Я ненавижу тебя... Папочка

      Очередное невыносимо нудное собрание, которое длится целую вечность. Чертово собрание! Как я их ненавижу! Как-будто замы не могут все решить сами. Эти уроды получают достаточно, чтобы не беспокоить меня по пустякам так часто. Конечно, на встречу с новыми партнерами придется ехать самостоятельно. Когда там? Ни хрена не помню. Кажется во вторник. Опять самолет, опять перелет. Опять придется улыбаться, если я хочу получить пару миллиардов от акций в карман и неплохую поддержку со стороны. Этот чертов бизнес приходиться удерживать каждый день. А новое оружие неплохо уходит на юг страны, стоит признать. А еще на восток нужно несколько тонн отправить.       Мысли о компании часто занимают единственного сына и наследника основателя Старк Индастриз Тони Старка. Он сидит в широком кожаном офисном кресле в центре огромного овального стола, безразлично глядя в дальний угол огромного кабинета, где проходит еженедельное собрание по отчетам доходов и успеваемости компании. Перед ним лежит отчет, составленный замами. Теперь один из них зачитывает напечатанное в нем и разъясняет все моменты, связанные с продажами оружия, новыми разработками и компаниями, желающими сотрудничать. Как это все тягомотно.       Бизнес отца. Отца, которого я никогда не любил. Ну, возможно, и любил когда-то в детстве. Хотя скорее нет. Тогда я был маленьким, глупым и наивным ребенком. Считал его эталоном успешности и крутости. Да, он был строгим, всегда и во всем, даже порой чрезмерно, но мне казалось, что тому была причина. Думаю, когда мне было шесть лет, то он еще был адекватным. Да и мама была жива. Кажется, мы даже были счастливы. Я так хотел в это верить.Как глупо.       Я был слишком доверчивым идиотом. Помню, мне так нравилось встречать Рождество с ними. Куча подарков под огромной живой елкой, от которой всегда пахло смолой, а ведь в детстве любой запах всегда ощущается резче и от этого приятнее, и он запоминается на всю жизнь. А еще Хэппи всегда играл со мной в новые машинки. Он говорил, что ему они нравятся. Хотя отец не очень одобрял такое его поведение, и мне тоже казалось, что взрослым нельзя вести себя как дети, ведь они же взрослые. Однако мне все равно было приятно, что ради меня он нарушает эти правила. А еще он говорил, что когда я вырасту, то у меня будет куча таких же крутых машин, но уже настоящих. Он говорил, что я обязательно научусь водить и буду катать его и родителей. О, как я хотел скорее вырасти!       Но теперь, когда я стал взрослым, то я оглядываюсь назад и вспоминаю все это, вот только я не вполне понимаю, а какие же чувства у меня связаны с детством. Все кажется обманом, ведь я вспоминаю и плохие времена, а они практически полностью заменили все хорошие. Я помню, когда счастье закончилось.       В то злосчастное Рождество меня уложили спать после шикарного праздничного и вкусного ужина с множеством блюд и напитков. И маминых любимых напитков тоже. Она как-то раз давала мне попробовать эти резкие на запах и особенно жгучие на вкус темные напитки. Мне они не понравились тогда. Она любила их и пила часто. После них она была веселой и спокойной одновременно, я бы сказал. Однако после них она часто подолгу спала на диване или где найдет место, пойманная в ловушку вынужденного сна.       У нее были длинные темные волосы, и такие же темные глаза, в омут которых ты прыгаешь с головой. Она всегда следила за собой и шикарно одевалась. Она не могла выглядеть иначе, ведь была женой самого Говарда Старка и могла себе позволить многое. Однако весь ее лоск чуточку меркнул во время запоев.       Я понимаю теперь, почему она так много пила. Так ей было проще переносить бесконечные придирки со стороны отца и успокаивать нервы после очередного скандала из-за его очередной шлюхи на корпоративе. Они не особо пытались спрятать разлады и громкие крики от моих детских ушей. Мама выходила со слезами на глазах и перекошенным от ярости лицом, шла в гостиную, садилась на диван и наливала бокал чего-нибудь из этих дурно пахнущих.       Я прятался где-нибудь за креслом и смотрел, как она пьет все большими глотками, не как леди, а как мужчина скорее, и вытирает рукавом слезы. Потом я нерешительно звал ее из-за кресла, и она только тогда замечала меня. Она начинала улыбаться и звала меня к себе. Я подбегал к ней, она обнимала меня крепко-крепко и говорила, что все в порядке. Что мама с папой просто немного поругались. Я верил ей. Верил, что все наладиться. Мне очень хотелось в это верить.       Разумеется, на празднике мне не разрешалось пить даже шипучие напитки. Хоть я их и пробовал раньше, но это был наш небольшой секрет. Отца не особенно волновало раннее начало моего вхождения во взрослую жизнь, но он мог придраться ко всему, поэтому это и был секрет. Мне всегда нравилось наблюдать за поднимающимися волнообразными маленькими змейками пузырьков с хрустальной поверхности внутри бокалов. Ведь они образуются просто из ничего. Это настоящая магия.       Когда ужин закончился, то отец сказал уложить меня спать, поскольку им нужно было ехать на празднование в другое место. Понятное дело, что в шесть лет мальчику хочется поехать тоже, вместе с родителями, словно взрослому. Понятное дело, что я начал капризничать и канючить, чтобы они взяли меня с собой. Я обещал, что буду хорошо себя вести, что не буду доставлять проблем и хотеть спать, что я выдержу. Однако отец поставил строгий ультиматум всему этому, и мы с мамой пошли наверх в мою комнату.       Я лег в постель, все еще дуясь на отца за отказ разрешить мне поехать с ними. Однако мама успокоила меня и сказала, что ничего веселого там не будет, что это больше встреча начальников и коллег отца чисто ради формальности. Она, конечно же, врала, чтобы я не расстраивался. А потом мама последний раз поцеловала меня на ночь и пожелала спокойной ночи. Говорила, что если я буду хорошо себя вести ради нее и быстро усну, то Санта принесет мне много подарков, что я и постарался сделать. Хотя уже тогда у меня возникали сомнения на счет старика в красном кафтане с мешком подарков, который придет ночью, но так хотелось продолжать жить в этом обмане.       