Мартовские (не)приятности

      — Сука! — взвыла Ренджун, вцепляясь пальцами в волосы и превращая и так не слишком аккуратный пучок на голове в полнейшее гнездо.       Строчки аналитического отчёта по гранту рябили перед глазами, и мысли расползалась в стороны, как тараканы в общажной кухне — там вечно зажималась парочка из триста двенадцатой, и Ренджун больше года питалась полуфабрикатами лишь для того, чтобы не зайти ненароком туда, когда эти двое в самом процессе. Не то чтобы она была ханжой, но предпочитала присутствовать при чужом сексе только тогда, когда сама того хотела. С общаги она выселилась три года назад, и была уверена, что больше ни с чем принудительно сексуальным не столкнется.       — Ах, да!..       «Ах, да», — подумала Ренджун, и карандаш в её пальцах хрустнул. Она пристально уставилась на стенку, так, будто обладала рентгеновским зрением, и могла сквозь бетон увидеть эту наглую парочку, решившую, что три часа дня — время лучшее для того, чтобы громко и задорно трахаться.       Кстати, про парочку. Слышно было только один голос, мужской. Но так орать можно было лишь под кем-то — Ренджун знала, что даже парень может быть голосистым, если правильно дразнить его, а потом оседлать. Или использовать игрушку. Или привязать к кровати и надеть повязку на глаза, а потом…       Так, мысли начинало уносить в совершенно не рабочую сторону. Ренджун вздохнула, хватая наушники и, словно мстя себе, сунула их поглубже в уши так, словно пыталась достать до мозга, который, радостно проигнорировав рабочие вопросы, принялся размышлять о шумном соседе. Ренджун знала, что в тринадцатой живёт темноволосый гибрид с кошачьими ушами и шикарным хвостом. Обычно он был тихим: шуршал там чего-то за стенкой, стучал крышкой кастрюльки и развешивал труселя на соседнем балконе. Но вот настал март месяц, а вместе с ним время сдавать отчёт, и соседа вдруг, как на зло, словно подменили.       — Ммммх!.. Ах! — послышался громкий скулеж, отозвавшийся в низу живота подозрительно жарко, и в стену что-то стукнуло.       Это было не гуманно: убивать соседей. Но и не менее жестоко было заниматься сексом рядом с Ренджун, когда она полгода уже как была на «самообеспечении» в самом что ни на есть интимном смысле. Особенно, когда над ней висел отчёт, и надо было придумать кучу умных слов, чтобы в очередной раз доказать группе важных дяденек в костюмах, что ты не верблюд и деньги свои на исследования получаешь заслуженно. Не закончить отчёт вовремя означало гарантированно заработать себе неприятности — а неприятности Ренджун были не нужны.       Приятностей кто бы отсыпал!..       — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. — запричитал голос за стенкой, пробиваясь даже через резиновые заглушки наушников.       Нет, терпеть это было решительно невозможно. Ренджун встала, сунула ноги в кроссовки и захлопнула с грохотом за собой дверь, а потом вдавила кнопку звонка, мстительно представляя вместо неё кое-чей глаз. Обладатель этого самого кое-чьего глаза — двух штук, пока не пострадавших от мести разгневанной научной сотрудницы, — открыл дверь спустя долгие пять минут. Лицо гибрида было абсолютно красным, а ткань спортивок, висящих низко на тазовых косточках, топорщились в районе ширинки.       — П-привет, — пробормотал он, а потом моргнул длинными, чёрными ресницами, смущённо натянул футболку ниже.       — Потише можно? — прошипела Ренджун, теряя половину своей праведной ярости. — Я всё понимаю: март месяц, гибридные дела. Но стены здесь картонные, а у меня отчёт, и я должна завершить его до конца этой недели.       — Я буду тише, — робко шепнул сосед.       