Уйти в море

      Месяцы в море подошли к концу, и я вернулся в Украину. Хотел ли я? Едва ли. Воспоминания о том, во что превратилась моя жизнь после рождения ребенка были еще слишком свежи. Я помнил, как Маша начинала громко кричать посреди ночи, помнил вечно уставшую Таню. Мне не хотелось возвращаться к такой жизни. Однако выбора не было.       Точнее, выбор был. Выбор есть всегда. Я мог бы не возвращаться. Просто бросить все и начать сначала. Оставить квартиру, жену и ребенка. Разве что кредит оставить не получится. Это было бы неправильно, но я мог, в теории. Ничто не мешало мне не ехать в Одессу. Я мог поехать куда угодно, в любую точку земного шара. У меня было достаточно денег, чтобы оплатить проживание в отеле на месяц. Я спокойно мог бы провести четыре недели в состоянии полного покоя и умиротворения. Плавать в море и бассейне, есть в ресторанах, заниматься только тем, чем хочется. Разве это не прекрасная жизнь? Определенно да, но я сознательно отказался от нее. Не мог позволить себе оставить жену, даже на месяц. Это неправильно.       Таким образом, я вернулся в Одессу. Это правильно. Там моя семья и мой дом.       Дом. Для большинства людей это понятие значит многое. Для большинства дом — не просто место, где можно спать и хранить вещи. Для них дом — нечто духовное, если там можно сказать. Нечто значимое. Место, куда раз за разом хочется возвращаться. Место, где всегда хорошо и спокойно. Саму суть я понимал, но никогда не имел дома в подобном понимании.       Разве что море было моим домом.       Детство я провел в квартире родителей. Располагалась она в старой хрущевке, на пятом этаже. Летом там стояла невыносимая жара, а зимой ужасный холод. Внешний вид квартиры оставлял желать лучшего: куча старой мебели, которая не выбрасывалась, даже когда приходила в негодность, обои с подтеками, отклеивающиеся у потолка, плесень в ванной. Эта квартира мне совсем не нравилась, находиться в ней было неприятно. Однако дело не в интерьере, а в том, что в ней происходило. Ее стены до сих пор напоминали мне попойки отца. Пусть я не видел его уже многие годы, он бросил меня и мать, когда я еще учился в средней школе, я до сих пор не любил вспоминать об нем.       Воспоминания о школьных годах были почти такими же неприятными, как и воспоминания об отце. И они таже были связаны с родительской квартирой. Исходя из всего этого, несложно догадаться, что назвать ту квартиру своим домом я никак не мог. Впрочем, я и не пытался.       Не пытался я сделать дом и из своей собственной квартиры, которую приобрел, потому что считал жизнь без собственного желания неполноценной. Я выбрал ее, исходя из минимальных запросов — новый дом, две комнаты. Все. К тому же я купил квартиру сразу с отделкой и мебелью и лишь незначительно переделал под себя. Фактически, это жилье не имело ко мне никакого отношения, кроме того, что я числился его владельцем. Моя квартира была такой же, как и родительская — просто место, где я сплю и храню вещи.       Быть может, квартира смогла бы стать моим домом, но я женился, и она стала и Таниным домом. По идее появление жены должно было придать квартире уют и тепло, но нет. Даже наоборот. Появление Тани заставило меня воспринимать квартиру еще более отстраненно. Мне начало казаться, что это ее квартира, а не моя. Ее вещи в шкафу, ее косметика на полках в ванной, ее обувь в прихожей.       С появлением ребенка это чувство лишь усилилось. Таня поменяла обои в спальне. Теперь они были розовыми с рисунками мишек на них. Везде были детские вещи и игрушки. Все в квартире вдруг стало таким ярким и пестрым, что, после долгого нахождения в помещении, начинали болеть глаза.       Буду честен, я не любил свою квартиру. Она для меня не значила совсем ничего. Находясь в рейсе, я не думал, как наконец вернусь домой, буду спать на родной кровати и пить кофе по утрам из любимой кружки. Думая о квартире, я представлял лишь одну вещь, связанную с ней — кредит.       