Hamamelis

По губе скатилась капля крови — интересно, какая по счёту? — и упала в холодную воду. Растворилась, как краска на уроках рисования в начальных классах. Руки и ноги дрожали. Раздавалось какое-то клацанье, Оливия не сразу поняла, что это стучат друг о друга её зубы. Люк ударил в дверь. Раз, второй, третий. — Выходи, пожалуйста. Слышишь, выходи. Я не хотел всего этого! Резкий звон. Из-под двери повеяло спиртом. Оливия зажмурилась и обхватила колени руками. Из глаз потекли слёзы, одна за другой. Стена из пустоты и онемения рухнула, разбилась вместе с бутылкой дешёвого алкоголя. Оливия закричала. Крик эхом отскочил от заплесневелых стен ванной комнаты. — Я правда не хотел, — его всхлипы и рыдания, затем ещё один удар и громко, на всю квартиру, — прости меня, я не буду больше, я завяжу с этим! Ты не веришь мне, да?! Я же ради тебя пытаюсь как-то, а ты не видишь, сука. Оливия выкрутила горячую и холодную воду на максимум, прижала ладони к ушам. Тело болело, на ногах, она уверена, проступали синяки. Нос сломан не был, а вот бровь лучше съездить зашить. Рёбра ныли при каждом вдохе. Господи, на ней живого места не осталось. «Я так не могу больше», — она зарыдала в голос. Дверь рухнула на пол, а вместе с ней — и Люк. Оливия вскочила, поскользнулась. Одежда неприятно липла к телу. — Я же сказал тебе выходить, — он поднял на неё обкуренный пьяный взгляд, с расширенными зрачками, — почему ты не вышла? Его рваные, нервные движения вызывали страх и отвращение. Пока Люк, шатаясь, вставал, Оливия успела направить на него душ: — Только посмей подойти ближе, и я включу кипяток. *** «Когда на Рождество сняться кошмары о прошлом — это знак судьбы? Мне ждать ужасного года?» — думала Оливия, пока рассматривала подарки под ёлкой. Самый большой, конечно, от Санта Клауса и, конечно, для Эммы. Те что поменьше — тоже для неё. Три маленьких коробки для Оливии, где-то завалялись для Сары, Рэя, Кларис и Дэвида. Оливия развернула упаковку в разноцветных новогодних узорах. Внутри лежал новенький музыкальный плеер. «Слишком дорогой подарок для человека, который не появлялся дома несколько лет» — подумала девушка. — Решил раскошелится на что-нибудь стоящее, — почесав затылок, проговорил папа, — ну, как тебе? Нравится? Оливия закивала. Мистер Льюис недоверчиво взглянул на плеер и вздохнул. Видеть грусть и разочарование в его глазах — самое паршивое чувство на свете. — Правда, нравится, — поспешила заверить Оливия, — Спасибо, пап. Рождественское утро всегда было наполнено волшебством, шуршащей упаковочной бумагой, запахом ели и тыквенного пирога. На камине, который служил не более чем украшением декора, висели красные носочки с конфетами внутри. И всегда - подарки от мамы, папы, Санта-Клауса, бабушки и дедушки по линии папы, бабушки и дедушки по линии мамы, тёти с дядей, кузенов, друзей. Потом Лив начала жить отдельно. В общежитии праздник потерял свой уют и тепло. Люк, конечно, пытался устроить веселье, как-то раз даже притащил настоящую ель, но вернуть детскую атмосфера сказки так и не смог. — Оливия, можно тебя на минутку? — Мама выглянула из-за двери, прикладывая к груди телефон. В голове сразу возникла мысль: «Дело дрянь». Что-то точно произошло. И это что-то совершенно не напоминало что-то хорошее. Наоборот, таким буднично-спокойным тоном мама говорила в редкий случаях. В последний раз, когда принимала соболезнования после смерти дедушки. «Хотя, чего я себя накручиваю раньше времени?». — Тебя родители