Дети важнее.

любовь. дотянуться до солнца, коснуться топлёного золота, жмуриться, падать и падение принимать за полёт — ты готов всегда спасаться такою ценой от холода, даже зная, что когда-нибудь это тебя убьёт

— Тина! — Мужчина открыл резко дверь своей гримерки и посмотрел на испугавшуюся блондинку. — Вень, Лис, идите в гримерку. Паш, отрублю голову, если еще какой-то инцидент произойдет. Мне кажется, на меня сегодня итак достаточно. Вы столько уже натворили делов. Не забыть бы пункты, за которые вечером придется вас отчитывать. — Ну мам! — Алиса жалобно посмотрела на маму. — Ладно, ладно, расслабься, люблю вас. Паш, отвезешь их домой? Вещи в моей гримерке! — Хорошо. — Алиса потянулась на носочках к щеке матери, Тина наклонилась и обняла дочь. Дети во главе их няньки на час скрылись за дверью в гримерку девушки. — Проходи... Дан открыл пошире дверь и освободил проход. — Дан, нам просто не о чем с тобой говорить. — Тин, разговаривать в коридоре я точно не намерен. — Повторюсь... — Тина не успела закончить начатую фразу. — Пройди в комнату. — Желание поскорее закончить все бессмысленные разговоры и желание скрыть все от посторонних глаз, коллег, просто работников компании взяло вверх и Тина прошла в обитель Балана. — Так что тебе от меня нужно? — Как только дверь закрылась спросила женщина. — Да так, знаешь, мелочь одна совсем. — Сарказм у Балана всегда выходил особенно плохо. — Чья она дочь? — На последней фразе он резко стал очень серьезным. Внутри ураган. Столько мыслей уже вертелись в его голове. — Не надо крушить ничего. По твоим глазам вижу, что снесешь сейчас все. — Чья? — Ты знаешь, это уже совсем не твое дело. Тебя нет в моей жизни уже восемь лет. И моя сценическая и личная жизнь, моя дочь никаким образом не должна тебя интересовать. Так случилось, что она у тебя в команде. Но я расскажу обо всем зрителю уже в следующем этапе и Лиса покинет шоу. Это неправильно быть конкурсанткой, если мама в жюри. — Лиса не покинет шоу. — Я пойду. Этот разговор бессмысленен. — Тина уже хотела потянуть ручку двери, но вспомнила разговор с Пашей...

***

Без стука в дверь заходит Паша. — Как всегда. Как к себе домой, Пааааш. — Обожаю атаку от тебя. — Не понимаю: о чем ты?! — Атака — лучшая самозащита? Я зашел за твоими вещами, Тань. А вижу... — Паша показывает в зеркало на заплаканные глаза девушки. — Я приеду позже. Сама. — Паша обнял подругу. — Ты вообще видел, как они друг другу идут? — Тань, и разве стоило так долго молчать? Создать такой вот неожиданный эффект? Но он же не слепой... Он столько говорил сегодня о Лисе на перерывах. Девочка номер один для него в команде. Он сказал, что ...

***

— Оп, перерыв, он мне был так нужен. — Дан еле поднялся со своего кожаного кресла наставника. — Пашка! Я думал, что ты уже уехал! — Привет еще раз, Дан. — Паша пожал руку друга. — Как тебе тут? — Нереальная атмосфера! А дети какие... — Скольких уже набрал? — Паша уехал ненадолго по делам после успешного успешного прохождения кастинга его крестницей, а потому и не знал полной картины уже сейчас. — Всего одну девочку. Нереальная принцесса, такая хрупкая, маленькая, но голос... Она пела «Домой» с тем посылом, с каким я сам писал эту песню еще тогда. — Алиса... — Да, Лиса со сломанной рукой. Ты видел как она выступала? Как тебе? — Энтузиазм Дана вырос в прогрессии. — Тебе, вижу, очень понравилось, раз спустя десяток не забываешь. — И не забуду... Словно ее образ стоит перед глазами. А особенно... — Особенно? — В сравнении с Таней. Тиной. — В смысле? — Я вижу в девочке частицу нее. И как ни странно себя. — Дан начал смеяться своим классическим отрывистым смехом. Паша пытался поддержать друга. — Расслабься, это мои тупые мысли. — Дан похлопал по плечу друга и направился в сторону своей гримерки, чтобы заказать любимый салат из любимого ресторана. — Эта душевная связь. Ох уж как ты не ошибаешься, Дан, не ошибаешься... — Паш? Ты тут? — Тина заметила друга.

***

— Он сказал, что вы похожи. — Как на духу выложил Паша. — Он же не слепой. И рядом. И видит всю схожесть. Он видит эту маленькую вашу соединяющую ниточку - Лису... — Паш, я не хочу с ним ничего общего иметь. Как будто мир клином сошелся на нем... — Тина стерла последние капли слез из глаз. И села в кресло перед трюмо. — Закрыли тему. Приеду на такси. Просто отвези детей домой. — Тин, хорошо. Но знай: если ты не скажешь Дану, это сделаю я. Не мое дело, но спустя столько лет хотя бы он должен знать. — Не посмеешь. — Пока...