Они с отцом уже порядком поднабрались, поэтому Хэппи отвез их. Рождественское мероприятие проходило в гостинице, полностью арендованной моим отцом для таких же богачей и владельцев компаний. Там они перебрали не только с шипучей жидкостью, но и с белым порошком, который мне, разумеется, было непозволительно даже трогать, не то, что пробовать.       Как-то раз я увидел, как мама понюхала нечто белое через трубочку для соков, рассыпанное небольшими дорожками на столе. Потом она подняла голову вверх, зажала нос двумя пальцами и пошевелила переносицу, вдыхая воздух быстрыми и короткими очередями. Затем она откинулась назад на подушки и через несколько секунд стала смеяться. Я подумал, что это какое-то лекарство, и что ей стало лучше, поэтому она и находиться в хорошем расположении духа. Я подбежал к ней, тоже улыбаясь. Она сразу опешила и стала озираться, испугавшись, что отец мог быть рядом. Но когда поняла, что в комнате был только я, то снова заулыбалась, засмеялась, притянула меня к себе и стала обнимать меня, называя многочисленными ласковыми именами и одаривая поцелуями. На вопрос, что за повод для веселья, она отвечала, что просто так. А на вопрос о происхождении белого порошка и его свойствах, она говорила, что это ей нужно для нервов. Разумеется, это мы с ней тоже оставили в секрете, и она впредь была осторожнее, когда принимала наркоту, поэтому это был единственный раз, когда я ее застукал, но еще ничего не понимал. Правда, она продолжала принимать.       После гулянья под громкую музыку, отец с мамой ушли к себе в номер и решили увеличить градус веселья, разбавив все это белым порошком. Они хотели это сделать в честь праздника и примирения, улаживания всех разногласий и недопониманий. Отец тоже принимал белый порошок, гораздо больше мамы, но его он хранил у себя в кабинете, запертым в небольшом сейфе возле стола, открыть который возможно было только с помощью отпечатка его пальца. Этот сейф был специально разработан и подарен ему коллегой.И его порошок хоть и был чище по качеству, но он оказывал эффект сильнее, чем ее. У них были разные поставщики, с которыми я смог расквитаться через много лет. Однако суть заключалась не в сейфе и не в поставщиках, а в том, что отец насыпал им одинаковое количество веселящего порошка. Я помню, как Хэппи сказал мне, что у мамы случился передоз. Однако первая версия о ее смерти была с примесью вымысла, специально смягченная для детского ума.       После приема наркоты они хотели потрахаться, но не смогли и тупо вырубились на кровати. Мама умерла через несколько минут от остановки сердца, рядом с крепко спящим отцом. Ее длинные волосы и щеки перепачкались в засохшей с ночи рвоте. Она смотрела вдаль на стену остекленевшими полуоткрытыми глазами, словно двумя опустевшими бокалами из-под светло-желтой шипучей жидкости. Ее организм боролся и пытался избавиться от той дряни, которую она приняла, но не смог. А отец ничего не слышал и не стремился помочь ей и вызвать скорую. Наутро ее охладевший труп самой первой обнаружила горничная, которая и подняла всех на уши. Она пыталась разбудить отца, который был не в состоянии даже подняться ночью, чтобы сходить в туалет, поэтому обмочил насквозь все белье и матрас. Обо всем увиденном, разумеется, горничную очень хорошо попросили молчать.       Также наутро проснулся маленький счастливый мальчик, который стремглав понесся вниз к большой елке, под которой, и правда, лежали подарки. Мама не обманула, и за хорошее поведение этот мальчик и правда был вознагражден. Он был самым счастливым ребенком тогда. Однако няня сказала, что родители еще не вернулись, поэтому мальчику стало немного обидно, что родители не могут разделить с ним его радость, и он не может показать им, что принес ему Санта. Этот глупый мальчик еще не знал, что у него уже отняли несколько важных и дорогих вещей. Маму и детство.       После завтрака и многочисленных вопросах про родителей, дверь открылась, и в кухню вошел Хэппи с очень ужасным лицом. Мальчик подбежал к мужчине и стал с широкой улыбкой спрашивать его о родителях. Но мужчина наклонился к мальчику и стер улыбку мальчика одной лишь фразой: «Тони, мамы больше нет». Мальчик не сразу понял, что это значит, ему показалось, что она куда-то уехала, но мужчина объяснил все мальчику, и мальчик убежал в истерике в свою комнату и спрятался в тайном месте. Много часов никто не мог убедить мальчика выйти оттуда, а Хэппи не находил себе места. Он сожалел о том, что ему пришлось сказать это, но он понимал, что рано или поздно правда все равно бы всплыла, и тогда могло бы быть хуже.       Этот глупый мальчик и был я. Тони Старк. Мне кажется, в тот день я и возненавидел отца лютой ненавистью, который приехал с помятым и злым лицом где-то после обеда. После смерти жены ему нужно было дать показания о произошедшем. Однако он больше времени потратил на взятки и тем и этим, лишь бы дело замяли по быстрее и инцидент не вышел за пределы отеля. Уж тем более нельзя было допустить, чтобы об этом узнала общественность и начала постоянно напоминать Говарду о его промахе. Он ведь во всем должен был быть лучшим. Бизнес-партнеры то будут молчать, им не нужны проблемы и потеря такого крупного «золотого друга». Что им до мертвой женщины, это их не волнует, ведь главное – обогащение собственных карманов. А отцу главным было поскорее замять все это дело и не потерять репутацию.       Я ненавидел его за это безразличие к ней и ко мне, к моим чувствам. Он даже не зашел ко мне, не спросил, как я держусь, и не утешил. Он только заперся у себя в кабинете на остаток дня. Не знаю, сожалел ли он о чем-либо. Одна мысль до сих пор не дает мне покоя. Что если это было не случайно, то есть он мог и убить ее, чтобы она не надоедала ему больше скандалами. Специально дал ей побольше наркоты, и она умерла. Я думаю иногда так, но потом мне кажется, что он был слишком пьян, чтобы рассчитать что-то точно даже для себя, поэтому то, что произошло, было просто велением судьбы. А с ним мы никогда не говорили об этом.       