Последствия пубертата юных заклинателей

      Они спали вместе с раннего детства — с тех самых пор, как отец привёл домой жалко выглядящего, ободранного и костлявого ребёнка его возраста, как бездомного щенка. Щенков Цзян Чэн любил, а вот Вэй Ина сперва конкретно так невзлюбил. А потом кое-что случилось, они притерлись друг к дружке и осознали — точнее, это Цзян Чэн осознал, — что вполне способны сосуществовать не только в одной вселенной, но и в одном доме. Спать вместе они начали после того, как Цзян Чэн, однажды ночью проснувшийся из-за очередного кошмара шисюна, залез к нему на кровать с целью успокоения, где неожиданно для себя заснул, оставшись на чужой кровати до самого утра. Тогда-то Вэй Ин и пришёл к гениальному решению проблемы, вследствие которого отказывался спать не с Цзян Чэном. Так, в общем-то, и повелось.       Но теперь им было не по семь, чтобы посторонние не видели в их совместных ночёвках ничего подозрительного. Они стали взрослыми юношами, подобное времяпрепровождение которых наводило на дурные мысли. Поэтому Цзян Чэн, стараясь игнорировать жалобные щенячьи глазки шисюна, не твёрдо и не очень уверенно выгонял того со своей кровати. Ночи, проведённые без рук, крепко обнимающих и прижимающих к тёплой груди, казались невыносимо долгими и максимально печальными, лишенными здорового и крепкого сна. Но так было надо. Кому и для чего, Цзян Чэн бы не ответил даже самому себе, но знал точно, что продолжаться это (как бы ни хотелось) не может. Так прошло несколько ночей, после которых они оба были невыспавшимися и рассеянными настолько, что привлекли внимание заботливой Яньли. Ей Вэй Ин и пожаловался на ужасного и плохого шиди, не пускающего его, бедного Сянь-Сяня, к себе на кровать.       — Ведь это неправильно… — говорил тогда Цзян Чэн внимательно слушающей его сестре, потупив печальный взгляд, под которым залегли тени, — то, что мы, взрослые парни, спим вместе.       — Ни одного человека, кроме тебя и А-Сяня, не должно волновать то, как вы спите: раздельно ли, друг с другом ли. А-Чэн, если вам хорошо и комфортно, то зачем прекращать это? — Яньли нежно погладила его по плечу и тихо ушла.       После этого всё вернулось на круги своя: Вэй Ин каждый вечер забирался под одеяло деланно ворчащего шиди, обнимал его всеми конечностями, прижимаясь грудью к спине, и крепко засыпал с блаженной улыбкой на лице. Цзян Чэн не хотел признаваться в том, что вот так, в объятиях шисюна, он чувствовал себя намного спокойнее, чем на пустой и холодной кровати в одиночестве, а потому просто молчал, пряча улыбку в сгибе чужого локтя.       Некоторое время ничего серьёзного или необычного не происходило, но потом с нечастой периодичностью Цзян Чэну начали сниться странные сны, после которых он… чувствовал себя несколько дискомфортно там. Он ощущал себя напуганным и растерянным до того, как узнал, что именно с ним происходит благодаря книгам и осторожным расспрашиваниям старших (идти с этим вопросом к Вэй Ину он считал более неловким), но и после не вполне понимал, что делать. Да, нужно коснуться себя там, но как, когда ты делишь с кем-то постель? С кем-то, кто…       Так же, как и ты, испытывает некоторые проблемы с физиологией. Узнал об этом Цзян Чэн в тот момент, когда Вэй Ин одним ранним утром прижался к нему, не спящему некоторое время, со… стояком. Тогда Цзян Чэн почувствовал одновременно и неловкость, и отвращение, и страх, и любопытство — все смешалось в дикий коктейль, заставивший юношу вскочить с кровати и унестись в сторону купальни с характерной реакцией на чужое возбуждение. После этого инцидента Цзян Чэн начал не только избегать своего шисюна, но и опять прекратил пускать того к себе на кровать, внутри себя искренне боясь, что подобное повторится вновь. Вэй Ин, которого лишили не только доступа к кровати шиди, но и его же внимания, ходил как в воду опущенный, всем своим видом напоминая обиженного щеночка.       Когда шисюн получил несерьёзную рану на тренировке из-за рассеянности, вызванной плохим сном, а сам Цзян Чэн ушибся бедром о незамеченный им косяк, внимание на них обратила сама мадам Юй, приказавшая сыну и воспитаннику разобраться со своими проблемами. Цзян Чэн взял всю свою волю в кулак и, так и не поговорив с шисюном, молча позволил опять ложиться вместе с собой, попросив сильно не прижиматься. Тот яростно кивал, давая обещание. Обещание, которое так и не выполнил.