***

— Тань, я не пущу тебя, пока ты не расскажешь мне всю правду. Просто ответь на вопрос. — Ты не можешь держать меня тут вечно. — Тина хотела уйти, но мужская рука ее остановила... — Отпусти, мне очень больно. — Прости. — Дан отпустил руку и аккуратно нежно поднял подбородок девушки. — Посмотри на меня. И не плачь... Да я терпеть не могу твои слезы... — Игра не стоит свеч. — Стоит, Тин. В голове девушки творился хаос, кошмар. Она все еще держала планку, кожа лица крепко срослась с маской железной леди. Он смотрел на нее также трепетно и нежно, как сотни дней назад.

***

— Тань, смотри какие звезды... — А желание загадать можно? — Всего одно? — А мне больше и не надо... — Можно ли это мгновение растянуть навечно. — Ты моя восьмерка. — Перевернутая бесконечность? — У моей любви две пары глаз — одна, чтоб видеть тебя, как ты собираешься, расчесываешь волосы, прыгаешь на одной ноге, надевая носок. Вторая — чтоб смотреть вглубь: я хочу знать, что тебя расстравивает и сразиться с этим, знать, что вызывает у тебя чувство жизни, причастности к происходящему — и воссоздавать это столько раз, сколько будет необходимо. У моей любви два рта — один, чтобы целовать тебя, второй — чтоб рассказывать тебе о тебе самой и о мире. Стоит мне увидеть что-то красивое, или необычное — облако, похожее на щенка, ракушку возле лужи посреди улицы, гнездо из шарфа, вязаную птицу у девушки на плече - уже знаю, как буду тебе говорить об этом, а ты слушать со смесью удивления и недоверия. — И в кого ты такой романтик? — А в кого ты такая чувственная? — Дан аккуратно стер большим пальцем слезы, заблестевшие на щеках.

***

— Таня. — Тина поправила мужчину. Тина обняла мужчину так сильно, как только могла, изо всех своих последних сил. — Дан, знаешь сколько боли я натерпелась от тебя? Знаешь, было так тяжело видеть всю надежду в глазах Вени, когда он поверил и доверился тебе? А слышать вопросы о тебе и каждый раз придумывать какие-то отговорки? — Ну тише, тише, моя Таня, моя девочка. — Дан крепко обнимал в ответ. — А знаешь, как тяжело, когда маленькая девочка растет и постоянно спрашивает: кто ее отец? — Лиса — моя дочка? — Дан спрашивал, все еще не веря возможному счастью. — Я уже не могу все нести на своих плечах. — Она не могла громко кричать или даже громко говорить, шептала все тихо, сквозь слезы. Эмоционально сильная картина. Амплитуда бешено меняла направление и акценты. — Мне было больно, что так все произошло. — Ты тогда уже узнала, что беременна? И не сказала? — Я не поверила, что все может быть ложью. — Дан целует лоб девушки. — Я столько упустил... — Первые шаги. — Тина давила еще больше. — И первое слово... Какое? — Дан жалел очень, что не видел всего этого, но нужно было стараться догонять, узнавать больше. — Ахаххаха, ПАША! Представляешь? Даже не Веня и не я, а ее крестный. — Паша — ее крестный? — Дан не верил своим ушам. — Да, лучший крестный в мире. Это он все организовал, представляешь?! — Те еще конспираторы. — Приобнял девушку за талию. — То есть ты ничего не знала вообще? — Да я даже не знала реальной причины сломанной руки малой. — А чем Лиса любит еще заниматься? — Кажется, она успевает за сутки абсолютно все. — А конкретнее? — Она занимается гимнастикой, танцами, музыкой, учит языки... — А кто ее в музыку привел? — Представляешь, мой музыкант — Антон! — Какой Антон, Тань? — Просто Антон. — Тина смеялась с реакции ревности от мужчины. — А какие языки учит? — Английский, французский, японский и ... — Тина немного замялась. — И твой родной. — Вы решили поиздеваться над ребенком, Татьяна!? Когда она дышать-то успевает? — Она еще и весь дом успевает на уши поставить. — Моя девочка, прости, прошу за... — Тина обломала попытку Дана извиниться в сотый раз только за сегодня.

***

— Тогда я познала все оттенки этого горького «БОЛЬНО». Больно — когда, не можешь обнять близкого человека, посмеяться с ним до слез, поговорить с ним от души потому, что его больше нет. Больно — это когда, на твоих глазах хоронят человека, с которым недавно пили чай за столом. Больно — это когда, нельзя нервничать, чтобы не навредить тогда ребенку, от того ты шепчешь дрожащим голосом со слезами: «... папа умер, его больше нет... Но он всегда будет в наших сердцах». Больно — это когда, человек умирает, а столько хороших воспоминаний, ты вспоминаешь их и улыбаешься, а по щекам слёзы катятся. Больно — это когда, держишь руку человека, который лежит в гробу. Больно — это когда, тебе снится в дремоте человек, которого уже нет рядом... Получив ответ на свой вопрос, Дан сильнее обнял Тину, от чего та начала только сильнее плакать.

