Mit Dir Bin Ich Auch Allein

Рихард читал «Секреты создания ста величайших хитов всех времен», и ни одно предложение не доходило до его утомившегося мозга. Тем не менее, попытка сосредоточиться на книге неплохо отвлекала, тянулась хлипкой ниточкой, за которую можно было ухватиться. Тилль по-прежнему спал у него на коленях, и мужчина чувствовал его дыхание на своём бедре. Вздымание и опадание его груди успокаивало, как и то, что чёрные, взъерошенные волосы Тилля наконец-то высохли, спадая на лоб. Рихард не был специалистом и не имел под рукой термометра, но, похоже, жар спал. Он перевернул страницу и пропустил фотографии, подробно описывающие, как записать ревербератор для барабанов с помощью садового шланга, не заметив этого. Книга должна была отвлечь его от Тилля, но ей это сотворить не удалось, и ещё меньше получилось отвлечь мужчину от паники. Ощущение полной оторванности от происходящего и потери контроля, от которого он пытался убежать, казалось волной, восстающей над ним с ничтожно малым шансом на спасение. Оно преследовало его повсюду, куда бы он ни пошёл, а прошлой ночью настигло его, пересилило все синапсы и заставило их сработать слишком быстробыстро и без всякой соразмерности. И удар пришёлся не в того человека. Книга отвлекла его настолько, что он пропустил тот самый момент, когда Тилль проснулся. Когда он посмотрел вниз снова, то встретил два потемневших, пытливых глаза, наблюдавших за ним с выражением глубокого напряжения. Дыхание Тилля не изменилось, поэтому он просто не заметил. Рихард отложил книгу дрожащими руками. Он просто не мог держать их неподвижно, словно они перестали подчиняться, поэтому он прижал одну руку к щеке Тилля для устойчивости. Отросшая щетина удобно царапала его кожу. Ему так нравилась эта щекотка, подумал Рихард. Слишком сильно, чтобы больше никогда без неё не обходиться, этого легкого трения, которое, казалось, могло удержать его от краха.       — Хей… — на грани слышимости прошелестел он. Тилль оставался неподвижным несколько мгновений, в течение которых Рихарду казалось, что он слышит, как его собственная кровь течёт всё медленнее и медленнее. Затем он моргнул и начал тянуться к нему тяжелыми, вялыми руками. Возможно, было наивно пытаться найти убежище в том самом месте, которое в последние недели порой вызывало столько сомнений и душевной боли, но Рихард всё равно инстинктивно искал его. Объятия Тилля были домом, заземляли его, собирали воедино, и будь он проклят, если упустит возможность окунуться в это тепло. Руки Тилля обхватили его очень крепко, и нежность снова и снова разбивала сердце. Чего бы он ни ожидал, это не обязательно было вот таким. Рихард нашёл губы Тилля без всякого труда. Тилль целовал его так, как всегда — немного застенчиво, но очень ловко и нежно, и так, словно всё это делалось только ради него. Рихарду захотелось, чтобы хоть раз он просто отпустил себя. Сделал что-нибудь для собственного «я». Уничтожил его, отомстил, если потребуется — он был бы не против.       — Дыши, — тихо пробормотал ему на ухо Тилль, когда они чуть отстранились, и ощутимо погладил Рихарда по позвоночнику. — С тобой всё будет в порядке. Рихард не согласился. Он точно не будет в порядке, если Тилль не скажет, что они будут в порядке, или не заверит его, что они останутся вместе. Он не был бы в порядке, если бы не знал, что Тилль тоже будет в порядке, и он не был бы в порядке до того, как простил его. А если нет… тогда он может вообще не быть в порядке больше никогда. Что, если он не простит? О боже, что если он не простит?!       — Ты паникуешь. Дыши глубже. Как я, хорошо? Рихард моргнул, голова немного закружилась, и уставился в тёмные, печальные глаза Тилля. Правильно. Дыхание. Он мог забыть об этом. Легкие певца и пловца Тилля были похожи на большие сильфоны, поэтому ему было легко говорить, что нужно делать глубокие вдохи. Рихард попробовал, и это было похоже на попытку сдвинуть с места слона, топчащегося на его груди, но расширяющиеся и сжимающиеся ребра Тилля, прижатые к его туловищу, задавали ритм, которому нужно было постараться следовать. Ему приходилось сознательно втягивать и вытягивать воздух, как-будто рефлексы, которые должны были помогать ему перекачивать кислород, перестали существовать, но вскоре, очень медленно, туман рассеялся.       — Мне очень жаль, что я так напугал тебя, — голос Тилля был низким и неуверенным, когда он заговорил.       — Я не знал, где ты, — сказал Рихард, констатируя очевидное. — Я не знал, почему ты не вернулся. Тилль крепко обнял его.       — Я знаю.       — Я не понимал, почему ты вообще уехал. Я думал, что у нас всё хорошо, я думал… Я не хотел тебя расстраивать. Я только хотел сделать тебя счастливым. Я должен был знать, что если я спрошу тебя вот так, ты… ты расстроишься. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя нежеланным. Я просто… Я не хотел этого.       — Ш-ш-ш-ш, — Тилль мягко отстранился, создавая между ними небольшое расстояние. Рихарду это не понравилось, и он попытался прижаться ближе, но в конце концов Тилль лишь взял его лицо в свои большие руки и снова поцеловал. Это был всего лишь быстрый мягкий поцелуй, но всё равно тот ощущался таким настоящим.       — Пожалуйста, не плачь, — попросил он.       — Я не плачу! — возразил Рихард. Тилль провёл большими пальцами по его щекам. Они были мокрыми. Ох.       — Но я и не хотел плакать! — настаивал Рихард, что, конечно, уже мало что меняло. Что-то в том, что он почувствовал и осознал свои собственные слёзы, позволило им хлынуть потоком. Внезапно мужчина не смог остановить их, обжигающе горячий, жгучий поток, который затуманил его зрение до слепящего цвета, и это было даже хуже, чем на гастролях. На гастролях Пауль сдерживал его слёзы, насмехаясь над ним. Сейчас же Тилль не смеялся над ним, совсем наоборот, он выглядел убитым горем, встревоженным и очень неуверенным в себе. Он пытался вытереть мокрые дорожки, струящиеся по щекам Рихарда, и выглядел так, будто воспринял их наличие очень серьёзно.       — Я тоже боюсь потерять тебя, ты знаешь, — Рихард чувствовал необходимость объясниться, и слова казались таким же непрекращающимся потоком, как и его слезы. — Мы всё время говорим о том, что ты думаешь, что я тебя брошу. Но я продолжаю думать, что ты уйдешь от меня, и это будет так же, как на гастролях. Или иногда я думаю, что разочарую тебя, и ты поймешь, что просто построил вокруг меня какую-то фантазию, которой я никогда не смогу соответствовать. Рихард протёр глаза, чтобы иметь возможность ловить взгляд Тилля хотя бы на достаточное мгновение, чтобы донести до него то, что он действительно должен был понять.       — Я боюсь этого больше всего. Губы Тилля слегка дрогнули.       — И поэтому ты вызываешь на меня полицию? — спросил он с сомнением.       — Нет, я… — Рихард запнулся. Тошнотворное чувство неудачи и стыда казалось слишком непреодолимым. Как он мог объяснить свою слишком бурную реакцию, не признавая эгоизма и не оттягивая одеяло на себя? Тилль был прав, он был совершенно неспособен заботиться о ком-то ещё. Он зажмурил глаза, защищаясь от неизбежного пристального взгляда.       — Думаю, я позвонил в полицию, потому что думал… думаю потому, что с возможностью того, что с тобой могло что-то случиться, было бы чуть легче жить, чем с возможностью того, что ты ушёл от меня сам по себе. Поэтому я заверил себя, что с тобой что-то случилось. Тилль оставался неподвижным, а Рихард продолжал говорить. Он понимал, что бредит, и даже не был уверен, что его слова имеют хоть каплю смысла. Тем не менее, он должен был объясниться.       — Ты был прав, я не… Я не знаю, как это сделать. Я должен был знать, что я тебе нужен. Я должен был… Я должен был проверить тебя. Я не должен был оставлять тебя наедине с этими мыслями. Я только продолжаю причинять тебе боль. Я ужасен. Тилль вздохнул и начал двигаться. Рихард почувствовал, как он, подперев голову рукой, смотрит на него сверху вниз. Затем ощутил, как костяшки пальцев мягко, почти игриво, коснулись его кожи.       — Рихард, твоя голова иногда просто живёт без тебя. Ты определённо не ужасен. На самом деле, ты довольно замечательный. Рихард открыл глаза и моргнул от полуденного света. Тилль смотрел на него ясными глазами, его ладонь легла на ухо.       — А сегодня утром ты точно знал, что мне нужно. Ты был идеален. Бедный Тилль. Он действительно не видел проблемы, да?       — Ты не можешь похвалить меня за то, что я починил то, что сам сломал? Тилль снова вздохнул.       — Ты не был ответственен за это.       — Но…       — Ты не был. У меня была ужасная ночь, и я не понимал, насколько ужасной она была для тебя, и в итоге принял это на свой счет. Я не смог позаботиться о тебе, а ты не смог позаботиться обо мне, и вместо того, чтобы понять, что нам лучше лечь спать вместе и верить, что мы сможем позаботиться друг о друге на следующий день, мы всё испортили, потому что оба ожидали друг от друга самого худшего. Рихард не знал, что сказать.       — Я понял это вчера во время прогулки. Мы были так заняты тем, что перебирали все поступки, которыми мы подвели друг друга, что упустили из виду все способы, которыми нам всегда удавалось держаться вместе. А потом я заблудился, потому что я идиот. Тилль столкнулся лбом с лбом Рихарда и посмотрел ему в глаза с предельной искренностью.       — Клянусь, я всего лишь заблудился. И мне очень жаль, что это так напугало тебя. Я не знал, что ты настолько боишься меня потерять. Мне следовало бы знать лучше, чем ожидать от тебя такой преданности после всего, не тогда, когда я так мало верил в тебя всё это время. Это было лицемерно. Тилль замолчал, и в комнате воцарилась тишина. Он снова принялся гладить его по волосам, и Рихард не без удовольствия наблюдал за его лицом, нависшим успокаивающей глыбой. Оно было расслабленным, с тёплым, меланхоличным выражением. Глаза Тилля были опущены, их характерная печальная форма подчеркивалась тем, что плач и недосыпание окрасили его веки на несколько тонов темнее. Его чёрные волосы с серебристыми корнями на висках сверкали, как блестки, и спадали густыми прядями на лицо. Объективно их следовало бы хорошенько вымыть, но Тилль всегда выглядел лучше всего, когда был самым неопрятным и взбалмошным. Глупый деревенский парень, заблудившийся в большом городе. Глупый идиот, что заставил Круспе так сильно полюбить себя.       — Мы оба долбоёбы, да? — оценил Рихард, наконец. Тилль фыркнул и тяжело рухнул на него сверху.       — Уфф.       — Прости, — приглушённо пробурчал Тилль, прижимаясь к его шее. В голосе не слышалось ни капли сожаления, что было вполне справедливо. Он действительно чувствовал себя хорошо, такой тяжелый и податливый. Рихард безрезультатно извивался под горой мышц, пока не освободил руки, чтобы обнять его так крепко, как только мог.       — Больше никаких исследований города без телефона.       — Хм, — согласился Тилль. — Больше никаких трансконтинентальных переездов без предварительных разговоров.       — Даже если я однажды вернусь в Берлин?       — Даже тогда нет. Может быть, мне нравится Нью-Йорк.       — Нет. Ты его ненавидишь.       — Хммм, — снова согласилась Тилль и впился неуклюжими, усталыми поцелуями в чужое подставленное горло.

