Twisted Olive Branch

Когда Гахён попыталась встать, Юхён понадобился всего лишь короткий взмах рукой: ошейник, крепко вцепившийся ей в горло, предупреждающе затянулся, отчего перед глазами поплыли фиолетовые круги. — Куда же ты торопишься, родная? — спросила Куколка, рассматривая её одним глазом через толстую стенку хрустального бокала. — Здесь время не следует законам, тебе ли не знать. Гахён ощерилась в ответ: этот разговор её нисколько не интересовал. Она могла думать только о Боре и Юбин, и о том, как они, должно быть, попались в ловушку, расставленную Куколкой для Минджи. Ещё она думала о Хандон, которая сидела тут же, рядом, но эти мысли Гахён старалась не допускать на первый план. За них она себя ненавидела. Чёртова предательница, которую я не могу перестать любить. Бокал Хандон, который она изо всех сил сжимала обеими руками, всё ещё был полон. Она только слегка пригубила прозрачную красноту синтетического вина, и оно лёгким пятном осело на её рту и кончике языка, которым она то и дело норовила облизнуть пересохшие до трещин губы. — Не нравится? — поинтересовалась Куколка. Хандон ничего не ответила, её голубой глаз дёрнулся в сторону сам по себе — отвратное зрелище — и она спрятала свой взгляд в бокале. — Согласна, притуплённый вкус — не лучшая часть Утопии. У неё другие преимущества. Например, возможность создавать реалистичные иллюзии для самого себя. Да, Гахён? Гахён вспыхнула. Пальцы Хандон, хватавшие её за подбородок, а затем за язык, медленно спускавшиеся по её шее, щипавшие кожу, которая тут же расцветала синяками, пальцы Хандон, ласкавшие её под горячей водой, пальцы Хандон… Юхён громко щелкнула костяшками, возвращая Гахён к реальности — к нынешнему её уровню, по крайней мере. — Что мы здесь делаем? — тихо спросила Хандон. — Разве с Минджи уже не покончено? Куколка бросила взгляд на стену, где тут же материализовались огромные часы странной формы: казалось, будто кто-то подплавил пластик и стекло, и позволил им свободно течь какое-то время. — По моим расчётам, прямо сейчас Минджи делает последний вздох, — Юхён задумчиво поскребла подбородок. — Странно, никакой связи с Шиён. Может, Дами? Она зажмурила глаз, а когда он снова открылся, то его цвет сменился с серо-голубого на ярко-красный. Помутневший от напряжения белок покрылся сеточкой чёрных, словно перегоревших сосудов — это напомнило Гахён о Боре. — Скоро к нам присоединятся мои друзья, — задумчиво проговорила Юхён. — И мы наконец сможем закрыть эту главу наших жизней, мирно разойдясь по сторонам. Гахён вскинула голову и громко захохотала — это застало Куколку и Хандон врасплох. Заметив их недоумённые взгляды, она вытерла выступившие слёзы и тихо произнесла: — Мирно? Значит, мы просто поужинаем вместе и расстанемся друзьями? Для этого ты держишь нас здесь уже четвёртый час? — Шестой, — мягко поправила Куколка. — И я вас здесь не держу. — Как же это? — Гахён указала на ошейник. — С этой штукой на шее тебя никто не посмеет тронуть. Все знают, что ты под защитой Реминисцентов — и в Утопии, и в других реальностях. На улицах города сегодня бардак, знаешь ли, многие попадут под горячую руку. Кроме того, мне очень не хотелось, чтобы вы бросились по глупости защищать Минджи. Слишком бездарная растрата ресурсов, — Юхён принялась тарабанить пальцами по стеклянной поверхности стола. Гахён хмыкнула. — Ресурс, — протянула она. — Что ж, по крайней мере мной стабильно пользуются. И не слишком важно, какая сторона. — Бедняга, — с фальшивым сочувствием произнесла Куколка. — Должно быть, очень трудно родиться с серебряной ложкой во рту и сменить это всё на обычную жизнь, которую ведёт большая часть жителей Нео-Сеула. Или про эту часть своей биографии ты удобно забыла? Гахён замерла. Хандон подняла взгляд и уставилась на неё с недоумением. — Дочь производителя чипов-имплантов дополненной реальности должно быть знает все трудности жизни, да, Гахён? Передозировка в возрасте шестнадцати лет, полная потеря речи в результате. Твоя возлюбленная, должно быть, знает только часть истории. Ту, где тебя выгоняют из дома за немоту. Не ту, где ты уходишь сама, опозоренная, обесчещенная. По мере того, как Юхён злобно выплёвывала слова обвинения, она словно бы увеличивалась в размерах, в то время как Гахён напротив сжималась. Поток нежелательных воспоминаний, разблокированных хлёсткими, жёсткими словами, обрушивался на неё и придавливал к креслу. — Знала ли ты, что твоя дражайшая подруга, Бора