И ничто не разбивается так, как сердце

«Этот мир может причинить тебе боль, Он наносит глубокие раны и оставляет шрамы. Всё разбивается, но ничто не разбивается так, как сердце, И ничто не разбивается так, как сердце».

      Бэт за всю свою недолгую жизнь по-настоящему любила две вещи: шахматы и человека, первого имени которого не знала. Многозначительное «Д» стояло в начале, его подхватывало «Л» и «Таунс» заканчивал шествие букв на листе бумаги. Он хранил имя как нечто сокровенное, что нельзя показывать посторонним. Такая догадка давила на самолюбие: разве Бэт посторонняя? Глупости. Конечно, она посторонняя.       Они познакомились случайно, на первом соревновании Бэт среди взрослых парней с высокими рейтингами. Он сразу ей приглянулся: волнистые волосы, правильные черты лица, добрые тёплые глаза и особо галантное отношение. Как легко спутать вежливость и флирт. Мимолётная влюблённость, как могло бы показаться. Чувство росло с необыкновенной скоростью: розовые щёки, неловкие движения и улыбки. Она выглядела галчонком, который вот-вот полетит, но всё никак не расправит крылья с редкими пёрышками, ещё неокрепшими.       С каждым новыми противником и новой победой Бэт ощущала себя увереннее, будто кости крепли, обрастая каркасом поверх тонких веточек ивы. И вот, он её противник. Таинственный Д. Таунс. Её тяжёлое дыхание, с усилием скрываемое. Слегка дрожащие пальцы под подбородком. Чёткий план. Она видит все комбинации наперёд, все шаги для неё — карта, на которой стратег выстроил своих солдатиков, а позже с этой картой послал противнику поясняющую записку. Настолько по-детски легко. Таунс держался хорошо. Лёгкий флирт не повредил игре и не сбил влюблённую Бэт с ног. Чего он добивался? Или это снова вежливость? Чёрт, как сложно разобраться.       Шахматная игра — замена жизни или уже сама жизнь. Таблетки — стимул стать в игре наголову выше остальных или надёжное плечо, на которое всегда можно опереться. То есть, стать успешнее в жизни. В игре чёткая геометрия, ходы, гамбиты, никаких неожиданностей — одни планы и схемы. Потяни за нить тут, и вот, перед глазами новая схема сражения, развёрнутая в кабинете истории. Шахматисты, как и главнокомандующие армий, любили анализировать победы и поражения. Искать слабые места, места сильные. А если применить этот дар в другой сфере жизни?       Любовью играют точно так же, как и фигурами на черно-белом фоне. Здесь сказать то, подарить это, упомянуть вскользь третье, посмотреть, сделать и так далее. Столько комбинаций, но столько переменных. Гораздо больше, чем в шахматах. У гроссмейстера тоже есть любимые гамбиты, они могут соответствовать характеру, складу ума, темпераменту и бесконечной чуши из курса психологии. Есть ли разница в том, как ведётся партия? Цель в шахматах — победить соперника или, на худой конец, получить ничью. Никто не примет поражение. А в любви?       Бэт ждала, что победит в любовь с Таунсом. Она ставила фигуры на поле, в частности свою фигуру, сильно преобразившуюся за несколько лет. Они давно не виделись. Он ни капли не изменился, если не брать в расчёт, что он перестал играть. В шахматы, разумеется, в любовь не перестают играть. Никогда. Это как быстрые шахматы: на смену одной партии приходит другая, а может и другой игрок.       Таунс отвешивал комплименты, смотрел совсем другими глазами, что чертовски радовало. Неужели она стала той, кем хотела? Интересной для него. И приглашение в номер никак не смутило. Ей хотелось большего, ему… Бэт не знала. И не успела узнать. Надежды разрушились одним появлением, одной неосторожной фразой третьего лица, настолько был хрупок момент, хрупок ход.

«У нас есть целая ночь, чтобы влюбиться, Но внезапно у нас всё рушится, Мы разбиты, мы разбиты».

