Каждый монстр иногда хочет почувствовать себя принцессой

Зал аукциона намного меньше, но ничуть не скромнее. Обитые мягким вишнёвым бархатом позолоченные стулья стоят ровными рядами, и инопланетные гости рассаживаются в них. Сого подталкивает к заднему ряду, но Кагура упрямо выворачивается и гордым шагом проходит в самый первый — максимально близко к трибуне, за которой уже стоит распорядитель аукциона, улыбаясь акульими зубами, щурится в золотой монокль, явно прилагая уйму усилий придерживать его веком, чтобы не выпал. — Дура, нужно было сесть сзади — тогда бы мы смогли в любой момент тихо отсюда улизнуть, — несмотря на собственное ворчание, Сого, тем не менее, присаживается на соседний стул, беря с него табличку с номером. — Так и иди назад, чего сюда-то припёрся? — Ещё чего, и отдать тебе драгоценности? — Мне не нужно твоё позволение, я просто возьму то, что мне причитается! — С чего тебе что-то причитается? Ты вообще здесь за мужиком, забыла? Точно! Похищенный мужик! Забыла. Кагура прикусывает щёку изнутри, соображая. — Ничего не забыла, — голос, правда, звучит не слишком уверенно. — Если драгоценности Баббл-химе здесь, то и он тоже! Мне просто надо в этом убедиться! Главное — схватить диадему и слинять отсюда куда подальше, а там уже можно будет просто вызвать полицию и старика — и пусть сами ищут здесь пропавшего. Вроде и все счастливы, заказ выполнен, да ещё и руки пачкать не надо. Гин-чан же явно не рассчитывал что хрупкая девушка сама притащит домой двухметрового перекаченного анаболиками мужика? Звучит логично. — Прошу тишины, — стучит распорядитель своим молоточком. — Мы начинаем наш ежегодный суперсекретный аукцион предметов межгалактического искусства и всего такого. И первый лот — голубая личинка жука-навозника с планеты Нибиругу, какая может появиться только раз в тысячу лет. Начальная ставка — сто миллионов йен. Шаг в пятьдесят тыся. — Даю двести миллионов, — с задних рядов раздаётся знакомый писклявый голос. — Бака-ой-Хата-оджи, шаг был всего в пятьдесят тысяч! Не нужно было поднимать цену в два раза! — громко шепчут оттуда-же. — Заткнись, старик, я её хочу. Ты же слышал, что она появляется только раз в тысячу лет! — Но это глупо! И из неё может уже никто не вылупиться! — Из тебя никто не вылупится если не заткнёшься и не отстанешь от меня! — пищит Бака-оджи. — Распорядитель продолжает, не обращая внимание на перебранку: — Двести миллионов даёт номер тридцать два, кто больше? Двести миллионов раз, двести миллионов два… — Даю триста миллионов, — снова пищит глупый принц. — Бака!!! — обессиленно кричит его помощник. — Не продолжайте, никто не перебивает цену! — Триста миллионов от номера тридцать два раз, триста миллионов два, триста миллионов три! — Распорядитель снова стучит молоточком. — Голубая личинка, что рождается раз в год… простите, раз в тысячу лет — продана номеру тридцать два за триста миллионов. На сцену выходят две осминожицы в кричащих мини-платьях, забирая мягкую подушечку, на которой покоится личинка, и уносят её в левую дверь за сценой. — Значит там происходит передача уже купленного товара, — шепчет Сого. — Наверняка охраны там пока что меньше, чем на основном складе. Можно просто проникнуть туда и подождать. Он привстаёт со своего стула, но замирает под фанатевше загоревшимся взглядом Кагуры. — Эй, чайна, ты меня пугаешь. — Иди-иди, садист-дурак, у меня есть другой план. Я просто выиграю аукцион! — Чт…что ты несёшь? — Сого садится обратно, шипя на ухо Кагуре — и сейчас это совершенно не отвлекает. — Ты вообще понимаешь что такое аукцион? — Конечно понимаю, я же не идиотка! — Вспыливает Кагура в ответ, но даже глупость и оскорбления садиста сейчас не собьют её с финишной прямой на пути к долгожданной принцессовой