Контроль

Тихий скрип гнилых досок заполнил серую, неуютную и очень холодную комнатку, в которой стояли две кровати: одна пыльная и застеленная, вторая явно обжитая и незаправленная, скомканная, посеревшая от многочисленных стирок простыня; такое же посеревшее, колючее, но чертовски тёплое одеяло, наполовину свалившееся на пол; мягкая, большая подушка, которую владыка данного помещения просто люто ненавидел и проклинал. Также, в комнате, помимо кроватей, был один старый, пыльный, деревянный шкаф, покосившийся столетия назад. По форме он напоминал гладкий прямоугольник без единого узора. Этот, как любил называть его хозяин комнаты, «деревянный гроб», «монолит моих страданий», «обитель ночных чудищ» и «искривлённый четырёхугольник», хранил в себе лишь три невзрачные рубашки красного, чёрного и жёлтого цветов и два свитера — синий и жёлтый. Забавен тот факт, что свитера должны были согревать холодными, зимними днями и вечерами, но, осознав, что они никому ничего не должны, в наглую отказывались греть своего хозяина. Ещё в шкафу были чёрные штаны с серыми заплатками, серые бриджи, большие чёрные сапоги, что были их господину прямо по колено и неудобная, но очень красивая, лаковая обувь, которая очень жала их владельцу. И последнее, но не менее важное, что было в обители ночных чудищ — галстук-бабочка, которой очень гордился и дорожил её владелец. Также в пространстве, принадлежащем одному человеку, стояло разбитое зеркало, которое кто-то попытался закрасить в чёрный цвет, но краски на это у кого-то увы не хватило. Там же стояла тумбочка, наполненная старыми книгами, яблоками и грушами из заброшенного сада и вечно протекающая батарея, еле-еле исполняющая свои обязанности. Над тумбочкой с секретными, съестными удовольствиями, было расположено большое окно с деревянной рамой, на которой была потрескавшаяся синяя краска. Окно являлось излюбленным ночным местом господина этой комнаты. Он любил выключать свет, садиться на подоконник и смотреть через немного мутное стекло на тёмный, таинственный лес, который окружал домик. В котором проживали потерянные, прогнившие, скучные и плоские, словно монолит страданий, души потерянных и неугодных детей. По мнению господина четырёх стен, здешние дети имели плоские мечты и мысли. Они были противны ему. Ведь он жаждал лишь свободы, приключений и безудержного веселья, а они… Они хотели спокойствия, размеренности и скуки. Но, несмотря на то, что неугодные и скучные детишки были противны царю серой безжизненной комнаты, он не был одинок: в доме обитали крысы, пауки и даже зелёный кактус. Кактус стоял на его излюбленном окне, редко поливался и часто подвергался любованию: ведь придирчивый владыка очень любил эстетику, которую он находил в кактусе с огромными иголками. К этому зелёному созданию было не подступиться, нельзя было трогать его. Можно лишь наблюдать, заботиться и любить. А также кактус стал хорошим слушателем, с которым можно поговорить по душам, которого в моменты слабости можно гладить, чтобы почувствовать физическую боль, заглушающую душевную. Но не только растение подвергалось повышенному вниманию, но и хвостатые и многолапчатые любимцы и любимицы господина четырёх стен. Они также часто становились участниками разговоров, игр, ласк и наблюдения. Он приручил мелких жителей домика и иногда от скуки натравливал их на серых детей. Крики ужаса, что они источали, очень веселили его. Но за весельем неизбежно следовало несправедливое и недостойное хозяина комнаты наказание. Поэтому он устраивал такое веселье нечасто, да и жалко было ему своих любимцев, которые пугались возмущённых и испуганных криков людей. Криков людей… Которые заперли хозяина комнаты в этом бездушном доме. Люди, испортившие его жизнь одним своим существованием. Люди с мёртвыми, грязными, лицемерными, зазнавшимися лицами, глядя на которые каждый раз тянуло блевать. И этих людей, к несчастью, мистер выдумщик имён для шкафа, против своей воли видел каждый день. Но сегодня… Сегодня особенный день: приезжает новенький, и, поскольку свободных мест и комнат в доме отверженных душ не нашлось, то его после поганого завтрака, собирались поселить к скучающему любителю свободы. Естественно, он не был рад новым лицам, поэтому сейчас, скрипя деревянными прогнившими половицами и стуча чёрной тростью, хозяин спешил в свою обитель, чтобы прийти раньше, дабы не дать зелёному поганцу коснуться его вещей, и, чтобы, конечно же разъяснить новичку негласные правила дома и царства друга крыс и пауков. И вот, уверенно зайдя в своё излюбленное место и усевшись на кровати, которая к всеобщему удивлению не скрипела, властелин стал ожидать несчастный мясной мешок, который был обречён на выживание в столь странном и чуждом любой человечности месте. Ожидал он долго: прошло уже около двух часов, что заставило его довольно улыбнуться: ведь отсутствие новенького столь долгое время может означать, что тот и вовсе не придёт, возможно, потеряется, или будет съеден крысами да пауками. Или