Ким, сестра Ким Суа — назови как угодно, всё одно — носила под своим черепом чип от компании твоего отца? Не основной, а дочерней, той, что использовала в своих изобретениях дешёвое вторсырье. От него люди ехали кукушечкой, — Юхён скосила глаза к носу и вытянула язык. — Это произошло и с Борой. Если ты говорила с ней в последние несколько месяцев — когда не дремала в индуцированной коме, то это уже была не она, а запрограммированная на самоуничтожение машина. Единственное, что сдерживало её от перехода на другую сторону — маленький механизм контроля, пустяковая вещица, стоившая нам миллионы и годы разработок. — Минджи, — выдохнула Хандон. — Та штука, которой она помогала Боре… — Видимо капелька альтруизма в ней ещё оставалась, — хмыкнула Юхён. — Украсть вещь, которая могла бы помочь сотням тысяч, чтобы иногда помогать одной. — Но зачем? — спросила Хандон, хмуря обесцвеченные брови. Гахён не хотела смотреть, но никак не могла оторвать взгляд от её разноцветных глаз. Метка Реминисцентов, она теперь одна из них. Гахён так долго училась ненавидеть Куколку, что теперь понятия не имела, как ей поступить с новой информацией. — Минджи прознала, что она не одна…особенная, — Юхён искривила губы в подобии улыбки. — Что не она одна спит с Шиён. Что не она одна носит в себе осколок моего сознания — а значит, не она одна — истинная Куколка. Ничего не понимаю. Юхён постучала себя по голове, которая отозвалась гулким звуком. — Когда Куколка появилась как альтернатива правящей партии, контролировавшей всю кибернетику и имплантологию, у неё было слишком много врагов. Бывшая проститутка решила взять судьбу Нео-Сеула в свои руки? Сперва в это никто не поверил, но после закупок сразу нескольких салонов и большой партии мизогучи, люди стали шевелиться, — Юхён посмотрела куда-то вдаль невидящим взглядом. — Меня убили на второй неделе моего триумфального подъёма по карьерной лестнице. Разорвали на куски почти что. Глупые, — она негромко стукнула кулаком по столу. — Нужно было разрывать мозг, а не оставлять его целым, чтобы Шиён успела вытянуть мои воспоминания и имплантировать их в себя. Гахён охнула и схватилась за грудь, в которой вдруг закололо. Теперь всё встало на свои места. — Позже мы с Шиён решили, что такому отличному методу сохранения жизни, воспоминаний и драгоценной информации негоже пропадать, — в этот раз Куколка заговорила уже губами Хандон, которая впустила её в себя без всякого сопротивления: только её кибернетический глаз на мгновение вспыхнул красным. — Это Минджи и хотела вытащить из себя. Она видела меня не как союзницу, но как паразитку, и у нас с ней не сложилось. — Вас невозможно было уничтожить, — прошептала Гахён. — Она знала это с самого начала и всё равно посылала меня в Утопию искать тебя…вас всех. Юхён дёрнула плечами и на мгновение снова стала выглядеть как неловкая, ужасно близорукая и милая девочка, которую Гахён встретила в лечебнице. — Что же мне теперь делать? — беспомощно пробормотала Гахён. Куколка не успела ответить: в воздухе запахло голубым хладагентом, изображение чуть проплавилось, и посреди комнаты материализовалась Шиён с окровавленным мечом наперевес. Следом, после негромкого хлопка, в комнату ввалилась Юбин — увидев последнюю, Гахён подскочила из кресла и попятилась к стене. Шиён развернулась к Куколке и оскалилась: из уголков её рта сочилась кровь. Она вытащила что-то из нагрудного кармана и швырнула на стол. — Получай, — прохрипела она. — Я свою часть договора выполнила. Теперь твоя очередь. Юхён покачала головой, подцепляя ногтем маленький пульт, перепачканный в красном. — Какая жалость, что придётся тебя отпустить. Я смогу выскользнуть, мне всего лишь надо вывалиться на второй уровень… Гахён громко взвизгнула и тут же замолчала: ошейник, за который Юбин без всякого усилия подняла её в воздух. — И куда это ты собралась? — ласково проговорила Юбин и потрепала её по щеке. — На улице опасно, малыш. Она осторожно опустила её на землю, присела рядом и протянула ей фляжку с водой, предварительно отвернув крышечку. — Отпусти меня, — в отчаянии прошептала Гахён, хватая Юбин за руку. — Прошу тебя, я никогда больше не объявлюсь в вашей жизни. Юбин покачала головой: в уголках её глаз блеснули слёзы. — Прости, малыш. Ты — часть договора. Людям вроде нас не дано выбирать. Наша оливковая ветвь всегда скручена или сломана. Гахён всхлипнула и обняла горлышко фляги пересохшими губами. Она пила и пила, не