Что же до кают на судах, то и к ним я, как ни странно, испытывал большую привязанность. Точнее, это относилось не конкретно к каютам, а к кораблям в целом. Я помнил все теплоходы, на которых мне довелось поработать и, по-своему, любил каждый из них. Даже тот, у которого сломался двигатель посреди Тихого океана.       У каждого судна была своя душа, свой характер. Это сложно объяснить, но это так. Никогда еще на моей практике не было такого, чтобы судно не обладало какой-то уникальной чертой. Это может быть что угодно. Особенный скрип кровати, царапины на столе. Я всегда подмечал такие мелкие и незначительные детали. Некоторые другие моряки, кстати, тоже страдали подобным. Так что я не один такой сумасшедший.       Если так посудить, то с каждым из кораблей, на которых я работал, у меня было больше связи, чем с собственной квартирой. Однако я не позволял себе привязываться к судам, понимая, что так или иначе покину их.       Выходит, у меня никогда и нигде не было дома.       Наверное, мне стоило задуматься, стоило что-то изменить в жизни, но я не видел в этом никакой надобности. Я жил, не имея дома, и меня это устраивало. Однако я не утверждаю, что дом не нужен вообще никому. Нет, должно быть, кто-то действительно находит в этом смысл. Кому-то действительно важно иметь место, куда приятно возвращаться. Кому-то, но не мне.       Когда я вернулся в свою квартиру после месяцев в море, я не испытал ничего, кроме легкого раздражения. Мне совсем не нравилось, во что Таня и ребенок превратили мой «дом». Не нравились разбросанные игрушки и горы немытой посуды в раковине, которые Таня не успевала убирать. Ни в коем случае ее не виню, но мне это не нравилось. Я привык к чистоте и порядку, это были неотъемлемые аспекты жизни на судне и, когда они нарушались, чувство что что-то не так начинало преследовать меня.       И все же я вернулся. Мог бы провести месяц или хотя бы пару недель, отдыхая в отеле на берегу, но я вернулся. Украина встретила меня серым небом и мерзкой погодой. Таня встретила наигранной улыбкой на усталом лица и восторженными рассказами о том, как выросла наша дочь. Это должно было приносить мне удовольствие, радость, но нет.       Я взял Машу на руки. Я знал, что она не моя дочь, но все равно пытался найти в ней какое-то очарование. Пытался заставить себя думать, что мне нравиться смотреть, как она выполняет разные забавные действия. Однако мне не нравилось. Прозвучит грубо, но ребенок лишь раздражал меня. Нет, я не обвинял Машу в том, что она мне мешает или чем-то подобном, понимал, что она еще маленькая, но факта это не меняло — я бы хотел не учувствовать в ее воспитании. Впрочем, так и было.       Мне показалось, что Таня злиться на меня. Жена улыбалась, говорила, что скучала по мне и рада, что я вернулась. Но в ее глазах я видел некое разочарование. Я мог понять Таню. Она устает. Она одна с маленьким ребенком. Полагаю, Таня хотела, чтобы я был с ней и хоть чем-то помогал, кроме денег. Хотя, от денег она не отказывалась, иначе, она, должно быть, уже давно ушла от меня.       Я заметил одну вещь. Кулон на шее Тани. Когда я делал ей предложение, я подарил ей кулон в виде якоря. Раньше она всегда носила его на шее, не снимала даже когда шла в душ. Не то чтобы меня это прельщало, но все же было приятно, что она носит мой подарок. Сейчас кулон исчез. Точнее поменялся на другой. На Таниной шее висела золотая подвеска-цветок. Я спросил жену об этом, на что она сказала, что сама купила этот кулон, а мой не носит, так как не хочет случайно потерять. Вполне логичное объяснение. И все же я в него не поверил.       Когда Таня уже спала, я заглянул в верхнюю полку комода. Там я нашел голубую коробочку, в которой лежал подвеска в виде якоря. Я достал украшение, а коробку положил на место. Точно не знаю, зачем я это сделал. Возможно, хотел проверить, заметит ли жена его отсутствие, возможно что-то еще. Я не знаю.       В любом случае, кулон я ей так и не вернул.       В тот раз я провел в Украине намного меньше времени, чем когда-либо. Полтора месяца. По их истечению я вновь отправился работать, пусть так и не успел отдохнуть должным образом. Впрочем, как я уже сказал, море было моим домом, в который я всегда хотел возвращаться.