же, возможно, новенький — вымысел больного сознания, или же… Дверь открылась, и в комнату нерешительно вошёл хрупкий, испуганный мальчишка, неряшливо одетый в красную футболку, синюю ветровку, бриджи и старую коричневую кепку с изображением звезды. На ногах были кроссовки и забавные, белые, длинные носочки. Торчащие из-под кепки кудряшки были, словно ржавые пружины, закрученными и коричневыми. Оленьи глаза, сверкающие неуверенностью и любопытством, очень удивили хозяина комнаты, и он, фыркнув, поприветствовал застывшего в смущении мальчишку. Тот лишь заторможено кивнул и ответил на приветствие тихим «привет». Просканировав взглядом живоглядящее, смущённое и нерешительное существо перед собой, хозяин жестом указал парню его место за соседней кроватью и, проследив внимательным взглядом за тем, как ржавая кудряшка прошла и села на пыльную кровать, улёгся в своём неопрятном гнёздышке и прикрыл глаз. Мальчик, потерявшись, неловко сказал: — Меня зовут Диппер… Диппер Пайнс, а тебя? — Меня зовут по-разному, малой, — с явной издёвкой в голосе заявил друг кактуса и тут же торопливо и гордо начал перечислять свои титулы, — господин комнаты, царь четырёх стен, друг крыс и пауков, странный безумец и всеми почитаемый разрушитель зеркал и людских жизней, но ты, очаровашка, можешь звать меня Билл, приятно познакомиться. — оскалившись, Билл резко раскрыл глаз и стал рассматривать белый потолок с жёлтыми пятнами. — Мне тоже, — неловко улыбнувшись, сказал Диппер. Он всё никак не мог расслабиться и привыкнуть к Биллу, от которого исходила странная энергетика — странная, но безусловно тёмная и сильная. Лишь глядя на своего собеседника, бедный Диппер хотел скорее покинуть комнату и сбежать в лес, и жить там с волками, но лишь бы не с Биллом в одной комнате. — Знаешь, парень, ты сейчас находишься на моей территории и правильно делаешь, что боишься, ведь буквально всё здесь подвластно мне. Я, как милостивый хозяин комнаты, конечно, выделю тебе немного места, но не думай, что можешь тут что-то трогать или на что-то смотреть. Тебе позволено тут редко присутствовать и ночевать, но нарушать мой покой лишний раз не стоит, — сказал укротитель пауков и крыс, нетерпящий возражений. Но мальчишка оказался не из робкого десятка и неожиданно смело заявил: — Но это ведь общая комната, я имею на неё такие же права, как и ты. Билл от души рассмеялся. Такая наглость была поразительной и донельзя глупой. — Нет-нет-нет, парень, общая комната — это гостиная, а место, где мы сейчас находимся, имеет лишь одного хозяина — меня. — приложив руки к груди и покачав головой, заявил Билл и тут же продолжил. — В конце концов, тебе просто «повезло», что моя усыпальница оказалась одной единственной свободной в этом доме. Хотя, если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь пойти спать в коридор или подвал. — Ты не имеешь права со мной так разговаривать, также, как и прогонять отсюда. И почему ты такой злой? Мы ведь только познакомились, а ты уже гонишь меня прочь. Ты — ужасный хозяин, — возмущённо тараторил парень. — Вот как?! — Тут же вспылил Билл и, прищурив единственный зрячий глаз, гневно прорычал и заявил. — А ты — ужасный чужак, который не заслуживает ни моего доверия, ни уж тем более уважения. Толком неначавшуюся ссору прервала руководительница дома брошенных детей, которая как всегда бесшумно вплыла в комнату. — Сайфер, не пугай новенького, — с укором сказала леди лет сорока, со смуглым лицом без макияжа, оно было похоже на умело сделанную маску с карими, большими глазами и чёрными прилизанными волосами, собранными в пучок. Ходила она обычно в длинном чёрном платье и белом фартучке, в котором лежало много разных и интересных, и недоступных обычным жителям домика вещичек: к примеру, ключи от каждой комнаты, таблетки, способные вмиг усмирить любого бунтаря, бинты, конфеты, блокнотик с пишущей ручкой и много ещё чего. — А вы, мисс Люсинда, прекратите бесшумно слоняться по дому и без спроса входить в мою комнату. — требовательно сказал Билл, нахмурив светлые брови. — Ты же знаешь, Сайфер, у меня привычка ходить бесшумно, а в комнаты вхожу я без спроса во избежание несчастных происшествий. — Мягко смотря на любителя бабочки, словно оправдываясь, сказала мисс Люсинда. Окинув взглядом комнату, она ласково погладила Диппера по голове, задала ему пару типичных вопросов и, записав ответы на них в свой блокнот, удалилась из комнаты. Диппер же, сидя на кровати уже в расслабленной позе, спросил: — Сайфер? Это твоя фамилия? — А ты догадливый, но я же сказал тебе, чтобы ты звал меня просто Билл. Формальности в виде фамилии очень скучны, а я терпеть не могу скуку. — Угрожающе сказал Сайфер. — Что ж, Билл, я это учту, — нахально ответил Диппер, не сдержав улыбки. — Уж надеюсь. — Мрачно-саркастически ответил хозяин комнаты, отворачиваясь к стене и закрывая глаз. А мальчик, чувствуя неловкость в тишине, тяжело вздохнул и начал разбирать свои немногочисленные вещи, стараясь не шуметь и не будить нового знакомого.