Независимо от истины, я возненавидел его, а он почувствовал это и возненавидел меня в ответ. Детская обида на собственного родителя за то, что тот не уберег маму и за то, что до этого я так им восхищался. Как и любой ребенок, в глазах которого его родители целая вселенная, пример для подражания и символ гордости. О, как прекрасно, если родители попадаются хорошие и оправдывают ожидания своих детей. О, какая ирония, ведь я ждал объяснений и извинений от него, а он не считал себя виноватым. А любил ли он когда-то мою мать? Это риторический вопрос, который я тоже много раз задавал себе.       Помню, как мне часто попадало за мнимое неуважение к нему. Он хватал меня за шкирку или за руку, при этом сильно сжимая, чтобы я начал кричать и плакать, чего было не так-то трудно добиться, когда оппонентом взрослого мужика является ребенок. Он кричал, обзывался и ломал мне психику, каждый раз добиваясь того, что ему взбредало в голову по пьяни. И каждый раз мне было страшно, и я соглашался со всем, что он требовал, не вполне понимая своей вины в какие-то моменты. Он заставлял смотреть ему в глаза и давать ответ, а ничего кроме тьмы, смертельной опасности и собственной незащищенности я там не видел. А после я убегал к себе, плакал и успокаивал себя сам, разжившись очередным синяком на теле, а ночью не мог уснуть, прислушиваясь к его шагам и брани по телефону с кем-то.       Кто был рядом со мной в это непростое время? Хэппи. Вот человек, который был рядом всегда. На него я полагался тогда, и буду полагаться дальше. Его я начал считать отцом. Он не знал об этом и я не хочу, чтобы узнал, ведь это так банально. Он всегда был добр ко мне, и я всегда боялся потерять его, как маму. Даже на ее похоронах он держал меня за руку, в то время как отец стоял в стороне. Колкий ледяной ветер разносил дым от его сигареты, разрывая его в клочья и унося вдоль других надгробий. Он замораживал мои слезы и заметал ее гроб крупными хлопьями снега.       Хэппи не часто мог быть со мной, ведь он возил отца на встречи и исполнял всякие поручения. Мне всегда было противно, что отец ворует его у меня. В гимназии ничего не изменилось особо. Там я даже не хотел заводить друзей, не видел в этом смысла. Я чувствовал себя иначе. Точно не на свой возраст. Был уже взрослым в свои семь. Учеба давалась легко, за что Хэппи всегда хвалил меня. Ради него я и старался.       Он отвозил и забирал меня с учебы, а потом снова ехал на работу. Он всегда был похож на родителя, готового на все, лишь бы обеспечить своего ребенка. Он никогда не забывал про мой день рождения, в отличии от отца, который придавался всем видам праздности. Такая привязанность и нужда, по сути, в чужом для меня мужчине, пожалуй, является причиной зарождения моей ориентации. Хотя потом я понял, что мне было все равно с кем получать физическое удовольствие.       Няни мне были не нужны, а Хэппи не мог быть одной из них, поэтому одиночество пожирало меня нещадно. Еще в гимназии я задумался изобрести себе электронного друга, ведь собаку или кошку мне бы не позволили завести. И вот, я занялся разработкой искусственного интеллекта по многим причинам. То, что я являлся единственным наследником Старка и его компании, еще не являлось основанием для Говарда делать меня преемником.       Учитывая нашу общую неприязнь друг к другу и его влияние, он мог с легкостью лишить меня не только наследства, но и жизни. Последнее он бы давно провернул, подделав все под несчастный случай, если бы Хэппи не приглядывал за мной и не возил меня лично. Удивительно, о чем отец вообще думал, если бы у него не осталось прямых наследников всего его бизнеса. Просто он был уверен, что всегда будет молодым и сильным, поэтому я ему не особо был нужен. За этим мне и нужна была подстраховка на случай самостоятельного выживания.       Моя разработка могла бы принести не только финансы, но и быть в какой-то степени доказательством того, что я лучше своего отца и умнее. Последнее итак не вызывало сомнений, учитывая мои отметки и стремительный рост в технической сфере.        К концу учебы в гимназии я загрузил в интеллект очень много информации, плюс она могла получать новую самостоятельно из интернета, и, тем самым, саморазвиваться. В ее базе находились и многочисленные фотографии мамы, на которые я часто смотрел по ночам. Я работал над проектом на одной лишь любви к ней и памяти о ней. Я даже подобрал ей голос, как у мамы, который вписал в программу из старых видео, найденных на ее компьютере. Я был уверен, что обязательно назову ее в честь мамы – Элиза. Слишком очевидно для отца, но мне было все равно, ровно до тех пор, пока меня не посетила еще одна ужасная мысль, которая и надломила меня очень сильно.       Я резко возненавидел мать. Почему-то я никогда раньше не задумывался о том, что она тоже виновата в том, что случилось. Я все время обвинял только отца в произошедшем. А теперь и ее. Зачем она пила эти мерзкие шипучие напитки? Зачем она вдыхала белый порошок? Почему вместо того, чтобы уйти от несносного мужа, она продолжала с ним жить и скандалить из-за его нескончаемых интрижек? У нее и так здоровье было не очень, неужели она не понимала, к чему это все приведет?       Я долго думал об этом всем и вдруг понял все, глядя на ее фото. Понял, что она тоже была просто очередной смазливой шлюхой, которой лень было работать, и она боялась потерять шикарную жизнь. Ведь мой отец был завидной партией. Она не хотела бросать это все и жить даже ради нас двоих в спокойствии. Говард никогда бы не дал ей и цента после развода.       Я бы понял и принял тот факт, что родители развелись, ведь так бывает. Я бы помогал ей по дому, а потом бы нашел работу. Возможно, она бы нашла кого-то другого и лучше. Но будучи избалованной дочерью богатых родителей, которые погибли в авиакатастрофе, когда мне исполнилось три года, она не смогла бы жить иначе, тем более в нищете, ведь все ее имущество отходило Старку в качестве приданного. У нее не было ничего, кроме смазливой мордашки. Так оказалось, что у нее не было и меня, ведь тогда бы она что-нибудь изменила, а не спивалась и не принимала наркоту.       