Маскарад

      У каждого разные представления о мести, но мало кто задумался отомстить через кровать.       — Что значит месть? За что? — задыхаясь от возбуждения, сказал Шуичи, удивлёнными глазами глядя на, видимо, виновника его состояния.       — Как это «за что»? Не ты ли обманул меня кровожадным поцелуем, чтобы украсть у меня кольцо? Я до сих пор обижен на тебя за эту ядовитую ложь.       Тон Кокичи был игривым, а сам он медленно оглаживал разгорячённую препаратом кожу под одеждой.       Шуичи редко подрагивал, ощущая на себе холод так манящих рук, но сам он не хотел отказываться от проявления хотя бы капли сознания, оставшейся в его голове.       — Что ты мне подложил? — еле выговорил детектив, начинающий кусать руку для самоконтроля.       Лжец ухмыльнулся и, убрав легко сопротивляющуюся руку, укусил мочку, попутно начиная говорить прямо в опаляющееся ухо:       — О, наш детектив уже не может ясно думать? Тогда я подскажу, — Ома резко надавил на паховую зону любимого, начиная слушать восторженные стоны Саихары, вцепившегося прямо в его плечи.       Он метался и уже еле как сдерживался, потираясь о ногу Кокичи, а также кусая свои покрасневшие губы. Щёки всё больше наливались алым цветом.       Поддавшись порыву, Шуичи дрожащими руками начал расстёгивать свою немного мятую от носки белую рубашку. Пуговицы не хотели поддаваться, а в глазах начало вновь возникать сомнение, что заметил лжец и резким движением оторвал несколько оставшихся пуговиц, знатно удивив детектива.       — Если уж начал, то не надо сомневаться, — выпалил Кокичи, взглянувший на, казалось бы, довольно-таки притихшего темноволосого. — Тем более я вижу, что ты этого хочешь.       И снова только был настолько манящий и требовательный, что отказываться не хотелось нисколько.       Каждое новое движение стало более уверенным, что через несколько минут на Саихаре не осталось ничего кроме трусов, немного спущенных до бёдер.       Стеснение уже немного отошло на задний план, но тут холодная и измазанная в лубриканте рука медленно прошлась по окольцованному входу, отчего Шуичи нервно вздрогнул, чуть простонав от прикосновений, а краснота поднялась до ушей парня, что начал истомно бормотать.       Новая эмоция появилась на лице Омы: это было довольствие и уже откровенное доминирование, как если бы волк загнал зайца в ловушку. Ни на секунду не потерявшись в чувствах, Кокичи медленно проник внутрь пальцем, который моментально схватили сжимающиеся стенки, не желающие пропускать ничего инородного. Однако, как только палец очертил круг, стенки снова резко сжались, а потом так же расслабились: Саихара лишь вздохнул от резкого нахлыва удовольствия, цепляясь за плечи наседающего.       Губы другого обхватили его, и языки начали танцевать в диком вальсе, ослабляя соединение с реальностью, которая, казалось, полностью исчезла до этого, но теперь попросту не существовала — остались лишь двое.       После недолго затишья вошёл и второй палец, который уже причинял боль, а не неприятные ощущения, из-за чего Шуичи хрипящим голосом пролепетал мольбы о пощаде, но ответной реакцией послужил укус в ключицу, символизирующий отказ от послушания.       — Потерпи немного, скоро станет немного легче, — прошептал Кокичи, не прекращая растягивать и кусать бледную кожу детектива.       В конечном итоге красные отметины добрались до немного выпирающих сосков, которых не оставили без внимания: мягко вобрав один ртом, а второй зажав рукой, Ома начал подразнивать оба сосочка.       Отвлечение внимания сработало и постепенно подобрался и третий палец, который уже стал головокружительным для Шуичи, который сразу после проникновения ощутил удар по простате, отчего ноги мелко дрогнули, будто по ним прошёлся мелкий дождик, а сладкая нега отпечаталась в создании.       Движение за движением и, как ни странно, эйфория начала проникать в сознание, бёдра Саихары начали поддаваться движениям рук, что означало наступление самого важного проникновения.       Пальцы аккуратно вышли из прохода, оставляя на себе немного смазки, и пустота быстро заполнилась пульсирующим членом.       Перед глазами Шуичи пролетели звёзды, и его рот расплылся в некотором подобии улыбки, а глаза начали медленно закатываться от наслаждения.       За каждым движением следовал очередной стон, который сопровождался усилением хватки на спине у Кокичи, которая, похоже, уже начала кровоточить. Но это нисколько не сбило поступательные движения, а наоборот, прибавило им силы.       Когда уже подходил финал, мысли Шуичи вновь начали метаться: «Когда я очутился здесь, всё было точно так же: я, он, кровать. Только вот правильно ли то, что я здесь нахожусь. Вдруг это всего лишь сон, и я опять проснусь там, где мне уж точно нет места. Где те люди, хоть кто-нибудь, кто может быть ко мне близок, кто-нибудь, кто подарит мне тепло, кто-нибудь, кто остался бы со мной, как Кокичи. Но этого, наверное, никогда не будет, ведь это не мое место, я не он, тот, кого полюбил Кокичи. Я не могу, не хочу…»       Редкая слеза проскользнула по пунцовой щеке и одиноко опустилась на подушку, заметенная совсем другими эмоциями.       Оргазм наступил резко и помутненный разум из-за слишком большого напряжения начал медленно проваливаться в сон, будто бы тех мимолётных мыслей несколько минут назад и не было.       Кто же знал, что эти мысли могут стать такими роковыми…

***

      Холод и пот не могут сочетаться, поэтому, как бы хорошо ни спалось, разум быстро поднимает бунт, заставляя просыпаться.       И правда, вокруг Шуичи витает темень, створки окон твёрдо закрыты, но через них всё равно пропускает холод. Одиночество. Что можно представить ещё хуже, чем луч надежды, проникающий на короткое время, но всё равно заставляющий тебя привыкнуть к нему, исчезает, оставляя в сердце лишь пустоту и лишение.       Является ли это действительно помощью?       Но как можно винить за хоть мимолётное проявление теплоты?       Горькая улыбка понятия и осознания появляется на лице у Шуичи. Сев на скрипучую кровать, укутавшись в прохудившееся и совсем не согревающее одеяло, он подходит к окну, пропуская осенне-зимний воздух, охлаждавший разгорячённые лёгкие.       От смены тепла на холод вырывается кашель, который ещё больше отрезвляет сознание.       За открытым окном видно лишь такое же окно, направленное в его сторону — никаких звёзд, Луны и прочих прелестей природы.       Под рукой оказывается чуть ли не полностью разряженный телефон, показывающий ту же дату и почти то же время, когда он прибыл с бесконечно мучившей работы.       Положить телефон обратно нормально не получается: одервенелые руки сбрасывают несколько сборников на пол и трясутся то ли от холода, то ли от злости на самого себя, который хоть и не надолго, но поверил, что там, во сне, в этом бесконечном маскараде из лжи и масок есть что-то действительно реальное и принадлежащее ему.       Как эгоистично…       И под конец возникает лишь одна мысль: всё же месть Кокичи удалась…       Шуичи резко закрывает окно и, претерпевая все возможные потуги, опускается в беспокойный сон.