Вернись ко мне

Бизнес-зал международного аэропорта Мале встречает их резким перепадом температуры в сравнении с остальными помещениями, и Светлана Геннадьевна тут же накидывает тёплую кофту на плечи внучки, не вникая в диалог дочери с молодым человеком за стойкой. Доброжелательный, по всей видимости, пакистанец с улыбкой во все 32 зуба тут же сообщает о том, что их рейс задерживают на два часа по техническим причинам. К слову, вопрос его национальности волнует Пелагею в самую последнюю очередь после столь «радостной» новости, потому что поводов для беспокойства мгновенно становится в два раза больше. И неизвестно, что пугает её сильнее: сама задержка рейса или непосредственно технические причины, которые могут означать всё, что угодно. Молодой человек сканирует их посадочные талоны и протягивает обратно ей, предлагая пройти и что-нибудь перекусить и информируя обо всех возможностях VIP-зала, а в частности об игровой комнате для детей, а затем широко улыбаясь Тасе. Блондинка забирает их посадочные и, бросая обреченное «Thank you!», направляется вглубь зала, уже на ходу объясняя маме, что рейс задерживают на два часа. - Ура, мы остаёмся на Мальдивах! - заключает малышка, подпрыгивая от радости и, кажется, нисколько не печалясь данной новости. - Ты же сказала, что соскучилась по дому и хочешь в Москву, - напоминает бабушка, помогая ей снять рюкзак и усаживая рядом с собой на соседнее кресло, - Поль, ну, присядь уже, чего ты встала? Самолёт от этого быстрее не полетит. - О боже, - выдаёт Поля, шокированно глядя куда-то в другой конец зала, - Там Билан!.. - А кто такой Билан? - довольно громко интересуется Тася, тут же становясь на колени и пытаясь увидеть ответ на свой вопрос там же, куда смотрит мама. - Тихо, - возмущается она, разворачивая дочь и усаживая её обратно, - Я пойду поздороваюсь, мам... - Сходи, - пожимает плечами женщина, одна из всех троих реагируя на происходящее абсолютно спокойно. - Я тоже хочу! - заявляет девочка, соскакивая с кресла и спешно идя следом за мамой. Медленно перемещаясь по бизнес-залу почти в самый его конец, где за одним из столов сидит её старый друг(?) вместе с какой-то девушкой, она сама не до конца понимает, зачем ей это нужно. Просто сделать вид, что она его не увидела, – это так же стрёмно, как шесть лет делать вид, что он её старый друг. Друг. Знакомый. Коллега. Товарищ. Да, они же всего лишь прекрасные товарищи, никогда не имевшие других отношений (прим.автора, оставшегося сидеть на месте, чтобы ни с кем не здороваться). Тася, в отличие от мамы, уверенно вышагивает рядом с ней за руку, и, надо признать, с ней не так страшно. Когда есть ребёнок, многое можно свалить на него. Например, сказать, что они просто исследовали территорию и случайно увидели его. Например, перестать искать себе оправдания в виде ребёнка. Хотя бы сейчас. Дима замечает их краем глаза, вынужденно отрываясь от телефона и поворачивая голову. - Да ладно?! - смеясь, протягивает он, быстро подскакивая с дивана, почти как Тася. Не верит своим глазам. - Привет, - она расплывается в довольной улыбке и подаётся вперёд, окунаясь в его объятия и на секунду прикрывая глаза. Чтобы не видеть взглядов окружающих. Чтобы не видеть взгляда сидящей за столом девушки. - А это та самая Таисия Ивановна? - уточняет он, протягивая малышке руку в знак приветствия и знакомства. Нет, у неё с десяток детей, а это просто одна из... Что за глупый вопрос? - Тась, поздоровайся! - подсказывает Поля, придерживая дочь за плечо. Смущённо отводя взгляд, она всё же сжимает своей ручкой его указательный и средний пальцы, уже начиная жалеть, что пошла вместе с мамой, ведь в её планы не входило с кем-то знакомиться. С девушкой, что всё это время молча наблюдает за ними, сидя за столом, они лишь обмениваются многозначительными взглядами в знак приветствия. Мол, шла бы ты отсюда вместе со своим ребёнком... Или что-то вроде: «Я – его единственное светлое воспоминание за весь отпуск в этом аэропорту». - У вас тоже задержка? - спрашивает Пелагея, отчего он невольно бросает взгляд на Тасю. Кажется, он в курсе