Каждый монстр иногда хочет почувствовать себя принцессой

Воздух пахнет дождём. Не тем серым и затхлым, как когда-то давным-давно на Ракуё. Настолько давно, что Кагура, кажется, уже забыла тот запах: мёртвый, холодный, пустой. Здесь, на Земле, тоже бывают непроглядные серые ливни, но в отличии от Ракуё, они всегда заканчиваются. И после них в крупных каплях дождя, подрагивающих вокруг на листве деревьев и траве, солнце отблёскивает радугой. Переливается сказочными цветами, и, даже если приходится прятаться под зонтом всю жизнь — в эти моменты Кагура всегда чувствует себя немножко принцессой. — О-химе-чан, Вы не промокли? — такой сказочный день просто не может обойтись без прекрасного светловолосого принца, чьё лицо закрыто слепящим солнцем, стоит Кагуре вздёрнуть голову на бархатистый мелодичный голос. — Позвольте, я провожу Вас. Принц подаёт руку, и сердце заходится в груди так, что даже вдохнуть не получается. Здесь, на Земле, действительно всё слишком сказочно. Кагура зажмуривается до кругов под глазами, таких же радужных, как те, что отражаются в каплях дождя на листве и траве вокруг. Наверное надо что-то сказать, что-то ответить. Наверное надо сделать шаг вперёд, но стеснение сковывает всё тело незримыми кандалами. Кагура открывает рот, глотая беззвучные хрипы, но так и не может выдавить из себя хоть что-то стоящее. Хорошо, что принц столь не парализован. Его светлые волосы падают на лицо, когда он наклоняется чуть ближе, чтобы Кагура его расслышала, и она прислушивается, пытаясь утихомирить не в меру разогнавшееся сердце. Тук-тук-тук — стучит в голове, и зажмуриться гораздо проще, чем принять эту яркую и сверкающую действительность. Наверняка сейчас она выглядит слишком взволнованно, а может даже вызывающе (сэтими-то выпученными глазами и открытым ртом). Наверняка принц может посчитать это оскорблением. Столько всяких наверняка, что нужно с ними бороться! Приходится собрать в кулак все гипотетические яйца, про которые вообще может помыслить прекрасная принцесса, и Кагура, наконец, открывает глаза, выдыхая томным голосом всё, что может ей подсказать радужный мозг, попробовавший вчера алкоголь в первый раз. — Я.. кха-кха, — голос, видимо, не проникся атмосферой, и настраиваться на нормальный тембр никак не планирует. — Согласна! Слишком бурный шквал размышлений сбивает с основной мысли, Кагура уже и вопрос забыла, пока эта ванильная принцессная рекламная пауза шла. Так что и не сообразить на что она там только что согласилась. Ну да и ладно, разве может Он предложить что-то неприличное или не стоящее её внимания? Хорошо, что светловолосый принц не теряется: встряхивает своими милыми волосами, улыбается своей милой улыбкой в острые и белоснежные сорок два, наклоняется ещё ближе, и сердце Кагуры окончательно умирает, когда он шепчет на ухо: — Ащаф-щаф-щаф. Кагура поворачивает голову, обнимая принца за шею. Хочется выразить ему все свои мысли, все нежность, стеснение и радость, что она испытывает сейчас, но стоит ей открыть рот, как принц срывается с катушек и накрывает ее рот своим. Первый поцелуй, о котором она мечтала так давно — конечно оказывается немного не таким, как в фантазиях: жарким и влажным. Точнее даже слишком горячим и слишком мокрым. Радужные сверкающие на солнце капли дождя чуть отступают назад, оставаясь такими же яркими и красивыми где-то в другом мире, в то время, как принц превращается в огромное слюнявое чудовище. — Садахару! Хватит! Прекрати! Кагура подскакивает на диванчике в гостиной, отбиваясь от излишне любвеобильного сегодня пса. Соскользнувшая с груди книжка со взрослыми сказками падает на пол, открываясь на откровенной сцене, где прекрасный светловолосый принц зарывается рукой под юбку принцессы. Омерзительно прекрасный, потому что так напоминает кое-кого, кого вспоминать точно не хочется. Кагура всё-таки отвешивает Садахару доброго пинка, заставляя отойти и перестать капать на неё слюнями, хотя вряд ли даже горячий душ сможет теперь её очистить от его слюней пса и неприличных мыслей. Всё вина выпитой втихушку стопки саке и дурацкой книжки, утащенной вчера у Катерины. Виновная во всех грехах книжка летит красиво, но недолго, так как на пути к окну встречает дрыхнущего в кресле Гинтоки, который со стонами, кряхтением и вздохами стопятидесятилетнего старика выпрямляется, отлепляя эту самую книжку от своего опухшего ото сна лица. — «Жаркие замковые страсти часть третья», — читает он вслух, Кагура пуще прежнего заливается краской. — О боже, моя девочка совсем выросла и распустилась, раз читает такое прямо под носом у мамочки. Когда мамочка тебя нашла в капусте, о таком и подумать не могли честные леди! Позор! Распутство! Пошлятина! — Гинтоки устраивается в кресле поудобнее, открывая книжку на самое начало, и даже отсюда, с диванчика, видно, как загораются его глаза. Ожидаемо, и от того еще более бесит! В этом доме точно не помыслить о чем-то добром и светлом, когда вокруг только слюнявые или бесчуственные чудовища. — Ну, ну, Гин-сан, — внезапно произносит подставка для очков, и все в комнате вздрагивают. — Кагура уже в том возрасте, чтобы интересоваться мальчиками, в этом нет ничего необычного! Помню, когда я впервые подумал об Отцу-чан… — Нет! — хором кричат все присутствующие, и Кагура срывается с места, убегая подальше, в горячий душ, под его шумные капли, чтобы не слышать и не думать о том, о чём думать совсем не хочется. Но горячий душ не успокаивает, а в груди так и сжимается, стоит только вспомнить эту сцену из сна: нежное касание руки, теплое дыхание на щеке… Вот всё эти придурки опошлят, а ведь так иногда хочется хоть на минутку почувствовать себя настоящей принцессой.

