое «молись, отче, чтобы я не выпил тебя досуха», и вместо ответа Джесси нетерпеливо заерзал под ним. В следующую же секунду в зале раздался тихий удивленный вздох, с которым Джесси почувствовал, как в шею впились два острых клыка. Он напряженно смотрел перед собой, сжимая в ладонях шероховатую ткань джинс, пока в месте укуса кровь с тянущим и саднящим ощущением перетекала в чужой рот. В какой-то момент голова начала кружиться, и Кэссиди, словно тут же почувствовав это, отстранился. Его рот был ярко испачкан в крови, и во взгляде, потерявшем фокус на лице Джесси, читалось наслаждение, которое он получал считанные мгновения назад. Джесси настороженно смотрел на него, будто не мог принять тот факт, что губы Кэссиди были такими красными вовсе не оттого, что он их искусал, а потому что на них была его собственная кровь, и, чтобы навсегда избавить Джесси от сомнений, Кэссиди без раздумий подался вперед, вжимаясь в него собственными телом и по-хищному впиваясь в его губы. Слюна тут же смешалась с кровью, которой Джесси готов был захлебнуться, в то время как Кэссиди с еще большей настойчивостью раздвинул языком его губы, чтобы тот сам почувствовал ее вкус. Джесси переложил руки ему на плечи и, когда Кэссиди с жадностью провел по его языку своим, оставляя на нем отдаленный вкус виски, Джесси уверенно оттащил Кэссиди от себя. — На такое я не соглашался. — Ты не доверяешь мне? — Кэсс, тебе было мало вот этого? — Джесси помахал перед ним перевязанной рукой. Платок пропитался кровью и противно лип к руке, но несмотря на то, что рану щипало, Джесси не сердился и не испытывал отвращения к тому, что все это случилось из-за Кэссиди. — Так и быть, уговорил. Оставлю на следующий раз. — Забудь об этом. Следом раздался хриплый смешок. Кэссиди не стал настаивать, потому что его жизнь не была под угрозой, а если когда-то и была, то чисто символически, и сейчас он вполне мог отказать себе в минутной блажи. Милосердно разрешив Джесси самостоятельно пережить и принять то, что произошло за вечер, Кэссиди оставил его.

***

Солнце ярко пробивалось через шторы, когда Кэссиди бесцеремонно ввалился в комнату Джесси со стаканом и аккуратно присел рядом с ним. — Я знаю, что ты сейчас захочешь послать меня, но советую этого не делать. — Иди к черту, Кэсс. — Ты думаешь, почему твоя жизнь такая дерьмовая? Потому что неправильно начинаешь свой день. Джесси фыркнул и сонно потер глаза. — Это лучше любого кофе, поверь, — Кэссиди указал на стакан. Джесси приподнялся на подушке и придирчиво окинул взглядом его содержимое, явно раздумывая, стоило ли идти на поводу у Кэссиди. — Из кондиционера вытек еще не весь очиститель? — Он тебе все равно не понравился. Эффект убойный, я же говорил, тебе такой рано. — В мои планы на сегодня не входило снова напиваться. И обычно я начинаю день со стакана сока, а то, что здесь, — Джесси указал на стакан, — совсем не напоминает апельсин. Однако у Кэссиди были свои порядки, и он убедительным тоном заявил, что на этот раз Джесси не выпадет из жизни на полдня, уж он-то проследит за этим, и по его взгляду Джесси догадался, что если Кэссиди настаивал, то его просьбы исполнялись и желания воплощались в жизнь. Тот лукаво наклонил голову, заставляя Джесси, как магнит, приблизиться к нему, приподняться на локте и взять из его рук стакан. Джесси втянул носом аромат с поверхности и с осторожностью выпил все, что было, конечно же, не ожидав, что изображение перед ним так быстро дрогнет. — Местный бармен на днях показал, — пояснил Кэссиди, стоило Джесси открыть рот. — Ты правда решил принести мне «Смерть в полдень»? Даже время специально подгадал, — Джесси