последняя вечеринка для Нэнси Уилер.

У Нэнси рубашка в мелкую клетку, джинсы, в которых она чувствует себя немного неловко, долгие волосы, у неё здорово работающие мозги и непослушное сердце, сбивающееся с ритма в присутствии Робин. Нэнси не глупая и смотрит на подругу как на ребёнка, готового сунуть голову в пасть льва, не задумываясь о рисках и последствиях. Она и рада бы отговорить Робин от очередной глупости, но та не слушает и смотрит так, что глупое сердце стопорит мозг и толкает на уступки. Нэнси не может отказать в прихоти, не отказывает в просьбе, везёт подругу на вечеринку, теша себя надеждой, что получится отговорить Робин, но не выходит — мысли замерзают и инеем прирастают к черепу изнутри, а волосы на затылке становятся дыбом под набатом стучащего сердца при виде девушки без свитера. Не просто девушки — Робин, её лучшей подруги и… кого-то большего. Во рту пересыхает, но тут одна из мыслей оттаивает, и Нэнси, старательно держа лицо, спрашивает: — Это что, новый лифчик? Нет, конечно не новый, не может он быть надетым впервые, не на вечеринку к дуре Элисон! Однако часть Нэнси, та, что спасала их с Робин из передряг, не даёт усомниться в обратном, выметая иней мыслей из черепа аккурат к позвоночнику, чтобы они прокатились вниз и застряли в грудине, покалывая сердце и застревая в нём льдом. Она чувствует себя лишней в суматохе всеобщего веселья, и внутри становится ещё паршивее, когда нож соскальзывает с жестяной банки и проезжается по пальцу. Нэнси промывает рану и думает, что когда выйдет, возьмёт Робин под руку и уведёт домой под любым стоящим предлогом. Но Робин поднимается по ступенькам на второй этаж, мокрая и завёрнутая в полотенце, и сверкает безумным взглядом — она точно не с Нэнси говорит, а уже мысленно уединилась с Элисон. Это бьёт сильно, даже сильнее, чем попытка прогнать её домой. Нэнси покидает дом, но не идёт к машине, а занимает доску для прыжков в воду, она твёрдо держится намерения дождаться Робин, а холод внутри разрастается, расползается от груди к рукам и ногам, игнорируя голову и оставляя трезвый разум. Палец болит, и импровизированная повязка не спасает — кровь капает в бассейн. Нэнси поднимает руку и утопает в холоде, сковавшем внутренности, не замечая опасности. Она толком не успевает что-то понять, как оказывается в другом месте, отличном от дома родителей Элисон и реальности в целом, всё, что теперь её окружает, — тьма и мороз, настоящий, от которого не спасает куртка. Тишина обволакивает и проникает внутрь, но страшно то, что ощущения снаружи тела и внутри одинаковые, беспощадные и вместе с тем успокаивающие. Вечный сон Нэнси именно такой — холодный, тёмный и одинокий, где некого позвать на помощь и никто не придёт. Даже Робин Бакли.