ain't this the life

В первые же десять секунд, что они появились в этой вселенной, Эджи прикоснулся к Сансу, да так, что тот мог обратиться в пыль. Рэд видит, что он тоже думает об этом. В руке у Эджи уже сформировано оружие, толстовка Санса туго натянута в кулаке. Единственное, что заставляет его колебаться, так это то, что у Санса лицо Рэда. — Хэй-а, — говорит Санс. Он не выглядит испуганным, даже с заостренной костью в дюйме от глаза. Он просто висит в тисках Эджи, не сопротивляясь, улыбаясь легкой улыбкой. — Не ожидал, что так будет. Никто не боится, что его убьют, если только он не будет ебанутый, либо уверен, что он лучше. Быстрее. Более вооруженный. Ни трещины в черепе Санса, ни выбитых зубов, ни царапин на костях. Нет ЛВ. 1 АТК. 1 ЗАЩ. 1 ОЗ. Улики накапливаются из категории «чертов сумасшедший», но… Санс выглядит как Рэд. Это Рэд. Возможно, его так же трудно убить, как и Рэда. И его Папайрус должен быть чем-то большим, он должен выглядить как кто-то, кто держит людей в страхе из-за того, что может пойти за бесплатным ЛВ. — Босс, — говорит скелет с золотым зубом. Он не говорит, делать это или не делать. Это всего лишь утверждение. Впереди-яма-ловушка. Эджи бросает взгляд на Рэда, потом снова на Санса. Размышляющий. Его взгляд тяжело останавливается на голой, не утяжелённой ошейником шее Санса. Нет ничего недостающего, когда Санс видит ЛВ Эджи. Эта беззаботная улыбка на секунду спадает. Санс бросает взгляд в сторону Рэда, его глаза сузились и стали жёсткими. Двойник не вздрагивает. Если этот засранец думает, что может судить Рэда суровее, чем Рэд судит самого себя, то он может идти нахер. Потом Санс говорит высокому скелету тихо, как побитому животному: — Всё в порядке. Я не причиню вреда. И тут Эджи бросает его на задницу. *** — Покажи мне, — требует высокий скелет, как только пинком захлопывает за собой входную дверь. Он смотрит на Рэда так, словно пытается разглядеть его сквозь одежду. Его кулаки сжаты так крепко, что другой слышит, как скрипит кожа. Три часа прошло с тех пор, как Рэд написал ему, что снова спал с Сансом. Судя по его виду, Эджи определённо был, хех, усердно занят работой. Наверное, даже не успел по-настоящему подраться с кем-нибудь, чтобы выпустить пар; королевская гвардия для своего безобидного идиота короля — более скучные телохранители, чем сторожевые собаки. Андайн (эта версия Андайн) даёт ему самое близкое к настоящей кровавой схватке, способной ввести в накаут, насколько это возможно для этой версии. Бедняга, должно быть, совсем расклеился. Зевая, Рэд вытягивает руки над головой. —О, не знаю, босс. Я изрядно устал- Младший толкает его к стене, удовлетворяя толчком. Даже ради того, чтобы разозлиться, Рэд не может продолжать скучную, незаинтересованную рутину. Он стонет. Секунду спустя его тащат к дивану за переднюю часть куртки. Ещё один толчок, и диван ударяется о его колени, заставляя его сесть. Предмет мебели немного скользит. Эджи опускается на колени между его раздвинутыми ногами, его руки тяжело лежат на чужих бедрах, прижимая его, как будто партнёр попытается куда-то пойти. Он хрипит: — Я сказал, покажи мне. В его глазах вспыхивает безумный огонек. Эджи держится за контроль так же сильно, как и Санс, потому Рэд обречен быть окруженным чопорными придурками, которые держат себя на удушающих цепях (по крайней мере, Папайрус держит своё дерьмо вместе), но он примерно в двух секундах от того, чтобы сорваться. В насилие, в сексе — всё может пойти в любую сторону. — Чёрт возьми, чувак, дай я сниму штаны, — говорит меньший скелет. Кажется, он задыхается. Нет смысла притворяться, что он слишком хололоден к происходящему. Они оба знают, что Эджи может залезть ему прямо в голову, если захочет. — Ты хочешь посмотреть или нет? Эджи убирает руки и откидывается на спинку стула, продолжая смотреть немигающим взглядом. Пока он стягивал с себя шорты, Рэд дважды пнул его. Случайно. Какой позор. Ещё до того, как Рэд полностью снимает свои шорты, Эджи должен точно знать, что произошло. Он должен был видеть это, влагалище измазанное синим и красным, как дактилоскопический несчастный случай. Красная