Люка, — шепотом проговорила Сара, поглядывая в зал (проверяла, не обернулся ли на это имя Рэй). «Чёрт». Оливия взяла трубку и сразу же попросила маму уйти. Разговор предстоял нелёгкий. *** Лос-Анджелес терял краски, стоило на секунду задуматься о Ней. Пара мыслей, упоминание её имени в строке сообщения, оставшийся на пальто запах, мимолётные воспоминания — они горели ярко-красным, подчёркивались двойной линией и выходили на первое место. Потом — уводили в сторону, в другую, совершенно ненужную сторону. В сжигающую изнутри злость. Она отдавалась в горле и кончиках пальцев, оседала на коже и застилала взгляд, как колючая алая метель. Зарождала желание спрятать Оливию от всего мира и уничтожить Люка Уайта. Именно уничтожить. Не убить. Оливия слишком всепрощающая. Она не напишет на Уайта заявление, как не написала раньше, не потребует компенсации. Сходит пару раз в церковь, помолится за насильника, повспоминает хорошее. И пусть молится, пусть ходит, раз ей от этого легче. Как говорится, ради Бога, никто не запрещает. Но Аро не будет сидеть на месте, закрыв глаза на Уайта, делая вид, что ничего не произошло. Потому что её бешено стучащее сердце и сорвавшийся шёпот: «Помогите» до сих пор стояли в ушах. Потому что её до ужаса напуганный взгляд не выходил из головы. Потому что Аро всегда был собственником, потому что не любил, когда трогают его вещи. *** Оливия щёлкала пальцами, внимательно слушала рыдания миссис Уайт. Мама подслушивала разговор, сестра бегала из зала в коридор, из коридора на кухню, играя с Дэвидом в догонялки. Это отвлекало. Или Оливия сама на них отвлекалась, не желая вникать в проблемы семьи Уайт. — Мы не будем писать заявление, — проговорила мама Люка. — Какое заявление? — Напряглась девушка. — Ну, в полицию, — женщина высморкалась, — он ведь тебе последней звонил. Вы встретились, он пришёл домой… а потом… Опять слёзы. Оливия много раз успокаивала пациентов, но почему-то конкретно маму Люка успокаивать не хотелось. Неужели неприязнь к нему перекинуть на его семью? — А потом мы не знаем, что произошло. «Закинулся наркотиками, вот что произошло», — сказать такое было бы слишком жестоко, и Лив удивилась, как у неё в голове вообще появились такие мысли. «Наверно, — решила она, — это всё сегодняшний кошмар». — Сейчас его положили в палату, колют успокоительные, ничего толкового сказать не могут, — уже спокойнее проговорила женщина, — у нас к тебе одна просьба: заходи к Люку, говори с ним. Ты ведь знаешь, он в прошлый раз только благодаря тебе выкарабкался. «В прошлый раз — это когда я поставила вопрос ребром: либо я, либо наркотики», — вспомнила Оливия. Воспоминания чреваты плохим настроением и болью, поэтому откинуть их не составило большого труда. — Пожалуйста, Оливия, ты же хорошая, добрая девочка, ты не можешь нас бросить в такое-то время! «Она ещё мной манипулирует», — вздохнула девушка, но на деле произнесла: — Хорошо. Скажите мне адрес и номер палаты, я приду, как только смогу. «Или не приду вообще», — ядовито добавило сознание. После разговора остался неприятный осадок. Даже новый плеер и фотоаппарат не исправляли ситуацию. Хотя, фотик был действительно хороший. Сразу же печатал фотографии. Оливия давно такой хотела, но не могла себе позволить. Всегда казалось, что можно потратить эти деньги на более важные вещи. На оплату аренды, например. Или на психолога. — Лив, Лив, ты чего грустная? — Эмма толкала её из стороны в сторону, — веселись, сегодня же праздник! — Да, прости, — она