Он стоял, будто пойманный за руку в конфетнице ребенок, и Ренджун даже улыбнулась. Парень и правда был милым: высокий и худощавый, гибкий, как и все гибриды кошачьих — с танцующей, ленивой грацией и огромными невинными глазищами.       — Значит, когда ты сдашь отчёт, я снова могу быть громким?       Поправочка: обманчиво невинными глазищами. Гибрид склонил в сторону голову, и ухмылка тронула уголок его рта. Ренджун фыркнула, сложила на груди руки:       — Значит, я смогу заткнуть уши хардкором и не слушать. А пока будь хорошим мальчиком и не шуми, — она в два шага преодолела расстояние до своей двери и вошла внутрь. За стеной было тихо, и Ренджун, удовлетворённо вздохнув, размяла шею и снова погрузилась в отчёт.       Ренджун вздрогнула, когда в дверь позвонили. Наверное, это снова был Донхёк с очередными «охренеть-какими-важными-новостями» — она захлопнула ноутбук с чувством выполненного долга, распустила пучок на голове и распахнула дверь, не поглядев в глазок.       На пороге стоял сосед, и в руках его была тарелка с печеньем. Ренджун уставилась на тарелку, пока незваный гость уставился на неё, открыв рот — Ренджун невольно проследила за его взглядом, упершимся ей в грудь. Да, может, верхних девяносто там и не наблюдалось, но упругая двоечка, скрытая майкой, по собственному мнению Ренджун выглядела отлично, хотя парни на неё особенно не заглядывались. Причина повышенного интереса к выступающей части тела прояснилась, стоило сквозняку скользнуть по коже, заставив её лишь больше покрыться мурашками. Крохотные бусинки сосков натянули тонкую хлопковую ткань, становясь отчётливее, и Ренджун хмыкнула, услышав шумный вдох над ухом.       — Чем обязана?       Сосед вздрогнул, и чуть не выронил тарелку, смущённо отвёл взгляд в сторону:       — Я… это, извинение.       — Ты — извинение? — повторила Ренджун, забавляясь очаровательным лицом гибрида. Его кошачьи уши припали к голове, и хвост беспокойно ходил из стороны в сторону.       — Я принёс печенье. Хотел извиниться за прошлый раз.       Это было очень мило, и хотя Ренджун никогда не принимала подарков от малознакомых людей, выпечка выглядела на редкость аппетитно, и здравый смысл в борьбе со сладостями капитулировал.       — Не стоило, — сказала Ренджун, принимая тарелку. Она быстро высыпала угощение в пакет на кухне и вернулась, пока сосед терпеливо дожидался там же, на пороге.       — Без проблем. Я всё равно испек много, так что… — он развел руками, потом неловко запихнул их в карманы так, будто не знал, куда их деть. — В общем, я пойду.       — Спасибо за печенье, — улыбнулась Ренджун.       Всё же, этот парень хотя и был шумным в этом марте, оказался настоящим милашкой. А сердиться на таких очаровательных людей у Ренджун никогда не получалось.       К четвергу было готово две трети отчёта. Ренджун, проснувшись в два часа дня после ночных посиделок с Донхёком, для которого была извечной жилеткой для слёз и соплей, чувствовала себя наполовину зомби. Она прослонялась по квартире полдня, под конец завалившись обратно в постель под сериал — разгрузочный день для мозгов никогда не был лишним, к тому же, сроки по отчёту крайне удачно перенесли на следующую неделю, и она могла неспеша доделать всё необходимое. В пятницу Ренджун принудительно праздновала расставание Донхёка с Марком: «А я ему всю свою молодость отдал, он неблагодарный!», в субботу и воскресенье добровольно праздновала их же воссоединение: «Я? Да я никогда не говорил такого. Марки, она всё врёт!»       Понедельник огрел Ренджун по голове в прямом и переносном смысле.       — Да!.. Аххх!       