посмотрел на часы на тумбочке, которые показывали обеденное время, и упал обратно на подушку. — О, я знаю толк в этом деле. Кэссиди смотрел на него так, будто чего-то не договаривал, а Джесси был уверен, что все это делалось не просто так, и сейчас был именно тот момент, когда ему стоило поинтересоваться, ради чего Кэссиди бегал за ним как хвост. — Кладовая на этот раз закрыта, потому что Эмили оставила ключ у себя. У меня был запасной, но я его, кажется, потерял. Хочешь спросить еще о чем-то? — Да. Я хочу исповедаться в это воскресенье перед всеми. Ты же не против? — Нет, я просто выгоню тебя. — Позволь я открою окно, а то здесь внезапно стало душно. С этими словами Кэссиди для вида распахнул шторы, позабыв о своей главной уязвимости, и стоило резко ворвавшемуся свету встретиться с препятствием на пути, вскрикнул от появившегося на коже ожога. — Неужели ты всегда был таким занудой?! — воскликнул он, потирая покрасневшее предплечье. — В городе есть бар и публичный дом, не ищи развлечений здесь, Кэсс, — отрезал Джесси. — Знаешь, Джесси, я пережил несколько поколений, — он выдержал небольшую паузу, — но, правда, более скучных проповедей, чем твои, в жизни не слышал. — Проваливай отсюда. — Хоть раз в жизни прислушайся к себе и пойми, что вот он я — знак свыше, который говорит «Джесси, пора обратить внимание на то, что находится у тебя под носом, и положить конец череде скучных будней». Джесси провел рукой по лицу в предвкушении очередной лекции о жизни, которыми Кэссиди понравилось его поучать. — Кэсс, если тебе что-то нужно или ты чего-то хочешь, говори прямо. О, если бы Кэссиди когда-то подумал, что простая фраза «хочу тебя, Джесси» могла создать ему кучу проблем… Ему было бы интересно увидеть того, кому бы он был обязан за это. Джесси не сомневался в том, что, будь все так просто, Кэссиди бы не молчал, и внезапно повисшая между ними тишина говорила лишь о том, что об этом Кэссиди не говорил с кем попало. Он глубоко вздохнул и выждал минуту, давая Кэссиди возможность принять для себя решение. — У тебя есть пара дней, чтобы обдумать мое предложение, — указал пальцем на него Кэссиди, направляясь к двери. — Потом я сделаю так, как считаю нужным. — Если это не угроза, то я пропущу ее мимо ушей. А теперь, извини, мне нужно обговорить с Эмили песню сольного выступления одной из прихожанок. Джесси приложил руку к голове, будто это помогло бы ему собраться с мыслями, и больше не стал обращать на Кэссиди внимания, занятый поиском носков. Когда он понял, что Кэссиди все еще стоял в дверном проеме, он украдкой посмотрел на него. Оттого как тот буквально пожирал его взглядом, Джесси стало неуютно. В следующее же мгновение Кэссиди улыбнулся, словно внутри него щелкнул переключатель, которому вовремя дали команду, и, насвистывая неизвестную Джесси песню, ушел. Джесси мог бы попытаться выяснить для себя, с какой целью Кэссиди делал ему ясные как день намеки и чем именно он выделялся из всех семи миллиардов людей для него, но задуматься об этом решил только после того, как все остальные не менее важные дела были бы выполнены. — Боже, почему я все еще позволяю ему это делать? — пробормотал он, подняв глаза к небу. «Потому что у него сумасшедше горят глаза, стоит ему встретиться с тобой», мог бы ему кто-нибудь оттуда ответить, но вокруг было тихо. Потому что он ни с того ни с сего спас мне жизнь и сказал об этом так невзначай, будто делал это каждый день, добавил про себя Джесси. В этом городе никто не смотрел на него с таким обожанием, кроме Кэссиди, и заинтересованность, которую к нему вдруг стали проявлять, нет-нет да и притягивала к себе, вынуждая