Чёрный список

Сидя, скрестив ноги, на стуле в кухне, Челси смотрела, как её тост плавает в воздухе перед ней. Это было загадочно. Совершенно обычный тост, приготовленный необычно. Обычные фотографии превратились в говорящие портреты и движущиеся картинки. Кошки стали наполовину жмырами, а куски дерева, палки, были волшебными палочками, которыми она могла пользоваться. Это сделало двухнедельное наказание полностью оправданными. Их обязаности по дому не были ужасны — в основном чистка котлов и мытьё посуды — и это была столь малая компенсация за все замечательные вещи, о которых она узнавала. Из того, что она узнала из Истории Магии, она решила, что хотела бы оказаться в Когтевране. В конце концов, Челси была очарована всем, что связано с обучением, и хотела бы, чтобы её считали мудрой. Несмотря на то, что Малфой сказал, что когтевранцы были заносчивыми, Челси не стала бы такой. Она была слишком тихой, чтобы быть претенциозной. Даже если бы она хотела иногда не быть такой застенчивой. Адам в шутку сказал, что она оказалась бы в Пуффендуе, что она не восприняла как оскорбление, как сказал Малфой. Из того, что она прочитала, пуффендуйцы были добрыми и по-матерински заботливыми. И, возможно, Адам был прав — она была довольно терпелива, всегда справедлива и очень много работала. Она умела усердно работать. — Неплохо, — одобрительно произнёс женский голос. Её первой мыслью было, что это профессор Грейнджер, но когда она огляделась и никого не обнаружила, её брови нахмурились, и она напряглась. — Кто там? — нерешительно позвала она. Хогвартс: История Магии рассказывала о призраках, но Челси надеялась, что они остались только в Хогвартсе. Хотя, это действительно казалось немного глупым теперь, когда она задумалась об этом. — Здесь, — сказал чёткий голос. — В раме. На стене висела обычная картина с фруктами в вазе, но теперь это была не совсем обычная картина, потому что на ней была изображена молодая женщина. У нее были большие, живые глаза и ярко-розовые волосы, коротко подстриженные, как у пикси. На запястье у неё было несколько браслетов и обручальное кольцо. Это было немного забавно. Как бы ни работала эта магия, она делала её маленькой, как яблоко, и она прислонилась к миске, свободно скрестив руки на груди. — О… з-здравствуйте, — поздоровалась Челси, узнав в ней своего стража в спальне. Та, кто всегда засыпала. — Вы следите за нашими дверями. Та сонная… Миссис Люпин. Женщина рассмеялась. — Ну, да, думаю, это буду я. Впрочем, я даже не могу описать, как скучно быть портретом — делать нечего, кроме как спать. — Её глаза сверкнули. — Знаешь, ты неплохо справляешься с левитацией. — Спасибо, — поблагодарила Челси с легкой улыбкой. — Миссис Люпин. — Как глупо с моей стороны, — сказала женщина. — Я не представилась должным образом, не так ли? Моя мама всегда говорила, что у меня манеры Бандимуна. Ты можешь называть меня Тонкс. Мне так больше нравится — миссис Люпин заставляет меня казаться старой. А ты Челси или Иветт? — Челси, — тут же ответила девушка, немного пристыженная тем, что её приняли за Иветт. — Я так и думала, — сказала Тонкс, взяв старый раскрашенный банан и повиснув на его стебле, пытаясь безрезультатно дёрнуть его вниз. — Из того, что я слышала, Иветт та ещё негодница. Ты совсем не похожа на негодницу. — Эм… спасибо? — Не за что. Итак, Челси, мне просто было немного любопытно, — сказала