По живому

      Покрытые мхом кочки мягко пружинят под ногами. Ветки цепляются за куртку. В воздухе висит лёгкий туман - будто, падла, сбить с пути пытается. Нет, я знаю, что направление верное, хотя где-то лишний крюк дал, конечно. В груди словно тетива натягивается… Чёрт знает, что это за чувство. За последний год я слишком отвык что-либо чувствовать. Вот, деревья редеют. Да. Я останавливаюсь на краю небольшой поляны. Развалины пары других домов, что и тогда тут были, только ещё больше утонули в растительности. А этот, справа, так и стоит, не сломленный. Чуть более потрёпанный, чем прежде, но всё же. Ведь я боялся, что найду одни обломки. Это мы его закалили своим жаром. Сверху свешивается плющ, пытаясь создать занавес на входе. От двери уже тогда были только петли. Задрав голову, разглядываю трещины в потолке. Может, в любой момент что-то здесь обвалится, но сейчас мне на это наплевать. Ступаю по жалобно скрипящим доскам пола. Протягиваю руку перед собой, снятая паутина липнет к пальцам. Глухая пустота. Здесь никого больше не было. А чего я ожидал? Но знать и ощутить – вещи разные, оказывается. Массивный деревянный стол покрыт ровным слоем пыли. Помню, как Норт опёрся на него руками и покачал из стороны в сторону, проверяя на прочность. С усмешкой сказал, что крепкий, на таком даже трахаться можно. И ещё о том, что жаль, симпатичную сеструху Гантера не позвали с собой. Может, ещё что-то, просто я уже не слышал. Я думал лишь о том, что должен удержаться и не завалить его на этот грёбаный стол. Подхожу к окну, приваливаюсь плечом к откосу и ладонью веду по шершавому подоконнику. Здесь должен был остаться пепел. Или сдуло всё давно – вон, какие щели в раме. А тот окурок… Озираюсь. Он же где-то тут наверняка валяется до сих пор. Не собираюсь же я ползать по полу, шарясь среди хлама в поисках окурка? Как кретин. Вместо этого сажусь на край подоконника и позволяю памяти воскресить ту ночь с непростительной яркостью.