развернуться к ней лицом и увидеть ее — настоящую, сильную и горячую. Встреча с Кэссиди была самым настоящим испытанием, которое Джесси как никогда раньше рисковал провалить, если бы не ответил ему так, как в действительности хотела самая темная часть его души. Все те разы, что Джесси обращался к ней, он убеждал себя, что это было лучшим решением катастрофически непростой ситуации, которая никогда раньше не происходила с ним, и, будь Кэссиди хоть немного серьезнее, он сразу разрешил бы ее. Но Кэссиди был ненормальным, Кэссиди явно не понимал, что творил, когда, вернувшись с улицы, вошел в церковь и увидел спустившегося в зал Джесси. Он действительно решил взять все в свои руки и, не дожидаясь воскресенья, встал на колени в проходе между скамьями одновременно с тем, как Джесси подошел к алтарю и оказался прямо напротив него. — Я согрешил, падре, — ровным голосом произнес Кэссиди. Джесси обреченно вздохнул, спрашивая себя, почему на этот раз его мучила не совесть, не нанятые бывшим боссом киллеры, не осуждающие взгляды прихожан, уставшие от его пустых слов, а самый настоящий вампир, который по частичке забирал у него рассудительность и здравомыслие. — Раскаиваешься ли ты в этом? — спросил он, но Кэссиди будто не слушал его. — Хочешь знать, почему я это сделал? Думаю, нет. — Да, хочу. Кэссиди фыркнул и, поднявшись на ноги, подошел к алтарю, чтобы, посмотрев на крест позади Джесси, проговорить: — Потому что в тот момент рядом со мной был ты. На пределе возможностей, нервы Джесси не выдержали, и он схватил Кэссиди за воротник, отчего тому пришлось перегнуться через алтарь и хищно сверкнуть белыми зубами. — Еще одна такая выходка — и, клянусь, я вышвырну тебя отсюда. Кэссиди в упор посмотрел на него, и в черных от гнева глазах Джесси внезапно блеснул огонек, которого Кэссиди не видел ровно с того момента, как тот предложил ему выпить своей крови. Секунду спустя Джесси сам потянулся к нему и, притягивая сильнее, прижался к его губам с неожиданной для Кэссиди страстью, отчего ему пришлось опереться руками по обе стороны от алтаря. Будто во сне, Джесси целовал неторопливо и вдумчиво, в то время как Кэссиди медленно обходил препятствие между ними по кругу, чтобы приблизиться и заставить остановиться. Джесси даже не представлял, что было на уме у Кэссиди, как всегда выбравшего самое удобное время и место, и, несмотря на это, захотел было вновь поцеловать его, но Кэссиди поступил по-своему. Проведя руками по скрытой под черной рубашкой груди, он опустился перед ним на пол и подтянул Джесси ближе за пряжку его ремня. О да, после такого и вопросов не возникнет, почему меня предадут анафеме, успел подумать Джесси за секунду до того, как Кэссиди уткнулся носом в его пах. Он плавно расстегнул джинсы, чувствуя, как молния проходила через каждый зубчик, и, подняв глаза на Джесси, тут же облизнулся. Джесси втянул ртом воздух, когда Кэссиди провел языком по ткани боксеров и по всему телу прокатилась возбуждающая каждую клеточку волна жара. Кэссиди лизнул еще раз и, поднявшись к контуру головки, накрыл ее ртом, обхватил мягкими губами и чуть втянул щеки, приятно обволакивая ее со всех сторон. Он заговорщически посмотрел на тяжело дышавшего Джесси. Запустив руку ему в волосы, тот положил ладонь на затылок, чтобы на какой-то считанный миллиметр податься вперед, и то ли молился кому-то, то ли беззвучно шептал имя Кэссиди, и, чтобы быть уверенным в последнем, Кэссиди отстранился, приспустил ткань, отчего Джесси почувствовал мурашки, пробежавшие по коже от непривычной прохлады, и тут же взял головку в рот. Теперь Джесси произнес его имя с предельной отчетливостью, но