В стенку что-то стукнуло, и Ренджун чуть не свалилась с кровати. Сонно она заморгала, нащупала на тумбочке телефон. Одиннадцать. Что же, технически сосед мог заниматься всем, что ему заблагорассудится: да и за отчет Ренджун собиралась садиться не раньше двух.       — Раньше начнёт — раньше кончит, — хихикнула Ренджун над собственным каламбуром.       Натянув пушистую розовую пижаму, она вышла в кухню, чтобы позавтракать. Оттуда соседа слышно было меньше, особенно, если закрыть дверь: Ренджун прислушалась, рассеянно прихлебывая чай и засовывая в рот конфету. Она включила ноутбук, чтобы досмотреть сериал, и на долгие три часа выпала из жизни, и когда возвращалась обратно в комнату, вовсе не ожидала:       — Да!.. Пожалуйста!..       — Реально, пожалуйста! — вскрикнула девушка, теряя терпение.       Да какой уровень стамины у него был? Это март так влиял, что ушастый четвертый час изводил её крайне активное воображение? И вообще, его партнёр, кем бы он или она ни был, вообще живой ещё? Сейчас снова надо было заниматься работой, а концерт за стеной и не думал утихать. Ренджун нахмурилась, обулась и вот уже снова стояла на площадке, давила звонок.       На этот раз дверь распахнулась быстрее. Сосед, в одних лишь спортивках, запыхавшийся и раскрасневшийся, ослепительно улыбнулся. Волосы его липли ко лбу, и влажная капелька скатилась вниз, очертив шею.       — Ты своего любовника привязал, или что? Четыре часа никто с удовольствием трахаться не станет, — Ренджун сложила руки на груди, и сосед расхохотался.       — А я один, — он склонился ниже, и жар его обнаженной кожи опалил Ренджун. — Я был громким? Как жаль.       «Ещё и лыбится, скотина!» — подумала Ренджун с волнительным нервным возбуждением. О, сосед явно знал, что она слышала. Даже больше: он хотел, чтобы она слышала, чтобы пришла — вон, выскочил в одних штанах и стоит (да и не только он стоит), и ухмыляется самодовольно.       Может, этот парень и держал Ренджун за смущенную дурочку. Но хотя румянец горячо плескал на щёки, вот такое открытое нахальное поведение терпеть она не собиралась. Ренджун медленно окинула парня взглядом, останавливаясь чуть ниже пояса. Чужой член в оковах свободной ткани дёрнулся, и Ренджун насмешливо улыбнулась.       — Бесстыдный котёнок. Нравилось думать о том, что я слышу тебя?       Волна дрожи прокатилась по чужой коже. Сосед медленно моргнул, кусая губы. Румянец на его лице стал ещё гуще, но он всё же кивнул. Губы — красные, искусанные и влажно блестящие от того, как часто он их облизывал, — раскрылись, выпуская короткий всхлип.       — Сроки по отчёту перенесли, и ты мне мешаешь, — шепнула Ренджун, не в силах оторвать взгляда от этих порочно красивых губ. — Веди себя хорошо.       — А что, если я не буду? — он потянулся, чтобы заправить выбившуюся прядь волос Ренджун за ухо.       — Не испытывай моё терпение, парень, — она отстранилась, и торопливо отошла к своей двери.       Сердце грохотало в груди, и во рту пересохло. Сосед наблюдал за ней с возбужденным отчаянием — Ренджун чувствовала этот взгляд затылком, он жегся сладко и болезненно, обещал удовольствие. Повернуться к нему значило проиграть, а проигрывать Ренджун ненавидела.       — Я Джемин, — пробормотал сосед, и Ренджун открыла дверь, ступила в прихожую.       — А я Ренджун.       Слова дались ей тяжело. Во рту словно был приторный липкий мёд — он наполнял голову и лёгкие, стекал по пищеводу сладостно, удушающе.       — Приехали, блин, — тихонько простонала Ренджун, жмурясь и оседая на банкетку. — Соберись, малышка. Ты не можешь вот так просто влюбиться.       