В итоге интеллект был назван «Пятница», и я больше никогда не смотрел ни фото ни видео с мамой, оставив папку с данными и памятью о ней в далеких электронных дебрях своего нового друга.       Почему «Пятница»? Этот искусственный интеллект, в который я вложил столько сил и времени. Благодаря ей я столько лет залечивал травмы о потере и топил одиночество. Она заменила мне психологов, стала мне другом, которого мне так не хватало. За деньги отца я мог бы слышать то, что хотел бы услышать от психологов, но у живых людей всегда есть свои мысли и они могут делать свои выводы. К тому же, я перестал верить кому-либо, кроме Хэппи. Плюс не думаю, что отец бы позволил мне трепаться о смерти его жены с кем-то посторонним, учитывая, каких трудов ему стоило все это уладить. И вот, я выяснил, что наше последнее Рождество выпало на пятницу. Это было одновременно и концом и началом нового, а также названием моему проекту.       В университетские годы я довел ее до совершенства. Она умела очень многое, практически все. Она могла успокоить меня в трудную минуту и взломать самые сложные системы защиты. Она могла бы с легкостью обнулить все счета отца, и никто бы не узнал. Она смогла бы стать отличной идеей для основания моей собственной компании, если бы я пустился в вольное плавание без поддержки отца. Мои «друзья» в универе тоже могли бы мне помочь. Я всегда понимал ценность такой дружбы, но и всегда завидовал им, ведь их семьи отличались от моей. Они были далеки от того, что случилось со мной. Они были неподдельно счастливы, я видел это, когда меня приглашали в гости.       Пусть мой проект и умел многое, но она не могла уберечь меня от человеческих пороков. Я тоже покатился по наклонной, пристрастился к алкоголю. Правда я никогда не трогал сигареты и наркотики. У первых был мерзкий запах, а вторые точно загнали бы меня в могилу, рядом с матерью. Этого я не мог допустить, ведь у моего проекта оказалось еще одно предназначение, которое обнаружилось случайно в ходе событий. Месть.       В последний мой приезд на летние каникулы после блестящей сдачи экзаменов,защиты диплома и проекта, где Пятница показала себя во всей необходимой для общественности красе, я вернулся домой. Я не раскрыл весь ее потенциал в целях собственной безопасности и дальнейшей выгоды. Разумеется, отец не приехал лично поздравить меня, поэтому меня поздравляли родители друзей и Хэппи, приехавший за мной. Отец, как обычно, находился в запое. Какое ему было дело до собственного сына.       Я всегда сидел тихо и имел возможность жить на деньги отца, хоть с каждым годом молчать становилось все сложнее. Я начал чувствовать себя как мама, таким же неспособным к самостоятельности. Это выбешивало. Однако эта способность неплохо сыграла мне на руку. Ведь отец тоже человек и ему не были чужды такие естественные процессы, как старение и ухудшение здоровья. Вот тут-то мы и вспомнили друг о друге. Ему нужна была замена и опора, тот, кто продолжал бы поддерживать компанию и его статус, под угрозой остаться без всего. Нет, я бы не остался без гроша, но я заставил отца так думать, что боюсь этого, поэтому он и решил доверить управление компанией мне, а не своим замам, которые могли бы просто уйти в другие места и все. Плюс я тешил его самолюбие перед его напарниками.       Пятница! Мой помощник, благодаря которому я влился в компанию отца. С ее помощью я занял место вице президента и управлял этим кораблем, пусть и в тени, а в мои паруса дули ветры госпожи мести, ведь отец продолжал спиваться, а меня поглотило желание заполучить многомиллиардную компанию одним разом.       Всегда так мерзко было смотреть, как он лапает других баб на всех этих званых ужинах и вечерах, посвященным успехам компании. Как же я его ненавидел. Мерзкий ублюдок, словно забыл о маме. Он уже даже не мог трахать этих шлюх, но все равно его каждый раз увозил Хэппи с очередной моделью в какой-нибудь отель. Он обычно еле вываливался из машины или засыпал еще по дороге. Хэппи либо платил ей за такси и сам увозил пьяного отца, либо помогал добраться до номера, клал в кровать, где отец неминуемо вырубался от количества выпитого мартини в крови. Его карманы обчищались, иногда пропадали и часы. После девушка выходила из номера и говорила, что тот заснул, а Хэппи давал ему проспаться, а сам занимал соседний номер до утра.       Я внедрил Пятницу в систему компании. Она показала уже чуть больше возможностей моему постепенно загибающемуся отцу. Тот одобрил, хотя его лицо по-прежнему не выражало никаких теплых эмоций по отношению ко мне. Я улыбался ему и его замам, ведь если он был мерзким ублюдком, то я был хитрым ублюдком, и знал, что получу в конце, поэтому старался вести себя дружелюбно, словно я был глупым стажером, который хочет место в компании.       А позже я разбил практически все в своей мастерской из-за ненависти к себе и к нему, но Пятница успокаивала меня и говорила, что я молодец. Лютая злость, безудержная и обжигающая, она заставляла меня крушить все вокруг и гнуть даже железо. Меня бесило его лицемерие и показушничество на камеру, где он «гордился» мной, когда представлял своего преемника. Но я понял, что глупо злиться, ведь и сам видел, что отец уже не в состоянии держать компанию, и даже его дорогущий пиджак не способен скрыть его болезненно-спившийся вид. Он был жалок, и мне оставалось только подождать конца.       Я посещал все встречи, на которых рассказывалось про дела компании, ведь меня никогда не посвящали в это, и я многого не знал про оружие. Мне хватило мозгов все быстро освоить, впитать всю нужную и важную информацию. Втайне от отца и его замов, я начал постепенно приобщать своих университетских товарищей, которые стали акционерами компании помогали развивать бизнес, что, по итогу, радовало даже отца. Что еще больше его радовало, так это устранение конкурентов и недоброжелателей разными методами. Пятница помогала отслеживать неугодных и опасных людей. Иногда даже подделывала голоса, и мы убирали тех, кто нам не нравился. Год сменял другой, и вот все закончилось. Его не стало. Он занял почетное место рядом с матерью. Никто больше не будет придираться по поводу и без, никто больше не оскорбит меня и не изобьет до полусмерти. Как в тот раз, что разделил нас на много лет, хотя так было даже лучше.       