***

Ужас и боль последних часов медленно исчезали. Большую часть времени они проспали вместе, дремали часами, спутав конечности и приникнув ртами к потной коже друг друга. Проснувшись, свернулись калачиком, находя новые способы столкнуть свои тела как можно ближе. С каждым разом это становилось немного легче. Иногда они разговаривали.       — Ты действительно хотел умереть? Тилль ласково провёл указательным пальцем по носу Рихарда. Его глаза блестели, полные жизни.       — Я чувствовал, что хочу хотеть умереть. Иногда мне не особенно нравится быть живым. Но это всегда только теоретически. Тебе не стоит беспокоиться, — он нахмурился. — Это я обещаю тоже. Я всегда буду беспокоиться о тебе.       — Я не хочу, чтобы ты так себя чувствовал. Я знаю, что ты часто так делаешь, и я доверяю тебе. Я просто хотел бы изменить хоть что-то. Тилль поцеловала кончик его носа. Это было так нежно, что Рихард подумал, что собственное сердце точно одуреет от такой любви.       — Это никогда не пугало тебя. У других людей, когда они смотрят на меня, в глазах появляется ужасная жалость как только они видят это. А у тебя — никогда. Рихард пожал плечами.       — Другие люди просто любят врать себе о том, каков мир. А ты нет, ты слишком храбрый для этого. И недостаточно глуп. Глаза Тилля были полны слёз, когда он поцеловал его.       — Спасибо.

***

Тилль сказал ему, что он не должен больше беспокоиться о том, что разочарует его.       — Я пытался разлюбить тебя больше десяти лет. Мне это не удалось, так что, думаю, теперь тебе не о чем беспокоиться, — он опять ухмыльнулся своей самой озорной, клыкастой улыбкой. — Считай, что ты уже не такой идиот, каким был раньше. Рихард воткнул палец в чужой живот так глубоко, как только смог.       — Ой! Это реально больно!       — Но ты скажешь мне, если я сделаю что-то не так, верно? Если тебе не понравится что-то, что я делаю? — настаивал он.       — Эээ… Если это так важно для тебя? — Тилль уклонился от ответа.       — Нет, всегда. Я знаю тебя, ты посчитаешь себя достаточно обиженным, чтобы сказать мне об этом только тогда, когда я уже разобью тебе сердце. Ты должен говорить мне всегда, — Рихард сделал паузу. Немного самоанализа не повредит. — Я обещаю, что постараюсь лучше воспринимать критику. Тилль попытался отвлечь его небрежными поцелуями в уголки рта.       — Хм…       — Тилль! Обещай мне! Тилль что-то пробормотал себе под нос.       — Что? Тилль обнял его ещё сильнее, чтобы через мгновение слегка сдвинуть голову, больше не бормоча прямо в кожу.       — Я сказал: «Ладно, мне не понравилось, как ты ругал меня перед своим другом». Ох. Точно. Рихард вздрогнул.       — Прости. Ты прав, это было нечестно.       — Кто он вообще такой? — Тилль продолжал ворчать под рёбра.       — Декс — партнёр Эми. Понимаешь? Он позаботился о квартире в моё отсутствие. Они очень помогли, — Рихард колебался. — Я ему слишком нравлюсь, наверное.       — Именно поэтому ты ему и позвонил, — мрачно предположил Тилль.       — Думаю, да. Тилль оставался неподвижным. И сперва до мужчины не дошло, но уже через секунду Рихард с трудом сдержал смех.       — Подожди, ты ревнуешь?! Тилль протянул руку и покрутил ей из стороны в сторону неопределённым движением. Рихард закашлялся от сдавленного хихиканья.       — Добро пожаловать в мой мир. Тилль ехидно усмехнулся.       — Ты никогда не ревнуешь. Рихард выглядел недоверчивым.       — Да, ревную! Я ревную всё время. Тилль перевернулся и уставился на него, комично подняв брови. Его удивление было абсурдным, или было бы таковым, если бы всё не было настолько хреново.       — Серьёзно?       — Да? Конечно, да. Тилль моргнул и начал что-то говорить, но потом снова замолчал и так несколько раз, пока, наконец, не заговорил снова.       — Но к кому? Его неверие заставило Рихарда улыбнуться. Это было очаровательно, даже несмотря на недосягаемо-нелепый уровень неведения.       — Всем? Всем людям в туре? Эти девушки, я хочу задушить каждую из них. Питера, Матти, Джоуи, Андреаса… — Рихард колебался. Он не хотел провоцировать драму, и всё же… — Флаке. Глаза Тилля стали ещё шире.       — Ты ревнуешь к Флаке?! Рихард пожал плечами, жар поднимался к его лицу. Он понимал, что говорит глупости, но то, как Флаке не отходил от Тилля во время тура и, похоже, выбрал сторону — и не его сторону — продолжало грызть Круспе. Он потратил столько времени, а получил лишь молчание. Флаке занял его место. По крайней мере, часть его.       — Вы стали очень близки, — сказал он, делая тон наиболее непринужденным. — Вы проводите много времени вместе. Тилль, казалось, собирался начать спорить, но потом закрыл рот и вместо этого уткнулся носом в щёку Рихарда. От этой нежности мужчина почувствовал себя ещё более нелепо.       — Флаке рассказал тебе обо мне, не так ли? Рихард скривился. Он не хотел подставлять Кристиана, несмотря на свою ревность. Но он также не мог лгать Тиллю.       — Что он мне рассказал? — невинно спросил он.       — Рихард, — с нажимом предупредил Тилль.       — Я не хочу вставать между вами. Тилль драматично закатил глаза.       — Нечего вставать между нами. В конце концов, я рад, что он тебе рассказал. Рихард пожал плечами, не будучи убеждённым.       — Не думаю, что я очень нравлюсь Флаке.       — Он обожает тебя. Ты просто издеваешься над ним. Вы противоположности.       — Хм, — Рихард оставался скептичным. Тилль вздохнул и, перевернувшись на спину, прижал голову Рихарда к себе так, что тому стало трудно дышать.

***

      — Риша? Рихард!!!       — Что…? — Рихард застонал, голос был густым от сна и хрипел из-за неожиданного пробуждения.       — Я делаю тебя счастливым?       — Конечно.       — Правда? Рихард зевнул и открыл глаза.       — Да.       — Потому что… Я хочу, чтобы так было не только с тобой. Я хочу, чтобы ты думал обо мне только хорошее… Не только об этом… о борьбе… Как ты и говорил, ты хотел, чтобы любовь была простой… Рихард закрыл глаза, уверенный, что может просто заснуть. Он думал о кофе по утрам, о Тилле, сидящем у его ног, пока он писал о том, что его обнимали ночью, и считал совершенно неразумным, что его разбудили для вот этого.       — В твои обязанности не входит делать меня счастливым, но я думаю о хорошем. Тилль ёрзал. Рихард попытался не обращать на это внимания и снова заснуть в своем тёплом, уютном коконе, но не тут-то было.       — Но, Риша…       — Тилль, мы не можем делать совсем счастливо.       — Но ты же хотел, чтобы всё было легко…       — Лёгкие вещи никогда не стоят того и к тому же чертовски скучны. Могу я теперь поспать? Когда Тилль ответил, в его голосе угадывалась улыбка:       — Хорошо.

***

В конце концов, утверждал Рихард, они должны вставать с постели не только для того, чтобы пописать. Потребовалось немало уговоров и подталкиваний, но после подкупа Тилля заказом еды на вынос (опять курица в соусе) и обвинений в том, что он превратился в ленивца, он согласился принять душ вместе с ним. Рихард быстро поменял постельное белье, и Тилль помог ему. Нехотя. Под душем Рихард вымыл Тиллю волосы. По крайней мере, он пытался, но на самом деле всё, что ему удалось — попасть шампунем в глаза и поскользнуться, когда он встал на носки, чтобы помассировать верхнюю часть головы Тилля. Тилль, как выяснилось, не преминул посмеяться над ним. Он снял остроту, готовую слететь с языка, очень нежно поцеловав его под струей теплой воды с мылом, закрыв глаза, чтобы, по крайней мере, не видеть его покрасневшего лица. После Рихард не мог вспомнить как, но этот невинный, неуклюжий поцелуй каким-то образом превратился в бешеное сплетение спутанных конечностей. Они вышли из душа вслепую, и Рихард не был уверен, то ли он толкает своего певца, то ли его тянут за собой, он знал только, что ему необходимо было почувствовать под собой горячее, трепещущее тело Тилля прямо сейчас, настолько близко и скоро, как только возможно, и Тилль был прямо там, с ним в моменте, судя по тому, как болезненно он схватился за чужое запястье, чтобы потянуть за собой и направиться к раковине, чтобы перегнуться через неё.       — Быстрее, — шипел он, помрачневше и коротко, и тянулся назад свободной рукой, чтобы раскрыть себя. — Пожалуйста, быстрее. Рихард и правда поторопился, но успел вытряхнуть из шкафа целую коробку гигиенических салфеток, гелей для душа и полупустую аптечку, пока дрожащими руками искал запасной тюбик смазки. Громкий стук жестоко и страшно прорезал гул в его ушах и заставил его ещё сильнее искать привычную безопасность большого Тилля. Он вошёл в него слишком резко и слишком неожиданно, и Тилль задыхался и скулил, только чтобы оттолкнуться, чтобы встретить его, жаждущего и отчаянного.       — Рихард, прекрати издеваться, хоть раз! — шипел мужчина сквозь стиснутые зубы и тянул его вперед за руку. Тилль плотнее прижал его ладонь ко рту, опустив вторую ниже для опоры, так что Рихард был вынужден наклониться, прижавшись лицом к спине Тилле.       — Просто… выеби меня… пожалуйста… Он не мог так просто вырваться из железной хватки на своей руке или тоски в голосе Тилля, и у Рихарда не было выбора, кроме как позволить своей любви получить именно то, о чём он просил. Жар кожи и горячее, задыхающееся дыхание на его руке, холод мраморной отделки, бешеный ритм, в который Тилль втягивал его — Рихард увлёкся этим до тех пор, пока его мышцы не напряглись и перестали ему подчиняться. Ему было не до самосознания, он перестал обращать внимание на то, как звучит его голос, когда он стонет вслух, погоня за кайфом — это всё, о чём он мог думать, и то, как безмерно, глупо влюблён в человека под ним. Тилль перестал подмахивать на движения несколько секунд или, возможно, несколько бесконечностей назад, и теперь просто боролся за возможность устоять на ногах. Он издавал звук каждый раз, когда Рихард входил в него, глубокое мычание, словно из него каждый раз выбивали воздух, и позволял ему отомстить. Рихард мстил ему за боль, за сомнения, за отвергнутые и слишком осторожные поцелуи. Это было время расплаты за то, что он не пустил его в номер испанского отеля, и за то, что отгораживался от него все последующие недели. Это было инстинктивно, жадно и по-звериному, но так хорошо, и это заставило мужчину забыть все те разы, когда они прикасались друг к другу, полные тщательно искусственно-созданного страха, что они могут прикоснуться неправильно. Это было доверие. Это было его. Рихард стал хозяином, потому что это было его пространством, которое он мог занять, и его удовольствием, которое он мог дать, и это было только его, и Тиллю лучше бы это запомнить. Их ноги подкосились, и они опустились на пол, прислонившись лбами, чтобы поддержать друг друга. В комнате стало очень тихо, и их дыхание переросло в белый шум, добавляя спокойствия. Рихард закрыл глаза от кружащегося мира.       — Тебе было больно? — пробормотал он. Его язык казался толстым и неуклюжим.       — Нет, — прошептал Тилль, всё ещё задыхаясь.       — Лжец, — обвинил его Рихард и покачнулся. Он чувствовал себя маленьким, слабым и холодным. Чересчур. Тилль удержал его от падения, обхватив дрожащими руками за талию. Он шептал ему в губы. Он чувствовал его сардоническую улыбку сквозь поцелуй.       — Может быть… будет болеть… день. Бывает. Он медленно, со смаком облизал нижнюю губу Рихарда, от чего желудок снова забурчал. Он чувствовал грусть. Даже больше, чем чересчур.       — Мне это нравится, — вздохнул Тилль и наклонил голову, чтобы просунуть нежный язык в чужой податливый рот. Время остановилось и растянулось за этот поцелуй, такой тёплый, интимный и полный доверия. Холодные влажные волосы щекотали щеку Рихарда. Возможно, это были слёзы тоже. Тилль обхватил его лицо, словно оно могло сломаться от самого легкого прикосновения.       — Я как будто всё ещё чувствую тебя внутри себя. Ты так хорошо ощущаешься во мне. Сердце Рихарда билось так яростно, что он удивлялся, почему оно ещё не разорвалось.