только одной её задержки, и ей уже четыре. - Рейса... Это очень важное уточнение, правда. Девушка за столом издаёт смешок, словно тоже выкупает эту недошутку. Его горькую правду жизни. - Да, - отвечает Дима, зачем-то поворачиваясь в сторону своей помощницы, - Хотели полететь прямым рейсом и специально остались до вечера, а так уже могли бы лететь над Москвой. - Мам, пойдем туда, - Тася тянет её за руку в сторону панорамного окна, из которого видно, как пролетают самолёты: идут на посадку, либо, наоборот, готовятся ко взлёту. - Ладно, ещё увидимся, - она понимает, что больше не может удерживать его внимание и дочь за руку одновременно. Тася нуждается в походе к окну, а его девушка нуждается в нём. Вопрос лишь один: в чём нуждаются они сами? - Конечно, - он понимающе кивает, тоже не в силах отнимать её у ребёнка и игнорировать существование Алёны. Они оба слишком хорошо всё понимают, чтобы опять делать вид, что не понимают ровным счётом ничего. Он ещё несколько секунд смотрит ей вслед, а затем опускается обратно на диван и как-то слегка разочарованно утыкается в свой телефон, пряча взгляд от той, что, к сожалению, не дура, и тоже что-то для себя понимает. Они возвращаются назад, на свои места, и девочка с упоением рассказывает бабушке, что они смотрели, как взлетает самолёт. И ни слова о том, как опускаются мамины глаза куда-то в пол при разговоре с тем, по-прежнему незнакомым ей, дяденькой. Поля берёт себе кофе, чай для мамы и тарелку с фруктами для Таси, что спустя полчаса пребывания в зале, наконец, привыкает к местной обстановке и усаживается смотреть мультики на планшете. Светлана Геннадьевна дочитывает книжку, что брала с собой ещё в самом начале их отпуска и понемногу читала каждый день. Книжка не то, чтобы очень увлекает её в данный момент, просто ей тоже так удобно. Удобно не задавать дочери неудобные вопросы, к которым та явно не готова. А убийца – дворецкий, и это ведь совсем не новость. Для этого не нужно мурыжить книжку целых три недели. Всё слишком очевидно. Блондинка листает ленту Инстаграма и натыкается на новую сторис того, кто находится всего в шести столах от неё. Дима с грустью сообщает подписчикам о задержке рейса и списывает всё на то, что остров просто не готов его отпускать. И не только его, а, пожалуй, всех, кто решил лететь в Москву прямым рейсом «Аэрофлота». Ну, такие себе случайности, конечно. Проходит совсем немного времени, и те два часа ещё не успевают истечь, как цифры на табло снова меняются, и рейс в ту же секунду переносится ещё на два часа по независящим от аэропорта причинам. Все подробности девушка по громкоговорителю рекомендует уточнять у представителей авиакомпании, которых, как не сложно догадаться, в этом международном аэропорту Мале просто нет. Ваучеры на питание можно получить у какой-то там стойки, только питание – это совсем не то, в чём нуждаются обитатели VIP-зала, этого у них с избытком. Некоторых пассажиров эта ситуация по-настоящему злит, потому что для кого-то полёт – это и так стресс, а когда твой стресс оттягивают, как и время возвращения домой, такое мало кому понравится. Алкоголь в баре бизнес-зала не наливают, как и в любом другом зале этого аэропорта, поскольку в этой стране действует «сухой закон». Кто-то сдаётся и решает избавиться от стресса, воспользовавшись «Duty Free», где продают алкоголь вне зависимости от страны; кто-то просто злится, наверняка планируя по прилёту засудить этот несчастный «Аэрофлот» или как минимум устроить скандал представителям авиакомпании прямо в Шереметьево; а кто-то продолжает смиренно ждать. Помимо ожидания, впереди ещё девять часов самого полёта, и за девять часов всё наверняка изменится, а сил на скандалы по прилёту просто не останется. То, что ты не в силах изменить, лучше всего просто принять, чем тратить собственные нервы. В какой-то момент Поля ловит самый настоящий дзен и уже даже не думает о том, во сколько они завтра вернутся домой. Времени около девяти часов вечера: скоро Тася захочет спать и начнёт капризничать, и вот это волнует её куда больше, чем задержка. Рейса. Задержка