диадеме. — Это как «позвони и закажи», только с угадыванием чисел. Пока Сого подбирает свою челюсть с пола и затем хватает ртом воздух, пытаясь выдать что-то осмысленное, на сцену выносят следующий лот. Свадебный комплект украшений Баббл-химе с планеты Орангутан! — громогласно выкрикивает распорядитель под дружное «ОООО» из зала. — Эти эксклюзивные украшения: диадема, серьги и кольцо — выкованы лучшим гномьим мастером современности из высококачественной платины стотысячной пробы, инкрустированы легендарными голубыми звёздными бриллиантами. Начальная ставка десять миллиардов йен! Сого соскальзывает незримой тенью в сторону подсобки, но стоит ему сделать несколько шагов и он замирает от следующего предложения. — Одиннадцать миллиардов йен! — бодро выкрикивает Кагура, сумасшедше сверкая глазами. — Одиннадцать миллиардов йен от участницы под номером семь! Сого так и стоит посреди зала, прямо напротив распорядителя, не веря своим глазам и ушам. — Двенадцать миллиардов, — раздаётся из дальнего конца зала. — Пятнадцать миллиардов, — кряхтят откуда-то из центра. — Тридцать миллиардов, — перекрикивает их звонкий голос чокнутой китайки. — Тридцать пять миллиардов! — Сорок! — Сорок два! — Тысяча миллиардов йен! — Кагура подскакивает, ставя ногу на стул, оборачиваясь к залу. — Ну что? Готовы соревноваться дальше? Драгоценности Баббл-химе моииии! — она запрокидывает голову и громко смеётся, раскидывая руки в стороны. Ни дать ни взять — сумасшедший злодей. Зал шокированно умолкает, пока один из аманто не собирается с духом и не задаёт вопрос, который странно, что пока ещё сам не пришёл в головы всех здесь присутствующих: — Погодите, — блеет старый барашек в фраке. — Это же глупости! Откуда у обычной землянки такие деньги? По залу проходится волна шепотков: — Она землянка? — Как её сюда пустили? — Откуда у неё такие деньги? Распорядитель стучит молоточком, обращаясь к Кагуре: — Вы можете подтвердить, что у вас есть сто миллиардов йен? — Ой да ладно, — встревает Сого. — Это даже ненастоящие драгоценности Баббл-химе! — Он невозмутимо сгребает с подставки сверкающее кольцо, надевая его на свой мизинец, вытягивая руку в сторону зала. — Разве такое маленькое колечко могло принадлежать такой большой принцессе? По залу снова проносится волна шепотков, но зловещий смех мигом пресекает их все. — Ха-ха-ха-ха, — Лицо Кагуры искажается чокнутой улыбкой. — Вы назвали меня землянкой? Меня? Я чистокровная ято, идиоты! — В подтверждение своих слов она приподнимает подол платья, вытаскивая из-под него зонт, и выпускает очередь пуль по гостям. В зале в одно мгновение воцаряется настоящая вакханалия: все начинают куда-то бежать, кричать, хрюкать, блеять, кудахтать. — Прошу всех успокоиться! — стучит распорядитель. — Охрана! Охрана открывает огонь по нарушительнице порядка, но её там уже нет: Кагура подскакивает к стойке с украшениями, хватая самую прекрасную, волшебную, великолепную и божественную в мире диадему и надевает ее себе на голову. — Я принцесса! Я принцесса! — кричит она, разбрасывая атакующих зонтом, другой рукой приподнимая подол платья, чтобы не мешало. — Ты чокнутая! — Сого, которого ошибочно (нет) приняли за её напарника, двигает следом, вынимая из ножен меч. Громкий гудящий звук сигнализации проникает прямо в мозг — и вакханалия усиливается: всё вокруг начинает дрожать — стены, пол, потолок. Пол внезапно наклоняется под крутым углом и гости падают как кегли, наваливаясь один на другого, создавая настоящий радужный кричаще-блестящий хаос. Хрустальные серёжки рассыпаются с высоких люстр водопадом, острыми краями режа всех вокруг. Запах крови примешивается к запахам передушенных парфюмов аманто, и азарт буквально разрывает Кагуре грудь. Крепкая рука в третий раз за сегодня не