Тонкс, сжимая банан посередине. — Твоя палочка. Как она к тебе относится? — Довольно хорошо, — призналась Челси с удовлетворенным кивком. — Лучше, чем у Адама и Иветт. Палочка Адама немного темпераментна, а палочка Иветт устраивает большие истерики, чем даже она… — Потрясённая словами, которые только что сорвались с её губ, Челси быстро замолчала и прикрыла рот. — Прости, это было грубо с моей так стороны сказать! Но Тонкс просто от души рассмеялась. — Милая, иногда можно быть грубой, ты же знаешь! Мерлин, ты даже более осторожна в своих словах, чем сама Гермиона. Челси сделала паузу. — Профессор Грейнджер? Тонкс нескромно фыркнула, но не злобно — только забавляясь. — Верно. Забыла, что теперь она «профессор». — Оставив свои попытки раскрыть банан, Тонкс села рядом с ним, скрестив ноги по-индийски и глядя с холста на ухмыляющуюся Челси. — Как она тебе? Она хорошая девочка, не так ли? Кивнув, она сказала: — Да, она действительно умная и очень добрая. Хотя её любимым профессором была профессор Лавгуд, которая настаивала на том, чтобы её звали Луна. Просто иногда она была такой забавной. — Она была любимицей моего мужа, — сказала Тонкс, кивнув. — Он был профессором в течение короткого времени. — Ваш муж тоже… портрет? — спросила Челси, решив, что это самый деликатный способ спросить, мёртв ли он. — Ну, нет, но он мёртв, — сказала Тонкс, и в её глазах впервые появилась печаль. — Я бы хотела, чтобы он был портретом. Склонив голову набок, Челси спросила: «Почему он не портрет?» — Ну, его родители умерли, а моя мама всё ещё слишком слаба, чтобы делать ещё какие-либо портреты. И у Ордена нет свободных средств, чтобы их сделать. Если они сделают один, им придётся сделать всем остальным, а для этого потребуется слишком много средств, — объяснила Тонкс. — Кто тогда сделал ваш? Тонкс сделала паузу, на мгновение нахмурив брови. — Знаешь… Я понятия не имею. Это была не моя мама. По словам папы, она сделала его портрет, а потом не выдержала и отправила его в Гриммо. Вообще-то он наверху, в библиотеке. Тебе следует навестить его — он тоже был маглорожденным! Чувствуя себя немного неловко и всё ещё неуверенная в этикете при разговоре с портретами, Челси прочистила горло. — Как ваш папа?.. — Как он умер? Челси кивнула. Тонкс вздохнула, прежде чем ответить: — Я думаю, что эту историю лучше оставить, пока ты немного подрастёшь. — Это было так ужасно? — Довольно ужасно, да, — мягко подтвердила Тонкс. — Но не беспокойся о нас. У нас сейчас не так много проблем, да? Быть мёртвым и всё такое. Жить — это самое трудное. — Она помолчала секунду, прежде чем продолжить: — Я надеюсь, что они скоро сделают портрет моего мужа. Я думаю, что он хотел бы встретиться с тобой — у вас, вероятно, было бы много общего. — Почему вы так говорите? — Ну, учитывая, что ты держишь в руках его палочку, я думаю, вы бы неплохо поладили. — Тонкс подмигнула и добавила: — Я оставлю тебя наедине с твоим одиночеством. Но всё же попробуй подышать свежим воздухом, ладно? Может быть, пойти и поиграть в квиддич с ребятами. — И с этими словами Тонкс вышла из рамы. С большим любопытством глядя на свою палочку, Челси обдумала сказанное Тонкс. Тонкс сказала, что её муж был учителем. Тогда Челси решила, что она обязана будет узнать об этом профессоре Люпине в надежде, что это ответит, почему его палочка, теперь её, будто бы всегда принадлежала ей.