рейса, твою мать. Стоит научиться произносить это словосочетание целиком даже в собственных мыслях, иначе выходит неловко. Он сверлит взглядом полупустую чашку с недопитым кофе, игнорируя поступающие на телефон уведомления и почти не отрываясь. Он чувствует, что в эту самую секунду упускает что-то очень важное, но не может объяснить, что именно. И не самому себе, к сожалению, а сидящей напротив девушке, что сама всё прекрасно видит. Он едва слышно вздыхает, словно с каждым его вздохом времени до вылета становится меньше, хотя это не так работает, но ему наплевать. - Иди, Дим, - не выдерживает Алёна, громко цокая. - Что? - недоуменно переспрашивает Билан, невольно хмурясь и не улавливая смысл её слов. - Иди к ней, - поясняет она, скрещивая руки на груди, - Я вижу, ты хочешь... Поговорите, пока есть время. Она говорит так, будто по возвращении в Москву этого времени уже не будет, и отчасти это правда. Он подтверждает её самые худшие опасения, в ту же секунду поднимаясь с кожаного дивана и направляясь в середину зала, попутно прихватив со стола свой телефон. Он же не идиот, чтобы отказываться от такого предложения, действие которого явно ограничено. Это разовая мальдивская акция. Он идиот, но не до конца. Может быть, ровно наполовину. И здесь не будет пары-тройки громких фраз о том, что девочка Тася могла быть обладательницей другого отчества и цвета глаз. Не будет. Нет. Он стремительно сокращает все эти шесть столов между ними, а между столами, к тому же, социальная дистанция, и от этого путь получается очень долгим. Таким же бесконечно долгим, как эти шесть лет. От его квартиры на Ходынке до дома в Рассказовке. От её квартиры на «Славянском бульваре» до Клинического Госпиталя «Лапино». От «Мосфильма» до «Останкино». От «Мегаспорта» до «ЦСКА Арены». От Кремля до Исландии. От Кутузовского ЗАГСа до Никулинского суда. От Москвы до Мальдив. От самого начала до самого конца. Карты нет, есть компас. Или отметки геопозиции в Инсте. Он появляется у неё за спиной, отчего Светлана Геннадьевна, сидящая напротив, невольно вздрагивает. - Здравствуйте, - здоровается Дима, будучи как никогда вежлив и учтив. Конечно, он же точно знает, что она рада и ему, и этой случайной встрече. Всё-таки несколько лет не виделись. - Здравствуй, - женщина приветливо улыбается, поправляя очки на переносице. Или просто снова делает вид, что приветливо. Тут уже не разберёшь. Поля выжидающе смотрит на него, заметно растерявшись. Растеряв себя и все надежды на то самое «ещё увидимся». Надо было добавить «когда-нибудь», чтобы ни на что не надеяться. И не ждать. - Поль, может, пройдёмся? - предлагает он, ведь не при её маме и дочери им разговаривать. - Давай, - конечно, она соглашается. Господи, да у неё изначально не было никаких шансов отказать. Здесь он в беспроигрышной ситуации: у неё нет важных дел в виде концерта или развода, и так уж вышло, что они оба никуда не спешат. - Мам, я отойду?! Она не спрашивает разрешения, но ей важно сказать это, чтобы официально оставить ребёнка под присмотром. - Я с тобой! - ребёнок быстро смекает, что к чему, и «Щенячий патруль» уже не вызывает такого интереса, как этот незнакомый человек второй раз за прошедшие три часа. - Нет, Тась, давай лучше порисуем, - вовремя останавливает бабушка, за что эти двое должны быть ей благодарны. Если бы она хотела, то не дала бы им возможности остаться вдвоём. Вопрос в другом: хотела ли она вообще чего-нибудь, что касается Димы и её дочери? Пожалуй, нет. - Но я хочу с мамой, - малышка обиженно дует губы, и обычно это срабатывает, но не сегодня. Не сейчас. - Я скоро вернусь, - говорит Поля, на что Дима почти бесцеремонно берёт её под руку и уводит. Кто вообще сказал, что он не может отнимать её у ребёнка? Тем более, если она сама дала на это согласие. У Таси на глазах наворачиваются слёзы, которых её мама уже не видит, потому что не оборачивается назад. Она знает, что ничего страшного не случится. В конце концов, её ребёнок находится с человеком, которому она доверяет больше всех. Светлана Геннадьевна быстро успокаивает внучку, увлекая рисованием, на