грёзы

      И снова.       Ривен вновь чувствует этот аромат, пьянящий его разум похлеще алкоголя, который он в последнее время без конца взахлёб вливает в себя. Аромат был чувственным. Чувственным, с пряными цветочными и фруктовыми нотами, накрывшими его волной и заставляющими расслабиться.       Он расслабился.       Вдали смутно показалась женская фигура. Ривен пытался разглядеть её. Щурил глаза, потирал их, фокусировал взгляд. У него не получалось. Он не был способен увидеть эту девушку с двумя нелепо-детскими хвостами. Не был способен разглядеть лицо этой миниатюрной девушки в безразмерном свитере и коротких шортах.       Он чувствовал себя слабым.       Он чувствовал её.       Ривен притрагивался к её мягкой коже. Ривен поглаживал её шелковистые волосы. Ривен пробовал на вкус её губы. Ривен мог ощутить её появление. Ривен не мог узнать её.       Резкое и угнетающее чувство падения окутало парня с головы до ног. Он вздрагивает. Холодный пот спадает с его лица. Тревожность вновь даёт о себе знать. Ривен осматривается. Приходит в себя. Осознаёт, что находится в своей со Скаем комнате. Ская нет. Под боком лежит спящая Беатрикс.       Это снова блядский сон, не дающий парню спокойно просыпаться. Он каждый раз видит его. Каждый раз видит её, но не может разглядеть. Не может узнать. Это его тревожит. Сон слишком приятный. Слишком спокойный. Слишком тёплый. Ривена от него тошнит. Каждый раз, когда он просыпается, то чувствует тревогу. Чувствует пустоту. Чувствует угнетение без неё. Ненавидит её.       Вечно рядом находящаяся Беатрикс начинала его раздражать. Он одевается и исчезает за дверью. Ривен не может находиться рядом с Би. Она ему противна. Она ему не интересна. Он не перестаёт тусоваться с ней, оправдывая это как: «Беатрикс единственная, кто меня понимает и принимает таким, какой я есть». Он лжёт самому себе.       Он чувствует предательство. Чувствует это убивающее и колкое предательство. Чувствует, что предаёт её, когда спит ночью с Беатрикс. Чувствует предательство даже без присутствия Би.       Он не предатель.       Чёрное небо накрыло Алфею, как тёплый плед. Но Ривену плевать. Он вытаскивает из кармана пачку сигарет. Он опять начинает курить. Он думает, что это его успокаивает. Он думает, что это затмит все ощущения после грёбанного сна. Он лжёт самому себе.       Скай тревожится за него. Спрашивает, куда он вечно пропадает по ночам. Почему вечно сонный. Измотанный. Уставший. Ривен блокирует его вопросы, предпочитая даже в таком паршивом состоянии атаковать в ответ во имя избежания ответа. Спрашивает, почему он шастает за той рыженькой горячей штучкой хвостиком. Скай молчит. Он обезврежен.       Беатрикс не перестаёт появляться в поле зрения Ривена. Не перестаёт раздражать его. Он посылает Би к чертям, на три весёлые буквы. Он устал быть её пешкой. Он ненавидит самого себя за то, что даже находился рядом с этой двинутой, явно что-то замышляющей стервой.       Порожденный им самим монстр-Дэйн превратился в ручную суку Беатрикс. Он явно по приказу Би пытался выяснить, что же случилось с Ривеном. Почему же он не слушает хозяйку Беатрикс. «Щенок», — единственное, что думал о Дэйне Ривен. Лучше бы он не лез к нему. Лучше бы он и дальше дружненько ходил с Террой и дарил миру добро. Ривен сделал его копией себя. За это он ненавидит. Ненавидит себя.       Девушка из его снов не покидала его. Теперь её запах был всегда перед носом. Он знал его как свои пять пальцев. Её звонкий, такой оглушающе-приятный смех бесконечно звенел в его ушах. На его губах оставался малиновый привкус её губ. В глазах вечно мерещился её силуэт.       Но так ли это?..       Безразлично проходя сквозь фей и специалистов, Ривен искал самое отдаленное место. Подальше ото всех. Подальше от всего. Она его мучила. Убивала. Выжимала, как лимон, единственные радости из него. Он отдалился от всего мира. Он не курил. Он не пил. Он всегда был трезв. Слишком трезв, чтобы чувствовать себя в хлам пьяным. Он лишь чувствовал.       Так и проходили дни.       Ривен все время был опьянен своими страданиями.       Он, как в тумане ходил по коридорам Алфеи. На них напали Сожжённые. Алфейцы встревожены. Они готовы к бою. Они готовы спасти свою жизнь и жизни своих друзей. Но Ривену было все равно. Этот чертов сон! Только он был в его разуме. Только она поглощала его разум.       Из собственных мыслей его вывел душераздирающий, имеющий в себе столько боли и страдания крик. Он пошёл на него. Шёл, не боясь, что его может убить какой-то сожжённый, например. Просто шёл.       Ривен шёл по пустому коридору, пока не увидел женский силуэт. Такой знакомый. Такой родной. Такой болезненный. Эти два хвостика. Эта же фигура. Эта же одежда. Это она.       Ривен побежал. Бежал так, словно умирает. Словно она была его лекарством. Его антидотом. Словно она же и наркотик, медленно убивающий его. Ривен был в метре от неё. В метре от той, кто подарила ему столько страданий и счастья. Ривен был рад. Он подошёл ближе. Положил свою крепкую, но дрожащую от неизвестного страха руку на её надплечье.       Почувствовал её запах.       Увидел её лицо.       Ривен почувствовал заполненное в его душе тёплое и согревающее чувство. Ривен почувствовал конец безмерной боли и тревожности. Ривен расстроился, увидев её слёзы.       Его причиной бессонных ночей, причиной вечной нервозности, причиной тревожности и счастья была фея разума, которая была скована в своих огромных наушниках. Которая ходила в ярких и нелепых свитерах. Которая собирала волосы в прическу, как у малолетки. Которая ходила под ручку с цветочным мальчиком и приторно-противно целовалась с ним где-то в углу. Которая просто опьяняюще пахла. Которая была разбита.       У Ривена сжалось сердце. Он почувствовал боль сильнее, чем когда не знал её. Он приложил ладонь к её лицу. Он вытер её слёзы.       Её дотошно правильный, любимый и добрый парень Сэм умер.       Она сломлена.       Ривен это знал. Он прижал её к себе. Реальные ощущения были настолько приятны, были настолько успокаивающими и излечивающими. Он реально гладил её макушку. Он реально чувствовал её чертовски родной запах. Он реально обнимал её.       Это был не сон. И они оба это знают.       — Муза, — так осторожно, так чувственно и так счастливо Ривен произнёс её столь желанное имя, будто бы пробуя на вкус, цвет, запах. Он прижимал её к своему телу, будто бы боясь, что она сбежит. Он был счастлив.       Он находился не в мире грёз.       Он был с ней.