***

— Мне было так больно смотреть на свою крушащуюся жизнь. Я строила все заново. Строила по кирпичикам новый мир, новую жизнь. — Новое имя. — Новый дом... — Но старые привычки. — Дан показал на привычку заламывать пальцы. — И кажется... У меня получилось что-то неплохое... — Тина пыталась убедить себя, что все еще может продолжать жить как раньше, без него и без его вмешательства. Но в тот же момент почувствовала мужские губы на своих губах. Требовательный и одновременно нежный поцелуй. Иной. Спустя время, словно вино стал только сильнее влиять на организм и восприятие.

***

Фильм практически подходил к своему логическому завершению и давно из жанра «Страшилки» перетек в «Романтику»... Поцелуй главных героев стал триггером самого нежного взгляда наших героев живого романа... Еще несколько секунд и взаимное притяжение их Вселенных заключило их губы в единое целое. Нежный поцелуй, в котором каждый прочитал для себя то, чего так долго искал и стеснялся: любовь, страсть и самый искренний трепет.

***

— Я так скучал по тебе. Не прощу себе той глупости по молодости. После твоего последнего звонка мне хватило и пяти секунд понять, что полюбить кого-то сильнее мое сердце не сможет. Мне просто не нужен кто-то другой. — Прости беременную больную голову, что не стала и слушать. — Я пытался звонить и писать, но ты сменила ни один номер, а Паша... — А Паша поддержал меня и мое единственное условие для спокойствия: не давать тебе и намека: где мы и как мы живем. — Я его не виню за это. — Еще один трепетный скорый поцелуй. — Он помог сохранить от твоих нервов малышку. А я-то как никто другой знаю: как это сложно, почти невыполнимо. — В плечо Дана ударил маленький кулачок. — Эй! Я хоть уже давно и не беременна, но я вообще-то очень серьезно отношусь к словам! — Алиса не знает, кто ее отец? — Алиса не знает, кто ее отец. — А что в свидетельстве о рождении написано? — В ее руках его не было никогда. — Там Кароль? — Она — Балан... — Все еще неуверенно, сложно желая не дать ему еще одной причины остаться, боясь, ответила Тина. — Таня... — Дан всегда с особенным трепетом относился к детям, мечтал о своих, глядя на подрастающих племянников... И тут узнать, что у тебя есть дочь... Твоя дочь... Дан закружил Тину на руках. — Спасибо тебе. Спасибо за все. — Она такая твоя... Она спит как ты, ест как ты, говорит как ты, любит все то, что когда-то нравилось тебе... — Маленькая копия меня. — Тина второй раз в жизни видит как по щеке Дана сказывается одинокая слеза. — Тань, я сейчас самый счастливый человек на всей планете... — Я тоже счастлива, правда. Надо было послушать Пашу и не доставать свои иголки. — Поедем к детям? — Я так боюсь ваших взаимоотношений с Веней... — Тань, все будет хорошо. — Он говорил, что не простит тебя никогда. Веня словами не разбрасывается. — Тина смотрела на Дана глазами котенка. — Он все поймет. Он все примет. Поедем? — Дан очень хотел, чтобы девушка не испугалась шага вперед к примирению и воссоединению и дала положительный ответ. — Да... — Тина, прикусывая губу, медленно кивала, крепко сжав в кулачок несколько пальцев Дана, словно маленький ребенок. — Только я первая с ним поговорю, хорошо? — Хорошо, любимая... — Дан снова прижал девушку в свои объятия. — Мне так тебя не хватало. Каждая моя строчка была о тебе. — И моя. — Но я люблю тебя сильнее, дурочка моя. — Я не дурочка, а просто эмоциональная женщина. И кому-то сейчас достанется. — Я не представляю: как Паша пережил твою беременность. — Мне его искренне жаль... Синие мандарины с солью НОЧЬЮ... Стыдно так, что сойти с ума. — Надеюсь, что мне еще выпадет шанс испытать все прелести твоих прихотей. — Балан, блин, размечтался! Поехали уже домой. А то нас никто и не дождется, и все лягут спать! — А будить ты никого не дашь? — Именно. — Люблю тебя всем сердцем и душой. — Мой трепет. Не бойся сказать и не бойся петь Услышу и все пойму. Не бойся сквозь этот туман лететь Крылом разбивая тьму. Давись этим дымом и кадыком, Я вижу твои глаза — Ты близко, мой милый, и далеко, Но слышишь мои слова. Кричу, разрываюсь изо всех сил, В софитах не видно слез. Я вышла на сцену, как ты просил. Как голая на мороз! Знобит, разрезает мое нутро, Съедает по крохе дух. Ты видишь и знаешь, как тяжело, Когда голос нем и глух. Но в зале погаснет дежурный свет, Зажжется — в сердцах людей. Пройдет сотня, двести и триста лет — Я встречу тебя, поверь. Я буду стоять пред тобой одна, Любить, как и в первый раз. Седая, в морщинах, совсем стара, С улыбкою на устах. Нет смерти у нашей любви теперь, И нет никаких границ. И ночью я не запираю дверь, И жду, что ты постучишь…