Рано или поздно

Шон цепляется за возможность прострационного молчания, не давая ни намёка на наличие у себя сознания в течение нескольких последующих минут. Подросток, всего мгновение назад возбуждённо подпрыгивающий на месте от нетерпения, теперь спокойно дожидается реакции брата. Следит за глубоко направленным взглядом с пристальным и недоверчивым вниманием, в напряжённой тишине, без малейшего телодвижения — будто боится спугнуть верный ход мыслей. Казалось бы, с чего Даниэль столь резко меняется в своём настроении? Шон воочию наблюдал, как отчаянно младший пытался высказать и получить всё здесь и сейчас. А теперь вдруг — любо-дорого — молчит, осторожно моргает и, кажется, даже не дышит. Шон ясно видит, чётко понимает, но не имеет в запасе ресурсов для обработки очередной порции несовпадающей информации. С большим трудом ему удаётся хотя бы осмыслить то, чем Даниэль его недавно огорошил. И даже при том, что подросток уже, очевидно, изрёк всё, что собирался, Шону по-прежнему не хватает деталей, чтобы обрести полное понимание происходящего. Парню необходимо озвучить вопросы, такие как: «Что КОНКРЕТНО ты хочешь от меня?», «ЗАЧЕМ тебе это нужно?»; а лучше просто: «Что ты, НАХРЕН, опять задумал?!». Едкий контраст собственных неприятных ощущений позволяет понять лишь то, насколько сейчас Шон далёк от собственного брата. Насколько плохо он его понимает и насколько легко из раза в раз соглашается пойти на любую авантюру, чтобы ненадолго избавить себя от пожирающего чувства «я его теряю». Ворох грубых выражений, вертящихся на языке, складывается в ёмкое и вопросительное: — Я? — А кто ещё? — подросток парирует с такой скоростью, будто всё это время ожидал ответа подобной простоты. Будто Шон в очередной раз ступает в умело поставленную ловушку, против которой не сможет привести вразумительных аргументов. — Ты самый опытный из нас двоих! Или мне пойти на улицу, попросить соседа помочь с такой вот проблемой? Раз родной брат мне в помощи отказывает! — Боже, да не психуй. С чего ты вообще взял, что я что-то дельное тебе подскажу? — Шон! Ну ты же опытный, прошу, помоги! Научи меня, Шо-он! Так и не добившись ответа, который его убедит, Шон позволяет себе забить. Да, плевать, что в словах его брата нет ни капли правды, ведь гораздо проще притвориться, что всё хорошо. Старший не так давно узнал, что сдаться — это не обязательно плохой вариант. И узнай он об этом чуть раньше, возможно, теперь бы не жил за границей родной страны в бесконечном страхе потерять всё то малое, что он имеет. — И ты собираешься действовать мне на нервы, пока я не соглашусь? — Шооон! — Не-а, не сработает. Наверное, только личная упёртость позволяет сейчас так нагло лгать Даниэлю в лицо. Обоим доподлинно известно — Шон ни в чём не откажет брату, ведь для этого придётся побороться. А от борьбы он отказался давным-давно. Поражение старшего — всегда лишь вопрос времени, и по хитрому прищуру Даниэля становится понятно: он знает, как свести это время к минимуму. — Ладно, отлично! Тогда я напомню тебе обещание. Надо? — Обещание? — конечно, Шон прекрасно знает, о чем идёт речь. Но то, как бессовестно Даниэль переворачивает слова в угодную ему сторону, не может не вызвать гнев в поисках справедливости. Потому, старший хмурит брови в жесте чистейшего непонимания. Даниэль самодовольно спускается по спинке дивана чуть ниже, откидывая затылок прямо на предплечье Шона — случайно, что позволяется вспомнить, как удачно расположена рука старшего. — Ты тогда сказал, что в этой жизни никто меня целовать не захочет, — подросток игриво растягивает слова, поворачивает голову, впиваясь острым взглядом прямо в глаза брата. Щека коротко гладится о плечо, впитывая чужое тепло. — Но кто бы мог подумать, что мы такие особенные, и вместо одной — проживём целых две? В полной мере ощущая давление на чуткое чувство вины, Шон находит силы себя защитить. — Я не говорил ничего подобного. И обещаний тебе не давал. — Но ты обидел меня! — всегда найдёт, как выйти победителем из любого спора. — Думаешь, нормально, что я до сих пор это помню? Тебе давно пора извиниться! — Извини. Даниэль смотрит на старшего