Проблема состояла в том, что Джемин был милым. У Ренджун вообще был какой-то пунктик на милых людей: так она на первом курсе познакомилась вначале с болтливым смуглокожим парнишкой, на первый взгляд выглядевшим ангелочком, на деле оказавшимся тем ещё чертякой — Донхёк умудрялся подписать её на такие авантюры, от которых волосы на голове не просто шевелились, а вставали и уходили. В отличие от него, Марк, коллега Ренджун по проекту, и правда был ангелом. Видимо, в назидание за свою безгрешность он и был награждён пожизненной попаболью, влюбившись в Донхёка — и нет, если уж у кого задница реально и болела, то у лучшего друга Ренджун. Но Донхёк это заслужил, так что ей было даже его не жаль. Ну, может, совсем чуточку.       — Ты меня не любишь. Готова на член променять, — патетично сообщил Донхёк, переведенный на громкую связь, и засопел в трубку. Но тут же сам и разрушил свою драматичность, когда принялся шуршать пакетом с чипсами и громко хрустеть.       — Это ты меня на член променял, если рассуждать твоими категориями, — фыркнула Ренджун, закатывая глаза.       — Ах! Мммм… Да, да!.. — раздалось за стенкой, и Донхёк громко заржал.       — Ладно, иди и трахни его, я разрешаю, — милостиво позволил он, и Ренджун рыкнула:       — Как раз это я пытаюсь не сделать. У меня отчёт не готов, если ты забыл. Так что ты нихрена не помогаешь.       Если на первый раз, когда ситуация со стонами повторилась, Ренджун ещё могла подумать, что Джемин издевается, то теперь он явно провоцировал, упражняясь в голосистости. И Ренджун, по правде сказать, была уже готова пойти на поводу у этого очаровательного и нахального искушения, наплевать на добрососедские отношения и завязать с парнем интрижку, но отчёт всё ещё не был готов, а времени становилось всё меньше. И чем меньше оставалось времени, тем продолжительнее и громче делались сеансы за стенкой. И Ренджун не могла не отвлекаться и не представлять, что же заставяет Джемина издавать все эти сладкие, неприличные звуки.       Пальцы на его члене? Внутри? Секс-игрушки? Он хотел бы быть сверху, или любил, когда над ним доминировали? Позволил бы себя отшлепать? А трахнуть страпоном? Смог бы кончить от этого?       Тело пылало, гнулось и желало отчаянно и настойчиво, и Ренджун поерзала на стуле. К черту эту женскую физиологию: Ренджун была мокрой, и сидеть в липком белье было невыносимо. Без него, впрочем, стало бы только хуже — холодный воздух лишь подстегнул бы возбуждение. Но и просто так терпеть эти волнующие звуки за стенкой организм отказывался, и Ренджун, проклиная неутомимое либидо соседа, вылетела из квартиры.       — Я сказала, что у меня отчёт! — рыкнула она, заталкивая удивлённо охнувшего парня в квартиру и подпирая всей собой к стенке. — Ты должен молчать, когда тебе говорят делать это. Разве так сложно не действовать мне на нервы?       Джемин всхлипнул, его рот приоткрылся, и короткий вздох вырвался из него:       — Прости.       Он был таким горячим, и дрожал податливо и сладко. Ренджун, дурея от близости, ухватилась твёрдыми пальцами за его подбородок. Джемин сглотнул, шумно втягивая воздух носом. Зрачки его, дрожащие кляксами в глазах, расширились, затопили радужку. Он вдохнул ещё и ещё, скользнул языком по пересохшим губам, и взгляд Ренджун примагнитился к их разомкнутой, красной линии. Сердце стучало в ушах. Надо было уходить, пока они не наломали дров.       — Если ты ещё раз издашь хоть звук, я приду и покажу правильное применение твоему громкому рту! Ты понял меня? — Ренджун отступила, переводя дыхание, и до того, как Джемин успел сказать хоть слово, вернулась в свою квартиру.       Этот побег даже самой Ренджун квалифицировался как трусость. Но она всё ещё не была готова признать, что балансирует на грани того, чтобы забросить работу ради близкого общения с хорошеньким соседом. Сцепив зубы, Ренджун сдернула одежду и ступила под холодный душ. Нет, сегодня она допишет эту чёртову бумажку во что бы то ни стоило, и будет думать только про формулы и графики, а не про чьи-то длинные ресницы, розовые губы и большой член, натягивающий ткань штанов.       