      С раздражением она будет вспоминать, как он поправлял рыжие волны и слегка касался прохладными пальцами пылающей щеки. Горечь. Вот каково на вкус поражение. Горечь и хмель. Таково на вкус пиво, выпитое с мамой в номере. Раздражение липким ядом протянулось по гортани вниз, к желудку. Что могло случиться? Могла ли Бэт быть после этого счастливой? Никогда не узнает. Никакого Таунса. Никакого «Д».       Калейдоскоп бешено закрутился. Турниры, алкоголь, таблетки, мама, Гарри, Бенни. Всё новыми цветастыми лепестками обрастал стебель жизни. Резкий подъём. Полёт. Свобода. Но нужна ли ей такая свобода? Она ценна, когда нужный человек рядом. Невольно вспоминалась «Д» с завитком на письме. Бэт трясла головой и поворачивалась к Бенни. Не здесь, не сейчас.       Лихорадочные мысли скакали по потолку, как шахматы в быстрой перемотке под транквилизаторами. Уцепиться бы за одну. Что Бэт точно помнила? Её зовут Бэт Хармон. «Он звал её Хармон». Ей двадцать один. «А сколько ему? Явно не десять». Сирота. «А может он тоже?» Она тряхнула головой. Заземление не помогало. Отключить голову, взять пустоту под свой контроль и держать тишину, лишь слыша, как передвигаются фигуры по доске.       Бэт закрывала глаза и видела его пальцы на пешке, на кнопке таймера, постукивающие по столу, у лица, её лица. В стену полетела ваза. Оглянулась. Она почему-то дома. Как? Впрочем, неважно. Горсть таблеток лежала на столе, и Бэт коряво прошлась по ней пальцами, словно пьяная модель по подиуму на высоких каблуках. Бело-зелёные пилюли. Бэт готова поклясться, его глаза — каре-зелёные.       Хочет швырнуть таблетки, но лишь закидывает горсть в рот и глотает. Когда всё закончится, они встретятся на том берегу, в том мире, где все вечность играют в шахматы и любят друг друга. Наивно и сказочно, да. Зато этого так хотелось. Побед. Как можно больше. И его рядом. Как можно больше и дольше.       Трезвость вернулась не без помощи старой подруги из приюта. Надо лететь в Россию. На кону всё. Ставки слишком высоки, это последняя возможность. Бэт должна.

«Ммм, что ж, теперь нас ничто, ничто, ничто не спасёт. Ничто, ничто, ничто нас не спасёт».

      Или?       В толпе журналистов знакомый голос. Вмиг она простила всё, забыла всё. Такая глупость. Они не поняли друг друга. Крепкие объятия. Жаркий поцелуй. Они нуждались друг в друге так долго. В номере они без умолку говорили, собирая по крупицам прошлое и настоящее, обговаривая обиду, смущения, чувства, иногда и без слов, одними глазами. Электрические искры. Страсть. Бэт испугалась. А вдруг за ней ничего нет? Но нежность с перцем грела сердце обоих, как первая стопка водки, и она больше не боялась.       — «Д» значит «Джейкоб», — сказал Таунс и поцеловал костяшки Бэт. — Я доверяю своё первое имя только тебе.       — А второе?       — Только на втором свидании после победы Богрова.       Смех наполнил комнату. Облегчение. Бэт с лёгкой руки спустила таблетки. Они не оружие. Её чувства и уверенность, она сама — оружие. Обретя свободу рядом с тем, кто обладает ею, Бэт стала сильнее. И даже неожиданный ход не выбивает под тёплыми лучами ламп.       Краешком глаза Бэт видела его реакцию, он в шоке, как и Гарри, Бенни и все, кто ей помогал. Она ожидала нечто подобное. Не может победа даться так легко. Победила ли она Джейкоба? Или это только начало их смертельной партии? Впрочем, надо завершить эту.       Разбей себя. Собери себя. Разбей и снова собери. Сейчас твой ход.