***

      Цзян Чэну не стоило пускать Вэй Ина на свою кровать — он с пугающей ясностью понял это, когда проснулся на рассвете после удивительно реального влажного сна с участием шисюна, прижимающегося к его спине вопреки данному обещанию. Цзян Чэн восстанавливал сбившееся дыхание, прислушиваясь к тихому сопению лежащего сзади Вэй Ина. И неожиданно замолчавшего на пару мгновений, а затем глухо застонавшего куда-то в волосы замершего Цзян Чэна, глаза которого широко распахнулись, когда он почувствовал проехавшийся по пояснице член.       Рука Вэй Ина, ранее мирно лежащая на чужом бедре, сжалась, прижимая ошарашенного Цзян Чэна плотнее к горячему телу. Шисюн вновь качнулся, и его член, слишком чётко ощущающийся через ткань ночных одежд, лёг промеж ягодиц. Стон прозвучал уже не в волосах, а рядом с пылающим ухом. Придя в себя, Цзян Чэн испуганно дернулся вперёд, но слабое и жалобное «А-Чэн» заставило его замереть и обернуться. Шисюн спал — его глаза были закрыты, а лицо, искривленное в просящей гримасе, выглядело не так, как у бодрствующего. Мягче, нежнее. Но это не отменяло того факта, что он терся членом о задницу своего шиди, которого… звал в своём сне?       — А-Чэн… — прошептал-простонал Вэй Ин. И Цзян Чэн сломался.       Он вернулся обратно, лёг под бок спящего шисюна, который, почувствовав, что тот возвратился, счастливо выдохнул в макушку, прижав к крепко стоящему члену. Цзян Чэн шумно выдохнул, а Вэй Ин начал яростно тереться о его задницу и поясницу, чуть слышно поскуливая на ухо. Цзян Чэн, сдерживая рваные вздохи, прикрыл глаза, сдавшись и позволив своему шисюну творить непотребства, потому что в действительности этого желал так же сильно, как и самого Вэй Ина.       Заведя руку за спину, Цзян Чэн, немного попыхтев, вслепую убрал мешающуюся одежду на теле шисюна, оголив твёрдый, горячий ствол, коснувшись которого, Цзян Чэн почувствовал ещё больший жар внизу, там, где истекал соками его собственный член. Вэй Ин застонал громче, сильнее сжал пальцы на оголившемся следом бедре своего шиди, подавшегося назад с задушенным ладонью стоном.       — А-Чэн, А-Чэн, — стонал Вэй Ин хриплым голосом, совершая не скоординированные, немного неловкие, но не менее яростные фрикции. Его член, такой толстый, тяжёлый и горячий, проезжался промеж двух половинок, пачкая нежную кожу предсеменем. Цзян Чэн совсем не заметил, как рука, всё это время лежащая на бедре, судорожно сжалась сильнее, но заметил, когда движения прекратились. — Если это сон…       Цзян Чэн замирает, пустым взглядом уставившись в стену. Очевидно проснувшийся Вэй Ин издаёт грудной смешок, такой ехидный, но в то же время удивительно мягкий, и влажными губами касается местечка за ушком.       — А-Чэн, — произносит он тихо и нежно, — я не хочу, чтобы после этого между нами возникла стена недопонимания. Я хочу тебя. И, если честно, — он тушуется и утыкается носом в загривок, — уже сравнительно давно. И, если бы ты не хотел того же, то, вероятно, уже давно бы сбросил меня с кровати… Поэтому… — Вэй Ин делает плавный толчок, проходясь по сжавшейся дырочке, и касается рукой немного обмякшего из-за страха члена шиди, высоким голосом на это действо застонавшего.       — Вэй Ин… — сил остаётся только на то, чтобы произносить имя шисюна вместо выдохов, рука которого ощущалась на его члене так невероятно хорошо и правильно, что Цзян Чэна начинает трясти. Он закатывает глаза и крупно вздрагивает, когда чувствует, что кончает.       Вэй Ин кончает вместе с ним — впивается зубами в загривок с целью заглушить рвущийся наружу рык, и изливается на поясницу шиди, ослабевшего после впервые настолько яркого оргазма.       — Есть так много того, что я хочу с тобой попробовать, — счастливо шепчет Вэй Ин предвкушающим тоном. И Цзян Чэн уплывающим сознанием с ужасом понимает, что должен был выгнать этого проклятого пса из своей постели намного-намного раньше.