которое, по правде говоря, за прошедший день уже у обеих не остаётся сил. Но ситуацию нужно спасать, и кто бы мог подумать, что спасительницей будет именно она. Собственной комнаты для курения в их бизнес-зале нет: она находится в общей зоне международных вылетов, но путь до неё относительно недолгий – всего минута. Да, это самое романтичное место, куда он мог бы её привести в этом аэропорту. Романтичнее этого только стеллаж с вином в «Duty Free», но это можно оставить на следующие два часа задержки рейса. В помещении нет окон, но достаточно просторно и хорошая вентиляция. Последний из жаждущих покурить мужчин уходит оттуда буквально через несколько секунд после их появления, оставляя молодых людей наедине. В огромном аэропорту с кучей людей находится место, где они могут остаться вдвоём. Вот это да. - Ты куришь? - спрашивает он, выуживая из кармана пачку сигарет. Он допускает мысль о том, что такое возможно. Он допускает любую мысль, потому что хоть они и «общаются теперь», в подобных обстоятельствах не оказывались довольно давно. - Нет, - она примерная мать, она правильная, она за здоровый образ жизни, она... она бросила, как только развелась. Она молодец, правда. Какое-то время они молчат: он выдыхает густой дым в сторону, то есть не на неё, а она задумчиво смотрит куда-то в стенку. Он не обещал ей душевных разговоров за жизнь, когда предлагал пройтись, поэтому имел полное право молчать. Всегда. - Как отдохнула? - неожиданно спрашивает Билан, вынуждая её усмехнуться. - Отлично, - хрипит блондинка, в следующую секунду пытаясь откашляться, - Я думала, что эта девушка – твоя помощница... Ну, мы же виделись тогда на съёмках и... Она врёт. Она так не думает и не думала. Она давно в курсе, что он не свободен, но ей нравится делать вид, что всё не так, как кажется. В этом есть что-то нездоровое. - Она и есть моя помощница, - согласно кивает он, делая очередную затяжку, - Она как бы помогает мне жить дальше без тебя... Стены аэропорта, должно быть, содрогаются в эту секунду, и виной тому не ещё один самолёт, совершивший посадку. Это звучит вслух: не где-то у неё в голове или в фантазиях, а именно здесь, в этом аэропорту, в этой комнате для курения. В этом году. - Как-то по́шло, Дим, и пафосно, - комментирует она, склонив голову набок. - Не волнуйся, я тебя больше не люблю, - выдаёт он, отчего ей становится ужасно смешно. Как будто до этой секунды она очень волновалась, а вот сейчас прям отлегло. Отпустило. Полегчало. - Спасибо, - смеётся Поля, с трудом заставляя себя успокоиться, - Видимо, это какая-то функция, которую в любой момент можно отключить... Раз у вас получилось... Под конец своих слов она перестаёт смеяться и даже улыбаться. Даже приподнимать уголки губ. Больше не смешно. - «У вас»? - переспрашивает он, непонимающе глядя на неё. - Ну, у тебя, у моего бывшего мужа, - поясняет она, впервые кому-то давая понять, что ей больно. Всё ещё. До сих пор. - Наверно, со мной что-то не то, раз меня можно вот так легко взять и больше не любить. - Поля... - выдыхает он и тушит сигарету. Она заставляет его чувствовать себя виноватым. Это очень классно отработанная манипуляция. - Я не хотел тебя обидеть! - Ты и не обидел, - возражает она, отрицательно мотая головой, - Просто ты не так выразился... - С тобой всё то, - парирует Дима, возвращаясь к её словам, что успевают врезаться в память за долю секунды, - С каких пор у тебя проблемы с самооценкой? - У меня нет никаких проблем, - она всё отрицает. Она всегда будет всё отрицать. - Кроме той, что мы вместе застряли в этом аэропорту!.. - А это проблема? - кажется, ему так не кажется. - Да, - а вот она в этом даже не сомневается. Конечно, избегать друг друга в 10-миллионной Москве куда проще, чем в каком-то аэропорту на Мальдивах. Огромный город и маленький остров в Индийском океане. Тут без шансов. Совсем. - Я научился не любить тебя, - он продолжает развивать эту тему, на что она непроизвольно закатывает глаза, - И это лучший мой навык! - Ты ждал пять лет, чтобы сказать мне это здесь, сейчас? - разводит руками Пелагея, растерянно