~***~

— Я знаю это выражение на твоём лице, — сказал Адам с кривой усмешкой. Глаза Челси широко распахнулись. — Знаешь?.. — Она, будто бы проверяя, коснулась своей щеки. Кстати, какое у неё было выражение? — У тебя новое приключение. Моргая, Челси рассеянно теребила подол своего джемпера. — Ну… вроде того, я полагаю. — Блестяще, — с энтузиазмом сказал Адам. — Рассчитывай на меня. — Он прислонил свою метлу к дереву рядом с ними. Она оставила ему записку в его книгах, когда он практиковался в полётах со старшими мальчиками, с просьбой встретиться с ней у дерева, на которое он взбирался, когда она впервые подошла к нему. — Знаешь, — сказал Адам, подумав, — для кого-то столь застенчивого и маленького, я никогда бы не ожидал, что ты будешь такой веселой. — Это комплимент? — спросила Челси с искренним любопытством. — Конечно, да! — воскликнул Адам. — Это так волнующе! Я вижу, что мы будем долго дружить, Челси, если ты будешь продолжать в том же духе Шерлока Холмса. Что тебе нужно, чтобы я сделал? Глядя на свои ноги, Челси не смогла сдержать улыбку. Если она была Шерлоком Холмсом, это означало, что он был Ватсоном, и было приятно думать о таком партнёрстве. Она была в восторге от того, что ей вообще удалось завести друга. — Ну, я разговаривала с… эм… портретной дамой, — медленно произнесла Челси, пытаясь обозначить тему своего объяснения. — Её зовут Тонкс, ты знал об этом? Адам покачал головой. — Ты имеешь в виду даму, которая много спит? — Да, — подтвердила Челси. — Ну, она сказала, что моя палочка принадлежала её мужу, который тоже… умер. И, думаю, он был профессором, одним из преподавателей профессора Грейнджер в Хогвартсе. Я хочу… узнать о нём больше. — Почему? — поинтересовался Адам, слегка растерянно приподняв бровь. — Потому что я хочу понять, почему твоя палочка такая… капризная… а моя такая… воспитанная, — сказала Челси, наконец взглянув на Адама. Ей было некомфортно смотреть в глаза большую часть времени, но она доверяла Адаму и знала, что было бы невежливо, по крайней мере, не приложить усилий, чтобы посмотреть кому-то в глаза, когда ты с ним разговариваешь. Понимающе кивнув, Адам сказал: «Тогда каков план?» Челси пожала плечами. — Я знаю! — нетерпеливо сказал Адам. — Я поговорю с профессором Малфоем! Челси поколебалась, прежде чем спросить: — Разве он не был расстроен, что ты побеспокоил его в последний раз, когда пытался поговорить с ним? — Настойчивость, дорогая Челси, — ответил Адам, засовывая руки в карманы и глупо улыбаясь. — Ты недооцениваешь силу непоколебимой решимости и надоедливость двенадцатилетних мальчиков.

~***~

Драко оценивал работы, потому что, очевидно, это было тем, чем ты занимаешься, когда являешься учителем. Он начинал понимать, почему Снегг всё время был угрюмым. И почему все всегда получали низкие оценки и едкие замечания по эссе. Иветт была довольно умной, если вы называете умным повторение одного и того же предложения снова и снова в разных вариантах. Очередной повтор заставил Драко желать вновь и вновь биться головой о стол. Адам не был самым талантливым писателем, но у него был потенциал. По крайней мере, было ясно, что он в какой-то степени понимает эту концепцию и пытается. То, что его орфография в лучшем случае была плохой, а грамматика оставляла желать лучшего, не означало, что Драко собирался разрушить его надежды и мечты красными чернилами и отрицательной оценкой. Дайте Драко ещё несколько лет, чтобы он полностью измучился. Тогда он будет именно таким, если подобные работы станут повседневностью. Старшие дети, которых он знал, были умными, он ставил проходные баллы. Все дети помладше требуемой длины не осилили. Всем старшим ученикам, которых Драко знал лично и которые ему не нравились, приходилось переписывать работы исключительно потому, что он пользовался властью, и ему этого хотелось. Однако он не знал, что делать с эссе Челси. Ему придётся поговорить об этом с Гермионой. Он услышал, как его дверь очень громко скрипнула, открываясь. Драко поднял глаза, напрягшись, ожидая, что словесно разорвёт на части того, кто войдёт без стука. Однако дверь приоткрылась лишь на щелочку. Как раз достаточно для… Почему к нему через маленькое отверстие ящика плыла кружка горячего шоколада? Он сразу понял, что это