Не будет, Ренджун сказала!       Отчёт она закончила в четыре утра, злая, голодная и все ещё возбуждённая. Джемин сидел за стенкой тише мыши — может, и правда решил побыть хорошим мальчиком и дать Ренджун закончить работу. Спал себе в тёплой пижамке и сопел умильно, прижав пушистые треугольные уши к голове. От картинки, услужливо подсунутой мозгом, засвербело где-то в груди, но Ренджун решила подумать об этом как-нибудь в другой раз. Сонно впихнув в себя найденный на кухне энергетический батончик, она завернулась в одеяло и заснула тут же, стоило коснуться подушки.       Утро никогда не было особенно добрым, особенно, если начиналось оно от раздражающей трели телефона. На экране — прискорбно, но не удивительно, — отразилось имя лучшего друга.       — Хекки, радость моя, — проворковала Ренджун сладким голосом, — уже выбрал, какой смертью умрёшь?       — Нефиг спать, уже одиннадцать, — невозмутимо отбрил Донхёк. — Я чего звоню: мне Марк сказал, что ты вчера — ну, технически, сегодня, — отчёт отправила. Предлагаю это дело отпраздновать!       Марк, как примерный мальчик, свои «важные бумажки» успел сдать ещё на прошлой неделе — он вдобавок ещё и в секретариате сидел, и отвечал за коллективную отправку документации далее по инстанциям. Ренджун же обычно дожидалась, пока дедлайн не начнет кусать за задницу, и только тогда начинала шевелиться. Но в этот раз она даже справилась раньше срока — «Молодец, детка!» — и могла позволить себе законный отдых. В целом, празднование было неплохой идеей. Конечно, было бы в разы лучше, исходи эта идея не от Донхёка, а от его более разумной второй половинки, но Ренджун уже успела соскучиться по этим двоим.       — Ладно, — прохрипела она, — что ты предлагаешь?       — Вот и отличненько! Час тебе на душ, почистить зубки и надеть свои самые красивые трусики, чтобы потом с корабля на бал прямо в кроватку к секси соседу. Мы с Марком за тобой заедем. Всё, я побежал.       От одного коктейля ничего плохого не случилось бы, ведь так?       Ключевым словом здесь было «одного». Ренджун, рассеянно катая оливку на шпажке по третьему бокалу, вынуждена была признать, что даже не может в этот раз сказать, что никогда раньше так не ошибалась. Чёрт! Если речь шла о Донхёке и его идеях, то пора было бы уже накрепко запомнить: ни к чему хорошему это не приводило. Но то ли у Ренджун было подспудное желание в какую-то авантюру ввязаться, то ли мозг попросту не успевал предугадать, чем очередная невинная донхёкова идея обернётся, кончалось всё очередным случаем, рассказать о котором было весело и стыдно.       — Красные? Нет, ну ты мне скажи, красные? Мне для науки надо, — окосевший Донхёк глупо хихикнул, икнул и потянулся ладонью к бедру, скрытому чёрной плиссированной юбкой со скромной длиной до середины голени и нескромным разрезом сбоку.       — Отвяжись, — миролюбиво цыкнула Ренджун, шлёпая по бесцеремонной конечности, и друг заныл, вешаясь на Марка, сидящего между, словно граница разумного.       — Ну скажи: красные? Я тебе отвечаю, красные — самая тема. Я сам в таких хожу. О, гляди, — он принялся расстёгивать ремень штанов, и Марк покраснел, озираясь с отчаянием, написанным в глазах, и перехватил донхёковы запястья.       — Успокойся, — хихикнул он нервно. — Не надо тут раздеваться, и от Ренджун отстань.       