глядя на него снизу вверх. В помещение входит мужчина, тем самым нарушая их условное личное пространство и больше не оставляя возможности быть наедине. Дима уже докурил, и, стало быть, они могут выйти отсюда, просто эта высокоинтеллектуальная беседа затянулась. - Поль, а ты счастлива? - он придерживает ей дверь и выходит следом, и они снова в огромном зале, где достаточно много людей. - Это вопрос с подвохом? - уточняет она, намереваясь придумать подходящий ответ. - Нет, это просто вопрос, - пожимает плечами он, - Здесь и сейчас ты счастлива? Они проходят всего пару метров по направлению к своему VIP-залу, но он останавливается и вынуждает остановиться её. - Нет, - она поджимает губы, пробегаясь глазами по его лицу, - Ну, то есть чисто теоретически да... У меня всё хорошо: я жива, здорова, меня окружают прекрасные люди, у меня замечательная дочь, но... ощущаю ли я себя счастливой в данный момент? Нет. Мне вообще кажется, что счастье не может быть перманентным, если ты, конечно, ничего не употребляешь... Это такое временное состояние, как эйфория. - Мне очень помогли разгрузиться эти три недели здесь, на Мальдивах, - говорит Билан, прекрасно понимая её состояние, - Я реально отдохнул, вот прям отпустил всё и задышал... А ты, такое ощущение, что неважно, где находишься, но выдохнуть не можешь. - Ты знаешь обо мне что-то, чего не знаю я? - усмехается блондинка, будучи не совсем уверена, что он понимает её лучше, чем она сама. - Я за тебя переживаю, - смелое заявление, явно на что-то претендующее, - Всегда! - Научись переживать за свою помощницу, - нет, это не ревность, это что-то похуже, - А то, мне кажется, ей обидно быть всего лишь помощницей... по жизни и по работе... - Вернись ко мне, - это звучит, как абсурд; как шутка на похоронах; как бред сумасшедшего; как всё и сразу. Она шумно выдыхает и ничего не говорит. Ничего нельзя говорить. Слова в их случае всё только портят, а не дополняют. Они стоят в этом аэропортном шуме ещё несколько минут, сливаясь с голосами людей и с железным голосом девушки из громкоговорителя, что объявляет чью-то посадку. Они постоят так ещё немного, а потом вернутся в свой зал и разбредутся – каждый по своим местам. И не попрощаются, потому что зачем?.. Через полтора часа они встретятся у выхода на посадку: она будет держать на руках полусонную дочь и их посадочные талоны; он будет устало листать что-то в телефоне, нарочно не поднимая глаз и не глядя на неё. Их места будут в разных концах бизнес-класса, но не пересечься за девять часов полёта просто невозможно. Они встретятся прям посреди прохода: она встанет, чтобы попросить ещё один плед, укутав Тасю и её, и своим, и теперь опасаясь за то, что замёрзнет сама, а он будет идти в сторону туалета, и в этом не будет никакой романтики. Абсолютно. Это будет глубокая ночь или раннее утро: так или иначе все вокруг будут спать. Или делать вид, что спят, потому что так удобнее. Всем. Ещё более абсурдным будет тот факт, что однажды он уже просил её вернуться, но из песни слов не выкинешь. И она ничего не забыла. И не выкинула. Он настоятельно попросил её ещё прошлой весной в одной из песен своего нового альбома «не давать им вернуться назад», и она эту просьбу вняла очень хорошо. Очень точно. Очень навсегда. Он отойдёт в сторону и пропустит её вперёд, и они ничего друг другу не скажут. Совсем ничего. По прилёту они ещё раз встретятся на паспортном контроле, потому что начать избегать друг друга так быстро просто не получится. Хоть и очень захочется. Картинных обнимашек больше не будет. Здесь им не для кого делать вид, что всё хорошо. Хотя всё, конечно, хорошо. Просто здесь они не «напоказ», здесь нет зрителей, кроме её мамы и его помощницы. Они так и не попрощаются, ещё очень долго прокручивая в голове вчерашний вечер и разговор. Они не попрощаются, не увидятся в ближайшее время, а главное, не вернутся... назад. До тех пор, пока он не закончит нынешние отношения. До тех пор, пока не споёт новую песню.

И когда загорятся огни, Мы не будем бежать к берегам. Мы ушли, нас не надо прощать и винить, Прощать и винить.