горячий шоколад, почувствовал запах какао с той секунды, как оно появилось в комнате. Горячее какао было одной из его любимых вещей в Хогвартсе, главным образом потому, что дома у него его никогда не было. В поместье Малфоев он мог есть всё, что ему нравилось, — но ничего с высоким содержанием сахара. Его мать и отец не хотели иметь дело с гиперактивным маленьким мальчиком. Однако в его первый год, на его первом пиру, он был приглашён в чудесный фантастический мир десертов. Кружка плыла, пока не оказалась прямо перед его лицом. Он подозрительно уставился на неё, а затем посмотрел на дверь. Она не сдвинулась ни на дюйм дальше. — Если оно отравлено, ты пожалеешь об этом, — громко сказал Драко тому, кто, очевидно, был за дверью. Он обхватил руками горячую чашку, прежде чем она упала бы, разбилась и замочила его бумаги. Он заглянул в кружку и немного растаял. Внутри были взбитые сливки. И немного мяты. — Он не отравлено. — Ответил голос, звучавший обиженно. Дверь распахнулась, и вошёл Адам. — Луна сделала это для всех, чтобы отпраздновать первое полнолуние осени. — Лавгуд сделала это? — лукаво переспросил Драко. Значит, яд всё ещё нельзя исключать. — И разве ты не должен называть её профессором? — Она предпочитает, чтобы её звали Луна, — ответил Адам, подходя прямо к своему столу и улыбаясь. — Могу я называть вас Драко? — Только если ты хочешь, чтобы тебя превратили в шляпу магловским способом, — сказал Драко, отставляя кружку в сторону. — Уходи сейчас. — Но у меня вопрос, — заявил Адам. — Спроси Лавгуд или Долгопупса. Они могли бы быть немного более заинтересованы твоей жизнью. — Но я думаю, что вы знаете. — Почему? — Потому что это как-то связано с профессором Грейнджер? — Как ты относишься к тому, чтобы быть подходящей сумочкой? Адам изобразил самую драматичную гримасу, которую Драко когда-либо видел на лице любого человека. — Я не говорил, что она вам нравится или что-то в этом роде. — Я смертельно серьёзен, — прорычал Драко. — Вон. Отсюда. Сейчас. — Кто такой профессор Люпин? После долгого обдумывающего молчания Драко сказал: «Где ты слышал это имя?» — Его палочка теперь у Челси, верно? Внутри Драко тупо моргал, глядя на Адама, в то время как тщательно сохранял свою внешнюю невозмутимость. Откуда Адам всё это услышал? Откуда он взял эту информацию? Он не был уверен, что хочет, чтобы Адам говорил об этом с кем-то ещё. Одно слово о Люпине и Гермиона начинала плакать… Или же, по-видимому, это был нервный срыв… Возможно, Уизли преувеличивал. Может быть, этот человек был таким идиотом, что драматизировал истерику, которую устроила Гермиона, и говорил об этом как о «выходе из-под контроля». Но это имело смысл для Драко, когда он услышал, как Рон Уизли сказал это. Всё это имело смысл. Почему все были так осторожны с Гермионой, намекая, что она неуравновешенна, постоянно ходят вокруг неё на цыпочках. У неё был приступ, который закончился тем, что Гриммо почти сгорел дотла. Это было связано с Люпином. Драко чувствовал это нутром. И ему, чёрт возьми, было не всё равно. И это он презирал. — Он был профессором, — сказал Драко, — и он умер. Конец истории. — Должно быть нечто большее, — проныл Адам. — Нет, — просто ответил Драко. — Иногда нет никакой тайны, никакого заговора, никакого секрета. Иногда есть просто человек. И иногда этот человек умирает. Адам подтащил стул от одного из столов к столу Драко. Драко подавил стон. Почему бы этому мальчику не уйти? Он дважды уже ему это сказал. Он был очень наглым. Кровь Драко закипала. — Он погиб на войне? — настойчиво спросил Адам. Драко закатил глаза. — Да. — Значит, он не «просто умер». Он был убит. — Да, я полагаю, что это так. — Кем? — Откуда мне, чёрт возьми, знать? — спросил Драко, и в его голосе послышалось раздражение. Приподняв бровь, Адам спросил: «Ну, вы были там, не так ли?» — Это была очень большая битва, — сказал Драко сквозь стиснутые зубы. — Я не был везде и сразу. — Кто-то должен знать, как он умер. — Я подозреваю, что кто-то знает, — огрызнулся Драко, — но ты не будешь беспокоить других своих наставников по этому поводу, ты понимаешь? — Почему нет? — Потому что он был… другом для них. — О, — выдохнул Адам, его плечи слегка опустились. — Это должно быть ужасно. — Что должно быть ужасно, мистер