Донхёк заупрямился, как делал всякий раз, когда был пьян. Он насупился, и даже выдавил слёзу, но до того, как успел выдать очередную тираду в духе «вы все меня не любите», трезвый Марк, назначенный на роль водителя, чмокнул его в приоткрытый рот. Донхёк замер, потом поглядел на Марка и потребовал ещё. После десятка коротких поцелуев он расплылся по сидению окончательно, уткнулся лицом в маркову шею.       — Ладно, — согласился нехотя. — Но ты обязана пообещать, что когда придёшь домой, закинешь трусики на люстру. Я тут узнал, что если хочешь себе парня завести, это верное решение.       — Я их там забуду, а потом ко мне придёт в гости мама и решит, что я устраиваю оргии, — хмыкнула Ренджун. — Марки, солнце, объясни мне такую вещь: почему отчёты сдали мы с тобой, а нарезался Донхёк?       — Неблагодарная женщина! Я к ней со всей душой, а она!..       — Пожалуй, стоит нам закругляться, — Марк подозвал официанта и попросил счёт, сунул в книжечку пару купюр и встал. Донхёк облепил его, словно коала, и тут же принялся выцеловывать линию шеи.       — Пойдем, Ренджуни. Я отвезу тебя домой, а потом уложу проспаться это чудо. Надеюсь, к ужину он протрезвеет и ему станет стыдно за такое поведение.       Ренджун кивнула, улыбаясь. Донхёку стыдно не было почти никогда, но Марк — наивная душа, — продолжал надеяться. Встав, Ренджун схватила сумочку и вышла следом за этими двоими в мартовский свежий день, рассеянно думая о том, как же здорово иметь рядом кого-то такого же близкого и терпеливого, глядящего на тебя с любовью даже тогда, когда ты делаешь очередную глупость.       Это всё была весна в воздухе: свежий ветер, первые клейкие листочки, пробивающиеся через пахнущие смолой скорлупки почек, начинающее греть особенно жарко солнце и сладкая влюбленность, сжимающая болезненной нежностью сердце. А ещё, пожалуй, лишний коктейль, греющий изнутри — придя домой, Ренджун стянула с себя трусики и закинула их на люстру, глупо хихикнув. Красное кружево повисло на одном из плафонов и Ренджун упала на постель в остаточном веселье глядя, как оно парит в воздухе флагом чувственности и надежды. В приметы и обряды Ренджун не верила. Но почему-то именно в этот раз так глупо и по-детски захотелось, чтобы всё сработало.       Вокруг и внутри было горячо. Ренджун вдохнула глубже, выгнулась на постели, и каждый мускул в теле отозвался пульсацией и сладким натяжением. Сердце билось сильно и часто, и пальцы ног поджимались, а уши словно залило медовым воском.       — Ах!.. Пожалуйста, Ренджун!.. — пробилось через сладостный морок.       Ренджун открыла глаза и резко села на кровати, чуть не свалившись на пол. Одеяльный кокон, в который она завернулась, распался, и холодный воздух скользнул по коже, пробежался мурашками и огладил обнаженное бедро в разрезе юбки. Стон повторился снова, и на этот раз он звучал чётче: сладострастный, откровенный звук стегнул плетью вдоль позвоночника, свернулся пульсирующим узлом в низу живота. Неловко пошевелившись, Ренджун зашипела: она была такой чертовски мокрой, и всё ещё сонной, и не сразу сообразила, что выдернуло её из блаженного, горячего сна, где…       — Ренджун!.. Ахх!       Нет, это был определенно не сон. Знакомый голос тянул свою порочную песню, и на этот раз обозначил её адресатку, и Ренджун почувствовала, как с каждым звуком, пробивающимся из-за стены, возбуждение и азарт всё стремительнее наполняют кровь адреналином. Она встала и вышла в коридор, бросила короткий взгляд на отражение в зеркале — растрепавшиеся волосы, лихорадочно, предвкушающе блестящие глаза, часто вздымающаяся под тонкой блузкой грудь, — а потом сунула ноги в ботинки и схватила ключи.       О, этот маленький негодник прекрасно знал, что отчёт у неё не закончен — по крайней мере, думал так. И всё равно ждать ещё одну неделю не хотел, вместо этого предпочтя призывно стонать её имя.       