Now must we be alone?..

      Всхлипы рождаются где-то глубоко-глубоко в солнечном сплетении и сжимают холодом горло, не давая вдохнуть. Слезы копятся в глазах, и настолько их много, что даже не приходится жмуриться, чтобы они вытекали наружу.       Джон Леннон не может сдержать слез.       Он один дома ― только он, пианино и магнитофон. Он должен записывать демо-версии песен на будущий альбом, что выйдет через полгода.       Но сегодня, да и в последние несколько месяцев, настроение совсем не альбомное. Все тело разъедает, словно опасный химикат, жуткая тоска. Но другая, не та, от которой скучно, а та, от которой сердце, кажется готово разорваться на мелкие капилляры, не выдержав перенапряжения.       У Джона путаются мысли, единственное, что он может выцепить ― Пол. Это по нему он тоскует, это из-за него он курит по полторы пачки сигарет в день, это все из-за него.       Джон злится сам на себя, он не хочет об этом думать, он не хочет, чтобы его мысли звучали так, словно они принадлежат герою какого-то сопливого романа, он вообще не хочет, чтобы мысли его хоть когда-нибудь в жизни снова начинали течь в это русло. В русло реки под названием «Маккартни».       Господи, да ему ведь уже скоро сорок лет, у него есть жена, сын, он должен быть счастлив! Пол счастлив, Леннон, что с тобой не так, почему ты не можешь так же?!       Хочется орать, криком хочется вывести из себя всю отраву, хочется истощиться до состояния гребаного анорексика и сдохнуть от слабости.       Дрожащая рука бьет по аккорду на черно-белой клавиатуре, по другому, третьему… Вдохновение часто приходит тогда, когда душа зависла над бесконечно глубоким обрывом с острыми скалами на дне.       Сначала Джон просто играет, потому что слов в голове слишком много и песня не получается. А еще он боится, что голоса просто-напросто не будет, ведь горло сжимается до такой степени, что даже страшно. Он пытается свистеть под получающуюся музыку чтобы на записи не было слышно всхлипов, но понимает, что все же лучше петь. Слова появляются сами. «Was I just dreaming?» Неужели, это был всего лишь сон?       Он прикрывает глаза и на секунду сжимает губы до побеления. Пол ― это его сон, наваждение, иллюзия. Его просто не может существовать, пытается убедить себя Джон. И чувства ― тоже иллюзия. Их нет, так?.. «Or was it only yesterday?» Или это было только вчера?       Джон неестественно криво улыбается ― и снова он вставил отсылку на великий «Вчерашний День». Ни одна его чертова песня о Поле без нее не обходится.       Куда же делись те времена, когда Джон мог спокойно писать песни с Полом, не стараясь его переплюнуть или задеть?.. «I used to hold him in my arms…» Раньше мы с ним были так близки…       Дыхание сбивается и слеза снова течет по щеке, еще, и еще одна, капают на клавиши, голова в отчаянии склоняется ниже. Пол, Пол, Пол… имя короткое, но означает нечто настолько огромное для Леннона, что в это невозможно поверить, и… черт возьми, да он же до сих пор его любит!..       Как же он скучает, господи боже, если бы только Джон мог описать эту всеобъемлющую тоску, если бы тот же Пол мог почувствовать хоть толику этой боли, о…       Приходится замолкнуть на миг и взять еще пару аккордов в попытке остановить слезы, чтобы не слышно было на записи. Кто знает, может, эта мелодия окажется хорошей и для нее можно будет придумать другой текст?.. «And now a baby, and another on the way…» А теперь у него ребенок, скоро будет и второй…       Голос проваливается в всхлип на слове «another» и Джону уже похер. Похер на магнитофон, похер, что он буквально рыдает на запись.       Хотя у Пола уже далеко не один ребенок, а пятого они с Линдой пока что не планируют, Джон совершенно точно уверен в том, что будет и пятый, и шестой, и черт знает который еще. Счастливая большая семья. Все, как хотелось Маккартни.       Ему было бы лучше, куда лучше с ним, Джоном, а не с Линдой. И Джону (он это совсем недавно понял) с Полом было бы лучше, чем с Йоко. Точнее, даже не лучше, а… по-другому. С Полом каждый день был невероятным, каждая ночь была лучшей, а рутина ― интересной. С Йоко не совсем так, Джон даже не может привести конкретных примеров, он просто знает. «I went out to his farm» Я съездил к нему на ферму.       Нет, не ездил на самом деле. А что бы он там в самом деле бы делал, говорил?.. Упал бы в ноги Полу, просил бы в сотый раз прощения? Набросился бы на него с поцелуями прямо на глазах у жены?..       Бред. Драматичный, душераздирающий, но бред. Может, однажды Леннон дойдет до точки и все-таки сделает так, но не сейчас. Сейчас здравый, не залитый слезами рассудок еще присутствует, но уполз куда-то в дальний угол сознания. Пусть там и сидит. «Now must we be alone?..» Теперь ведь мы должны быть одинокими?..       Снова всхлип на «must» и дрожащий вздох после конца строчки.       Одно воспоминание внезапно ударяется о воспаленную память, чуть не заставляя простонать от горечи.       ― Джон, ― его хватают за предплечье, он пытается вырваться, но хватка железная. Он поворачивает голову. Маккартни.       ― Чего тебе? ― выплевывает раздраженно. Его, черт побери, ждет Йоко, а этот идиот его еще и задерживает.       ― Джон, Джонни, ты ведь только скажи, ― шепчет Пол, свободной рукой нервно теребя отросшую бороду. ― Я все понял, Джон, ты только скажи, я Линду брошу, я не успел к ней привязаться, Джон, все опять будет хорошо, ты скажи только… Хочешь, мы обратно сойдемся, только ты и я, и никого больше не надо? Только ты, я и «Битлз», и все, больше никого… ― его явно лихорадит, глаза бегают, а дышит он часто-часто.       ― Пошел нахер, ― цедит сквозь зубы Леннон. ― Какое сойдемся?! ― это слово он произносит свистящим шепотом. ― Какое «Битлз»?! Ты не видишь, что группа уже умирает? Глаза раскрой, придурок! Я не хочу больше играть с вами, я хочу только с Йоко, «Битлз» больше нет! Это официально, я ухожу! ― выпаливает Джон прямо в лицо своему бывшему партнеру во всех смыслах и быстро двигается по направлению к выходу       ― Я тебя люблю… ― различает он тихий полушепот, с треском захлопывая дверь. И это больнее любого ножа в спину. Потому что болеть будет еще всего лишь всю оставшуюся жизнь.       И Джону до сих пор больно, спустя почти десять лет. Больно до слез, до криков и до рвотных позывов. А если бы он тогда ответил ему по-другому, то что было бы сейчас?..       Следующая строчка не приходит в голову, и поэтому приходится пропеть несколько глуповатое «уоу-уоу-уоу», хотя сейчас эта перебивка вдруг приобретает горестный оттенок.       Он доигрывает импровизацию до конца, ощущая, что пальцы отказываются двигаться и уже не слушаются.       Джон чувствует себя так, будто из него разом выкачали все силы и желание заниматься чем-либо. Теперь осталась только тупая и ноющая боль по Полу Маккартни.       Остается лишь задрать голову к грязно-белому потолку и поинтересоваться (неизвестно, правда, у кого), сколько же еще ему осталось так жить.