жидкость всё ещё сочится из неё, стекая по бедрам. В этот момент на диване, вероятно, осталось мокрое пятно. Высокий скелет перестаёт пялиться на лицо Рэда и вместо этого переключается на его вагину. Эджи делает внезапный резкий вдох и кладет руки обратно на чужие бедра, удерживая их раздвинутыми. Прохладный воздух ударяет по влажной коже, и второй дрожит. — Да. На этот раз он трахнул меня. Тебе это нравится, босс? Его голос прерывается на полуслове, когда Эджи проводит двумя пальцами по его щели. Он хватается за руку Эджи, не пытаясь остановить его, просто ищет, за что бы ухватиться. Он не лгал, когда говорил, что устал. Пока что Санс слишком чертовски хорош для точного вкуса Рэда (слишком хорош в сексе), но будь он проклят, если не доскональен. Прямо-таки научный подход к выяснению того, что нажимает на кнопки Рэда, не причиняя ему вреда, а затем эксплуатируя каждую из них. Но прикосновение Эджи — это как укол адреналина прямо в мозг, как горький кофе и неэтилированный бензин, и Рэд, чёрт возьми, уже проснулся. Выражение лица Эджи, когда он просовывает палец в использованную пизду, заставляет позвоночник Рэда выпрямиться, как заостренная кость. Высокий скелет убирает руку; Рэд приподнимает бёдра с дивана, обхватывая его, пытаясь удержать его внутри. Эджи хватает его за позвоночник и держит неподвижно. Второй стонет: — Нет, блять, давай! — Перестань ныть, — Эджи изучает синеву, скользящую по его пальцам. Красные выделения по сравнению с красной кожей перчаток почти фиолетовые, тёмные, как кожица сливы. Он трёт большой и указательный пальцы, потом подносит их ко рту и облизывает дочиста. Его язык красный, влажный и непристойный, и Рэд уже может почувствовать его в себе. Глаза младшего сверкают, отчего чернота вокруг них кажется еще темнее. Когда тебя трахают, Рэд становится таким поэтичным и всякое такое дерьмо. — Скажи мне, — говорит Эджи железным голосом. Затем он наклоняется вперед, между ног Рэда. — Хех, — корчится, проверяя хватку Эджи. Он не поддаётся. Рэд расслабляется. Второй облизывает его бедра, так близко. — Что ты хочешь услышать? Та часть, где он хотел этого так сильно, что я чувствовал его запах? Это он пришёл ко мне. У него член сформировался ещё до того, как я до него добрался. Решил, что он будет за главного, чтобы я не мог снова всё испортить. Это было очарова- Эджи проводит языком от влагалища Рэда к клитору. Скелет снизу даже не может ничего сказать, затем, чтобы подразнить его, попытаться очистить, или просто вылизать из него все следы Санса. Он дёргается. Рэд кончил уже три раза сегодня вечером. Всё сверхчувствительно, до сих пор. — Дерьмо — шипит он, хватая брата за рубашку. Свободная рука Эджи поднимается, чтобы раздвинуть губы его влагалища и лизнуть между ними. Ноги Рэда дрожат от того, как сильно он хочет опустить их, или закинуть на плечи другого и затащить его язык внутрь, оставив там. Эджи скользит в него, и он вслепую царапает чужую спину. Это оставит следы. — Чёрт, чёрт, чёрт!.. И высокий скелет отступает. Рэд скулит, как последняя шлюшка. Рот Эджи перепачкан и мокр, веки полуприкрыты, голос похож на гравий. — Ты сам напросился. — Я сделал это ради тебя, придурок, — говорит Рэд. Глаза Эджи вспыхивают. — Тебе понравилось. Рэд откидывает голову на спинку дивана, вытягивая горло. Говорит грубо: — Да. Эджи рывком расстегивает ремень. — Ты хотел его. — Да, — не может соврать. Очевидно, у Рэда есть пунктик насчёт возбуждения от маньяков и контроля. Санс — это смешно. Он любит своего брата, даже если это странно. Может быть, Рэд просто хочет посмотреть, как Санс ухмыляется, и послушать, как он пытается приглушить шум, когда находится на грани. Раскрыть его пошире и посмотреть, что внутри. Ладонь Эджи обернулась вокруг его позвоночника. Рэд выгибается, прижимая чужие пальцы сильнее. В следующий раз, когда Санс придёт что-то вынюхивать, он увидит следы, оставшиеся от сегодняшних действий. Пусть самодовольный ублюдок подумает над этим. — И ты хочешь понять его суть. Разве это не моя работа, давать возможность получить то, что ты хочешь? Эджи издает звук, наполовину рычание, наполовину дребезжащее