Дай лапу, друг!

К сумеркам добрались до поля. Позади встали русские танки, впереди раскинулось километров на десять поле, за ним затаились фашисты. Поначалу переругивались автоматными очередями, огрызались пулемётами. Послали разведчика, вернулся, докладывает: немцы сдаваться не собираются. Оно и понятно, ждут, ублюдки, когда русские машины на заминированное поле сунутся и подорвутся. Но не тут-то было, просто так не взять красную армию. Пустили работать минёров, да не одних, а с четвероногими напарниками. Дождались, пока совсем стемнеет, опустится беззвёздная ночь, и пустились рыть носом землю. Аркадий, несмотря на свои немаленькие габариты, ловко полз по-пластунски за Мышом. Да, вот такая кличка была у этого пса неопределённой породы, «дворянина», как ласково называл его Аркадий. Три года назад, в прошлой жизни «до войны» пятнадцатилетний Аркаша устроил себе сбычу мечт — принёс домой трёхмесячного щенка. Давно хотел завести собаку, родители не разрешали, мол, поиграешь и выбросишь, и дома будет настоящий кавардак. А Аркаша взял да и принёс Мыша домой. Родители ругались страшно, но мальчик проявил чудеса твёрдого характера, дал обещание достойно воспитать щенка и уже через год Мыш был идеальной собакой. На выставки, конечно, ездить с ним не было никакой возможности, зато на конкурсах дрессировки он получал призовые места. И, разумеется, когда грянула война, Аркаша сбежал на фронт вместе с другом. Долго думали, куда их отправить — мальчик наотрез отказался служить без собаки. И рады бы разделить, но пёс подчинялся только хозяину, а на других, даже опытных проводников, не реагировал. А пёс-то умный, смелый, такие на войне и нужны. Не отказываться же от такого. Делать нечего, отправили в минёры. И там оба проявили себя блестяще, Мыш всё схватывал на лету и к концу третьего военного года на счету Аркадия и его дворянина были сотни обезвреженных мин. Сегодня должны были открыть счёт юбилейной, тысячной миной; Аркадий считал их все, это сильно помогало. Вот такие простые радости были на фронте, считать, сколько вражеских мин не взорвалось, не убило тебя и твоих солдат; ещё радость — в редкие минуты отдыха трепать Мыша по медной шкуре, хлопать по плечам, затевая возню; ещё одна, больше, слаще вместе взятых: смотреть на Лёшку Тарасова, заряжающего «тридцатьчетвёрки». С ним познакомились ещё на распределительном пункте, Мыш потянулся к нему, облизал руки. — Чует хороших людей, — очень галантно сказал Аркаша. Уж больно этот бритый почти под ноль парень с залихвацким оскалом и острым серым взглядом, понравился ему. — Нет, — сверкнул он серым взглядом, глядя на Аркашу снизу вверх, но с явным превосходством. — Бутерброд. Хочешь? У меня ещё есть. Протянул ему угощение и, заодно, ладонь. — Алекс. Эта дурацкая кличка Аркадию не понравилась, но впечатления ничуть не испортила. — Аркадий, — представился он, и, указав на стоящего возле его ноги пса, добавил: — А это Мыш. — Девочка? — уточнил Алекс. — Мальчик, — возразил Аркадий. — Без мягкого знака на конце. Вообще-то, у него кличка Малыш, но я подумал… Покороче должно лучше звучать. — Да, так удобнее, — согласился Алекс. — Ну, удачи вам. Может, ещё увидимся. И Аркадий, естественно, свято в это верил. Он даже представить не мог, что может потерять такого хорошего знакомого, не осознавал, куда направляется. Тогда война виделась Аркаше, как геройство, как подвиг. Он ещё не знал, что окажется в аду, что смерть будет стоять за его плечом, играть с ним. Смотри: слева от тебя убью, и справа убью, а тебя… Не трону. Или всё-таки..? Нет, пожалуй. Живи. Пока что. И вот всё, что у него было, чтобы не сойти с ума: счёт обезвреженных мин, возня с Мышом и Лёша, который сейчас сидел в танке, позади, и готовился пойти на врага. — Ищи, ищи! — командовал Аркадий с особой тщательностью, как и всегда. Мыш шумно втягивал носом воздух, как и