даёт ей упасть, уже привычно ложась на спину чуть выше поясницы. Сого держится за вычурный выступ золотой арки прижимая её к себе. И это уже тоже как будто бы немного привычно. — Кто включил режим капитуляции с Земли? Зачем вообще там нужна была эта кнопка??? — кричит кто-то. Угол наклона становится меньше, но и так чувствуется, что огромнейший космический корабль, которым оказалась резиденция, активно набирает высоту. — Нам нужно в комнату управления, — не теряет хладнокровия Сого. — Скорее всего это то белое здание во дворе. Если мы не хотим улететь неизвестно куда в космос. Они бегут через бело-золотую бурю, лавируют между разлетающимися или разбегающимися аманто и отбиваются от охраны, окропив меч, зонтик и себя кровью врагов. Стоит выбежать из дверей дворца, как вокруг зелёного парка, сразу за воротами, в которые их не пропускал горилло-аманто, распахивается огромное движущееся звёздное небо, как будто они попали в сумасшедший звездопад. — Прикрой! — кричит Сого, бросаясь к белой будке у самых ворот, которую Кагура и не заметила в прошлый раз. Кагура не спорит: сейчас, в яркой и восхитительной диадеме, с полнейшим умиротворением в душе, с родным зонтиком в руке, в пылу кровавой битвы вокруг, она живее, чем только могла когда-то себе представить. Настоящая принцесса! Садист прорубает себе путь мечом, оставляя позади горы поверженных аманто. Светлая макушка мелькает, удаляясь, и Кагура целится в ту сторону, вопреки даже своим ожиданиям выпуская очередь пуль не в неё, а вокруг. Над головой свистит нагината — Кагура еле успевает наклониться. — Я подозревал, что они злодеи! — кричит горилла. — Убить их! Но разве ж может кто-то здесь совладать с чокнутым садистом и принцессой ято? Сого добирается до рубки, вырезая там охрану, распахивая двери. — Стреляй! Кагура поворачивается к нему, выпуская очередь пуль в будку управления, и чёрно-белый водоворот из звёзд дополняется ярким красным шлейфом взрыва. Взрывная волна оказывается такой мощной, что всех снова раскидывает в разные стороны, вот только крепкой руки сейчас рядом нет, чтобы удержать на ногах, так что Кагура падает на одно колено, подставляя зонт, чтобы не улететь окончательно, и это оказывается радикальной ошибкой. Новый взрыв из звёзд случается в голове, когда по ней плашмя прилетает нагинатой от противника, про которого Кагура умудрилась забыть. Вместе с этими звёздами, сама голова словно становится легче. — Нет! — вопль безысходности разрывает грудь. — Моя диадема! Корабль перестаёт набирать высоту, наклоняясь в другую сторону, диадема сверкает огнём, отражающимся в голубых бриллиантах, и Кагура вытягивает обе руки к ней, следуя за ней в этой невесомости, но никак не может догнать. — Нет! — кричит она, когда диадема перелетает через забор периметра корабля, — Нет! — Когда жесткая хватка больно сдавливает живот, сильнее чем корсет, сильнее, чем разочарование, разрывающее её изнутри. Далеко-далеко внизу бескрайняя чёрная и такая же звёздная, как небо, гладь океана, и где-то в этой бескрайней глади безвозвратно исчезает смысл всей её жизни. — Дурак! — кричит она, не зная куда и как выплеснуть конец света, разворачивающийся у неё в душе. — Ты всё испортил! Ненавижу тебя! Слёзы душат изнутри, но вместе с обидой и злостью на чертового садиста, помешавшего поймать драгоценную диадему, всё-таки выплёскиваются из глаз, когда она бьёт его кулаками по груди. Корабль снова трясёт: сильнее, чем в предыдущие разы, когда он сталкивается на полной скорости с водой. Кагура чувствует как снова теряет опору, но только на мгновение, потому что её перекидывают через плечо, и она может только стучать по ненавистной спине кулаками, болтаясь как мешок с картошкой в безумной сверкающей вакханалии из звёзд, огня и воды.