мурлыканье. Одобряюще. Это хороший звук. Затем он использует позвоночник Рэда, как чёртову ручку, чтобы стащить его с дивана. Рэд падает на четвереньки, достаточно сильно, чтобы одно очко сбилось из его здоровья, и, начиная требовать, какого хуя это было, Эджи кладёт руку ему на затылок и прижимает лицом в ковёр. Он стоит на коленях, задрав задницу. И надо же, Рэд очень хорошо справляется с этим планом на 5+. Больший скелет берет его клитор между большим и указательным пальцами. Начинает тереть медленными, твердыми кругами. Терпеливо. Требовательно. Ноги Рэда дрожат, угрожая сдаться, и Эджи цкает. — Посмотри на себя, — говорит он. Может, и пытаясь казаться насмешливым, но вместо этого в его голосе звучит злобное удовлетворение. — Тебя уже трахнули, а ты все еще мокрый. Ты никогда не бываешь удовлетворен. Рэд впивается пальцами в ковёр. Наверное, он оставил на полу мокрое пятно, мокрое от пота и других жидкостей, такое же, как на диване. — Нет. Думаю, нет. Эджи чуть сильнее надавливает на его шею, наклоняясь над ним. Он не перестает тереть его клитор. Его голос понижается, как будто это их маленький секрет. — Тебе это пошло на пользу, брат? Рэд вздрагивает. — Да. — Он был добр к тебе? Скелет напрягается. Это больная тема между ними, и если бы он уже не стоял на коленях, то превратил бы её в проблему. Но его тело снова сжимается. Его брат знает, как над ним поработать, как выжать из него оргазм силой, если придётся. Он давится смехом. — Да. — Сколько раз он заставлял тебя кончить? — спрашивает Эджи. Он умел лгать. Он не Санс, который лжёт Папайрусу в лицо о самом тупом дерьме и выходит сухим из воды, хотя Папайрус точно знает, что делает, но он может вытащить его к Эджи, если придётся. Он мог бы облегчить себе задачу. У него всё болит. Адреналин уходит, и наступает усталость. Он знает, что Эджи — подлый ублюдок, который терпеть не может проигрывать. — Три, — говорит он. — Так любезно с его стороны, — говорит Эджи. Он впивается пальцами в шею Рэда, зацепляет одним пальцем за ошейник и туго натягивает. — Удивительно, что ты смог это вынести. Но ведь это то, что тебе действительно нужно, не так ли? Рэд делает глубокий вдох, чтобы ответить, и вместо этого кончает, долго и мучительно. Что в значительной степени является ответом. Ноги у него подкашиваются, и его партнёр обхватывает его рукой за бёдра и возвращает на прежнее место. Держит его. — Ну-ну, — говорит Эджи с сахарно-сладким сочувствием. Он отпускает шею Рэда. Меньший скелет чувствует себя странно, когда его не держат, как будто его атомы могут расколоться и уплыть. Звук расстёгивающийся молнии Эджи громкий, и Рэд стонет ещё до того, как член начинает тереться о его щель. — Я помогу тебе. Эджи тянет его назад на свой член. Рэд так промок, что это лёгкое скольжение, только толчок их бёдер, хлопающих друг о друга, и сладкая боль в его влагалище, которая говорит, что он действительно пожалеет об этом завтра. Эджи подтягивает чужие бёдра выше, наклоняя его, и следующий удар вонзается в его точку G, заставляя Рэда вцепиться когтями в пол, как будто это спасет его. Эджи издаёт самодовольный, весёлый звук, более неуверенный, чем он, вероятно, хочет, чтобы Рэд услышал, и не останавливается. Его цель всегда была безупречной. Острозубый скелет пытается зарычать на него, спросить, всё ли это, что он может, но он продолжает терять нить. Эджи трахает его жёстко и быстро, как машина, выбивая из него дыхание и все перемешанные мысли из его черепа. К тому времени, как ему удаётся что-то сказать, всё, что выходит, это мягкое, удивленное: — Ох, ох, ах, бля- Рычание Эджи грязное, глубоко внутри удовлетворенное. Его рука дрожит от того, как крепко он его держит. Как крепко он обнимает его. Он уже близко. Это портит его так же сильно, как и Рэда, и второй злорадно рад. Он хочет этого. Он хочет, чтобы Эджи вошёл в него, наполнил его, вернул себе территорию. Он соскребает последние остатки своей энергии, чтобы обхватить себя руками и попытаться вернуться в толчки Эджи. Дыхание партнёра прерывается, уязвимый звук, который идет прямо в голову Рэда. Может быть, это беспощадный скрежет