все еще не так громко, как хотел Кэссиди. Он сжал его волосы в кулак, заставляя откинуться затылком к алтарю, чтобы в следующий же миг невыносимо медленно двинуться вперед, до самого горла, и упереться в жаркую стенку, которая сокращалась, стоило Кэссиди чуть сглонуть. Тот низко заурчал, плотно прижимая губы к самому основанию и чувствуя, как несколько струек слюны начали щекотно стекать с подбородка. В следующее мгновение Джесси качнул бедрами назад, и Кэссиди почти позволил ему выйти, но как только головка оказалась между его губ, он тесно сжал их, чтобы через секунду с пошлым хлюпаньем распахнуть их. — Черт, Кэсс. Джесси нежно провел по волосам Кэссиди, перебирая взлохмаченные пряди между пальцами. Кэссиди на мгновение посетила мысль о том, что им очень повезло находиться в полном одиночестве, и то, что Эмили где-то задерживалась и ее машины не было слышно, только играло на руку. Джесси, возможно, подумал о том же, стоило их взглядам пересечься, но вместо того, чтобы что-то сказать, Кэссиди, положил ладони ему на бедра и слегка вдавил кончики пальцев в обтянутую джинсами кожу. Он хотел было спросить, на сколько Эмили обычно опаздывала, но Джесси не дал ему ни шанса произнести что-то внятно, резко затыкая его рот своим членом, отчего Кэссиди издал только непонятную мешанину звуков. Все, что он хотел сказать, больше не стоило его внимания, в отличие от протяжного Кэ-э-сс, прокатившегося по залу вместе с тем, как Кэссиди прижал всю поверхность языка к задней стороне его члена и начал водить им вперед и назад, поглаживая выступавшую венку и чувствуя ее лихорадочную пульсацию. — Сделай так… еще раз. Кэссиди послушно лизнул несколько раз вдоль, прежде чем упереться в Джесси, чтобы тот дал ему отдышаться. Воздух несколько секунд тяжело вырывался из него наружу, и, не дожидаясь, когда Джесси снова возьмет инициативу на себя, Кэссиди насадился ртом на твердый ствол, и начал быстро двигать головой. Ох, черт, они занимались этим ровно на том месте, где на следующий день Джесси посмотрел бы в открытый молитвенник и увидел бы всегда ровные страницы помятыми, а в уголках нашел бы отметины от подушечек пальцев. Кэссиди решил постепенно сводить его с ума ровно с того момента, как увидел в баре, и сейчас, как самый настоящий бес, он дразнил и изводил его тем, что внезапно замер с членом во рту и, крепко удерживая Джесси на месте, стал мучительно медленно водить кончиком горячего языка под головкой. Сглатывая каждый раз, как в горло стекала капля предэякулята, Кэссиди смотрел исподлобья на Джесси и видел, как тот кусал красные, со следами от зубов губы, с которых чуть ли не каждое мгновение слетали негромкие стоны. — Кэсс… Кэссиди выпустил член изо рта (с тем же влажный звуком, боже, Джесси был готов кончить только от одного этого), уткнулся щекой в скользкую головку и, ухмыльнувшись, потерся о нее. Джесси до боли закусил губу, начиная еще более прерывисто дышать, когда Кэссиди высунул покрытый слюной язык и, лениво мазнув им по нижней губе, провел ей вдоль члена. — Кстати, ты тоже слышал этот шум? — уронил он, как бы невзначай. — Ты о чем? — спросил Джесси, сопротивляясь чужим рукам, не давшим ему погрузиться в уютное тепло рта, стоило Кэссиди положить головку между губ и втянуть щеки. Тот пожал плечами, и в тот момент, когда Джесси двинулся ему навстречу, позволяя ласкавшим его стенкам рта принять в себя член, у входа раздались шаги. Джесси слишком поздно услышал, когда дверь приоткрылась, и не смог сдвинуться с места, увидев вошедшую в зал с полным ящиком вина Эмили. Та помахала ему рукой и поставила бутылки рядом с собой. — Джесси, ты сейчас