*

Косточки от корсета окончательно поломались, решив понаоставлять Кагуре синяков по всему телу, впиваясь то тут, то там своими осколками; облепившее тело платье, перепачканное кровью и грязью, висит тяжёлым отвратительным комком. Мокро, холодно, обидно и смертельно грустно. Наступило двенадцать часов ночи, сказка закончилась, и Кагура снова превратилась в чайник. Слёзы словно тоже уже закончились, как и раздражение: внутри только штиль и бесконечная пустота. Даже трещащий что-то в рацию садист уже не бесит. Ничего не случилось — она просто снова вернулась к своей обычной жизни. Ничего не случилось — она просто проснулась от сладкого, но короткого сна. Кагура прижимает коленки к груди, ёжась от холода. На плечи опускается такой же влажный, как и всё на ней, но тёплый фрак. Садист садится рядом, слишком — непозволительно — близко: касается своим плечом её плеча через одежду. Но он тёплый и какой-то уже привычный. А она так устала и замёрзла, что отодвигаться совсем не хочется. — Чего тебе, придурок? — Кагура не выдерживает молчания первой. Хотя даже молчать сейчас в общем-то комфортно. — Твоего пропавшего нашли на корабле. Он пока даёт показания, но думаю его скоро отпустят. Пропавший мужик. Она уже не первый раз за сегодня умудрилась про него забыть — М, — мычит Кагура в ответ. Настроение как-то ни на что нет, и всё никак не согреться в мокрой одежде, так что она сама придвигается ближе в горячему плечу, и даже умудряется задавить вопль протеста, когда такая же горячая рука невесомо приобнимает сзади. Она как будто даже не касается — просто парит рядом, но от нее так тепло и уютно, что Кагура подаётся назад, облокачиваясь, несмотря на вероятные подколы от садиста. Но тот тоже молчит, и они просто смотрят на сверкающее звёздное небо, сверкающее звёздное море и полыхающий ярким красным корабль, окружённый мигалками полицейских катеров. Красиво. Как сказочный замок, в котором они были сегодня, так и здесь по-своему сказочно. Наверное и правда сказка — это не только пышные платья и волшебная по красоте диадема. Наверное сказка даже тот факт, что они сидят сейчас в обнимочку с извечным раздражающим соперником, и никто не хочет первым испортить этот момент. — Пфф, — Кагура ухмыляется своим таким комфортным мыслям. — Что? — мгновенно напрягается Сого. Он немного шевелится, видимо поворачивая голову в её сторону, и Кагура отодвигает голову от его плеча, поднимая глаза вверх и пересекаясь с его. Отблески звёзд и огня танцуют в почти чёрных сейчас глазах и это так красиво и завораживающе, что этот же огонь тут же охватывает Кагуру с ног до головы. Кажется даже волосы начинают шевелиться, все звуки из вселенной исчезают, оставляя только стук её и его сердец, бьющихся наперебой: слишком громко и слишком судорожно. — Ду... дурак, — выдавливает Кагура, облизывая вмиг пересохшие от этого огня губы. — Дура, — парирует Сого, наклоняясь чуть ближе. Закрывает её от бесконечного неба и бесконечных звёзд, оставляя только бесконечный огонь внутри. Замирает на несколько секунд, давая возможность соскочить, сбежать, оттолкнуть, но сейчас этого делать почему-то совсем не хочется. Может виновата усталость, или гормоны, или дурацкие «Замковые страсти», но прямо сейчас всё, чего хочется, это зажмурить глаза, чуть подаваясь