Нолан? — Смерть друга. Драко решил, что на это нет никакого реально ответа. Он просто поднял перо, обмакнул его в чернила и сказал: — Это ужасно. Итак, это твоё последнее предупреждение. Уходи. И, к счастью, Адам это сделал. Отложив перо, Драко откинулся на спинку стула. Дети становились дерзкими и любопытными, что было опасным сочетанием. Регулярных уроков полётов и шахматных партий было недостаточно, чтобы отвлечь их от правды. Они были мишенями злого диктатора, и в конце концов они поймут это. Они уже понимали. Они знали, что есть хорошая и плохая сторона. Они не знали, почему плохая сторона была плохой, и это должно было свести их с ума. Иветт допрашивала взволнованного Лонгботтома о том, почему она услышала, как один из старших учеников назвал его героем войны. Они хотели знать, откуда взялись их палочки. Гермиона дала им неопределенный ответ, сказав, что они были подарены и были более полезны для них. Это была очень безобидная ложь, похожая на марлевую занавеску. Самая прозрачная и легко разрываемая. Драко потёр лоб. Слишком много всего произошло одночасье. Ему следовало остаться в Гриммо. Там было значительно меньше детей и больше времени для сна. Но Гермиона отчаянно нуждалась в помощи. Она заручилась поддержкой Виктора Крама, который учил их всему, что касалось квиддича, и регулярно брал на занятия физкультурой. Гермиона находила его полезным, Драко считал его досадной помехой. Ревность не имела к этому никакого отношения. Как и то, как Крам смотрел на Гермиону, или то, как он флиртовал с ней со своим раздражающим европейским акцентом. Ничего из этого. Мужчина едва мог произнести её сраное имя, Мерлина ради, почему это его так беспокоило? Драко встал со своего места и решил, что он собирается найти Виктора Крама. Если Гермиона собиралась смотреть на Крама с горящими глазами, то, возможно, она говорила с ним о более личных делах. Он смутно помнил, как Уизли — перед тем, как отправиться с Крамом на вербовку, — говорил что-то о переписке между Крамом и Гермионой. Когда Драко нашёл Крама, он был довольно потным от пробежек вокруг пруда с некоторыми из его нового мини-фан-клуба. В основном это были девочки, к ним присоединился Адам, и был ещё один мальчик постарше, которого Драко узнал еще со своих классов и инструктажей по полётам. Драко не тратил времени на то, чтобы узнать чьё-либо имя, часто просто повторяя «Эй! Ты!» или «Ты знаешь, что я с тобой разговариваю». Драко понятия не имел, где Гермиона, и был немного рад, что она не восхищалась им. Крам, только что закончив пробежку, проинструктировал своих коллег-бегунов на английском с сильным акцентом, чтобы они зашли внутрь и взяли что-нибудь попить. Они все кивнули и согласились, а затем поспешили в дом. Крам не спеша направился к дому, вытирая лоб и шею полотенцем. — Крам, — сказал Драко, выходя из своего маленького укромного уголка у дома. Пораженный, Крам резко остановился, но затем напрягся, чтобы увидеть, кто это был. — Малфой, да? Драко кивнул. — Обычно я не такой разговорчивый, но у меня есть к тебе несколько вопросов. Нахмурившись, его густые брови опустились вниз и отбросили тени на тёмные глаза, Виктор говорил медленно и обдуманно. — У меня нет для тебя ответов. Он продолжил свой путь к дому, повернувшись спиной к Малфою. Вздохнув и закатив глаза, Драко двинулся за ним. — Я вижу, что моя репутация опережает меня. — Репутация Пожирателя Смерти, да. — Неужели никто ещё не просветил тебя? — раздражённо сказал Драко. Он чувствовал, как раздуваются его ноздри, и попытался остановить это. Проявление враждебности ни к чему его не приведет. — Теперь я на стороне хороших. — Тот, кто так легко меняет стороны, может сделать это снова, — сухо ответил Виктор. — Я слишком много поставил на это, Крам, — тихо сказал Драко. — Мне можно доверять. Последовала пауза, прежде чем Виктор произнёс: — Гермивонна говорит то же самое. Челюсть Драко была напряжена, когда он ответил: — Видишь? Святая Гермиона ручается за меня. Разве это ни о чем не говорит? — Это говорит о том, что у нее слишком доброе сердце. — Бросив на него последний полный отвращения взгляд, Крам быстрее зашагал к двери имения, захлопнув её за собой. Усмехнувшись, Драко поклялся, что Крам усвоит урок: никто не поворачивается спиной к Малфою.