не занят? Я привезла партию вина, о котором Кэссиди решил не вспоминать, и ее надо бы разместить в кладовке. Джесси стиснул зубы, сохраняя задумчивое молчание вплоть до того момента, пока Кэссиди не повернул шею в сторону и головка члена не уперлась ему в щеку. Он многозначительно посмотрел вверх, и Джесси постарался взять себя в руки, чтобы ответить: — Оставь все, я сам это сделаю. — Ты уверен? — Эмили сделала несколько шагов к нему, но Джесси тут же выставил руку вперед, останавливая ее. — Оставь это мне, ох черт. Едва он начал говорить, Кэссиди слегка двинулся вперед, позволяя головке скользнуть дальше в рот, и тут же отодвинулся, возвращая ее в прежнее положение. Джесси был вынужден изобразить боль под ребрами, чтобы наклонить голову и перевести на Кэссиди убийственный взгляд, а тот лишь закрыл глаза и повторил движение. — Джесси, все нормально? — недоверчиво спросила Эмили, делая шаг вперед. Она уже прошла первый ряд скамей и остановилась там, будто что-то подсказывало не идти дальше. — Да-да, все отлично, — отчеканил тот. — Ты можешь на меня рассчитывать, я все сделаю. Наверное, сок испортился, и меня с утра мутит. — Что ж, — помедлила она, — тогда увидимся позже. С этими словами она развернулась на каблуках и направилась к выходу, и Джесси облегченно выдохнул, но у самой двери она еще раз посмотрела на него, словно хотела уточнить, все ли было в порядке. Джесси изобразил на лице улыбку, и как только за Эмили закрылась дверь, он положил руку на алтарь и уперся в нее лбом, глухо выстанывая неуместное в церкви своим развратным звучанием бо-о-же. Джесси посмотрел вниз, и Кэссиди по-озорному подмигнул ему. — Я убью тебя, — пообещал Джесси. — Даю слово. С этими словами он сжал в кулак его волосы так, что несколько пальцев запуталось в них, и почти припечатал Кэссиди к алтарю, с силой входя в его рот, отчего тот чуть не подавился. Он был не первым из тех, кто трахал кого-то так жестко, что все посторонние звуки заглушались мокрым хлюпаньем и низкими стонами, которые шли откуда-то из горла, но едва ли не самым первым среди немногих, кто осмелился сделать это так хорошо в самой церкви, где пошлые вздохи разрезали тишину острее любого лезвия. Он не стал ни о чем предупреждать Кэссиди, когда толчки стали рваными и сбивчивыми, и вместо слов извинения в тот момент, когда рот Кэссиди наполнился вязкой спермой, лишь запрокинул голову назад и удовлетворенно закрыл глаза, почти теряя равновесие. Кэссиди не рассчитывал, что Джесси настолько войдет во вкус, и следующие несколько минут, в течение которых мозг, никуда не торопясь, причислял происходящее к реальности, он сидел на полу, вытирал мокрый подбородок и мешал стойкий вкус Джесси на языке с настойкой, сделанной из остатков накипи в кофеварке. — Ты специально хотел устроить мне спектакль? — спросил Джесси, когда перевел дыхание. — Я и подумать не мог, что к тебе кто-то захочет прийти. Сегодня же не воскресенье. Джесси усмехнулся, застегивая ремень. Он спустился с парапета, сел на скамью, откидываясь на спинку, и расслабленно вытянул ноги. Рядом привалился Кэссиди, доставая сигарету, и Джесси дал ему прикурить. Сладкая нега вытеснила все мысли, и про вино Джесси вспомнил, только лишь когда потянулся за второй сигаретой. Он ткнул локтем в бок Кэссиди: — Тебя ждет работа. Кэссиди посмотрел в сторону дверей и затем перевел недовольный взгляд на Джесси. — Ты видел, какая на улице жара? Хочешь, чтобы я спалился? — Ну, несколько минут назад ты чуть было не спалился по-настоящему, так что я уверен, ты справишься. Джесси подумал немного и снисходительно добавил: — Я присоединюсь к тебе, как докурю.