десяток других собак-минёров, они со своими проводниками растянулись цепочкой, метрах в двух друг от друга, чтобы не пропустить ни один клочок земли. Мыш вдруг остановился, ткнулся носом в землю, она всё ещё хранила в себе тепло июльского дня. Аркадий похвалил пса, тот отодвинулся. Юноша с осторожностью хирурга запустил руки в тело израненной земли. До этого проделывал подобное сотни раз, но не смел торопиться, не зря говорят — «минёр ошибается один раз в жизни». Нащупал прохладный металл, аккуратно вынул мину из-под земли. Мыш внимательно наблюдал за хозяином, ждал команды. Аркадий споро обезвредил механизм, только хотел снова отправить Мыша искать, как вдруг оглушительно бахнуло с левой стороны. Не было времени даже на то, чтобы отступить, немцы тут же проснулись, воздух затрещал. Аркадий, прижав Мыша к земле, распластался под перекрёстным огнём. Было страшно, что пойдут танки, но мелькнула надежда: там же Лёша, он не позволит, не даст задавить, ни его, ни Мыша! Тот поскуливал от страха, хоть и не раз вот так пластался по самой земле, когда небо раскалывалось над головой. И Аркадий тоже чувствовал на щеках влажные дорожки. «Юбилейная мина, рядом Мыш, позади Лёша, как сейчас погибнуть, как?!». В последний раз прогрохотало и всё затихло, но звон в ушах Аркадия стоял до сих пор. Не смея поднять головы, он изо всех сил прислушался, пытаясь сквозь звон различить другие звуки. Напрасно. Но вот где-то послышалось кряхтение, невнятные ругательства, потом хриплый голос скомандовал «ищи!». Аркадий дал команду Мышу, они вновь поползли вперёд. …К середине ночи, после жестокого, но короткого боя, удалось смять фашистский отряд. Заняли бывшие вражеские окопы, принялись считать убитых и раненых. В перестрелке пострадали не сильно, убитыми числился один — Степан Ушаков, подорвавшийся на мине, которая и разбудила немцев, заставила открыть огонь. Мина разорвалась прямо у него в руках, заодно пришибив и Шума, который её обнаружил. О собаке тоже вздыхали, всё-таки она незаменима, а на обучение новых псов искусству обнаружения мин уходит драгоценное время. Однако инцидент быстро забылся, война есть война. Аркадий получил свою пайку, сошедшую за ранний завтрак, Мыш схватил в пасть кусок, причитающийся ему, и они отошли дальше, в глубь траншеи, пытаясь отыскать Алексея. В окопах его не было, Аркадий влез на бруствер, пошёл к танкам и обнаружил друга в кругу его команды. Остановился в нерешительности, потом и вовсе сел прямо на землю и принялся за еду. Мыш растянулся тут же, уничтожая свой паёк. Алекс подошёл сам, уселся рядом, потрепал Мыша по голове и взглянул Аркадию в глаза, для этого даже не пришлось задирать голову, они ведь теперь находились на одном уровне. — Сейчас бы на речку, да искупаться, — мечтательно скзал Аркадий. — А то скоро олень в воду нассыт, холодно будет, — криво ухмыльнулся Алекс, отставляя быстро опустевшую миску. Они всегда говорили о чём-то, совершенно войны не касающемся, как будто они обыкновенные парни восемнадцати и двадцати лет. «Интересно, мы бы встретились в обычной жизни?», — подумал Аркадий, смотря на Лёшу, который весь зарос своими кудряшками и теперь выглядел, как запущенный эрдельтерьер. -…тебя тоже искупаем, жоповёрт, — приговаривал Лёша, с весёлой злостью начёсывая живот развалившемуся возле него Мышу. Аркадий фыркнул. — У него сегодня юбилей, — сказал он. — И у меня тоже. Тысячную мину нашли. Лёша в миг посерьёзнел, а потом мгновенно наклонился и звонко поцеловал Мыша в нос. После, обернувшись и убедившись, что все слишком заняты едой и разговорами, потянулся вперёд и отчаянно, голодно прижался губами ко рту Аркадия, прикусывая за губу и тут же зализывая вмятины от зубов. — Поздравляю, — прошептал он, отстраняясь, и снова, как ни в чём не бывало, продолжая наглаживать Мыша. Покрасневшие щёки Мише не помог скрыть даже слой пыли и грязи.