***

      Яркий белый свет льётся через окно. Кажется, что по ту сторону какой-то прожектор, а не полная луна. Затишье. Этот давно заброшенный обветшалый дом, ставший нам убежищем на эту ночь. Спать на дощатом полу всё же лучше, чем на земле, ещё влажной от недавнего дождя. Мы сидим напротив окна, привалившись к стене. Ещё минут двадцать назад трепались обо всём подряд вполголоса, а теперь выдохлись, что ли, и повисла тишина. По-хорошему, вздремнуть бы, пока возможность есть, но только мне в ближайшее время уж точно не светит. Член изнывает от возбуждения, начиная приносить дискомфорт. Хорошо, хоть куртку положил себе на бёдра, и теперь она прикрывает мой стояк. Уже несколько недель продолжается эта хуета. В первый раз подумал: ну, с кем ни бывает, случайность, затянувшееся воздержание – не более. А потом оказалось, что встаёт не на кого попало, а конкретно на него. Как только в это осознание носом ткнулся, меня первые минуты на ржач пробивало. А после кулаком вмазал по стене пару раз, чтоб в себя прийти. Решил, что всё, крыша едет к чёртовой матери. И с тех пор вот, как пацан, моменты выкраиваю, чтоб забиться в угол и передёрнуть с мыслью: «Лишь бы не спалиться». Сейчас бы подняться, под предлогом «отлить надо», на свежий воздух выйти и… Бля. Ведь так близко он, плечом к плечу, и хоть через одежду, но контакт этот разорвать не хочется. Может, задремал уже, а я потревожу. Не рискуя повернуть голову и взглянуть на него, аккуратно тащу из кармана пачку. Зажимаю фильтр пересохшими губами. Глажу пальцами зажигалку, мысленно прошу быть потише, но всё равно, сука, щёлкает. Жадно и судорожно затягиваюсь. Вместе с дымом выдыхаю какую-то долю напряжения. Становится чуть легче, наконец. Чтобы отвлечься, начинаю представлять, кто мог раньше здесь жить. Какая-то семья… Может, дети бегали по этой комнате, тормоша родителей по утрам. В углу чернеет покосившийся каркас кровати. Интересно, с каким чувством они этот дом оставляли?.. Даже вздрагиваю от неожиданности, когда после очередной затяжки его пальцы касаются моих, забирая сигарету. Ледяные пальцы. Поворачиваюсь к нему и, раньше, чем успеваю сообразить, перехватываю его руку, не позволяя потушить окурок о запястье. Я знаю, для чего он это делает. Знаю, почему его руки покрыты небольшими шрамами от порезов и ожогов, которые он оставляет сам. Так он предотвращает наступление очередного приступа. Да, меня пугают эти его приступы. И я не хочу, чтоб он снова потерял связь с реальностью. Каждый раз я боюсь, что не смогу вернуть его обратно из этого грёбаного состояния. Но почему-то я не могу позволить ему оставить новую рану на своей коже. - Не надо. - Есть идея получше? – отзывается он бесцветным голосом, глядя куда-то сквозь меня. Впиваюсь в злосчастный окурок – последняя затяжка для храбрости. Тушу о стену и швыряю в сторону, не глядя. Ладонь на его затылок и рывком к себе. Суховатые, чуть обветренные, но, чёрт дери, его губы. Решимости ещё хватает, так что пользуюсь его податливостью в этот момент. Целую так, как никогда и никого не целовал. Так, словно сдохну сразу, как от него оторвусь. Толкаюсь языком в его рот, с таким напором, что тут уже хочешь-не хочешь, да как-то отвечать придётся. Чувствую движение его языка навстречу… Пусть даже это единственное, что мне случайно удаётся урвать, но какой же кайф. Напоследок ловлю губами его нижнюю губу и нехотя отпускаю. Открыв глаза, встречаю его взгляд. Живой блеск в синих глазах – что ж, шоковая терапия сработала. Правда, теперь он может вмазать мне по роже. Или, что хуже, больше в мою сторону и смотреть не захочет. Но пока он только медленно облизывает губы. Пытаюсь произнести что-то, но его движение вперёд вышибает все слова и мысли. Он… сам меня целует? Жаром обдаёт всё тело, а член с новой силой требует расстегнуть ширинку. Я стаскиваю с Норта куртку. Его холодные ладони скользят по моим бокам под футболкой. Сам прижимаю сильнее его руки к своему телу. Забирай моё тепло. Не разрывая поцелуя, опускаю руки на его ремень, расстёгиваю мгновенно, а на ширинке вдруг торможу. Стоп, какого хрена я творю?.. И тут он уже расстёгивает мои штаны, быстро, рывком чуть стаскивая вниз. Будто показывает, как просто это сделать. - Бля… - слышу собственный хрип, когда его пальцы обхватывают мой член. Тормоза отказывают сразу. Разворачиваю его спиной к себе, нагибаю вперёд. Мои руки на светлой коже ягодиц. У него шикарная задница. Мотаю башкой, на резкость навестись бы. Нужно… Гель заживляющий, точно. Не знаю, кто впервые додумался его использовать при дрочке, но с тех пор это назначение у него стало чуть ли не основным. Тянусь к рюкзаку и наощупь нахожу тюбик. Выжав гель на свои пальцы, провожу ими между его ягодиц, касаюсь отверстия. Плавно надавливаю… Внутри тепло и так… необычно гладко. Ёб