члена о его точку G, а может быть, это тот сдавленный звук, который, наконец, толкает Рэда на то, чтобы кончить, сжавшись вокруг члена Эджи. Это как сотрясение мозга. Его зрение затуманивается, в ушах звенит так сильно, что он не слышит, что говорит Эджи. Он всё ещё без труда чувствует это, когда Эджи входит в него горячим, толчки заикаются, а затем замедляются в медленное, грязное хлюпанье. Счастливое число пять. Он слышит, как изо всех сил пытается дышать прерывистыми вздохами. Это не имеет большого значения, разве что в отдаленном, весёлом смысле. Эджи не собирается затрахать его до смерти. Рэду нельзя умирать. Эджи сделал это чертовски понятным. Высокий скелет выходит из него. Рэд чувствует, как сперма стекает по его ногам, слабый звук капанья её по пол, два оттенка красного со следами синего. Когда Эджи кладёт его на спину, мокрое пятно всё ещё теплое, как кровь, прижимается к его спине. Он вздрагивает. Эджи хватает его за челюсть. Не сжимает до боли. Стыд. Рэду не помешала бы небольшая боль, чтобы прояснить голову. — Не смей терять сознание. Ха. Отключиться кажется отличной идеей. — Брат, — говорит Эджи с предупреждением. — Я здесь, — говорит Рэд, слова выходят из его рта густыми и размазанными. — Ну разумеется, — Эджи трясет его за подбородок, толкая его в сон, заставляя Рэда шипеть, когда его тело регистрирует около двадцати жалоб. — Открой глаза, ленивый ублюдок. Рэд смотрит на него. Как-то туманно, Как будто вазелин на объективе камеры, смягчающий края ракурса. Опасная волна нежности захлёстывает его, игра эндорфинов и окситоцина. Болит так, словно он вывихнул недостаточно использованный сустав. (То, как он выглядит, когда дерётся. То, как его вырвало и он заплакал, когда в первый раз убил кого-то, потому что Рэд был недостаточно быстр. То, как он выглядит другим человеком, когда спит, мягче, моложе. Как дрожали его руки в первый раз, когда они занимались сексом, отчаянно, благоговейно. То, как он старается изо всех сил.) Эджи критически оглядывает его. То, что он видит на лице Рэда, кажется, удовлетворяет его. Не выпуская его подбородка, он достаёт что-то из-под диванной подушки. Обматывает шнур вокруг пальцев и тычет вибратором в лицо партнёра. Отстраненно, с той его частью, которая не пытается уклониться от этого, Рэд задается вопросом, кто держит грёбаный вибратор в диване. Какая-то чёртова бойскаутская чушь… Не в этом сейчас дело. Даже не близко к сути. — Босс, — голос Рэда скрипит, с хрипотой, сухой и неиспользованный, как будто он никогда раньше не говорил. В выражении лица Эджи нет никакой уступки. Рэд умудряется поднять тяжелую, мёртвого веса руку и опустить на чужом рукаве. — Папс. Эджи ухмыляется, горько усмехаясь. — Да, Санс? И вот оно. К чёрту мультивселенную. К чёрту тот факт, что они не получили ни одного кусочка ЛВ с тех пор, как попали сюда. К чёрту тот факт, что никто не пытался убить их в течение нескольких месяцев. К чёрту дурацкие прозвища. К чёрту эту осуждающую жалость Санса. К чёрту этого Папайруса за то, что стал добрым. К чёрту этот беззубый мир. Они всё ещё они. И он никогда не умел говорить брату «нет». Сдаться — это сладостное облегчение. Он не может выбраться. Он может перестать драться. Он у своего брата. — Папс, — говорит он, просто чтобы почувствовать вкус имени во рту, перекатывая его по языку, медленно и густо, как мёд. — Трахни меня. Когда Эджи ухмыляется, злобно и великолепно, он выглядит моложе. — Если ты настаиваешь. — проводя большим пальцем по мокрой скуле Реда, он повторяет, — Смотри на меня. Как будто он собирается пялиться куда-то ещё. Поэтому он позволяет Эджи увидеть его лицо. Он выдерживает зрительный контакт, когда Эджи проникает под его грудную клетку и прижимает маленький вибратор к его капающей душе. Здесь холодно. Он слишком устал, чтобы вздрогнуть. Звук, исходящий из его рта, голый и кровоточащий. — Ты это заслужил, — говорит высокий скелет. Он включает вибратор. *** Пол не под ним. Рэд на диване. Его голова покоится на чьих-то острых костлявых коленях. Это так же удобно, как спать на мешке, набитом вешалками. Чужая рука лениво лежит на его горле. Телевизор