брата как на дурака, пока тот пожимает плечами. — Ну да, Шон, — подросток на мгновение зажмуривается, собирая остатки терпения. — Простого «извини» теперь будет мало! — Что тебе тогда нужно? Даниэль изумлённо округляет глаза, затем медленно поднимает голову, покоящуюся на братском плече, и скорбно склоняет корпус вперёд. Локтями упирается в колени, ладонями растирает щёки и вздыхает со сложным лицом, как бы готовясь произнести со всей серьёзностью: — Мой дорогой брат, тебе стоит меньше работать. Ты всерьёз тупеешь! — Эй! — Шон позволяет себе улыбнуться и перемещает руку к шейным позвонкам младшего, недовольно тормоша его из стороны в сторону. — Отставить неуважение к старшим. — Серьёзно, — стараясь не рассмеяться от вспыхнувшей уютом атмосферы, Даниэль быстро возвращает себе понурый вид. — Я ведь уже сказал тебе! Блин, Шон, я думал, что ты заботишься обо мне. — Следи за языком! — фраза, сказанная с повышенным тоном, заставляет подростка напрячься и вжаться в братское плечо, внимая каждому следующему слову. — Заботиться о тебе — это моя чёртова суть. Но ты ведь у нас такой крутой теперь. Так скажи, может, я ошибаюсь, и тебе давно не нужная моя помощь? — Чего? Шон, я же тебя даже сейчас о помощи прошу! И для меня это очень, очень важно! — подросток кладёт ладонь на колено брата движением отчаявшегося человека и тут же неловко поправляет собственную руку, перемещая то выше, то ниже по чужому бедру, в поисках наиболее удачного положения. — Пожалуйста, Шон. — Она тебе очень нравится, да? У Шона во рту становится как-то кисло, пока в глазах подростка секундная заминка забывчивости сменяется оживляющимся пламенем. — Ты даже представить себе не можешь. — Должно быть, — старший ухмыляется, чтобы скрыть разочарование в самом себе. — Она такая же особенная, как ты? — Даже больше. Шон… На секунду парню кажется, что Даниэль собирается сказать правду. Но за продолжительным молчанием младший только мотает головой. Шон со смирением выдыхает, хлопает свободной рукой по колену и произносит с нарочито приподнятым настроением: — О’кей, давай подумаем. Чему тебя может научить мастер Диас? Даниэль значительно оживляется, сжимает пальцы на бедре брата и в нетерпении ёрзает на месте. — Мне нужно знать ВСЁ! Так, допустим, начинать я умею, — вертясь волчком из стороны в сторону, подросток живо находит чужую руку, по-прежнему покоящуюся на спинке дивана, и уверенно перекидывает её через своё плечо. Шон уже не выдерживает давления — да, так скоро — желает спросить, что для Даниэля на самом деле это значит, какие цели он преследует и почему добрый неугомонный мальчишка в один момент стал таким непроницаемо сложным для понимания. Будто вопросы, оседающие на дне души на протяжении нескольких лет, только что по-настоящему возжелали обрести форму. Но, несмотря на молчаливое бешенство, Шон только расслабляет захваченную руку, чтобы уместить в неё чужое плечо. Нервозный ток укалывает самые кончики пальцев, и Шон бы спрятал их в ладонях, если бы не сжал братское плечо ещё сильнее вместо этого. — Допустим, это романтика! — Не повезло твоей девушке, если ты так видишь романтику. — Я же сказал: «ДОПУСТИМ»! Даниэль наугад тычет локтем и попадает брату под рёбра, провоцируя очередную беззлобную драку. Уже через секунду после привычной потасовки тела сами собой укладываются в необъяснимо удобное положение — младший под боком старшего, перекинув свои колени через его бёдра. Постепенно осознавая, что их тела разделяет миллиметровая близость, Шон готовится твёрдо отодвинуться, но Даниэль вспыхивает восторгом: — Хей, смотри, да у меня получается! — подросток играет бровями. — Романтика! Шон хотел бы поспорить — произнести громко вслух, что это, скорее, неловко, чем романтично. Нарушать личное пространство — да что в этом романтичного? Но Даниэль выглядит настолько воодушевлённо, перемещая ладонь на грудь брата, что старший вновь замирает в бездействии. Речевой аппарат из них двоих остаётся работающим только у подростка. — Итак… — Даниэль сглатывает избыточную слюну, пока Шон избегает пересекаться с ним взглядом. — Уже достаточно романтично, чтобы получить поцелуй?