твою, это хоть возможно? Палец удаётся протолкнуть лишь наполовину, и это уже кажется пределом. Даже слегка отрезвляет, но отступать я уже не собираюсь. Я продолжаю начатое, с напором, да, но осторожно. Вслушиваюсь в его рваное частое дыхание. Ласкаю его полувозбуждённый член. И вот мышцы расслабляются постепенно, впускают мои пальцы дальше… Терпения оказывается маловато. Головка медленно погружается внутрь, раздвигая гладкие стенки. Как же… тесно. Дыхание перехватывает. Невыносимо. Ещё толчок – ещё немного глубже. Он шипит сквозь зубы. Больно? Наверняка больно. Но он мог бы в любой момент извернуться и отшвырнуть меня. Уж он-то смог бы мне отпор дать, я знаю. Сильные мышцы стискивают член по кругу так, что не шевельнуться. Хватаю воздух ртом, веду ладонью по влажной от пота спине – его футболка задралась до лопаток. Предплечьями он опирается на обшарпанный дощатый пол. Взъерошенные пряди чёрных волос на затылке… Запускаю в них пальцы, перебираю, сжимаю. Моё безумие. Пара последних усилий, и член входит до основания. Чувствую напряжение его тела, чувствую собственный пульс. Оба накалены до предела. Сейчас он мой. Немного назад и снова до упора. Невозможно… слишком… После такого я и пулю словить согласен. Вновь размазываю гель по стволу и подаюсь вперёд. Сопротивления уже меньше, но туго всё равно. Мои толчки всё резче. Яйца со шлепком бьются о его ягодицы. Опускаю руку и касаюсь его члена. Чёрт, у него колом стоит. И это как новая доза кайфа. Скользкой от геля ладонью обхватываю его ствол. Вверх-вниз. Быстрее. Не попадаю в такт своих же толчков, но плевать. Он прогибается в спине, подаётся навстречу… Сердце даёт такую ударную волну, что в глазах на миг темнеет. В последний момент рванувшись назад, пачкаю спермой его бёдра. Безграничная лёгкость. И изнеможение. Кажется, ещё прижимаюсь грудью к его спине. Уже не контролирую движения своей руки, лишь по инерции довожу его до разрядки. Падаю на спину и кое-как подтягиваю штаны. Упираюсь взглядом в едва различимые в сумраке балки потолка. Я отключился? Даже не знаю, на сколько. Но лунный свет по-прежнему проникает в комнату. Последнее, что помню, - переполняющее чувство, будто крылья выросли. И наше шумное дыхание. Боковым зрением вижу, что он тоже лежит рядом, на спине. Моя ладонь в засохшей сперме. Его сперме. Шевельнув пальцами, прикрываю глаза. Что дальше? Буду притворяться спящим? И долго?.. Вот пиздец. Слышу, как он закуривает. Лежу как парализованный. Я перед боем такого мандража не испытываю, как сейчас. - И со многими из наших ты так развлекался? Решил, что это для меня в порядке вещей, да? Если бы… Тогда бы я хоть не терялся, как хер пойми кто. - Нет. Это… в первый раз. - Да ну?.. – он поворачивает голову ко мне, а я усиленно пытаюсь что-то высмотреть на потолке. Молчим пару минут. И тишину снова нарушает он: - Так ты поэтому тогда принял меня к себе? - Нет, не поэтому. Хотя, признаю, ты мне в какой-то мере интересен стал с самого начала. Но как человек. Это потом уже всё… началось. - А я-то думаю, почему в последнее время от твоего взгляда иногда как кипятком окатывает, - усмехается, но издёвки или злости в его интонации я не чувствую. – А чего молчал? - Стремался. - Меня? - Того, что пошлёшь. Далеко и навечно. Слушай, я… - отрываюсь от пола и сажусь, глядя перед собой, - не хотел, чтоб это именно так получилось. Ну, то есть, не собирался твоим состоянием воспользоваться, просто… - Хэй, командир, - перебивает он, и я оборачиваюсь, - завязывай. В полумраке трудно разглядеть его лицо в деталях, но замечаю, что он щуриться немного. Мог бы я пообещать, что больше не стану к нему лезть, если он так хочет? Смотрю на него и понимаю, что все мои обещания полетят к херам. - Задница дико болит, конечно, но, знаешь… я бы повторил. Что?.. - Серьёзно? - Серьёзно. А теперь давай спать уже, - он с тихим стоном переворачивается на бок, кладёт руку под голову. Я дотягиваюсь до наших курток. Накрываю его. Потом сам ложусь ближе к нему, накрываясь своей. Он улыбается с закрытыми глазами. И почти сразу отключается. А вот у меня уснуть не получается долго. Снова и снова прокручиваю в башке его слова. И мне так непривычно хорошо…

***

А потом было утро. Солнечные лучи. Совсем рядом оказалась небольшая речка. Вода была холодновата, но мыться можно. Смеялись и стебали друг друга. И как будто вовсе забывали о том, что вокруг война. Что, несмотря на близость уже к своим, надо быть поосторожнее. И ведь хранили же нас, придурков, высшие силы. Тогда хранили. Я прислоняюсь затылком к оконному стеклу. Пытаюсь удержать клочки этого тёплого ощущения, забившегося под рёбра. Почему-то тянусь рукой к груди. Цепочка на шее становится невыносимо тяжёлой. Будто на ней булыжник, а не две маленькие металлические пластины. Его жетон обжигает кожу.