Мне было лет тринадцать. Помню, я вернулся на летние каникулы в общий дом. Во время учебы я в основном жил в другом доме с прислугой. Так было удобнее, ближе к гимназии, и уменьшало вероятность столкновений с отцом. Хэппи видел и понимал, что лучше меня держать подальше от него, ведь с каждым годом наши отношения ухудшались, а на примирение он бы никогда не пошел, слишком гордый был. Когда я вошел в дверь, то увидел его пьяного на диване, а он увидел меня и сразу изменился в лице, которое приобрело выражения ехидства и презрения.       - Ну что, вернулся?       - Да, - сквозь зубы ответил я и отвернулся.       - А что так не радостно? Даже поздороваться не можешь? Че, не хочется побыть дома?       - Не особо, - я продолжал смотреть в другую сторону на голубую вазу с цветами. Я понимал, что ситуация накаляется, но подростковые гормоны и бунтарство брали свое. Тогда я еще не молчал и отстаивал свое достоинство.       - Тогда, может, лучше бы ты совсем не возвращался?! – он уже взбесился и переходил на крик.       - Да, пожалуй, - спокойно, но с недовольством ответил я.       - Ты с кем так разговариваешь, говнюк мелкий?! Страх потерял?! – он вскочил с дивана и сжал бутылку крепче в правой руке. – Не забывай, за чей счет живешь, падаль!       - Да мне похер! – я не выдержал и крикнул в ответ.       - Ах ты, сучонок!       Хэппи отгонял машину в гараж, а я в тот момент еле успел пригнуться от летящей в меня бутылки, которая громко разбилась о дверь позади. Из-за количества алкоголя в крови он бы вряд ли попал в меня, но вот осколки от бутылки попали мне волосы и тихонько ударились о майку и штаны, забрызгав спиртным ткань.       После того, как я распрямился, то увидел практически бегущего на меня разъяренного отца. Я быстро метнулся в сторону лестницы, ведущей на второй этаж в мою комнату, где я надеялся спрятаться. Его огромная рука почти схватила меня за ворот майки, но я оказался проворнее. Я поднимался по лестнице, слыша за спиной его топот и постоянные ругательства. Я поднимался прыжками, преодолевая несколько ступеней за раз. Я очень надеялся, что Хэппи скоро придет, защитит и увезет меня отсюда. Отец споткнулся о ковер возле лестницы, упал и сбил вазу с цветами вместе со столиком, что повлекло еще большие угрозы и ругательства:       - Я тебе все рыло разобью!!! Не думай убежать от меня, тварь!       - Иди ты к черту! – крикнул я через перила.       Я добежал до своей комнаты и хотел уже спрятаться за ее мощной дверью. Я схватился за ручку и потянул на себя по привычке. Но та не поддалась. Я начал толкать ее вперед, но резкое осознание вдруг пронзило меня насквозь. Дверь заперта!       Отец довольно быстро поднялся на этаж, но уже не стремился бежать ко мне, теперь ему некуда было спешить. Меня загнали в ловушку к зверю. Я слышал его неспешные шаги с боку, продолжая дергать и бить дверь, желая сломать ее. На этаже были еще комнаты, но моя была последней, и теперь между ними и моим спасением стоял он.       - Что-то забыл, сынок? – ехидно спросил он.       Он достал из кармана штанов ключ и начал им размахивать в воздухе с озлобленно-торжествующей улыбкой, подходя все ближе ко мне.       - А вот я не забыл. Я врезал замок и закрыл ее. Я не смог наказать тебя за дерзость в прошлый раз. Тогда-то ты спрятался, а теперь не сможешь, и я восполню все сполна.       - Отвали, урод! Не подходи ко мне! – крикнул я и начал пятиться назад к окну.       - Ах ты, тварь!       Невероятная злоба исказила его лицо, он забыл про ключ, и тот с тихим лязгом упал на мягкую дорожку зеленого цвета с небольшой золотистой вышивкой по краям в виде ромбов, отскочив к плинтусу. Отец рванулся ко мне с кулаками и бешеным желание убить. Казалось, что он даже протрезвел немного, и весь алкоголь от недельного запоя улетучился. Между нами оставалось не более трех метров. Я прижался к круглому столу возле окна, на котором стояла еще одна ваза с искусственными цветами.       Я быстро обернулся и схватил ее за горло, а после кинул в отца, стараясь целиться в голову. Однако он успел подставить руку и отбил ее в сторону стены, от чего та ударилась и разбилась вдребезги. Искусственные цветы попадали в разные стороны, и выглядели, словно вырванный сорняк.       Я понял, что вырубить или хотя бы отвлечь отца не получится, поэтому решил прошмыгнуть мимо него. Я попытался обежать его с правой стороны, однако случилось то, чего я так боялся. Он схватил меня левой рукой за шиворот, да так сильно, что швы затрещали. Я попытался вырваться и хотел ударить его по ноге. Мне хотелось пнуть его со всей силы, стараясь попасть в колено, но он предугадал мой замысел. Увернулся и резко рванул меня к себе. Меня шатнуло, а ворот майки придушил меня.       Отец попытался развернуть меня лицом к себе, а я крутился и хватался за его руку, чтобы скинуть ее. Потом он схватил меня за майку спереди и развернул. Всего лишь секунда. Я все еще помню его пылающие ненавистью к собственному сыну глаза. Мы заклятые враги. Теперь зверь поймал свою добычу. Я помню, что почувствовал себя тогда таким беззащитным, но помочь было некому. Один на один с чудовищем. А он такой огромный и сильный.       Я сообразил и попытался пнуть его между ног, но тот понял, что я хотел сделать. Резко тряхнул меня назад и вперед, что автоматически не дало мне поднять ногу, поскольку я пытался удержать равновесие. Затем он вцепился мне в волосы, сжав их в левом кулаке и немного запрокинув голову назад, чтобы я смотрел на него, как в детстве. А потом удар. Необычное отупляющее ощущение и вперемешку с болью. Хоть я немного и успел закрыться руками, но он все равно попал мне по челюсти.       -Я урод, да?! Это я то урод?!       