На этот раз Ренджун не торопилась. Она окинула взглядом Джемина, одетого в распахнутую белую рубашку и расстегнутые брюки, насмешливо вздернула бровь, переступила порог и захлопнула за спиной дверь, будто зев капкана. По-хозяйски бросив ключи на тумбочку, она разулась и сложила на груди руки. Джемин ждал, что она скажет что-то — но Ренджун молчала, улыбаясь уголком рта, и с каждой прошедшей секундой он становился всё растеряннее и смущеннее. Розовый румянец с его щёк стек на шею, запятнал кожу ключиц.       — Ты пришла, — пробормотал Джемин, опуская голову. — Я… снова был громким.       Ренджун хмыкнула, в два шага преодолевая расстояние между ними, толкнула к стене удивленного и не сопротивляющегося парня, протолкнула ногу между его двоих, прижимаясь близко. Джемин был твёрдым там, в штанах — и сколько он успел наразвлекаться, пока Ренджун беззаботно спала? Так и трогал себя — одетый в расстегнутую рубашку и спущенные брюки, готовый вот-вот сорваться к двери, нетерпеливый, изводящий себя этим ожиданием?.. Волнительные картинки наводнили голову, и Ренджун ощутила, как предвкушение защекотало в коленках. Она задрала голову, чтобы поймать жадный, осторожный взгляд на своём лице, а потом уложила ладонь на чужой затылок, чтобы притянуть Джемина ближе, столкнуться губами. Горячо он выдохнул прямо в её рот, уложил руки на талию, осторожно прижимая к себе — так, будто боялся сделать ненароком больно, навредить, и кровь вскипела.       Нежный мальчик. Он был аккуратный, словно котёнок — мурлыкнул в поцелуй, когда Ренджун прикусила его губу, толкнула язык внутрь, чтобы огладить им чужой, и Джемин простонал, отвечая нетерпеливо, наклонил голову в сторону, чтобы ей было удобнее целовать его.       Всё превращалось в сплошное сумасшествие. Хотелось ближе, ещё и ещё — и, видимо, не одной Ренджун.       Чем дольше губы Джемина были на её собственных, тем больше он смелел — пустил руки ласкающе бродить по спине, а потом скользнул ниже, сжимая большие ладони на ягодицах, и Ренджун ощутила, как дрожь пробила её насквозь — она уронила короткий стон, и Джемин снова сжал руки, на этот раз увереннее. Ноги начинали превращаться в желе. Ренджун, не желая терять контроль над своим телом так рано, отстранилась, заправляя непослушную прядь волос за ухо. Этот наглец так и не отпустил её — тискал в руках мягкие половинки, глазел завороженно и восхищённо на её покрасневшее лицо. Сердце ухало в груди, и воздух в комнате будто загустел и электрически трещал.       — Ты говорила, что найдешь моему рту правильное применение? — шепнул Джемин жарко, опаляя дыханием чувствительное ухо. Его язык влажно скользнул по мочке, а потом шумно втянул её в рот.       — На колени, — сказала Ренджун, и Джемин с готовностью вскружил их, меняя местами, а потом опустился вниз.       Глаза его блестели в неровном свете лампочки, и ресницы отбрасывали густые тени на щёки, а зацелованный рот был приоткрыт. Будто колеблясь, Джемин окольцевал пальцами щиколотку, погладил лодыжку и голень, а потом оставил короткий поцелуй на коленке.       — Я… правда могу сделать это?       Сколько он ещё собирался медлить? Ренджун, раздраженная и возбужденная до чёртиков, цыкнула. Джемин был прелесть, каким милым, но тормозил сейчас совсем негуманно: Ренджун запустила ладонь в его волосы, прямо между двух пушистый ушек, и притянула ближе, заставляя уткнуться лицом туда, где так хотелось Джемина почувствовать. Этот долгий, громкий стон, что он издал, был лучшей специей в коктейле страсти — не тратя больше ни секунды, Джемин запустил руки под юбку, чтобы сжать пальцы на мягкости ягодиц. Медленно он втянул носом воздух, и глаза его расширились, дрожащая тьма смазала зрачки.       — Так вот почему сегодня я чувствовал твой запах сильнее, — пробормотал он, приоткрытыми губами скользя по ткани юбки.       — Ч-что? — уронила Ренджун растерянно, и Джемин поглядел в ответ из-под полуопущенных ресниц, неспеша задирая юбку левой рукой.       — Ты хорошо пахнешь. Особенно, когда течешь.       Он склонился ниже, и кончиком языка дразняще коснулся клитора. Вскрикнув, Ренджун чуть не потеряла равновесие — это ощущалось, будто выстрел, пулевое ранение, от которого было не вдохнуть, и удовольствие раскаленной карамелью заполняло лёгкие. Джемин на коленях перед ней — этого уже было много. Но останавливаться он не собирался, и за предупредительным выстрелом последовал шквал огня: Джемин припал к влажным складочкам ртом, и его язык закружил по ним медленно и блаженно. Электричество бродило в крови, стучало набатом в висках и туманило глаза. Было так хорошо, что становилось плохо. Голова закружилась, и Ренджун, всхлипывая и жмурясь, ухватилась за тумбочку. Джемин оторвался на секунду:       — В постель?       — Да, — на большее её сейчас не хватило бы, но, к счастью, Джемину долгие разговоры были не нужны.       Он поднялся, подхватил её на руки, чтобы внести в комнату. Там был накрыт маленький столик, и дрожали пламенем наполовину оплавившиеся свечи, и Ренджун от радостного удивления даже снова приобрела способность изъясняться.       — О, кажется, кто-то подготовился. Это романтический ужин? Тогда почему мы перешли сразу к десерту? — она коротко рассмеялась, и Джемин улыбнулся в ответ. Глаза его блестели, и пламя свечей отразилось в их влекущей черноте.       — Не смог удержаться, — он устроился между её бедер, и прихватил губами нежную кожу чуть пониже коленки, всё так же не сводя взгляда с её лица. — Такой сладкий десерт невозможно не съесть сразу же, как только он попал к тебе в руки.       Он самодовольно ухмыльнулся, но ответить язвительно Ренджун не успела: Джемин снова был там, внизу, и его язык делал так хорошо, что мысли мгновенно испарялись. Ощущения были болезненно сильными, яркими, будто громкий шторм и беззвучный штиль в одном флаконе — Ренджун балансировала на грани, и когда чужое низкое, грудное мурлыканье прокатилось по телу потрясающей, резкой дрожью, вскрикнула, сжимая в пальцах простыни. Удовольствие взорвалось внутри глубоководной миной, и океан — ревущий, страстный и блаженный, — захлестнул её с головой.       Обратно домой Ренджун вернулась ближе к вечеру следующего дня — никак не могла найти в себе силы, чтобы сопротивляться джеминовым милым глазам и наглым, ловким рукам, и когда открыла дверь, громко расхохоталась. На люстре в комнате горделиво раскачивались её красные кружевные трусики, и глядя на них и бушующую весну за окном Ренджун вдруг подумала, что хотя многие идеи Донхёка грозили ей неприятностями, было среди них счастливое исключение — единственное, пожалуй, которое несколько недель грозило ей приятностями, а вчера всю ночь претворяло угрозы в жизнь. И, кажется, останавливаться на достигнутом не собиралось.       «Можно сводить тебя на свидание?» — мигнул незнакомым номером забытый вчера на тумбочке телефон.       «Ренджун… Мы же теперь встречаемся?»       «Ты мне точно свой номер дала?»       «Чёрт, я зайду сейчас, уточню».       «Это Джемин», — последнее пришло вместе со звонком в дверь и Ренджун, не в силах скрыть глупой влюбленной улыбки, шагнула в прихожую. За окном и в душе расцветал март, и Ренджун собиралась цвести вместе с ним. Ну, и ещё с одним настойчивым ушастым созданием, сияющим при виде неё так, словно собрался затмить солнце.