*

Когда Кагура выходит из душа, настроение ну просто ниже плинтуса. Хочется расплакаться и умереть, или найти кого-нибудь чрезвычайно омерзительного и избить его до кровавой каши. Кровавая каша это хорошо, она успокаивает — выводит всякие глупые мысли из организма. Так что блеющий у порога старик вызывает желание срочно почесать об него кулаки. — Кагура-чан, успокойся! — орёт Шинпачи, удерживая Кагуру подмышками, не давая стукнуть посетителя ещё раз. Старик шлёпает окровавленными губами, но спокойствие не приходит. Нафиг это всё. Кагура расслабляется, напоследок двинув затылком очкарику в нос. — Зна-значит вот какой у вас сервис! — булькает старик. — Тогда я обращусь куда-нибудь в другое место! — он взмахивает конвертом с деньгами — и другой конец того тут же оказывается зажат в крепкой самурайской хватке. — Что Вы, что Вы, дорогой мсье! — лебезит Гинтоки, перетягивая тугой конверт на себя. — Вы просто не с того начали, а у нас домашние монстры никак не перерастут половое созревание, вот и буянят. Ну гормоны, мальчики, месячные, прыщи, столько проблем у современных подростков, понимаете? Когда я был подростком — никогда не жаловался на месячные, а теперь это прям какой-то подростковый бич! Сложно не вырасти монстром, когда вокруг такие придурки — даже месячные, начавшиеся из носа Гинтоки после прямого удара в него, не успокаивают. Кагура проходит обратно в гостиную, плюхаясь на диванчик, и яростно сжимает-разжимает кулаки. Как тут будешь вести себя как прекрасная принцесса, когда все только и делают, что подкалывают и раздражают. А ведь так хочется чего-то красивого, яркого и милого! — Конечно-конечно, мы берёмся за это дело! — доносится возбуждённый голос Гинтоки из коридора. Наверняка как всегда его запала хватит только на то, чтобы взять задание и деньги, а дальше придётся отдуваться кому-то другому. Так и выходит: стоит хлопнуть входной двери, закрытой за спиной дедка, как мужская часть Йородзуи возвращается в зал, шмыгая разбитыми носами, с очевидным предложением. — Кагура-чааан, ты наверное совсем в девках. ой, дома засиделась. Не хочешь выйти навстречу приключениям, а то и своей судьбе? У того милого дедули сын пропал — как раз твоего возраста, плюс-минус десять-двадцать лет. Мы бы и сами пошли его искать, но не хочется вставать у тебя на пути, вдруг это твой суженый? Иди же, и спаси своего прекрасного принца от злодеев! А мы тебя тут подождём. Прекрасный принц, похищенный злодеями — а что, вполне себе красивая сказка могла бы из такого получиться. Да и сидеть с этими двумя идиотами сегодня совсем не хочется, так что почему бы и действительно не выйти из дома навстречу приключениям? — Тогда давай сюда мои деньги! — Деньги поровну! Тебе и так принц достанется! — Не нужен мне принц, деньги давай! — Вы двое, хватит орать! Начинается выступление Отцу-чан! — Тяф!