Затем еще удар. Огромный кулак, который с легкостью прорывает мою слабую подростковую оборону. Мне больно голове, ведь он практически рвет мне волосы. Мне больно лицу, точнее, носовой области. Я не могу скинуть его руку с волос сзади и не успеваю останавливать кулак впереди. Его руки слишком длинные, и мне не хватает длинны собственных, чтобы дотянуться до его лица. Я царапал его, но сквозь ткань халата и одержимость злобой он этого не чувствовал.       Уже третий удар щедро дарит мне ощущение чего-то железного. Разумеется, я ощущаю привкус крови, а это она обладает металлическим привкусом. Это вкус ненависти, солоноватый, как ржавое железо, заржавевшее, подобно нашим семейным отношениям. И я, словно отключаюсь, словно перестаю находиться в этой реальности. А в другой все тихо, ведь у меня заложило уши от боли. Но сквозь ультразвук я еле слышу его ругательства, повторяемые с каждым новым ударом:       - Сука! Сука! Сука!       И вижу сквозь муть его шевелящиеся губы и где-то в глубине легких еще чувствую запах перегара. Запах ненависти. Не могу сфокусироваться. Получаю четвертый и пятый удары, закрываю глаза, очень плотно смыкаю их, ведь еще надеюсь, что он не убьет меня, и если так, то не хотелось бы остаться без глаза из-за его серебряного кольца на среднем пальце. Он считал, что таким образом бросает вызов обществу, поэтому носил так.       С седьмым ударом я все еще, но, к сожалению, находился в сознании. Я уже обвис, как тряпка в его руках. Он прижал меня к стене спиной, чтобы я не упал раньше времени, но мои руки уже опустились вниз и ничего не защищали. Кровь обильно залила мне растянутую майку и штаны, ковровую дорожку и обувь, не говоря уже о моем лице и его кулаке, окрашенном в бардовое. Даже несколько капель попали ему на одежду и обои.       Потом вдруг удары прекратились. Оказывается, прибежал Хэппи и начал оттаскивать его от меня. Они что-то кричали. Хэппи упрашивал его отпустить меня. Отец каким-то чудом разжал мои волосы, а несколько прядей прилипли к его пальцам и вспотевшей ладони. Он еще немного протащил меня за собой, пока его унимал Хэппи, а я упал с окровавленным лицом возле столика и осколков вазы. Я собрал последние силы и закрыл голову локтями. Радует, что этот ублюдок мне хоть зубы не выбил тогда.       Сквозь мутную пелену в глазах я увидел, как Хэппи пытается увести его в сторону от меня. Я должен был бы промолчать тогда ради него, но эмоции пересилили, и в тот момент мне было все равно. Боль и обида поглотили меня, а звон в голове не давал мне разумно мыслить.       - Лучше бы ты сдох, чем она!       Отец вырвался из хватки Хэппи, но этот единственный защитник, которому я все еще не был безразличен, снова вступился за меня и уже с большим напором просто встал на его пути, преграждая путь. Однако отец все равно умудрился нанести мне последний удар. Ногой. Хэппи мешал ему, но он ударил меня под ребра правой ногой и я издал звук, подобный кожаному мешку с воздухом, который захотели резко сдуть. От боли я скрутился и обхватил живот, и еще довольно долго не мог восстановить дыхание.       Думаю, двух ударов ногой я бы точно не выдержал и отключился навсегда. Хэппи кричал и отталкивал его, говорил, что он убьет меня, а это преступление. Кричал, что компании не нужны новые скандалы и судебные разбирательства. Это отрезвило голову отцу, ведь проблемы компании ему были куда важнее меня.       Хэппи довел матерящегося отца до лестницы и убедился, что тот спускается и не вернется больше. Потом он быстро подбежал ко мне, присел рядом с моим скрюченным телом, не зная, что делать и можно ли меня поднимать, дотронулся до плеча. Он звал меня по имени секунд десять, пока я что-то не буркнул ему, тогда он убедился, что я в сознании. Он погладил меня по руке и отнял упавшие на лоб прядки волос. Хотя лицом все это было трудно назвать еще ближайшие пару недель.       Ждать скорую было некогда и не вполне разумно, ведь отец мог начать буянить даже при медиках. Поэтому, на свой страх и риск, Хэппи аккуратно поднял меня на руки, было больно, и я ныл. Затем он понес меня вниз. Благо отца уже не оказалось на первом этаже, и Хэппи поторопился к выходу. Я прислонился лицом к его пиджаку и хотел, чтобы он никогда не отпускал меня, ведь держаться за него я не мог, и мои руки просто болтались по воздуху.       Он кое-как умудрился повернуть ручку и открыть дверь, спустился с крыльца и быстрыми шагами направился к гаражу. Он уже трижды пожалел, что не оставил машину на площадке, хотя он не мог предсказать, что отец нападет на меня и все выйдет из-под контроля. Возле гаража, очень кстати оказался садовник Генри, и Хэппи окликнул его, тот обернулся и от неожиданной картины чуть не потерял дар речи.       - Что произошло, что с ним?! – вскрикнул Генри.       - Быстро, Генри! Достань у меня из кармана ключ, открой дверь в гараж и заднюю дверь, - громко говорил Хэппи, стараясь размышлять спокойнее.       Генри бросил грабли и подбежал к нам, начал поднимать его пиджак и доставать ключ, а Хэппи встал правой стороной, чтобы тому было удобнее и понятнее, где искать, и чуть приостановился. Когда тот достал ключ, то побежал скорее открыть ворота гаража и снять машину с сигнализации. Он все сделал, нажал кнопку открывания ворот на стене возле входа, а потом открыл заднюю дверь у машины, оттягивая ее на себя, чтобы расширить место. Хэппи начал укладывать меня в машину и дал мне полотенце, чтобы остановить кровотечение.       Он подтащил меня ближе к другой двери, где лежала небольшая подушка, и прикрыл меня одеялом. Они всегда находились в машине, еще со времен детства и учебы в гимназии, Хэппи заботился о моем комфорте. И теперь эти подушка и одеяло укрывали мое побитое тело до больницы. Хэппи быстро прыгнул на водительское место и завел двигатель. Он вез меня в больницу, и дорога казалась невыносимо долгой, а каждый поворот толкал меня и тревожил живот, но я был рад, что не находился сейчас дома.       Все было словно в тумане, но мне было все равно. Все неважно, но в этом то и вся прелесть. Идеальное забытье. Мне ничего не надо, хоть моя голова и гудит, как чугунный котел с толстыми стенками, по которому набили железным прутом, и теперь звуковые волны вибраций растекались по нему.       