вышла из своих мыслей и повернулась к сестре, — как тебе мой подарок? — Пот-ряс-ный, — заверила девочка, — такого кукольного домика ни у кого ещё нет. Я буду самая крутая в классе. «Не зря я на него потратилась, — улыбнулась Оливия, — правда, у меня теперь почти нет денег… и что делать?». — Лив, Ливочкаааа, а давай сходим на оленей посмотреть? Пожаалуйста, там на твой фотик и пофоткаемся. Потом можно на аттракционы сбегать, да? Пожалуйста, пошли, пошли. «Вопрос остаётся: что делать?». Денег на зоопарк и аттракционы не было. Вернее, не так деньги на билеты были. На коктейль, пиццу, воду, сахарную вату, плюшевых оленей, рождественскую атрибутику — нет. — Не вопрос вообще, — она поцеловала Эмму в макушку, — иди пока у мамы отпрашивайся. Девочка со счастливыми возгласами убежала в гостиную. Оливия резко захотела выпить, но вместо этого положила голову на стол и вздохнула. Слишком много эмоций. В Форксе эти события растянулись бы на год, а то и на два. И всё равно Оливия посчитала бы, что жизнь стала слишком насыщенной. Она привыкла жить размеренно и спокойно, прятаться в коконе работы и идти к цели. «Выматывает, — пришла к выводу Лив, — очень выматывает. Надо спать больше. И у кого бы занять денег?». У Карлайла? Нет, нельзя. Неприлично как-то. У Дэвида? У Кларис? Гордость не позволит. У Люка? Он в наркотическом бреду всё равно ничего не поймёт. Девушка помотала головой. «И откуда только лезет этот негатив? — она пару раз ударилась лбом о стол, — думай, чёрт возьми». Точно. Аро. Наверно, это будет выглядеть странно, но другого выхода Оливия не видела. Она перечислит ему на карту все деньги с первой же зарплаты, правда. Хотя, это очень похоже на развод. Лив бы не поверила. — Попробовать стоит, — вздохнула девушка. В телефоне послышались гудки. Честно сказать, она просила Всевышнего, чтобы Аро просто не взял трубку. Но, похоже, сила Всевышнего на него не распространялась. — Доброе утро, Оливия, — послышался мелодичный голос, — как тебе рождественское утро? — Привет, — выдохнула она, — честно говоря, не очень… но я вообще не за этим. Слова упорно убегали и путались, никак не получалось соединить их воедино. «Просто попроси, — заставляла себя Оливия, — он же не съест тебя, в конце концов». — Что-то случилось? — Нет, всё нормально, — она замялась, а затем выпалила, как на духу, — относительно нормально. Просто тут такое дело… ты не мог бы занять мне некоторую сумму? Я тебе отдам сразу же, как получу зарплату, обещаю. Просто у меня украли сумку, а сестра попросилась на аттракционы и всё такое, а я старшая, должна же её сводить… Вот. Слишком много слов для одной простой просьбы. Последний раз Оливия так нервничала на экзаменах. Она даже убрала телефон подальше, как будто это была по меньшей мере змея. На той стороне послышался смешок, который, похоже, даже не пытались скрыть. — Не нужно ничего отдавать, считай это моим рождественским подарком, — произнёс он, — но только при одном условии. Оливия на всякий случай согласилась. Затем встала со стула и начала мерить комнату шагами. — Мы пойдём ближе к четырём. — Мы? — она остановилась. — Мы, — спокойно повторил Аро, — я, ты и твоя сестренка. Как говоришь, её зовут? Эмма, верно? «Не уверена, что я говорила…» Оливия правда радовалась, что Аро пойдёт вместе с ними. Она, конечно, верила, что он иностранный шпион, и каждый раз убеждалась в этом всё больше и больше, но разве шпион не может быть хорошим человеком? Может. По крайней мерее, этот шпион — точно.