*

Конечно же, Гин-чан ожидаемо приврал, и гора мышц, озорно косящаяся на Кагуру с фотографии, явно старше её на все лет пятьдесят. Определённо не её принц, что ж, будет знать, как поддаваться внезапным порывам — всё чертово половое созревание: гормоны, месячные, прыщи и всё такое. Последний раз старик видел сына в ювелирном, в котором сам подрабатывал уборщиком — сын приносил ему еду вчера вечером. Пожалуй можно и начинать оттуда, тем более, что это всего через пару кварталов. Конечно, заведомо плохой день припас на сегодня ещё не один сюрприз: и Кагура быстро в этом убеждается, чувствуя, как волосы на загривке начинают шевелиться от накатывающего бешенства, которое разливается в груди с невиданной скоростью. — Проходите мимо, тут не на что смотреть, праздные ленивые задницы! — Полицейский рупор перегородил Кагуре дорогу, направленный прямо в её лицо. — Просьба всем китайским монстрам проследовать в допросную или пойти и прыгнуть с моста. Серьёзно, раз в это дело влезла полиция, да ещё та её часть, которую Кагура терпеть не может сильнее всего — она просто обязана найти пропавшего быстрее них! — Мужик — мой! — рупор легко поддаётся, скукоживаясь от сильного сжатия, и Окита отбрасывает его в сторону, блокируя внезапный удар зонтика мечом. — Уточни, какой именно мужик, курица, — надменная улыбка расцветает на ненавистном лице. — Или тебе любой сойдёт? — Пропавший мужик! Которого вы тут ищете! — Сдался нам твой пропавший мужик. Мы тут ищем пропавшие драгоценности, которые стоят столько, сколько ты за всю жизнь не заработаешь. — О, ну я-то девочка, могу позволить себе не грести деньги лопатой! А вот тебе с твоей нищенской зарплатой правительственной шавки только и утешаться оскроблениями других. — Конечно-конечно, драгоценности всё равно не для таких замухрышек как ты. — Сам ты замухрышка! — кровь ято всё-таки отличная штука, очередной резкий удар Окита пропускает, сгибается пополам, обнимая себя за явно сломанные рёбра. Их хруст приятно отдаётся в кулаке, пробегает по напряжённым мышцам и нервам прямиком в желудок, моментально утихомиривая бурлящую там с самого утра бурю. Становится наконец-то так спокойно и хорошо, что Кагура, кажется, даже благодарна садисту и его сломанным рёбрам. Она глубоко и с наслаждением вдыхает пыльный знойный воздух, снова раскрывая зонтик над головой. Кажущийся непоправимо отстойным день расцветает новыми яркими красками. — Сого, заканчивайте тут свои брачные танцы. — Хиджиката выдыхает горький сигаретный дым в летний зной, и вонь несколько отрезвляет, снова спуская на землю. — Там пришёл уборщик, говорит ничего не знает, а его сын совершенно внезапно пропал. Иди и запиши его показания и обработай, пока мы заканчиваем с владельцем и остальным персоналом. Точно, у неё есть задание, и она во что бы то ни стало найдёт похищенного раньше полиции. Кагура прошмыгивает в дымящееся здание ювелирки следом за Сого, зыркая на шагнувших ей наперерез Ямадзаки и Хараду так, что у тех совершенно пропадает желание выводить с места преступления таких опасных гражданских. Ювелирный явно знавал лучшие времена: вокруг всё усеяно стеклянной крошкой от разбитых начисто вычищенных от драгоценностей витрин. Ни одного захудалого браслетика или колечка не осталось, а ведь такой шанс был бы завладеть красивой безделушкой. Уже знакомый старик ждёт в дальней комнате: с разбитыми губами и скованными наручниками руками. Он вздрагивает, встретившись взглядом с Окитой, и окончательно начинает вибрировать, узнав Кагуру. — Беспредел! — жуёт дёсна старик. — Я требую меня срочно отпустить! Мой сын пропал! Я не подозреваемый! — Конечно-конечно! — активно кивает Окита в ответ. — Твой сын пропал вместе с драгоценностями на миллиарды йен. А ты не подозреваемый, — он подходит к старику и под удивлёнными взглядами начинает расстёгивать наручники. — Ты — особо важный свидетель. Становится понятно, что это, ожидаемо, не жест доброй воли, когда Окита дёргает старика вниз, приковывая его теперь одной рукой в батарее. Это чтобы уж наверняка. Не можем же мы потерять в суматохе такого важного человека. А теперь рассказывай, куда делся твой сынок со всем добром? Старик кряхтит и пыхтит, снова выдавливая из себя уже слышанное Кагурой: — Вчера он приносил мне ужин на работу, а потом просто не пришёл ночевать! Я распереживался и даже нанял частных сыщиков для этого! Можете спросить у девчонки! Они взяли залог за поиски моего сына! Сого оборачивается к Кагуре, вопросительно приподнимая бровь: — Так вот, какого мужика ты искала? Ничего интересного. — Как же ничего интересного, если ты говоришь, у него могут быть драгоценности на несколько миллиардов йен? — Хмыкает Кагура. — Наоборот, его поиски становятся гораздо более вдохновляющими. В глазах Сого тоже просыпается азарт. — Значит война? Кто первый найдёт мужика может загадать, какой смертью умрёт проигравший. — Согласна! — радостно кивает Кагура. — Готовься объесться тараканами до разрыва желудка! Ой, или лучше утонуть в какашках Садахару! Ой, или… фух, я, пожалуй, ещё подумаю! В душе словно расцветают красочные цветы от одной мысли о том, что случится с садистом, когда Кагура найдёт мужика первым и победит! Да ещё и столько драгоценностей, которые можно будет оставить себе! День обещает стать ещё прекраснее!