включен, из динамиков доносится звон Гламбургера. Он болит, как будто всё его тело — ушиб. Его пульс глухо пульсирует в тазу и крестце, готовый вспыхнуть, если он достаточно глуп, чтобы пошевелиться. К счастью, он выкинул из головы всю эту дурацкую хуйню. Его голос скрипит, как старая дверь. — Который час? Рука на его горле слегка сгибается. Не затягивает. Просто напоминание. Эджи говорит: — Заткнись. Я смотрю свои передачи. Как чёртова старушка со своим мылом. Должно быть, Меттатон. — Да? — говорит Рэд. Это просто шум, пока он пытается заставить свой мозг полностью перезагрузиться из безопасного режима. Было бы проще, если бы Эджи столкнул его с дивана, или зарычал на него, или вонзил свои длинные пальцы ему в горло. Ему не на что давить. — Слишком много танцев, — говорит Эджи. — Слишком мало бензопил. Скелет с золотым зубом хмыкает. Он сдвигается, и, чёрт возьми, да, это больно. Это не жжение от ссадин, а просто грызущая боль от переутомленных суставов. Это немного возвращает его назад. Он не уверен, что хочет вернуться, но Эджи хочет получить ответы. Это было оправданием для всей этой шумихи. Шумихи… Ха. Он открывает глаза и смотрит на брата. — Разве это не была бы не версия со шлюхами? Если бы у Рэда не было практики искать это, каждую спрятанную улыбку, он бы не заметил, как кривятся губы Эджи. А потом — бум, все прошло. Эджи смотрит на него сверху вниз, обводя взглядом каждую обнаженную косточку, потому что, конечно же, этот ублюдок оставил его дрожать голым на прохладном воздухе. Как будто он проверяет, нет ли вмятин на броне или царапин на краске машины — ещё одна деталь оборудования, которую нужно обслуживать. Он поворачивает рукоять рычага, чтобы позволить Рэду трахнуть Санса, но ничто не спасёт Санса, если он оставит хоть одну крошечную царапину. (Не совсем так. Если Эджи собирался убить Санса, у него был миллиард возможностей. Рэд сомневается, что Санс вообще будет с ним драться. У Санса всё в порядке с головой. Подобное признает подобное.) Отметины на костях Рэда — прераготива его брата. Но он позволяет этому параноидальному ублюдку оглядывать себя так, словно они только что вышли из драки. Ведь этот высокий скелет ни хрена не успокоится, пока сам не увидит. Неохотно удовлетворенный, Эджи снова поворачивается к телевизору. Он закрывает лицо другого рукой, не обращая внимания на проклятия и неуклюжие попытки оттолкнуть его. Неуютная исцеляющая магия начинает покалывать ту сторону лица Рэда, где она врезалась в ковер. — Твою мать, — глухо говорит старший. Ничего особенного, просто неприятный маленький ожог, который исчезнет через пару дней. Если бы у него были нормальные Очки Здоровья, к утру ничего бы уже не было. — Я ничего не хочу слышать об этом от Папайруса, — раздраженно говорит Эджи. — Этот идиот будет настаивать на том, чтобы сделать всё самостоятельно. Он не ошибается. Папайрус — настоящий милашка (Рэд всё ещё пытается понять, что с ним не так), но парень не упускает ни одного трюка и, когда принимает решение, не сгибается. Это всё равно что пытаться отговорить Эджи от чего-либо, кроме того, Папайрус улыбается, кивает и делает всё, что ему вздумается. — Ты не должен этого делать, — говорит Рэд. — Не указывай мне, что делать, — говорит Эджи. В нём слышится колкость. — Или ты забыл, как это делается? Если бы они были дома, Рэда запихнули бы в постель, чтобы он поспал пару часов перед патрулированием на рассвете. Эджи уже будет за дверью, расхаживать по городу, терроризируя местных. Гриллби, собаки, даже чёртовы дикие подростки в лесу — все они просто выжидали, пока не вцепятся его младшему брату в горло. Эджи шлялся по Сноудину несколько отчаянных часов подряд, будучи самым подлым ублюдком от Руин до Водопада. Андайн — самый близкий, кто есть у Эджи и кого можно назвать другом, но она позволила бы им повеситься. Она должна. Если они ошибутся, от них останется только пыль. Но их нет дома. Уже нет. Когда Рэд на этот раз отталкивает руку Эджи, тот позволяет ему. Скелет с золотым зубом предупреждающе спрашивает: — Ты что, размяк, босс? Не глядя ему в глаза, Эджи говорит: — Не задавай глупых вопросов.