Я провалился в некое подобие сна, поэтому смутно помню, как Хэппи сделал, наконец-то, последнюю остановку, как он позвал медиков,как меня вытащили и положили на носилки. Ему пришлось соврать, что меня избили хулиганы из гимназии, а не собственный отец. Потом меня осмотрели и сделали рентген, к счастью, не обнаружив перелома ребер, но зато диагностировали перелом носа и сотрясение мозга.       Молодой организм быстро восстановился, поэтому через дня три тело и голова больше не болели, плюс обезболивающие хорошо помогли. Но еще долго врачам пришлось заживлять разрывы на губах, смотреть состояние зубов и десен, менять повязки на лице и контролировать срастание хрящей переносицы. Благодаря их профессионализму, я не остался на всю жизнь с кривым носом и шрамами. Они все сделали так, будто ничего и не случилось, вот только я не забыл.       Домой я больше не вернулся ни в то лето, ни в последующие до окончания универа. Хэппи единственный, кто крутился рядом со мной и в больнице и после выписки. Он не поднимал эту тему, ведь мы и так все понимали. А мой враг после случившегося продолжил запой и напрочь забыл о моем существовании, и, что я оказался в больнице по его вине.       Все каникулы я обычно проводил в другом доме, куда тот явно бы не доехал, либо у друзей. Они приглашали меня к себе, а я ненавидел это время года, ведь приходилось притворяться, что все хорошо, что мне все так нравиться. Особенно видеть их счастливые семьи. Однако я был с ними, ведь они относились ко мне с уважением. Плюс я укреплял отношения с будущей поддержкой своего бизнеса, когда я встану выше, чем отец, и «утру ему нос». Ах, какая мерзкая ирония.       Через много лет я вернулся домой. За все это время он даже не поинтересовался лично, что со мной. Хэппи заранее попросил воздержаться от перебранки. Ради него я готов был промолчать. Двуличие и лицемерие. Эти качества прекрасно отточились на моих «друзьях».       Отец сказал мне свое ехидное «Привет», а я в ответ сказал «Добрый день», а мое лицо при этом не выражало абсолютно ничего. Он выжидал, что я буду грубить, препираться или каким-либо иным образом выказывать ему свое неуважение, поэтому он еще с порога пытался вынудить меня среагировать агрессивно, чтобы и самому завестись.       - Все еще живой?, – спросил он злобно.       - Да, - спокойно ответил я.       - Что да? Учеба как?       - Все хорошо.       - Неужели? Пиздишь, как дышишь. Че ты там изобрел то? Хэппи все уши прожужжал. Надеюсь, что не зря потратил на тебя деньги.       - Не зря. Я создал искусственный интеллект.       - Чего? Своего уже не хватает? – он громко рассмеялся, а я еле сдерживался, чтобы не кинуть в него чем-нибудь и навсегда заткнуть этот поганый фонтан желчи и пренебрежения ко мне.       Дабы не слушать более и не злиться, я решил объяснить ему суть Пятницы:       - ИИ можно внедрить в систему компании, она поможет контролировать и просчитывать многие вещи.       - Этим занимается компьютер, если ты не знаешь.       - Она лучше компьютера.       - Сомневаюсь, - очередная попытка принизить меня, - А может, ты и сам хочешь внедриться в компанию? – при этих словах мы обменялись многозначительным взглядом.       - Нет, - твердо ответил я, - Я планировал открыть свое дело, и если ты…, твоей компании не нужны более продвинутые технологии, то я продолжу заниматься ей самостоятельно.       - Посмотрим, - фыркнул он и перестал улыбаться, - Если она действительно хороша, то я подумаю. Может, смогу заработать на этом еще пару миллионов, - заключил он недоверчиво и после развернулся и пошел по своим делам.       Следующие пару лет я дорабатывал проект и отлично все закончил. Пятницу хвалили еще тогда в универе, и мое изобретение было лучшим. Об этом даже сняли интервью, которое видел и отец. От этого мне было и приятно и гадко. Приятно потому, что я доказал ему, что могу утереть ему нос. Гадко от того, что меня хвалили и говорили, как повезло моему отцу иметь такого наследника. Знали бы они истину, то не восхищались бы так.       Говард всегда был крайне расчетливым бизнесменом, поэтому не стал упускать шанс и пригласил меня работать в компании и отвечать за безопасность. Он никогда не звал меня ни на какие мероприятия, хотя я в этом и не нуждался. Я находил себе развлечения сам с моими товарищами, которые тоже теперь полноценно занимались бизнесом с родителями. Мне выделили самый дальний угол компании, в подвале, который и стал моей мастерской. Однако оттуда я тихо ждал его неизбежно приближающегося конца. Разгульный образ жизни пожирал его, он чаще болел, а меня чаще привлекали к какой-нибудь важной и ответственной работе. Настал тот день, когда он занял "почетное" место рядом с матерью. День, которого я ждал так долго, но и который подарил мне смешанные чувства: торжество, грусть, досада, превосходство, и многие другие, разрывавшими меня изнутри. Когда Хэппи ушел, то я плюнул на цветы на его могиле, ведь даже в этот момент считал его виноватым во всем. В СМИ о его кончине говорили не много, что и было к лучшему.       И вот теперь у меня было все, абсолютно все. Целая компания, столько денег, что хватило бы основать свою страну и поддерживать ее безбедное существование. Власть, бесприкословная и внушающая ужас. Я чувствую этот трепет людей, даже когда они просто стоят рядом, и он заводит меня. Столько удовольствий вокруг. Море так ненавистного мною ранее алкоголя. Женщины всех мастей, но они лишь тела для утех. Я даже не могу влюбиться в кого-нибудь. Однако сказывается и другая сторона предпочтений. Мужчины. Самые доверенные шлюхи, которые не станут болтать лишнего. В этом было что-то. Что-то мерзко приятное и такое вожделенное, когда я доминировал. Тони Старк превратился в сволочь и понимает это. Твори беспредел, если можешь, а ты можешь. Ты не святой и не надо притворяться, если не хочешь им быть. Точнее не так, притворяйся для других, но не ври себе. И все в плюсе.       