Стены смотрят.

      С горем пополам прошла неделя. Через несколько дней после того, как Юрия перевели в открытое отделение, к нему пришёл дедушка.

***

— Знаете, он у нас часто бывает, но он спокойный. Мы его недели через две всегда выписываем… Проблем с Юрой нет: он и сотрудникам помогает, и больным. С врачами нормально общается, с соседями всегда подружиться старается, не ссорится ни с кем… — говорила женщина-психолог, к которой Плисецкий ходил время от времени. Она общалась с его дедушкой, пока он ждал Юрия в коридоре. — Это хорошо. — ответил Николай. — Приятно знать, спасибо. — Здравствуйте, привет. — поздороваться подошедший к ним Юрий, сначала с психологом, а потом с дедушкой. — Ну, ладно, пойду я. Не буду вам мешать. — сказала она и бодро зашагала далее по коридору, по своим психологическим делам. Николай вздохнул. — Ну, рассказывай. — А? — Юрий немного склонил голову на бок. Он не мог понять, что от него хотели. — Как оказался здесь, рассказывай. — А… Ну… Не знаю даже. — Плисецкий потупил взгляд и опустил голову, смотря на пол и свои ноги. — Погодь. Что-то же ведь должно было случиться, так? Всё было хорошо… Что вдруг приключилось? Почему Яков позвонил мне среди ночи, говоря о том, что тебя забирают в психушку? — Э… Ну, как бы… Там… Как обычно… Голоса, стены… Тени… — Понятно. — Николай выглядел серьёзным, но не злым. Не было в нём ни непонимания, ни пренебрежения, ни даже неприятия. Юрий для него — по-настоящему дорогой, родной человек. Даже роднее, чем дети, которые, собственно, и оставили Плисецкого разбираться со своими проблемами самостоятельно. «Да ладно тебе. Он маленький ещё, фантазия развита сильно.» — говорила мать Юрия, когда в десять лет он часто говорил с воображаемыми друзьями. «Ой, да выдумывает он. Разве ты ему веришь?» — сказала она, когда это всё так и не прошло, а Юрию меж тем исполнилось тринадцать. И даже тогда, когда в пятнадцать лет ему наконец поставили диагноз, она отказывалась верить в это. «Да посмотри ты на него, ну, он же здоров! Спортом вот занимается даже… Выдумывает много и всего-то!»       Только она не видела, как Юрий плачет и истерит по ночам, ведь его так пугают эти голоса и тени. Она не знала о том, что он почти не ест и спать не может по несколько суток. О том, как вскакивает Юрий от кошмаров, по три раза за ночь и как отказывается выходить на улицу и общаться с другими людьми.       Она не знала этого потому, что давно забила хрен на единственного, родного сына. Он жив? Да. Спортом занимается? Да. Всё, значит, всё в порядке и больше ему ничего не надо. А у неё работа, много работы и она ждать не станет, её обязательно надо выполнить, а там ещё и ещё и ещё немного, чтоб повышение по службе получить, а там и новая работа подоспеет… В общем, плевать эта женщина хотела на Юрия. Как и все остальные родственники.       А Николай, вот, нет. Его искренне волновали жизнь и самочувствие Юрия. Он хотел, чтобы у Плисецкого действительно всё было в порядке и поэтому старался относиться к сложившейся ситуации с пониманием и осторожностью. Он навещал Юрия в больницах и постоянно спрашивал у врачей, как ему вести себя, чтобы ничем не задеть чувства внука, а, наоборот — только помочь, хоть как-то, пускай и немного. — Ладно уж, пошли погуляем. — Давай. — послушно согласился Юрий и пошел во двор, вместе с дедушкой. Ему же, кстати, было немного неловко. Плисецкого волновала проблема того, что он доставляет хлопоты другим людям, поэтому старался вести себя тихо, мирно и скрытно, в той же манере переживая психозы и все внутриличностные конфликты.