— Ты влюблён, Дэмиен?

Дэмиену девять лет, он Убийца. Без мук совести может оборвать жизнь пожилому человеку или даже ребёнку. И никто ему ничего не скажет. Даже посмотреть на него не посмеет. Лишь будет бояться. Каждую неделю, в каждый третий день, в четыре часа дня, его мать, Талия, задаёт ему один и тот же вопрос:       — Ты влюблён, сын? Дэмиен всегда был умным мальчиком. Выделялся. Был прелестным учеником и хорошим сыном. Идеальным наследником. Всегда знал ответ на любой вопрос, всегда отвечал то, что хочет услышать мать. Даже если это ложь. Поэтому…       — Нет. Талия кивает, давая понять, что услышала ответ. Закрывает зелёные, как у сына, глаза. И открывает. Дэмиену кажется, его мать тоскует. По кому-то. Кому-то близкому и родному, — не такому, как Дэмиен. Дэмиен делает вид, что не заметил грустных глаз матери. Талия же взамен делает вид, что не замечает его лжи. И от этого так хорошо. Ложь во благо, это хорошо.

—

Дэмиену тринадцать лет, он Робин. Помогает отцу спасать людей. Сажать преступников за решётку. Но даже так, он не герой. Он лишь пытается отмыться от грязи. Избавиться от клейма, которое отчаянно кричит «убийца». У него есть напарник. Солнечный мальчик, который не знает боли и ненависти. Который не знает убийств. Джонатан Кент — единственный свет в жизни Дэмиена и он искренне благодарен за то, что его ещё не покинули. Даже несмотря на издёвки и ужасно-отвратительную и грубую манеру речи. Джон верит, что Дэмиен в душе хороший. Дэмиен тоже хочет в это верить. Но он реалист. Видит правду сквозь пальцы. А Джон мечтатель. И ему это совсем-совсем не вредит. Дэмиен эгоистично желает, чтобы его друг — первый и единственный — так и оставался в своём светлом мире, и не познал всю боль Дэмиена.       — Дэми, — после очередной миссии хихикает десятилетий мальчонка, а Робин закатывает глаза. — А ты влюблён? Этот вопрос застаёт Дэмиена врасплох. С тех пор, как он ушёл из Лиги, он ни разу не слышал его. И не знает, что нужно ответить, если матери рядом нет. Лишь пожимает плечами и не подаёт никаких признаков эмоций или чувств.       — Нет. Джон фыркает, парит над другом и размышляет о своём. Дэмиен считает, такой ответ не совсем удовлетворил друга, но ничего другого и сказать не может. Язык не поворачивается. Уэйн даже понять не может: когда этот ответ стал не ложью для матери, а правдой?

—

Дэмиену шестнадцать лет, он Красная Птица. Как и ожидалось, он подвёл отца, стал обузой для семьи, которую полюбил. Совсем как Тодд. Если не хуже. Он ведь снова… убивает. А ведь давал клятву не совершать такого греха, но, видимо, для такого он не годен. Клятвы и мягкосердечность не его конёк. Ни с кем из семьи он не контактирует, разве что Тодда иногда в дом пускает, перебинтовать, и всё. Грейсон хочет прийти в гости, но Дэмиен отказывается. Он погряз в пучине ненависти и для этого нужно оборвать все связи. Вот только, остаётся один-единственный человек, который не позволяет Дэмиену перестать с ним общаться. Слишком гордый, слишком настырный и слишком упёртый, чтобы позволить себе уступить мелкому демону.       — Ты влюблён, Дэмиен? — нагло расположившись на чужой кровати, вскидывает бровь и выглядит вполне серьёзным. Дэмиен не удосужил брата взглядом, и не знает, почему он решается ответить ему. Но, на самом деле, он скучал по этому вопросу. Даже если он уже в печёнках сидит.       — Я… — и он замолкает. Дэмиен впервые в своей жизни не знает ответа на какой-либо вопрос. Он всегда отвечал отрицанием, без раздумий. Но сейчас решил задуматься всерьёз. И это пугает. Он читал, что считают другие люди по поводу любви. Какие-то смазливые речи о «бабочках в животе, красном от жара лице, трясущихся руках, бешеном сердце, покусанных губ» и прочей ереси. Дэмиен даже чуть не выблевал тогда всё своё отношение к этим сопливым словам. На деле он не знает, что такое влюблённость и никогда её не испытывал. В то время, когда многие его ровесники встречаются и дарят друг другу любовь и симпатию, Дэмиен торчит дома работая с разными бумагами, а по ночам убивает преступников.       — Я... Не знаю, что такое влюблённость, Тимоти. — и, кажется, впервые не лжёт. От этого на душе становится спокойно, губы так и рвутся расплыться в улыбке, глаза хотят заслезиться. Дэмиен впервые за всю свою жизнь чувствует себя таким свободным. Словно эти слова сбросили с него оковы. И, чёрт возьми, как же это приятно. Тим хмыкает и убирает руки за голову. Устремляет взгляд в потолок и закусывает губу. На самом деле, он и сам не знает ответа на этот вопрос. Лишь фыркает, закидывает портфолио на левое плечо и смотрит на Дэмиена. Тот задумался. Никогда в своей жизни он не ощущал «бабочек в животе». Повидать руки трясущимися помогла истерика. Жар при простуде был. Губы всегда были прокусаны, — привычка. Зато ощущал как холодное, тонкое-тонкое, от того острое лезвие касается кожи. И от лёгкой прохлады пальцы подрагивают. Тим встаёт с кресла и, пока Дэмиен сидит в раздумьях, подходит к брату со спины и обнимает, прижимая к себе. Дэмиен вздрогнул. Рыкнул и дёрнулся.       — Ты чего удумал, придурок? — грубо, в своей манере, хрипит аль Гул.       — Я научу тебя любить, — закрывает свои синие глаза и выдыхает. — Вот увидишь. Дэмиен, конечно же, не верит ему, вырывается. Но он заинтересован. Скрещивает руки на груди и фыркает.       — Даю тебе месяц, — и уходит. Тим стоит сзади, а губы его блестят в ослепительной улыбке. Он полностью уверен в том, что сможет научить брата любить.

—

«Две тысячи двадцать первый год, пятый месяц, пятнадцатое число, шестой день недели. Отсчёт начался».