навстречу и ныряя в ужасно страшную, но такую комфортную неизвестность. Губ касаются губы Сого, такие же горячие, как и весь он: сжигающие её одним прикосновением дотла. Такие же наглые, как и весь он: напирающие, жёсткие. Такие же сводящие с ума во всех смыслах. Первый поцелуй, о котором она мечтала так давно — конечно оказывается немного не таким, как в фантазиях: слишком горячим и безумно приятным. Воздух заканчивается и она чуть отстраняется — объятия, уже успевшие стать сильными и крепкими, моментально ослабляются, и Сого тоже отодвигается, давая ей пространство и возможность отстраниться. В голове туман, губы гудят и в груди всё бушует и танцует как на сказочном балу. Но надо бы собраться с силами, чтобы не упасть в грязь лицом, оттолкнуть садиста и что-нибудь съязвить, хотя в плывущую голову ничего не приходит. Садисту, видимо надоедает ждать её отмашки и он начинает первым: — Теперь тебе придётся умереть мучительной смертью, — он улыбается, и за этой улыбкой кроется что-то ещё — слишком уж она подозрительная. Кагура мгновенно подбирается, мигом выходя из оцепенения. Мозг проясняется, начиная шевелиться с удесятерённой силой. Кагура сухо сглатывает, чувствуя чужой привкус на языке. — Только не говори, что ты… Его улыбка становится ещё подозрительней и шире — он отодвигается чуть дальше и подкидывает что-то вверх: Кагура машинально подставляет ладони, на которые падает драгоценнейшее колечко из платины стотысячной пробы с голубым звёздным бриллиантом. — Оно мне мало, можешь оставить себе, — он подмигивает, отстраняясь окончательно, и через долю секунды их касается свет фар приехавшей за ними машины шинсенгуми. — Только никому не показывай. Кагура отворачивается от слепящего света, не веря своим глазам уставившись на (почти) мечту своей жизни. Это, конечно, не диадема, но если быть честной — та немного давила на лоб и натирала за ушами, а колечко замечательно садится на палец: Кагура вытягивает руку вперёд, разглядывая как бесконечные звёзды и свет фар играют в волшебных точёных гранях камешка. — Красота! — выдыхает она восторженно. Знакомый надменный хмык заливается в уши, но тут же на голову покровительственно опускается большая ладонь. — Тебе идёт, — шепчет Сого, мягко проводя по её волосам. Он уходит к машине, а Кагуре кажется, что теперь он уже больше никуда не уйдёт и не отстанет от неё.

*

— Мамочка не для этого тебя растила! — рыдает Гинтоки, уткнувшись лицом в коленки «случайно проходящего мимо» Кацуры. — Ты ещё не в том возрасте! Соплячка! Развратница! Обманщица! — Гин-чан, я уже тысячу раз говорила, что это не обручальное кольцо, это боевой трофей, — тяжело вздыхает Кагура. — Лидер, ты уже решила в каком стиле будет свадьба? Может в греческом? Или в стиле собы? О! Или в кошачьем? Тогда надо будет купить себе ушки и хвост. — Зура, ты не помогаешь. — Мамочка не готова к этому! Зура, а ушки ты всё-равно купи. — Гин-сан, успокойся и перестань называть себя мамочкой. Кагура-чан же сказала, что она не собирается замуж. Правда ведь, Кагура-чан? Правда??? Ты не можешь свинтить в брак раньше меня!!! — орёт Шинпачи. — Неееет! — Тяяяяф! Дома как всегда шум, гам и чёрти что, но с этим волшебным колечком Кагура чувствует себя настоящей принцессой. Хотя может колечко здесь и совсем ни при чём.