останавливаясь, будто это был её последний раз. А ведь так и есть. Она вздрогнула, когда почувствовала осторожное прикосновение на своём плече. — Гахён, — Хандон наклонилась к ней так близко, что Гахён могла слышать биение её сердца. Его темп нисколько не изменился. Это была всё та же Хандон, и какая разница, на какой она стороне? — Прости меня, я… Гахён крутанулась на коленях и схватила руку Хандон, чтобы прижаться к ней горящими губами. Не извиняйся, любимая. Ты не могла ничего сделать. Людям вроде нас не дано выбирать. — Мне жаль, что так вышло с твоей девочкой, — проговорила Юхён, на что Шиён злобно фыркнула. — Прибереги своё сочувствие для кого-нибудь другого, Ким. И вытащи из меня эту чёртову штуку, иначе я тебе всё здесь своим мозгом заляпаю. — Я должна напомнить, что без чипа твоя личность… — Начнёт дезинтегрироваться, плевать, — Шиён обрушилась в кресло Куколки и бросила злобный взгляд в сторону Гахён и Хандон, которые уже сидели на полу, обнимаясь. — У меня её никогда и не было. С тобой в голове далеко не уйдёшь. Юхён пожала плечами и извлекла на свет небольшие плоскогубцы с тонкой чёрной прослойкой на концах. — Ты могла бы подождать возвращения доктора Муна… — пробормотала она, приближаясь к Шиён небольшими шажками. Шиён махнула на неё рукой и лежа примостилась на кресле. — Не медли, Юхён. Ты должна мне, так плати же по счетам — без всяких разговоров. Гахён отвернулась, когда плоскогубцы с негромким густым звуком вошли в глазницу и ласково обхватили глазной протез. Когда Шиён завопила от невыносимой боли, пронзившей её черепную коробку, Гахён почувствовала острый укол за ушами. Она вдруг поняла, что эта боль перейдёт к ней — перейдёт вместе с воспоминаниями, отчаянием, радостью, победами и разочарованием другого человека — людей — и на мгновение ей стало жаль и Куколку, и её Реминисцентов. В следующее мгновение ей стало жаль себя, и она предприняла последнюю, жалкую и глупую попытку сбежать лишь для того, чтобы оказаться на полу без сознания после одного короткого, но мощного удара Юбин. — Извини, — шепнула Юбин Хандон, которая тут же покрылась густым румянцем. — Но от неё слишком много шума. — Иронично, — заметила Хандон и улыбнулась. Её улыбка в одно мгновение была стёрта с лица, стоило только Юхён державшей в руках плоскогубцы, сжимавшие протез, подойти ближе. Шиён, побледневшая, обескровленная, нашла в себе силы подняться с кресла и, шатаясь, подойти к двери, которая материализовалась по взмаху руки Юхён. — Прощай, — пробормотала Шиён. — Счастливо оставаться, надеюсь, мы никогда не увидимся. — Прощай, друг, — голос Юхён чуть сорвался на последнем слове. — Надеюсь, ты знаешь, что ты делаешь. Шиён разжала кулак, в котором маленьким голубым огоньком сверкал перепачканный красными разводами чип. — Конечно, малыш, — протянула она и прижала чип к губам. — Теперь всё будет хорошо.

***

Каждое утро Суа начиналось с обязательных упражнений возле зеркала. Меня зовут Ким Суа. Мне 27 лет. Моё любимое время года — осень. Я живу по адресу… Последняя часть всегда была самой сложной. Суа приходилось прерываться и подходить к окну, чтобы окинуть взглядом широкую лужайку с высохшей от безжалостных солнечных лучей травой. Я живу в пансионате для людей с особыми потребностями мозга. Большинство пациенток — молодые девушки, которые работают на правительство под прикрытием и обладают сверхъестественными способностями. Возможно я одна действительно больна в этом госпитале. После упражнений Суа всегда шла к прикроватной тумбочке и брала в руки деревянную рамку с фотографией, изображавшей какую-то женщину: к сожалению, её лицо засветила неудачная вспышка. За неимением другого, Суа любовалась её руками, беспокойно сжимавшими рукава свитера. Ей казалось будто она уже видела эти руки — бледные, с тонкими пальцами, выступающей сеточкой голубых вен, ласковые, нежные и смертоносные. Иногда у Суа хватало и начинало болеть под ложечкой, если она смотрела на руки слишком долго. Но она всё равно продолжала ими любоваться, потому что в них крылся ключ ко всему. Это она точно помнила, и в доказательство ей была надпись, неряшливо нацарапанная на обратной стороне. Однажды я вернусь, и отдам тебе твою память, Ким Суа, Бора. Моя любовь, мой свет, моё сердце — я вернусь, только помни меня. Твоя Шиён. Суа понятия не имела, кем была Шиён, но терпеливо ждала её возвращения, потому что это было единственной правильной вещью на свете. И у Суа было всё время в мире.