А потом я увидел его. Этого мальчика, который, нужно признать, изменил меня. Он такой необычный, в нем что-то было еще с первого взгляда. Хотя нет. Когда Пятница показывала мне фото разных подростков, которым я мог бы помочь перейти в гимназию и потом предложить стажировку в компании, то он как-то не сразу мне понравился. Дети, не обделенные умом. Ведь нужна была причина, чтобы заманить одного или нескольких к себе, а потом запугать и использовать. Я даже не сразу понимал, по каким параметрам нужно дать запрос.       Безусловно, хотелось симпатичного протеже, а потом еще и лучшим оказалось, чтобы было поменьше родни, чтобы в случае чего нужно было меньше ликвидировать. Однако в городе оказалось не так много подходящих вариантов. Вечером Пятница съанализировала и прислала мне фото просто достаточно умных и старательных подростков, которые учатся не в тех местах, явно не подходящих их интеллекту.Среди претендентов на мой выбор было несколько девочек и мальчик. У последнего, так удачно, была только тетя. Хотя и немного жаль, ведь парень потерял родителей в том же возрасте, что и я. Мы были похожи.       Сперва я даже не особо заметил его. Однако его улыбка мгновенно пробила тьму моего сердца, и я понял, что он тот самый. Фото было не самым лучшим, если честно. Очевидный косяк Пятницы. Однако девочки меня совсем не привлекли. Все эти его волнистые волосы каштанового оттенка, явно длиннее положенного, что дало мне негласный сигнал задуматься о его ориентации, но если он латентный гей, то это даже хорошо. Я помогу бедняжке раскрыться.       А его глаза. Такие теплые и полные радости, которой я давно лишился. Когда Пятница показала другие его фото с широкой улыбкой, где он стоит с какой-то наградой в руках, что было совершенно неважно для меня в тот момент, но лишний раз доказывало его умственные способности, я пылал. Его улыбка сравнима с солнцем и мне невольно тоже захотелось улыбнуться. У меня было все, чего только можно было пожелать, кроме этого солнца. И я хочу заполучить это солнце. И я подумал тогда, что обязательно заполучу это солнце любой ценой.       Моя улыбка моментально стерлась при прослушивании его биографии. Ведь единственным родственником у него была тетя. При первом взгляде на эту женщину, мне захотелось обнять ее и поблагодарить за то, что вырастила такой идеальный экземпляр. Специально для меня. В ней самой тоже было нечто знакомое. Я внимательно всматривался в ее лицо и вдруг понял, что она похожа на маму. Я сказал Пятнице показать мне фото из ее архивов для сравнения.       Они были похожи, а эти фото я не видел более 20 лет, наверное. Ни к чему кроме боли и погрома вещей в ближайшем окружении это никогда не приводило. Плюс запои, в которых я забывался. И вот я вновь увидел ее лицо из далекого прошлого, словно это была другая жизнь и другой мир. Ее волосы, стекающие по плечам подобно реке, когда она сидит на берегу пляжа с бокалом шампанского. А на другой, ее руки, крепко прижимающие меня к себе, и я улыбался так беззаботно. А потом я понимаю, что ее нет, я понимаю, почему ее нет, и ненависть во мне из-за несправедливости и беспомощности просто вскипает и рвется наружу подобно лаве из жерла вулкана.       Я перевожу взгляд на женщину, на Мэй Паркер, и немного успокаиваюсь, ведь чувствую, что у меня словно появился второй шанс. Но успокаиваюсь только слегка, ведь ненависть затмевается завистью. Хоть женщина и похожа на маму лишь общими чертами, но все равно я завидую, но не ей, ведь ее жизнь тоже не сахар, и она вынуждена работать ради… пацана. Ради Питера. О, и тут я понял, что завидую ему. Этому ребенку.       Я понимаю, что это не правильно, ведь его жизнь сложилась не менее ужасно, как и моя. Однако нечто темное и вынуждающее меня погасить этот яркий лучик формируется во мне по нарастающей. А за что? Хм… пожалуй за то, что он не потух, как я в свое время. За то, что его не бил отец. За то, что у него такая тетя, которая безмерно любит его. За то, что даже не смотря на бедность, они радуются и живут лучше меня. И я бы отдал все деньги, лишь бы жить с ними в тесной квартирке, но где тебя любят и ждут, а не одному в огромных особняках и виллах. И даже всем фальшивым друзьям и знакомым не заполнить эту дыру. Детская глупая обида, но при всей его никчемности, пацан все равно лучше и счастливее меня. А за это я его…       Перед сном я принял горячий душ и выпил, что привело мои мысли в порядок и успокоило нервы. Я вновь смотрел его фото на экране, в которых теперь было нечто иное. Его судьба уже была предрешена, поэтому я не беспокоился. Теперь я думал о том, как буду трахать его. Эти мысли заняли много времени и представлений разных фантазий и сценариев развития сюжета в постельных утехах.       Может мне удастся влюбить его в себя? Или просто запугать расправой над тетей и друзьями? Если что, то мне все равно на его жизнь. Мне просто скучно все время трахаться со шлюхами, готовыми в любой момент раздвинуть ноги. Это уже надоело и хочется разнообразия.       А потом все случилось, как и случилось. Возможно, я погорячился, и стоило очаровать его и затратить больше времени на развитие отношений. Однако только одним своим видом он вызывает движение в моих штанах, поэтому я не смог сдержаться. Однако со временем мне хотелось его не только физически. Он заполнял теплом мою искалеченную больную душу. Он подчинялся, и этого было достаточно. Как бы я его не давил, как бы не унижал, он все сносил. Ради тети Мэй. Она лишь метод воздействия на него. Он так любит ее, но мне она оказалась совсем не интересна. А он был идеален. Прекрасный подросток, идеален для меня во всем.       В самый первый день я подумал, что он откажется, если я предложу ему переспать со мной, а огонь страсти выжигал меня. Я знал, что он возненавидит меня после того, что я собирался сделать, но мне уже было все равно. Я не умею по-другому. Ненависть и похоть захватили меня. Я хотел отомстить ему, напившись, как отец. Я ненавидел себя, отца, Питера, весь свет, и я хотел трахаться с ним, словно это было единственное, что я умел.       Я до сих пор чувствую вину за многое, что сделал с ним, но видно это и есть причина, по которой я смягчился. И я признаю, что влюбился в него. Но ни он, ни кто-либо еще никогда не узнают об этом, иначе я рискую потерять контроль над ним. А ведь он мой и только мой.